Питер умер на следующее утро. Коби и Тревор похоронили рейнджера где-то за Руинами. С того дня Джекоби заперся в себе. Он не покидал больше свой вертолёт, практически ни с кем не разговаривал. От озорства и весёлости рейнджера не осталось и следа. Целыми днями он сидел в кабине или отправлял вертолёт в небо, улетая куда-то в поля. Надолго он всё же дымников не покидал, потому что Треву часто требовалась его помощь.
Тревору пришла в голову необычная идея. Теперь вы решили обосноваться… прямо в Руинах, а точнее за ними. Мысль устроить Дым прямо под носом у чрезвычайников понравилась своей дерзостью и оригинальностью большинству беженцев. Вряд ли агенты Комиссии ожидают, что вместо того, чтобы вновь пуститься в бега, мятежникам придёт в голову остаться под боком у города. Это был риск, но в свете последних событий риск стал привычным делом для жителей Дыма. К тому же, теперь набирать новых подростков станет гораздо удобнее.
Теперь Трев буквально разрывался между складом, Новым Дымом, вертолётом и даже городом. Он находил время для всего и всех. Но не для тебя. С той ночи дымник перестал замечать тебя. Теперь ты уже мечтала увидеть хотя бы ту боль и разочарование в его глазах, потому что теперь при взгляде на тебя в них не отражалось ничего. Он равнодушно скользил по тебе взглядом, проходил мимо, не удостаивая приветствия. И это было больнее всего. Тебе было бы проще, если бы он кричал на тебя, ненавидел, даже выгнал бы из посёлка. Но это молчание, пустоту в глазах любимого ты выносить не могла. Ты снова стала избегать встреч с Тревором, хотя теперь это было значительно проще.
А он снова начал проводить время с Оливией. Она не принимала участия в строительстве и обустройстве нового лагеря из-за своей раны. Девушка лежала на куче матрасов в тени полуразрушенного здания, где её навещали остальные дымники. Главным образом, Тревор. Как и во время твоей болезни, он носил раненой еду, питье, заходил перед сном. Редкие свободные минуты дымник проводил, беседуя о всяких мелочах с Лив. Тебе казалось, что Трев делает это тебе назло, хотя со стороны это выглядело как забота о раненом друге. Никого из дымников это не удивляло, Тревор всегда опекал их, как членов своей семьи. Но ты, замечая счастливый взгляд Оливии, не могла отделаться от ощущения, что Трев уделяет ей гораздо больше внимания, чем просто раненому дымнику.
«А чего ты ожидала?» — едко напомнила внутренний голос. — «Ты разрушила его дом, считай, его жизнь. Его лучшего друга убили из-за тебя. Погибли и другие дымники. Теперь спасшиеся постоянно находятся под угрозой. Джи и Хэлли стали глупыми красотульками. И всё это из-за тебя. Неудивительно, что он не хочет тебя видеть». И всё же тебе было обидно. Обидно за то, что он даже не выслушал. Обидно за это равнодушие. Обидно за Оливию, в конце концов. Ведь ты не предавала Дым. Ты виновата в том, что он был разрушен, но ты не сделала ничего, за что должно быть стыдно. И наказание теперь казалось тебе непомерным.
Сон и явь поменялись местами. Теперь реальность стала кошмаром наяву. Дни ты проводила во внутренних истязаниях, борясь со злостью, слезами и обидой. Не раз ты убегала из лагеря, но бежать было просто некуда. В город ты вернуться не могла, за пределами Руин не было ничего. Несколько раз ты думала уйти в поля и умереть там от голода или жары, но тут же понимала, что это всего лишь глупый каприз. Дымники стали бы тебя искать, несмотря ни на что, а им сейчас итак забот хватает. А ещё идти было не к кому. Многие беженцы, по примеру Тревора, не обращали на тебя внимание, другие смотрели на тебя с презрением и ненавистью, словно сдерживая желание плюнуть в твою сторону. Лишь один раз к тебе подошла смешная рыжая девочка, которой на вид было лет двенадцать, не больше, хотя ты сильно сомневалась, что это действительно так, и заговорила с тобой:
— Мы все хотим знать, почему? — серьёзно посмотрела на тебя девчушка. — Почему ты это сделала? И зачем тогда нас спасала?
— Я не предавала вас, - ты, словно за соломинку, схватилась за попытку оправдаться. - Я пришла в Дым предательницей, но потом я всех вас полюбила. И я вызвала чрезвычайников не специально. Я выбросила маячок в огонь, не осознавая последствий своего поступка.
— Понятно, — с непроницаемым выражением лица кивнула дымница и удалилась к друзьям. Напрасно ты надеялась, что после этих объяснений что-то изменится. Дымники по-прежнему предпочитали избегать твоего общества. Гневных взглядов стало меньше, только и всего. В лагере, наполненном людьми, ты чувствовала себя одинокой. Может, поэтому тебе часто снился Адам. Нет, не было никакой жути вроде: «Ты убила меня». Дымник был таким, каким ты его запомнила в лучшие дни. С открытой улыбкой, неизменно растрёпанными чёрными волосами и ясным взглядом голубых глаз. С гитарой в руках, немного смущённый, как когда ты хвалила его пение. Если он пел во сне, то это всегда была Never Too Late. А чаще он просто смотрел на тебя, улыбаясь, или обнимал тебя, произнося каждый раз одну и ту же фразу: «Дай ему время». Просыпаясь, ты не раз думала и над песней и над словами друга. Несомненно, он говорил о Треворе. Какие злые шутки играет с тобой сознание. Мало того, что каждый раз, проснувшись, ты вспоминала, что больше никогда не увидишь этой улыбки друга, да ещё он зачем-то пытался обнадёжить и успокоить тебя, как сделал бы в жизни. Если простил бы. Но тебе почему-то казалось, что Адам не стал бы держать на тебя зла. Да только этого дымника больше не было, и тебе никогда было не узнать, правдивы ли твои догадки.
Однажды тебя попытался утешить другой человек. Это была Хэлли. Несмотря на твой выпад в её сторону, красотка не обижалась на тебя. Может, забыла? Или красотки не умеют долго обижаться? Так или иначе, но она подошла к тебе и сказала:
— Не обращай внимания на всех. Они пообижаются и перестанут. Не понимаю их. Что ты такого сделала? Ты же всегда хотела как лучше, теперь я понимаю. И сделала лучше. Я ни капельки не зла на тебя за то, что со мной произошло.
Сразу несколько чувств всколыхнулись в твоей душе. Злость, благодарность и, сильнее всех, — горечь.
— Спасибо, Хэлли, — ты даже не повернулась к подруге, не желая видеть выражение её больших глаз, — но ты не понимаешь, о чём говоришь. Во-первых, я не сдала Дым. Это получилось случайно, а сначала, когда я прилетела, я хотела сделать лучше для себя. Во-вторых, ты говоришь так только потому, что ты красотка. Если бы ты осталась собой, ты бы возненавидела меня сильнее других. Ты никогда бы мне этого не простила.
— Что плохого в том, что я повзрослела и не предаюсь детским обидам? — надула губки красавица. — Ты так говоришь, будто я не отдаю себе отчёт в том, что говорю.
— Так и есть, — устало ответила ты. — Это говоришь не ты.
Ты не стала слушать возражения красотки и покинула её общество. С тех пор она больше не подходила, да ты и сама избегала встреч. Честно говоря, ты до сих пор не до конца простила её за тот капризный выпад в ночь побега.
Ты общалась только с одним человеком. Общалась через силу и вынужденно, но всё же заставляла себя делать это. Каждый день ты, набравшись решимости, шла к Джерарду. Он сильно изменился. Если бы ты не знала, что это он, ты никогда бы не узнала друга. Джи почти не принимал участия в деятельности дымников. Он с любопытством оглядывал новый лагерь, знакомился с его обитателями, но никогда не пытался помочь. Красавчик предпочитал проводить время с Хэлли, которая как никто другой теперь его понимала, или оставаться наедине с собой, сидеть на холме и с тоской смотреть на далёкий Нью-Красотаун. Он пользовался невероятной популярностью среди дымниц, сражённых его красотой наповал, но он лишь вежливо улыбался им, слушал их комплименты и уходил. Тебе казалось, что он брезговал. Но от твоего общества он всё же не отказывался, хотя ваши разговоры нельзя было назвать приятными. Ты заставляла парня летать на скайборде, слушать твои рассказы о прошлой жизни в Дыме, даже немного работать вместе. Но всё это не вызывало у Джи энтузиазма. Тогда ты стала составлять ему компанию в его уединении на холме.
— Ты хочешь туда, да? — однажды спросила ты у него.
— Да, — с грустью подтвердил парень, — конечно, вы мои друзья и всё такое. Но всё-таки настоящая жизнь – там. Мне здесь не место. И Хэлли считает так же.
— Но раньше-то ведь тебя туда не тянуло, — доказывала ты, — и ты ведь там не был, так кто сказал, что жизнь там лучше?
— Ну, а в чём смысл жизни? — вдруг перешёл на философию красавчик. — Какой смысл сидеть здесь, вечно убегать и прятаться? Не проще ли сдаться и присоединиться к людям? Что плохого в том, чтобы наслаждаться жизнью, как они?
— Джи, — с грустью положила руку на его плечо ты, — ты был счастлив и в Дыме, помнишь? Тебе никогда не нужны были городские развлечения, чтобы наслаждаться жизнью.
— Не помню, — с неожиданной печалью отозвался парень. — В том-то и дело, что не помню. А хотел бы вспомнить. Всё как в тумане. Помню вот, что я так же, как и сейчас, сидел на холме, но тогда рядом не было города, и я ни на что не смотрел. Я сам что-то делал. И был счастлив.
— Делал, делал, что же ты делал, — напряглась ты. — Послушай, может, ты рисовал?
— Рисовал? — поднял голову Джерард, — не знаю… Может.
На следующий день с утра пораньше ты пулей метнулась к вертолёту, улетающему на склад. Пассажиры вертолёта уже убрали лестницу, когда ты что есть силы заорала:
— Стойте! Эй! Пожалуйста! Мне нужно в старый лагерь!
В дверях показалось безучастное лицо Джекоби.
— Залезай, — сказал он, спустив лестницу.
В салоне было неуютно из-за того, что там находился он. Тревор. Он сделал вид, что не заметил твоего появления и отвернулся к стеклу. Ты была готова к этому, поэтому подошла к Коби, сидящему в кресле пилота.
— Как ты? — тихо спросила ты у рейнджера.
— Дерьмово, — ответил Джекоби, — а ты? Слышал, это из-за тебя тут вся каша.
— Так же, — вздохнула ты и тут же удивилась. — Погоди. Так ты не злишься на меня, как все остальные? По идее, в смерти Питера тоже виновата я.
При упоминании имени напарника Коби дёрнулся, как от удара, но всё же продолжил разговор:
— Насколько я понимаю, это было не специально, так? Ну вот и всё. Если я найду виноватых, Питер всё равно не вернётся.
Ты готова была расцеловать его за эти слова. Хотя бы один человек, который не сваливает все проблемы на тебя. Тебе очень захотелось хоть как-то утешить его, и ты прошептала:
— Мой лучший друг тоже погиб. И я чувствую себя всё-таки виноватой в его смерти.
— Ты об Адаме? — вяло поинтересовался рейнджер. — Он был реально крутым. И пел классно.
Ты не ответила и села на пол рядом с ним, глядя на плывущие по небу облака. До конца пути вы больше не проронили ни слова, но тебе всё равно казалось, что ты уже не одинока.
Тревор и ещё несколько дымников ушли на склад, договорившись забрать тебя попозже, а ты направилась к разрушенному лагерю. Ты с упрямством собаки-ищейки перерывала обломки, ища одну единственную вещь. Твоим попыткам сопутствовала ещё одна находка. Ты наткнулась на оплавленный кусочек пластика, который показался тебе знакомым. Плеер! Ты трясущимися пальцами попыталась включить приборчик, но экран даже не зажёгся. Чёрт. Нет, ну, а на что ты надеялась? Что после взрывов плеер будет пиликать как ни в чём не бывало? Ты отбросила ставший бесполезным аппарат и продолжила поиски. Наверное, ты походила на сумасшедшую, когда растрёпанная, испачканная в саже и пепле, закричала на весь лагерь: «Есть! Нашла!», сжимая в руках обугленную папку с рисунками. К счастью, тебя никто не видел. Хотя ребята должны были уже скоро за тобой прилететь. Ты вышла к центру поляны, ожидая дымников, как вдруг твоё внимание привлёк выглядывающий из-под руин предмет. Ты подошла ближе, и твоё сердце ёкнуло. Гитара. Опалённая пожаром, разломанная пополам гитара. Ты не слышала, как за спиной приземлился скайборд. Ты села на колени рядом с гитарой и положила ладонь на её гриф, закрыв глаза. Гитара была тёплой, и ты вспомнила те уютные вечера, когда аккорды этого инструмента звучали для тебя. Пара слезинок упали на покрытую сажей древесину.
***
Тревор, стоящий за спиной девушки, боролся с желанием подойти к ней. Он второй раз видел её слёзы. Жалость и нежность сейчас затопили сознание дымника, вытесняя боль от предательства. Он сделал шаг к Энни, собираясь обнять вздрагивающие плечи дымницы, но совладал с собой, и взгляд его снова стал отстранённым.
***
Ты вытерла глаза тыльной стороной ладони. Надо же, раньше ты никогда не плакала, а события последнего месяца постоянно заставляют тебя плакать. Ты услышала сзади чьи-то шаги и в испуге обернулась. Это оказался Тревор. Он присел рядом с тобой на корточки и впервые за долгое время обратился к тебе:
— Его гитара, да?
— Да, — дрожащим голосом ответила ты, пряча глаза.
— Её уже не починить, — с сожалением произнёс Тревор, осмотрев обломки инструмента. Он положил две части гитары обратно и жёстко скомандовал тебе:
— Залезай на скайборд, если не хочешь здесь остаться.
— Секунду, — попросила ты и повернулась к лесу. — Кис-кис-кис!
Нет, безуспешно. Хотя Трев и терпеливо подождал тебя минут десять, ты так и не дождалась знакомого шуршания в кустах и вопросительного мяуканья.
И снова ты летела, обхватив его мускулистые плечи. Как бы не разрыдаться опять. Тебе казалось, что дымник должен лопатками ощущать биение твоего сердце, но ты никак не могла унять свои чувства. Наконец, томительный полёт кончился, и ты уже сидела в салоне вертолёта.
Как только ты вернулась и хорошенько отоспалась, то разыскала Джерарда. В тот день он снова был на холме. Да, хирурги очень хорошо выполнили свою работу. Профилем красавца, в золотистых глазах которого отражался свет солнца, тяжело было не восхититься.
— Джи, послушай, — вместо приветствия начала ты.
— Энни, — обернулся к тебе красавчик, — давно тебя не было.
— Да, мне нужно было кое-что найти, — ты подвинула к нему обугленную папку, — смотри.
Ты развернула перед Джи обугленные листки. Очень немногие его рисунки уцелели. Ты быстро просматривала наброски, ища знакомый сюжет.
— Вот! — обрадованно вскричала ты, — посмотри! Это — Пациент, больной раком. Помнишь?
Ты протянула ему наполовину сгоревший листочек, на котором всё же угадывалась верхняя половина персонажа. Джерард непонимающе посмотрел на тебя:
— Что это?
— Пациент, — терпеливо повторила ты. — Когда он умрёт, попадёт на Чёрный Парад. Мы все попадаем туда после смерти.
Ты продолжала рассказ и с трепетом вглядывалась в красивое лицо парня. Джи не понимал. Он внимательно тебя слушал, смотрел на рисунок, даже взял его в руки, но в конце концов спросил:
— Зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Как зачем? — в отчаянии отвечала ты. — Это же твои рисунки! Твоя история!
— Мои рисунки? — искреннее недоумение читалось в золотисто-зелёных глазах. — Правда? Я… не помню.
— Совсем ничего? — твой голос звучал всё тише. Джи полистал уцелевшие рисунки, вглядываясь в нарисованных героев.
— Ничего, Энни, — вынес вердикт он, немного поразмыслив.
Ты устало опустила руки. «Тебе надо это записывать, не только рисовать. А то обидно будет, если что-то из этого потеряется», — звучал у тебя в голове твой собственный голос, а ему отвечал тот, красноволосый Джерард, — «Не потеряется. Всё это здесь, я это помню». Эй, Джи… Как ты мог теперь это забыть?
— Прости, — красавчик заметил, что ты расстроилась и не знал, как утешить тебя, — это было так важно?
— Нет, — упавшим голосом ответила ты, — уже неважно.
