***
Рекс никогда не считал себя дураком. И был явно умнее некоторых людей, которые позволяли себе прикрывать благими намерениями самую мерзкую ложь. Шепарда он тоже не считал умалишенным. Может, немного более мягким, чем положено бы быть. Ну и слишком романтично настроенным болваном. Но не идиотом. И поступил Шепард умно. Заручился поддержкой сразу двух враждебно настроенных лагерей. Рексу даже напрягать ум не пришлось, чтобы догадаться о жестоком обмане прославленного командера. Саларианские техники мелькали в новостях слишком часто, а фоном для интервью и просто обзоров являлась самое что ни на есть человеческое оборудование. И сами люди. И теплые контакты, и одобрение Советника и дилатрессы – все это было столь слащаво, что Рекса зверски тянуло блевать. С какой стати саларианцам нежничать с теми, кто сорвал их грандиозный план умертвления расы? Это был первый звонок. Второй – он получил данные о том, что еще не отложенные яйца кроганов, зачатые после «лечения», были скоплением мертвых клеток. И не более. Показатели иммунитета тоже оставались предельно низкими. Шансы зачать были малы как и прежде. Мордин говорил, что для распространения лекарства будет достаточно несколько дней. И все. Можно начинать заполнять те многовековые потомственные пробелы. А еще гибель Евы заставляла звереть от мысли, что и к этому причастны люди. «Цербер» или Объединенное Человечество – для крогана было все одно. От этого вида были сплошные проблемы. А еще… Он не думал, что столь лживая раса вообще способна существовать. И вообще имеет на это право. Он вел истребитель нервно, забывая прокладывать курс и то и дело просто наблюдал за тем одинаковым скоплением звезд, который разворачивался перед ним. Часы собираний мыслей в кучу, снова неумелые, едва ли не неуклюжие удары по виртуальным клавишам. Даже желание остаться в таком положении: один посреди бесконечности и тишины. Но, в конечном счете, желание выбить из Шепарда правду и внутренности, заставляли пальцы работать, а глаза следить за показателями корабля на мониторах. Даже по прилету на Цитадель, возникли трудности с посадкой. Почти все доки были или забиты, или трудно было вклиниться в очереди покидающих столицу транспортеров. Поднималось настроение только от того, что он всячески угрожал бедному, непрерывно извиняющемуся перед ним диспетчеру. Рекс даже хохотнул, представляя, как после смены мальчишка понесется сушить подштанники, прикрывая мокрый зад планшетом. Когда же проблема посадки осталась позади, а глаза привыкли к обилию сбивающих концентрацию мониторов, развешенных над каждым мусорником, Рекс вызвал транспорт и приказал доставить его к крейсеру советского лидера. Он знал, что человечек, называющий себя какими-то совсем не авторитетными словами «генеральный секретарь», не любил Шепарда. Считал обузой. Поэтому, сначала тюрьма, потом несколько бессмысленных заданий, потом разрешение отправиться к песчаному червю на усы, лишь бы держать подальше от себя. Так с символами войны не поступают. И, к удивлению Рекса, разрешение на прием было получено моментально. Это не так радовало, как настораживало крогана. В кабинете, прежде чем скользнуть взглядом по ничем не примечательной фигуре «вожачка», Рекс почувствовал знакомый запах. Который раньше, в общем-то, не раздражал, а сейчас буквально разрывал легкие и заставлял адреналин бить по вискам. Перед ним, в окружении вооруженных солдат, стоял закованный в наручники Шепард. Только… Посвежевший и помолодевший. Словно, не имевший того опыта кровавых битв и немыслимых потерь. Точно, лишился истории. А когда Рекс встретился с ним взглядом, он сразу понял, что стоящее перед ним существо – и близко не Шепард. И запах от него не такой, как от коммандера. Свежий, что ли. Как ребенок. - Увести и держать под надзором. В другую камеру не переводить, - отрезал генсек, взглянув на стоящего возле непонятной капсулы соплеменника. Рекс почувствовал приглушенный запах еще чего-то. Хотя, не запах. Вонь. Он перевел взгляд на капсулу, стекла которой были затемнены. Там явно что-то неживое. И очень давно. Фильтры, довольно громко работающие, постоянно выпускали этот премерзостный душок. - От этой войны становишься параноиком. Хочется сохранить большую часть того, что даровано нам предками. Это – последний символ, - генсек устало снял очки и потер глаза. – Не сказал бы, что нахождение с покойным телом мечта всей моей жизни. Но страшно оставлять его даже в соседнем отсеке. Вам знакомо это чувство? Рекс помотал головой. Он не раз спал на местах буйных боев с другими племенами, закусывал соплеменниками, при этом больше переживая не за морально-этический аспект, а за возможное несварение. Но держать рядом прогнившую смесь белка, которая когда-то мыслила, он даже не помышлял. Вот не приходило в голову. Он и человеческих чувств касательно методов захоронений не понимал. Сделать место, куда можно будет приходить, чтобы лишний раз разрыдаться. И украшать это место цветами. Это казалось крогану таким тяжелым извращением, что легче было простить турианцев и всех их, в знак мира, перецеловать, чем постичь эту глубину человеческой идиотии. - Нет, - коротко ответил Рекс. – А что это… за существо так похожее на Шепарда? - Клон, - просто ответил генсек. – Какая-то генетически похожая на Шепарда игрушка. Хотя, более эмоциональная, чем прототип. И еще более бесполезная, - генсек почувствовал желание упасть и уснуть. Несколько бессонных суток, полная потеря энергии от стимулятора, побочным действием которого была с ног сбивающая слабость по окончанию действия. И еще бешенная изжога от кофе, который он поглощал литрами, не отрываясь от постоянно обновляемых планов, досье и новостных сводок. – А, между тем, я вас ждал. Один мой странный, но довольно интересный новый знакомый сказал, что вожак кроганов примчится ко мне, если он умен. Или будет дожидаться Шепарда, если немного глупее. - Одно не мешает другому, - от слова «Цербер» в глазах у крогана заиграла раздражающая рябь, а приступ агрессии, подавляемый годами, вот-вот мог бесконтрольно обрушить всю свою сдерживаемую года мощь на беззащитного, как казалось Рексу, человечка. - Если вас не затруднит, встаньте точно в центр комнаты. Банальная осторожность, - генсек улыбнулся, глядя на послушного крогана и активировал барьер. – Теперь, к делу. Если хотите справедливой мести, то в данный момент, ничем не могу помочь. Шепард нужен живым и не потресканным. Даже несмотря на то, что большинство его решений я не одобряю. Мы недавно потеряли одного СПЕКТРа. Смерть еще одного – будет катастрофой в отношениях с Советом, от которого мы еще не получили должной выгоды. - Не поддерживали решения… Разумеется, что вы можете сказать еще, глядя в глаза обманутого крогана, - ухмыльнулся Рекс, демонстрируя ряд острых зубов. – И Шепард бы говорил мне тоже самое, находясь его шея в моей лапе. - Моя шея далеко от вас. Важно другое. Шепард… Имел право принять любое решение и Совет, который сам установил права для него, вынужден был бы смириться. Относительно генофага у меня не было активной позиции. Признаю. Меня в тот момент заботил другой вопрос. Но сейчас он разрешен и я могу позволить себе обсудить… Проблему. - Мне не нужна демагогия, - замотал головой кроган. – Мне нужно лекарство и… голова Шепарда. - Я… У меня нет лекарства, как вы понимаете, - принялся ходить вокруг голубоватого поля Генсек. – Даже наработок нет, но… Я знаю, как можно извлечь выгоду из нашего возможного договора. Шорбан, саларианец, работавший в лаборатории Мордина, имеет часть скопированных данных из их Исследовательского центра. «Цербер», изучающий генетику на поразительно мерзких опытах, тоже может иметь сведения о лекарстве. Хотя я этого не утверждаю. Однако их оборудование куда более передовое, чем даже у некоторых рас Совета… - Вам нужно принести «Цербер» на блюдечке, а в ответ услышать, что еще не время для лечения, а самое время чистить атмосферу Земли после войны, ни так ли? – прохрипел Рекс. – Это не дает гарантий. - А в качестве гарантии – после возвращения со своей миссии, Шепард будет отправлен вам. И если вдруг… То мы не будем иметь претензий. По крайней мере, серьезных, - Генсек улыбнулся задумавшемуся крогану. - Шепард не значит для вас ничего, поэтому вы делаете его… как говориться у вас… разменной монетой. Это слабая гарантия. - Взамен я лишь прошу оказать поддержку в возможных боях с «Цербером». Не факт, что они перерастут на наземные сражения, но исключать такую вероятность нельзя. После начала эвакуации с Цитадели, нам нужно будет отвлечь Жнецов более существенным, чем активность ретрансляторов в некоторых системах. Бой – это лучшее, что на ум приходит. Разберемся с «Цербером» и, если план Шепарда не такой глупый, как тот, кто его придумал, Жнецы недолго будут любоваться битвой, а последуют за сигналом… Дальше не буду говорить. Все это пока вилами по воде. Ну, то есть, не ясно до конца. - Как только Шепард будет у меня, вы получите положительный ответ, - отозвался кроган, с удовольствием наблюдая, как Генсек деактивирует барьер и протягивает руку.***
Мир не хотел становиться идеальным. И даже близко не пытался соответствовать представлениям Петровского о правильном. Может, потому что усилия отдельно взятой единицы по улучшению мировых условий всегда лишь растворяются в бесконечности. А может, не такие они уж правильные. Генерал уже несколько месяцев следовал планам Призрака, но все выходило глупым и нелогичным. Взрыв старой бомбы на Тучанке, разворачивание лабораторий на непригодных к жизни планетах, биологическое оружие, перенятое у Жнецов… Потери среди персонала были почти катастрофическими и полезного в исследованиях было ничтожно мало. Слишком поздно он принял решение искать не способы заражения, а именно излечения, но все безрезультатною. Было ощущение пустоты. Все, сделанное «Цербером» было таким нелепым, что в другое время стало бы смешно. Голографии истерзанных колоний и цифра жертв, меняющаяся на висящем перед глазами экраном, была чудовищной. И ничего не менялось. Активированная модель древнего оружия, окончательно расшифрованное Лиарой, тоже не вызывала доверия. Сложно было подсчитать мощь орудий, скорострельность, время на перезарядку… А еще оставалась гигантская вероятность, что орудие просто взорвется, унеся с собой целую систему в небытие. Петровский переключил монитор на камеру, в которой держали Лиару. Девушка, обычно спокойная и немногословная, постепенно сходила с ума. Вероятно, от тех знаний, которые получала в процессе дешифровки. Когда она еще была в состоянии, приближенном к нормальному, она часто говорила, что кроме схем, в голове возникают картинки из прошлого протеан. Уже во времена войны со Жнецами. Прогнать через себя такое… Наверное, любой бы свихнулся. Лиара спала в странной, совершенно неестественной позе. Тело ее то и дело выворачивалось дугой, как во время эпилептического припадка. Она могла сутки сидеть в одной позе, лишь изредка покачиваясь. Или пыталась разнести камеру биотикой, хотя крушить уже было нечего. А еще азари замерзала. Петровский не мог помочь и ей. Ему не раз становилось страшно, когда девица, будто сбросив оцепенение, подходила к камере и долго вглядывалась в нее. На мониторе было видно лишь два темных глаза-блюдца, но от взгляда мурашки пробегали. Он сделал все неправильно. Исправить хоть что-то было невозможно. Ожидание атаки, а он чувствовал, что она произойдет, нервировало. Он не был трусом и не боялся смерти. Страшнее было смотреть в глаза своих коллег, которые никогда не простят ему ухода из Союза. Хотя, кое-что еще можно было поправить. В конце концов, может ему и не суждено увидеть мир идеальным и, уж точно, сделать. Но, можно помочь тем, кто к этому и не стремится. А просто меняет, не стараясь. Ошибок было слишком много, времени оставалось… Нисколько. Он знал, что сведения дойдут только до Генсека. Вряд ли бы техники Союза стали бы менять столь сложный канал из-за опасности, что отдельно взятый предатель отправит оскорбительное письмо новому главе. Дисков с данными было несколько. Разработки «Цербера» он тоже решил открыть миру. И почувствовать, что предал все, над чем работал всю жизнь. Сначала Союз, потом Призрака… Но мир не был идеальным. И Петровский таковым быть не обязан. Да и не к чему. - Не беспокоить, - коротко попросил он секретаря, в обязанности которого входило проверять не подох ли новый владелец кабинета. Призрак был параноиком. И то ли кресло его оказалось заразным, то ли сам статус. Петровскому уже не хотелось об этом думать. Удовлетворенно взглянув на отчет о том, что данные пришли по нужному адресу, генерал потянулся к пистолету. Жизнь оказалась не такой, какой бы ему хотелось. И поменять он не смог. Не было смысла влачить существование и дальше. Колесников когда-то рассказал ему, что побывал в церкви, но так и не понял, где Бог. Петровский даже не задумывался об этом. Тот мир, который ему откроется, не имеет права быть хуже. Это было бы верхом несправедливости! «Карпов» вошел в ладонь легко. Застучавшая в висках кровь мешала подумать о чем-то хорошем на последок. Прощальной мысли не было. Самооправдание не облегчало мук совести. И никаких картинок, проносящихся в мозгу. Значит, пора. На свежую голову. И пусть этот мир делает идеальным кто-то еще. Петровский не сумел. «Неправильно пытался» - пронеслась в голове последняя мысль прежде чем безжизненное тело рухнуло на пол.