Чудовище и чудовище

Ни один из номеров не отвечал. Телефоны Абу и Яго, наверняка поставленные на беззвучный режим, сводили меня с ума длинными гудками, улетающими в пустоту. Отец раз за разом сбрасывал вызов, будто наслаждаясь моим отчаянием, заставляя мое воображение рисовать картины, одну другой кровавей. Телефон Джареда, которому пытался достучаться Шенн, безэмоционально талдычил, что аппарат отключен или временно недоступен. Кажется, за те часы, проведенные под дверью запертой квартиры Султана в компании разъяренно-напуганного Шеннона и каменно-спокойного отцовского охранника, я поседела как минимум на половину своей роскошной черной шевелюры. — Они ведь его не убьют? — в тысячный раз поинтересовался Шенн, меряя широкими шагами пространство коридора. В первую сотню раз я отрицательно мотала головой, в красках расписывая, почему мой отец никогда этого не допустит, но с каждой минутой моя уверенность таяла, уступая место страху. Я никогда не знала такого Султана. Всю свою жизнь я провела в уверенности, что отец меня обожает. Иногда сознательно, иногда нет, я бесстрашно дергала тигра за усы, проверяя запас его терпения. Раз за разом я обижала и гневила отца, отказываясь жить по законам ислама, оспаривая его авторитет, ведя себя, как настоящая эгоистка. Только вот почему за это должен расплачиваться Джаред? — Мы должны что-то сделать! — Шеннон с размаху ударил кулаком по стене, заставив охранника принять боевую стойку. — Например? — я устало опустилась на пол, вытягивая ноги на толстый ковер, которым был устлан коридор, и привалилась спиной к холодной стене. — Не знаю! Заявить в полицию, например! Моего брата нет уже почти четыре часа, Сэм! Я задумчиво пожевала губу. Был один способ одновременно и разозлить отца, и заставить его притихнуть — журналисты. Султан ненавидел публичность, его приводили в бешенство распускаемые о нем слухи, особенно, если в них была хоть малая доля правды. А уж дело о похищении арабским шейхом сверхпопулярного рокера не оставит без внимания ни одно издание Нью-Йорка. Осталось только скомандовать им «Фас!» — У меня есть план, — против воли я расплылась в злорадной улыбке. — Вот тебе номер телефона Надин Хейл. Позвонишь, договоришься о встрече и в красках распишешь, как Султан обижает твоего брата только потому, что тот влюблен в меня без памяти. Надин — журналист, готова поспорить, уже этим утром все издания города, с которыми она сотрудничает, выйдут в свет с шокирующими заголовками. Отцу придется оставить Джея в покое. Заодно ненавязчиво расскажем всем о нашей помолвке. Шеннон, покивав и крепко сжав номер Надин, ушел выполнять боевое задание, оставив меня дожидаться отца, на случай, если он скоро появится. Появился он, когда я успела задремать, привалившись плечом к ногам стойкого солдатика-слуги отца. Наверное, они бы даже не стали меня будить, если бы я не перегораживала собой дверь, ведущую в квартиру. — Что ты здесь делаешь, Самира? — голос Султана не оставлял сомнений в его дурном настроении. Я потерла сонные глаза и неторопливо поднялась: — Жду, когда ты наиграешься в боевика ИГИЛ и вернешь мне похищенного мужа. — Иди домой. Скоро он перестанет быть твоим мужем, — отец едва заметно кивнул, и, повинуясь его немому приказу, охранник поднял меня на ноги. Я отмахнулась от него и вырвала руку, обращаясь к отцу: — Что ты сделал? Ты угрожал Джареду? — Это не твое дело. Тебе лучше думать не о нем, а о свадьбе с Хамданом. Я уставилась в его непроницаемые черные глаза — точную копию моих собственных — и прошипела: — Я не брошу Джареда, отец. Ни ради тебя, ни ради Хамдана. Обогнув гневно застывшего Султана, я быстро пошла к лифтам, едва не срываясь на бег. Меня терзало чувство вины за то, что пережил Джей из-за моего тирана-отца. Наверняка, он не рассчитывал на такое, когда соглашался с идиотской идеей Шеннона о браке. *** Как уместить тридцать лет жизни в один чемодан? В детстве у меня не было дома. Были квартиры, в которых я жила с няньками — я не помню ни одной из них. Были интернаты в Штатах, пансионы в Швейцарии, Англии и Бельгии — от них у меня в памяти осталась лишь бесконечная череда бледных комнат, идеально застеленных кроватей и отвратительно безвкусной еды. Я привыкла легко расставаться с людьми, еще легче — с вещами. Я ненавидела чувство привязанности и привыкла ни с кем не сближаться. Во всяком случае, так я всегда думала. Но сейчас, сидя посреди гостиной у открытого чемодана на кучке смятой одежды, я поняла, как буду скучать по своей квартирке. Я купила ее почти не глядя, просто ткнула пальцем в самую красочную картинку в альбоме агента по недвижимости и протянула папину кредитку. Я никогда не задавалась целью ее обставлять по своему вкусу, потому что и вкуса у меня никакого не было, но оказалось, что каждая вещь здесь хранит частичку моей памяти. Забавная статуэтка совы, привезенная откуда-то из Европы, напоминала, как мы с подружками нашли ее на блошином рынке. За шкатулку из слоновой кости мы едва не загремели за решетку. Расписных матрешек из России привезли мне Лето, хотя я подозреваю, что они просто отобрали у Эммы подарок, купленный ею для матери. Зеркало в деревянной резной раме треснуло, пока потерянный багаж транспортировали по всей стране. Потертый столик я нашла в лавке старьевщика и отдала за него сумму, на которую можно было купить пять новых обеденных столов. А теперь мне придется бросить это все здесь, расстаться с прошлой жизнью и стать примерной женой и хранительницей очага. — Может, лучше вы переедете в Нью-Йорк? — я уныло взглянула на развалившегося на диване Шеннона. Джаред приезжать ко мне отказался, оставшись дома зализывать раны. Кажется, он теперь вообще меня боится, хотя его даже пальцем никто не тронул. Яго с Абу почти слово в слово повторили угрозы отца и угрожающе поиграли плоскогубцами и молотками, наверняка, оставшимися еще после попытки отремонтировать мою дверь. Султан грозно похмурил брови, глядя на него, пообещал превратить его жизнь в ад, если он не бросит меня и, громко проговорив в телефон что-то по-арабски, отбыл восвояси. Думаю, отец Комода, узнав о срыве брака незаконнорожденной дочери Султана со своим драгоценным сыночком, вздохнул с облегчением и пожертвовал целое состояние всем близлежащим мечетям. Как ни крути, а я не лучшая партия для любимого сына шейха. На востоке и хорошие-то женщины считаются людьми второго сорта, а уж такие, как я… Девочки не продолжают род, не приносят отцу гордости, не сохраняют его имя, они способны лишь на то, чтобы стать послушной женой для будущего мужа, а до замужества — они просто балласт, лишний рот, который нужно кормить. В старину бедуины просто закапывали новорожденных дочерей прямо в раскаленный песок и, не испытывая ни капли сожалений, жили дальше. Случаются, конечно, исключения, которые только подтверждают правило — дочери, которых любят и балуют, — но чаще всего это происходит в европеизированных семьях. Мой отец, несмотря на строгий нрав и отсутствие сентиментальности, меня не просто любил, он меня обожал. А я беззастенчиво этим пользовалась. Во всяком случае, так я думала раньше. — Вина? — Шеннон вывел меня из прострации, покрутив перед носом бокалом. — Спасибо, — я вздохнула, поднимаясь с кучи дизайнерских шмоток. — Как Джей? — Напуган, но полон решимости жить с тобой долго и счастливо. Благодаря Шеннону, история нашей любви превратилась в трагедию, достойную пера Шекспира. Беззаветно влюбленные, мы скрывали наши чувства от всего мира, опасаясь гнева Великого и Ужасного Султана ибн Саида аль-Нахайяна. Джаред был вынужден даже притворяться геем, потому что отец начал подозревать о его намерениях покуситься на мою девичью честь. Когда же все раскрылось, Султан похитил всемирно известного рокера и собирался его пытать самыми изощренными способами, но я заявила, что готова умереть вместе любимым, но не жить без него. Отцу пришлось смириться, но, не рискуя вновь навлечь на себя его гнев, мы с Джаредом теперь бежим в Лос-Анджелес, где собираемся пожениться, чтобы уже никто не смог разлучить нас. Прочитав сотню подобных статей, я завистливо заявила Шеннону, что ему бы любовные романы писать, Даниэла Стил бы пальцы до локтей от зависти сгрызла. Теперь все наши телефоны не замолкают ни на секунду, но после того, как я первому же журналисту без предисловий заявила, что у Джареда очень большой член, общаться с писаками Лето мне запретили. — Ты когда-нибудь мог подумать, что я выйду замуж за твоего брата? — поинтересовалась я у Шеннона, кружа по комнате в раздумьях и попивая дорогое вино. Лето хмыкнул: — Я вообще думал, что Джей умрет девственником, но, оказалось, девицы весьма на него падки. — Как и на тебя. — Как и на меня, — Шеннон самодовольно хмыкнул. — Ты циник, — я вздохнула. — А ты папина дочка, — Шеннон с улыбкой смотрел на меня холодными глазами поверх бокала с неизменным виски. — Играем в констатацию фактов? Я опустилась в кресло, пнув ногой кучку вещей: — Расскажи мне о Джареде. — Ну, он вегетарианец… — Лето, мы дружим чертову кучу лет, не надо говорить мне то, что я и так знаю, — я хмыкнула. — Расскажи мне что-то, что может знать только брат…и жена. Шеннон упрямо помотал головой: — Сэм, тебе лучше спросить об этом у него. Не хочу потом оправдываться, если сболтну лишнего. — Ладно. Тогда охарактеризуй его в трех словах. Первое, что придет в голову. Какой он. — Хмм… — Лето задумался. — Тиран. Эгоист. Трудоголик. Это первое, что приходит в голову. Я согласно кивнула. Пожалуй, я бы охарактеризовала Джея похожими словами. — А я? Что ты скажешь обо мне? — Взбалмошная. Избалованная. Упрямая, — не задумываясь выпалил Шеннон. — Прости, Сэм. — Да чего уж там. Ты прав, — я допила вино. — Не представляю, как мы уживемся с твоим братом. Два вспыльчивых упрямца, уверенных, что мир вращается только вокруг них. — Да ладно, со мной тебе было бы еще хуже. Я улыбнулась: — Да уж, мои хрупкие ручки не приспособлены, чтобы выгребать толпу голых девиц из твоей постели. — «И мои нервы тоже» добавила про себя и взглянула на часы: — Через сколько у нас самолет? — Через шесть часов. Джаред заедет за нами на такси. Вздохнув, я принялась запихивать вещи в чемодан, не утруждая себя их сворачиванием. Гора на полу плавно перетекала в гору в чемодане, и я с ужасом понимала, что он не закроется, а ведь я еще не вспомнила про обувь. И про косметику. И уж точно в этот чертов чемодан не влезет ни сова, ни шкатулка, ни тем более столик. — Помочь? — Шеннон из сидячего перетек в лежачее состояние. — Ага, налей мне еще вина, — я убрала с лица выбившиеся пряди и попыталась закрыть чемодан, усевшись на крышку. Между половинками оставалось еще сантиметров пять, и, как я не пыхтела, они не желали сходиться. — Хотя, к черту, поеду налегке, все равно пора гардероб обновлять. Давай лучше выпьем. Пока Шеннон разбирался с напитками, я покидала в большую сумку самое необходимое, типа нижнего белья, крема для лица и дневника. Дневник я уже давно не вела, предпочитая строчить твиты, но наткнулась на него, разгребая вещи, и решила взять на память. Он был полон моей детской влюбленности в Шеннона, описаний его могучих плеч, кошачьих глаз и фантазий о бурном с ним сексе. Если его когда-нибудь увидит кто-то из Лето, я умру со стыда, но перечитывать это так забавно. Я не ставила дат, и потому все написанное всплывало в памяти, будто было вчера. К моменту приезда Джареда мы с Шенноном были так же далеки от трезвости, как Марс от Земли, и распевали «Casual Sex» хором с орущими из динамиков «My Darkest Days», Шеннон даже почти выучил слова. — Слушайте, алкоголики, вам не кажется, что вы слишком много пьете? Если так дальше пойдет, я скоро останусь вдовцом и единственным сыном у матери, — Джей укоризненно цокал языком, пытаясь перекричать наши завывания. — У нас самолет скоро, а вас таких неадекватных и на борт страшно пускать. Мы бы с ним согласились и даже посочувствовали, но в этот момент началась «Porn Star Dancing», и мы с Шенноном заорали громче прежнего. — Вот же наказание за грехи мои тяжкие, — Джей тяжело вздохнул и закатил глаза. — Это ты мне за «Hurricane» мстишь, Господи? — он вырубил музыку и приказал: - Ты, жена, идешь в душ. Ты, любезный братец, глушишь кофе, пока не протрезвеешь. Джаред даже лично проводил меня в ванную и включил воду похолоднее, на все мои возражения угрожая засунуть в душ прямо в одежде. Оценив внушительные выпуклости его мышц, я повиновалась, стянув футболку и домашние штаны. Холодный душ быстро выбил из головы хмель, но я убавила горячую воду и стояла под ледяными струями, пока зубы не застучали. Потом быстро растерлась полотенцем и, завернувшись в него, вышла из ванной. Первое, что бросилось мне в глаза — пухлый, но застегнутый гигантский чемодан, прислоненный к стене. Наверняка Шеннон и Джаред нехило на нем поплясали, прежде чем смогли утрамбовать мой багаж так, чтоб застегнуть молнию. Сами Лето смаковали напитки из огромных кружек, сидя за барной стойкой, и оба отвлеклись на мое дефиле в гардеробную. Белое полотенце просто сияло на моей смуглой коже и едва прикрывало то, что принято скрывать в приличном обществе. Длинные волосы свисали поверх него мокрыми прядями, делая меня похожей на дикую зебру. У самой двери я обернулась на братьев и удовлетворенно хмыкнула. Что ж, будем считать, мой муж все-таки не гей. Переодевшись в джинсы и майку, я еще успела заглотить слегка остывший кофе, пока Джаред пинками не выгнал нас из дома, не дав мне даже прослезиться, прощаясь с квартиркой. Даже мою куртку с вешалки срывал сам, вытолкнув за порог меня и Шеннона. Оглянувшись, я увидела только, как колышется простынь на месте двери, которую я так и не удосужилась поставить. В аэропорту я позвонила отцу. Конечно, мы расстались не лучшим образом, и его гоблины уже доложили, где я и что собираюсь делать, но мне важно было попрощаться с ним. С единственным человеком, который меня любил. Хотя его ледяной тон заставил меня в этом усомниться. — Самира, я на совещании. — Прости, пап, просто я сегодня улетаю, — я закусила губу, чувствуя, как предательски выступают на глазах слезы. — Я знаю. — Папочка, пожалуйста, не сердись на меня. Я не хотела тебя разочаровывать, — в ответ лишь тяжелое дыхание. — Но это моя жизнь, пап. — И ты действительно хочешь провести ее с этим человеком? Я покосилась на Джареда. Ушанка сползла на лоб, прикрывая усталые глаза. Под распахнутой курткой виднелась все та же свадебная рубашка и дырявая футболка. На тонких ногах даже черно-серо-красные треники немного болтались. Улыбнувшись, Джей помахал мне рукой, и я невольно улыбнулась ему в ответ. — Да, пап. Я хочу провести ее с ним. Отец глубоко вздохнул: — В таком случае, нам больше не о чем разговаривать, Самира. — Но, пап… — У тебя больше нет отца, Самира. Теперь ты принадлежишь своему мужу. — Пап… — Прощай, Самира. — Я люблю тебя. Он отключился, но я знала, что он услышал мои слова, и для него они были не менее важны, чем для меня самой. Готова я была провести всю жизнь с Джаредом Лето? Конечно, нет. Но я и не собиралась. Когда-нибудь, надеюсь, я встречу человека, за которого мне действительно захочется выйти замуж, но сейчас я к этому не готова. Мне почти тридцать, я богата, экзотически хороша собой и почти свободна. Мне хочется продлить это состояние как можно дольше. — Ты как? — Джаред подсел ко мне, пока Шеннон флиртовал с симпатичной продавщицей в киоске с прессой. — Попрощалась с отцом, — бессмысленно подергав блестящий язычок чемоданного замка, я улыбнулась, почувствовав, как Джей напрягся. — Не переживай, он смирился с моим выбором. Джаред кивнул: — Это хорошо. Слушай, Сэм, знаю, у нас не было времени все отрепетировать, но помни, что никто, кроме нас троих, не в курсе аферы. Для моей матери, для моих друзей, для всего мира — мы счастливая пара. Мама уже начиталась газет и жаждет с тобой познакомиться. Эмма и Шейла в шоке, что мы так долго скрывались. Если тебе будет тяжело, я всегда буду рядом, ладно? — Спасибо, милый, — я изобразила самый влюбленный взгляд и провела ладонью по его небритой щеке. — Господи, Самира, как ты это делаешь? — Джей нервно облизал губы. Я криво усмехнулась: — Джордж Клуни. Можешь попробовать тоже кого-то представить на моем месте. Скарлетт Йоханссон? — Джей скривился, и я запоздало вспомнила, что с ней он действительно крутил роман. — Линдси Лохан? Пэрис Хилтон? Камерон Диас? Господи, ты что, перетрахал всех блондинок Голливуда? — Я вздохнула, когда Лето в очередной раз с улыбкой пожал плечами. — Мой муж чертов бабник. — Это в прошлом, дорогая. Теперь я буду верен тебе до гроба. — Еще бы, если мой отец заподозрит тебя в чем-то, гроб окажется ближе, чем ты думаешь. — Ну вот, ты все испортила. Теперь мне снова страшно. Он с показным ужасом взглянул мне в глаза, и мы оба расхохотались. — Джей, можешь кое-что мне пообещать? — я закусила губу, рассматривая его расстегнутые ботинки. — Пожалуйста, только не заставляй меня называть твоего отца «папой». — Пообещай, что если мужа и жены из нас не выйдет, мы все равно останемся друзьями. Он осторожно приподнял пальцами мой подбородок, заставив взглянуть в свои глаза, все еще светящиеся отголосками смеха: — Обещаю, принцесса. Даже если мы окажемся самой паршивой в мире семьей, нашу дружбу это не разрушит. — Эй, голубки, нам пора на посадку, — Шеннон разрушил странное очарование близости Джареда. — Наворкуетесь еще. Могу даже уступить Сэм место рядом с Джеем. — Да, — Джаред внезапно кивнул. — Уступи Самире свое место. Мы как раз обсудим детали легенды. Он крепко взял меня за руку и с легкостью принял вид счастливого влюбленного, украдкой бросая на меня томные взгляды и шепча милые пошлости на ухо перед завистливо вздыхающей девушкой, проверяющей наши билеты. Я ничего не имела против, мне это нравилось, даже никого представлять не пришлось. За часы полета мы выяснили почти все детали нашей страстной любви. Встретились в ранней творческой юности и сразу сдружились. Изредка встречались в Нью-Йорке, когда Джаред приезжал туда по делам, и отлично проводили время вместе, а потом поняли, что дружба переросла в нечто большее и решили проверить, выдержим ли мы любовь на расстоянии, да еще в обстановке строжайшей секретности. Выдержали. Прошли огонь, воду и медные трубы и осознали, что предназначены друг другу самой судьбой. Когда обо всем узнал мой отец, поняли, что тянуть дальше некуда, и обручились. Не так уж далеко от правды, так что запутаться будет сложно. Главное, всем улыбаться и почаще представлять себе Джорджа Клуни.