Чудовище и чудовище

Босые ноги слегка мерзли, вибрируя от мощного урчания автомобиля. Подол платья, разодранный от бега по пыльным камням, представлял собой жалкое зрелище. Волосы окончательно растрепались, норовя залезть прядями в рот, и от работы визажистки ничего не осталось. Тяжело вздохнув, я спрятала зеркало обратно в сумочку. Я, конечно, догадывалась, что мое тридцатилетие будет весьма грустным праздником, но не думала, что настолько. — Ты как, Сэмми? — Джаред не выглядел даже запыхавшимся, разве что из-под сползшей назад шапки выбилось несколько зеленых прядей. Только горящие глаза и неисчезающая улыбка свидетельствовали, что приключение не прошло незамеченным. Оно его повеселило. И за это я его тихо ненавидела. Как можно оставаться таким вдохновляюще спокойным и потрясающе сексуальным, когда тебя только что едва не сделали своей сучкой три здоровых афроамериканца? Хотя вру, он не остался спокойным — ему это понравилось. О, Аллах, неужели жизнь этого человека так скучна и предсказуема, что ему то и дело требуется залезать на самую высокую гору или дразнить чернокожих амбалов для полного счастья? Ладно, предположим, с неграми вышла досадная случайность, к которой я тоже приложила свою наманикюренную ладошку, но обязательно нужно выглядеть таким довольным? Чертов Лето-псих. — Самира? Задумавшись, я так и не ответила на его вопрос в духе тупых боевиков, и Джаред, словно почувствовав мое настроение, слегка погасил радостное сияние. — Я порядке. Просто прикидываю, что тебе придется сделать, чтобы отвлечь общественность от обвинения в расизме. «Сраные негры», — я демонстрирую в воздухе кавычки для наглядности, — наверняка узнали тебя, мистер голливудское обаяние. — Но я не расист! — Лето сник, словно осознание поступка, наконец, настигло его, подобно снежной лавине. — Это просто случайность. — В суде об этом расскажешь. — Но…Сэм… Я вздернула брови, глядя в его широко распахнутые глаза: — А я при чем? Я уже и так вышла за тебя замуж ради прикрытия. Неужели ты хочешь заставить меня родить пару голубоглазых малышей в качестве смягчающего обстоятельства? Джаред неожиданно уставился на меня, потеряв интерес к дороге, благо, мы как раз замерли на светофоре: — А ты пойдешь ради меня на такие жертвы? — Тоже мне жертва. Будешь появляться дома еще реже, и я непременно соблазню нашего садовника. Раз уж ты не расист, то не будешь возражать против крошечного арабско-мексиканского бэйбика. Мы хохотали так громко, что заглушили истерические сигналы клаксонов, надрывающихся позади нас. Джаред, повинуясь напирающим автомобилям, двинулся с места, едва успев проскочить перекресток, пока не зажегся красный. Вновь сосредоточившись на дороге, он лишь покосился на меня краем глаза и протянул: — Сэм, но ведь у нас нет садовника. — Значит, пора его завести. Я устремила вдаль мечтательный взгляд, представляя, как смуглый латиноамериканский красавчик в одних джинсах, сползших по самые ягодицы, поливает розовые кусты. Капли воды долетают до голого торса, сбегая по ложбинкам накачанных мышц. Влажные темные волосы облепляют высокий лоб, заставляя его жмуриться. По пухлым губам то и дело скользит кончик языка, слизывая воду. Отогнать распаляющее видение получилось только вновь заслышав протяжные стоны автомобильных сигналов. Нас обогнала темная машина, сплошь завешанная бело-розовыми воздушными шарами. Через все заднее стекло тянулась надпись «У нас девочка!», окруженная наклейками в виде сердечек. Я обернулась к Джареду и трагически прошептала: — Если я когда-нибудь тебе рожу, пообещай обойтись без подобной безвкусицы. — Если ты родишь мне, то так и быть, а вот если ты осчастливишь какого-нибудь Педро… — он многозначительно усмехнулся. Поток машин, наконец, значительно поредел, видимо, даже самые опаздывающие люди были всосаны в бетонные коробки, и дружно принялись шуршать бумагой, имитируя рабочую деятельность. Для меня работа была сродни космосу: попасть и туда и туда вероятность для меня примерно одинаковая. Я не работала ни дня в своей жизни, и, честно говоря, меня это более чем устраивало. Подниматься в несусветную рань и переться через полгорода только для того, чтобы до самого вечера ненавидеть всех и вся? Сомнительное удовольствие. Денег, благодаря отцу, а теперь и мужу, мне всегда хватало. А когда не хватало, можно было просто попросить еще. Пока я витала в мыслях о своей счастливой судьбе, Джаред остановился у светлого трехэтажного дома, таящего на солнце, словно ванильный пломбир. Если бы я ориентировалась в Лос-Анджелесе, наверняка узнала бы район, но моего топографического кретинизма хватило только, чтобы с горем пополам не теряться в Нью-Йорке. Лето заботливо распахнул дверцу машины с моей стороны, но я поджала босые ноги и отрицательно помотала головой: — Я потеряла свои туфли. — Да брось, Сэм. Ходьба босиком активизирует биологически активные точки на ступнях. — Тогда снимай свои ботинки и иди босиком, а я не пойду. — Ну не капризничай, Самира, — Джей наклонился ко мне, строя умильное лицо. — Будь послушной девочкой. Я откинулась на сидении и скрестила руки на груди: — Послушная девочка скончалась в муках при пробуждении в пять утра. — Ну что мне сделать? Я смерила его надменным взглядом и не ответила. — Ладно, принцесса, — пробормотал Джаред и нагнулся ко мне еще ближе. Одна рука скользнула под мои колени, вторая крепко сжала мои плечи. Я и заметить не успела, как оказалась на его руках. Под моим плечом глухо билось сердце Джея, заставляя ускоряться мое. Бедром я чувствовала рельефность мышц напряженного живота даже сквозь свое платье и его футболку. Лето умудрился даже ни разу не ударить меня лбом о машину, пока закрывал дверь. Я обхватила его за шею, всем телом чувствуя исходящее от него тепло и силу мускул. Когда он так накачаться успел? Я не была анорексичной пушинкой, но и до слонопотама мне тоже ой как далеко, но Джаред, если и замечал мой вес на своих руках, то никак этого не показывал. Я готова была поспорить, что он может носить меня так весь день и даже не вспотеть. Кажется, Джей преодолел расстояние до крыльца за пару секунд, и я вздохнула, не желая, чтобы он меня отпускал. Когда меня еще муж на руках поносит? Впрочем, возвращать меня на землю Лето не торопился. Лишь чуть подбросил меня, перехватывая поудобней, и осторожно постучал в дверь носком кроссовка. Ответа не последовало, и он ударил чуть громче, ругнувшись сквозь зубы. — Дотянешься до ручки, принцесса? — поинтересовался Джаред, взглянув на меня, и мне невольно подумалось, что никогда еще его глаза не были так близко. Видно было и темный ободок вокруг радужки, и светло-серые прожилки, и никогда я не думала, что его глаза настолько пронзительно-голубые. Так выглядит ягода голубики, заточённая в кусочке льда. Я облизала губы, стряхивая с них ледяной зуд, и послушно кивнула. Изогнуться буквой «зю» и не сползти при этом с рук Джея, было миссией практически невыполнимой, но я справилась. Впрочем, не удивлюсь, если пальцы Лето оставят парочку синяков на моей коже. Дверь неспешно отворилась, впуская нас внутрь, и Джаред осторожно вошел, стараясь не снести косяк моей головой. Кондиционированная прохлада накрыла нас с головой, заставив меня прильнуть к мужу еще плотнее, хотя мне казалось, что мы и так уже спаялись в местах соприкосновения тел. — Джаред, это ты? — донесся до нас голос Ричардсона. — Идите ко мне, ребятки. С Терри мы были знакомы давно, и если друзьями нас назвать было сложно, то приятелями — запросто. Познакомил нас, конечно, Джей, находивший необъяснимое очарование в престарелом извращенце. А после знакомства мы то и дело сталкивались на светских мероприятиях Нью-Йорка. Однажды я даже согласилась на участие в съемке Ричардсона, но обнажиться мне не позволили восточные корни и страх отцовского гнева, а снимать меня закутанную в одежду фотографу было неинтересно. Пытаясь уговорить меня на фото, Терри разделся сам, и со словами «сейчас вылетит птичка» стянул с себя трусы, но скромная дочь Султана ибн Саида аль-Нахайяна такого стерпеть не могла и, запустив в голого фотографа дымящимся кальяном, позорно сбежала. Джаред послушно свернул на голос и осторожно опустил меня на диван рядом с Терри, выглядящим слегка удивленным таким появлением. — Простите, не встаю, — протянул фотограф, переводя взгляд с меня на Лето. Я хмыкнула: — Не переживай, в твоем возрасте это со всеми время от времени случается. Джаред деликатно хихикнул в ладошку. Терри же громогласно захохотал и сгреб меня в удушливые объятия: — Самира, душа моя, давно не виделись. — Показывал бы мне свой член реже — виделись бы чаще, — я выбралась из его хватки и встала с дивана, чувствуя, как пол холодит босые ноги. Все-таки в этом доме я предпочту держаться поближе к мужу. В просторной гостиной не было ничего лишнего. Светлые стены, минимум мебели, искусственный камин, широкие окна, ворсистый ковер у дивана. Солнце беспрепятственно заливало светом всю комнату. Я от нечего делать рассмотрела фигурки на каминной полке, небрежно смахнув осевшую пыль, и обернулась к мужчинам. — Это Джаред научил тебя дерзить старшим? — Ричардсон просто лучился весельем. Я пожала плечами: — Помнится, ты как-то говорил, что хочешь почувствовать на себе мой язычок. Вот, наслаждайся. Джаред, примостившийся в кресле, встревать между нами не рисковал, копошась в своем телефоне, но на этих словах метнул на Терри удивленный взор. Я опустилась на подлокотник рядом с ним, чувствуя, как идеально его плечо подходит под изгиб моей талии. Кусочки пазла — ни дать, ни взять. Фотограф взгляд друга заметил и поспешил оправдаться: — Да быть такого не могло. Совсем извращенца из меня не делай. — Терри, да ты такой извращенец, что даже мармеладным медведям первым делом отгрызаешь задницу, — я фыркнула, чувствуя, как трясется в беззвучном смехе плечо Джареда. Отсмеявшись, Ричардсон поправил очки и пригрозил: — Джаред, мне она нравится. Если ты не женишься на ней, я ее уведу. Лето помахал в воздухе моей рукой, демонстрируя Терри обручальное кольцо: — Кто не успел, тот опоздал, приятель. — Самира, детка, он тебя обижает? — престарелый фотограф покосился на мои босые ноги, все в пыли и алых царапинах. — Ты мне сразу говори, если что, у меня на него такой компромат есть, редакторы желтых таблоидов друг другу за него глотки перегрызут. Я хмыкнула: — Меня – нет, а вот с расовыми меньшинствами у него явно недопонимание. Терри вопросительно вздернул брови так, что они взмыли над оправой очков, словно крыши домиков. Джаред вздохнул, убрал телефон и принялся оправдываться. А я взмахнула подолом платья и, поинтересовавшись у хозяина дома местонахождением туалета, отправилась приводить себя в порядок. Еще по пути оценив состояние, я пришла к выводу, что платье восстановлению не подлежит. Подол выглядел так, словно побывал в пасти у грязной, голодной и очень дикой собаки. Не представляю, как в таком виде появлюсь на званом ужине у свекрови. Благодаря ежедневным тренировкам по ориентированию в поместье Джареда, в доме Терри, несмотря на все его закоулки и коридоры, я чувствовала себя спокойно и уверенно. По другую сторону от гостиной расположилась столовая с распахнутой дверью, в которую был виден гигантский стол из темного дерева, чуть дальше в приоткрытую щель виднелись корешки книг, выстроенные от пола до потолка. Дальше по коридору — мастерская маэстро с окнами до самого потолка, светлыми стенами, светоотражателями, софитами и столом с компьютером и камерами. Я не сдержала любопытства и проникла в святая святых Терри. Впрочем ни в компьютер, ни в камеры я лезть не стала, мое внимание привлекла стойка с одеждой у дальней стены. Расшитые пайетками платья, прозрачные блузы, ультракороткие юбки, даже нижнее белье на отдельных вешалках — Ричардсон явно предпочитал быть готовым ко всему. И почему он тогда, интересно, вечно снимает обнаженку? Решив, что Терри возражать не будет, я выбрала выглядящие наиболее прилично рваные джинсы, почти как у Джареда, и белую майку с кружевной спинкой. Найденные под стойкой черные туфли на высоких каблуках отлично сели на мои израненные ножки, а кожаная куртка в заклепках отлично довершила образ. Когда я, освежившаяся и переодевшаяся, вышла из ванной комнаты, мужчины синхронно оставили бокалы на журнальный столик. И, если стакан Джареда тихо плеснул чаем, то из бокала Терри ощутимо пахло алкоголем. — Чаю, детка, или, может, чего покрепче? — Ричардсон приглашающе похлопал по дивану рядом с собой. Я опустилась на прежнее место рядом с мужем и согласно кивнула: — Мне того же, что стучит льдом в твоем бокале. Джаред метнул на меня недовольный взгляд, но благоразумно промолчал. Разбудил меня спозаранку, забыл про мой день рождения, заставил ехать на ужин к свекрови, которую я недолюбливаю, — сегодня он явно чувствует себя виноватым. — Выглядишь потрясающе, Самира, — Терри с улыбкой подмигнул мне. Я пожала плечами: — Ты же не против? — Конечно нет, — Ричардсон протянул мне бокал. — Вы отлично будете смотреться вместе на фотографиях. Он оказался прав. Спустя час времени и пару бокалов виски, мы с Джаредом усиленно позировали у белой стены. Терри, не изменяя себе, фотографировал нас старым фотоаппаратом, в котором можно было сделать максимум 36 кадров, а после нужно было перематывать пленку и вставлять новую. Впрочем, нужно признать, этой техникой он владел мастерски. И это разжигало во мне любопытство, ведь нельзя было после каждого кадра бежать к компьютеру и смотреть, что получилось. Приходилось просто расслабиться и подчиниться фотографу, командующему парадом. Виски действовал расслабляюще, и я беззастенчиво прижималась к Джареду, то засовывая руки в карманы его джинсов, то выгибаясь от его жаркого дыхания на моей шее. Меня даже не смущало, что под моей светлой майкой нет нижнего белья. — А теперь снимите свои футболки, они вам только мешают, — скомандовал Терри, опуская фотоаппарат. Джаред послушно стянул свою майку, оставшись в одних джинсах, а я, мигом протрезвев, нерешительно замерла. Обнажиться при двух посторонних мужчинах? Да, один из них мой законный муж, но это дела не меняет. Да, я не раз танцевала топлес в каком-нибудь клубе среди десятков озабоченных парней, но вот так просто раздеться перед лучшим другом не могла. Мы и так наделали столько глупостей, от которых наша дружба трещит по швам, и заходить еще дальше мне откровенно не хочется. — Ну же, Самира, — Терри нетерпеливо цокнул языком. Я передернула плечами и, закусив губу, посмотрела Джею в глаза. — Просто представь, что я — Джордж Клуни, — прошептал он в ответ одними губами, и осторожно потянул вверх мою майку. Ему я сопротивляться не могла. Чувствовала себя кроликом, которого гипнотизирует удав, и не отрываясь смотрела в его глаза с пляшущими в них чертенятами. По животу пробежал холодок, заставив напрячься мышцы. А майка ползла все выше. Я чувствовала, как ткань неторопливо скользит по коже, как ребер едва-едва касаются мужские пальцы. Дыхание участилось и сердце радостно взлетело куда-то в глотку, готовясь выпрыгнуть, как только я открою рот. Поэтому я крепче сжимала губы, но шире распахивала глаза, боясь, что, как только контакт прервется, я либо кончу, либо буду готова отдаться первому встречному, чтобы кончить. Дойдя до груди, Джаред улыбнулся мне краешком губ и резко сдернул футболку, словно опасаясь, что я вот-вот передумаю. Распущенные волосы взметнулись и снова легли на плечи, скрывая грудь от взглядов, и никогда я еще так не радовалась, что не отстригла локоны, даже когда очень этого хотелось. Я послушно повиновалась Терри, то прячась за Джаредом, то откидываясь ему на грудь, то опускаясь на пол, то прижимаясь к стене, но его голос долетал до меня с опозданием. Его словно вообще не было здесь, в этой комнате, только я и Джаред — мой муж. Странное ощущение, не припомню, чтобы испытывала его когда-либо раньше, такое полное сосредоточение на одном-единственном мужчине. На его запахе, на тепле его кожи, на биении его сердца, на его дыхании. И, когда его пальцы коснулись моей груди, прикрывая ее от жадного глаза фотокамеры, я даже не вздрогнула, таким естественным это казалось, словно он, его руки, его губы — продолжение меня, будто мы одно целое. Готова поклясться, что поцеловала Джареда даже раньше, чем об этом попросил Терри. Сама потянулась к его губам, сама обхватила пальцами его шею, сама прижалась к нему всем телом, наверное, даже его руки себе на талию положила сама. И еще долго потом губы горели этим поцелуем. Я не слышала, что говорил Терри нам на прощание, не помнила, как надевала майку и запахивала плотнее куртку, лишь беспрестанно трогала губы, то ли пытаясь отогнать видение, то ли стараясь запомнить его получше. Уже в машине Джаред встревоженно положил руку мне на колено и тихо поинтересовался: — Эй, Сэмми, ты в порядке? Ты чертовски бледная. — Ты не Джордж Клуни, — прошептала я, не отрывая пальцев от губ. Я хотела сказать что-то еще, что даже у себя в голове никак не могла сформулировать, но Джаред отдернул руку и завел мотор. А слова всё не шли. И всю дорогу до дома Констанс мы молчали. Лишь однажды Джей проинформировал мать, что мы уже в пути, и снова сосредоточился на дороге, не сводя с нее глаз. Не знаю, как он, а я все валю на виски. К свекрови мы доехали, когда на улице начало темнеть. День еще боролся, разбрызгивая всюду ало-оранжевые краски заходящего солнца, но тьма уже смелела, выползала из углов, сбивалась в стаи и накрывала собой мир. Ветер утих, рассеявшись где-то над океаном, и деревья застыли, словно готовясь ко сну. Больше всего мне сейчас тоже хотелось свернуться калачиком на кровати и понять, почему так хочется плакать. Двор перед домом Констанс сиял светом, по деревьям были развешаны гирлянды, похожие на застрявших в листве светлячков. Невысокие фонари вдоль дорожки мерцали теплым желтым светом. — Иди в дом, я пока покурю, — Джаред махнул рукой. — Ты же не куришь. — Сэм, просто иди в дом. Тон, которым это было сказано, больно резанул слух, и не оставил ни малейшего желания спорить. Повернувшись на каблуках я громко цокая и с прямой спиной отправилась на съедение дракону, оставив рыцаря-спасителя на перекур. Как не старалась я идти неторопливо, рыцарь меня так и не нагнал. Пришлось стучать самой. — Констанс, привет! — дверь послушно подалась, открываясь. Я прибавила громкости: — Это Самира. Мы приехали. Я осторожно сделала пару шагов в темное нутро дома и едва не приложилась обо что-то ногой, когда вспыхнул свет, и толпа народу на разные голоса прокричала: — Сюрприз! Среди счастливых лиц в праздничных колпачках я различила Констанс с хлопушкой в руках и сонного Шеннона с дуделкой, Эмму и Шейлу, держащих бокалы, знакомого мне Томо и Вики, знакомую только по фотографиям. Кто все остальные люди, радостно улыбающиеся под шариками и флажками с надписью «С днем рождения!», я понятия не имела. — Поздравляю, милая, — свекровь первая заключила меня в объятия. — Спасибо, миссис Лето, — я криво улыбнулась, но она, хоть и вздохнула, но против имени ничего не возразила. Шеннон закружил меня в воздухе и осыпал дружескими поцелуями: — С днем рождения, принцесса! Ну-ка, дыхни. — Вот еще! — я попыталась отбиться от медвежьей атаки. — Дыхни, говорю! Что еще за афроамериканские сучки в мужском туалете? — Шенн впился в меня пристальным взглядом, что почему-то на меня не подействовало. — Так и знал — пьяная в стельку. Просил же Джареда за тобой следить. Я вывернулась из его рук и фыркнула: — Я уже большая девочка, за мной следить не надо, я сама со всем справлюсь. — Да, Шеннон, за ней не надо следить, она сама справится, — передразнил меня подошедший Джаред. Вопреки словам, сигаретами от него не пахло. — О, да вы похоже оба наклюкались, — Шеннон удивленно вскинул брови. — Что с вами сегодня, ребятки? — Ничего, — буркнула я и, воспользовавшись случаем, переключилась на подошедшую Шейлу, предоставив Лето разбираться между собой. Надо признать, Констанс постаралась на славу. Кажется, еще никогда у меня на день рождения не было таких уютных и теплых вечеринок. В детстве обходилось казенными поздравлениями в интернатах, во взрослой жизни — очередной попойкой в очередном клубе. Честно говоря, не помню даже, когда в последний раз задувала свечи на торте, тем более на домашнем. Не представляю, сколько сил вложила миссис Лето в этот праздник, но я, пожалуй, впервые за тридцать лет почувствовала себя маленькой девочкой, верящей в волшебство и в исполнение загаданного желания. Жаль, только праздновать мне сегодня не хотелось. — Не знаю, какое желание выберешь ты, дорогая, — заговорщицки прошептала мне Констанс, ставя передо мной торт с горящими свечами, — но я загадаю себе внука. Я загадала совсем другое и задула свечи. Погасли почти все, только одна, голубая, самая упертая и стойкая, вновь взметнула пламя, когда остальные лишь дымились. Оставив Констанс торжественно делить десерт, я подхватила с дивана куртку и выбралась в сад. После нескольких бокалов вина и комнатной духоты, свежий воздух приятно кружил голову, освежая тело. Где-то чуть слышно стрекотали цикады и переговаривались залетные птицы. Успокоившийся было ветер вновь поднялся, качая тяжелыми бутонами цветов, путаясь в гирляндах и листьях. Я свернула с дорожки на холодную траву, двигаясь на дрожащий светлячок чьего-то телефона. Впрочем, за праздничным столом не было только одного человека, так что я точно знала, чей мобильник мерцает в беседке. И для обретения праздничного настроения мне нужно было поговорить именно с ним. — Я должна извиниться, — сказала я, усевшись на деревянной скамейке и закинув ноги на Джея. Перила круглой беседки стали отличной подпоркой для спины. — Да неужели? — саркастично поинтересовался Лето, не отрываясь от телефона. Но ноги мои не сбросил, что уже хорошо. — Я действительно думала, что ты забыл о моем дне рождения, что для мужа, как ты понимаешь, непростительно. Джаред пожал плечами, чуть исказив подсвеченный экраном профиль: — Я действительно забыл про твой день рождения. Это все мама и Шеннон. — Ну, тогда ты проси прощения у меня, — я улыбнулась. Джаред отвлекся от телефона, смерив меня взглядом, в котором при большем освещении я бы рассмотрела горящую ненависть: — О, простите меня Ваше Высочество, не велите казнить, велите слово молвить! Виноват я перед вами, Госпожа, как есть виноват. Это все старость проклятая, память ослабляющая. Не отсыпал мне Боженька даров столь щедро, как вам, Ваше Сиятельство, иногда самое важное забывается, будто дьявольский ветер из башки дырявой выдувает. — Его слова были исполнены таким ядом, что я удивилась, как он сам от него не умер прямо на месте. Смешно мне точно не было. — Изволите ли придумать наказание изощренное для слуги вашего покорного? — Джаред, что происходит? — я сама убрала с него ноги. Потому что стало казаться, что они лежат не на живом человеке, а на холодной и безжизненной статуе. Я всмотрелась в его лицо в неверном свете мобильного экрана. — Что с нами происходит, Лето? Он тряхнул головой, словно большой лохматый пес, и улыбнулся, в одночасье превращаясь в прежнего Джареда: — Ничего, принцесса. Мы по-прежнему друзья. Пойдем в дом, пока они весь торт не съели. Влекомая им по газону, я крепче сжимала теплую руку и повторяла про себя: «Все хорошо, мы по-прежнему друзья. Мы по-прежнему просто друзья».