Чудовище и чудовище

— Что ты задумал, Лето? — я только что почти бегом преодолела путанный лабиринт дома и сейчас с трудом переводила дыхание, глядя на Джареда, сияющего, словно свежее болотце под полуденным солнцем. Светлый пиджак с темными лацканами отлично сидел на его стройной фигуре, выгодно подчеркивая ширину плеч и узость бедер, а черные штаны не привлекали внимания к тощим ножкам. В одной руке Джей вертел стильную темную шляпу, очевидно, призванную скрыть травяную поросль на голове, а вот вторую – прятал за спиной, смущенно косясь при этом на Шеннона. Старший из Лето взирал на все действо через экран своего айфона, и что-то мне подсказывало, что он сегодня выступает в роли оператора. Джаред неловко плюхнулся на одно колено и тут же, услышав треск рвущейся ткани, принялся ощупывать свой зад. — Мелкий, вынь уже руки из жопы, я это видео собираюсь в интернет выложить! — Шеннон громко заржал. — Иди в пень! — Джей смущенно и абсолютно по-детски насупился. — Мальчики, мы играем в крокодила? — я пыталась осмыслить ситуацию. — Джей, ты балерина? Танцовщица? Стриптизер? — муж покрылся гневными зелеными пятнами, хотя, возможно, это просто его макушка бликовала от ламп. — Самира ибн Саид…ибн Самир…ибн… — Султан, — громко подсказала я. Джей, так и стоящий передо мной на коленях, обрадованно вздохнул: — Самира ибн Султан аль…Наху…Нахе…Вот, черт! Я великодушно пожала плечами: — Зови меня просто Сэм. Как и десять лет до этого. — Просто сделай уже это, дятел! — Шеннон если и болел за брата, то делал это в свойственной ему манере. Джаред сверкнул на него гневным взглядом: — Самира, после того, как я отсижу лет десять-пятнадцать за особо изощренное убийство собственного брата, согласишься ли ты стать моей женой? — О, господи, Джадичка, ты серьезно? — я театрально утирала несуществующие слезы, позируя откровенно ржущему Шеннону. - О, Аллах и Магомет, пророк его! Аллах велик! Да! Да! Конечно! Я согласна! Дождавшись пока злобно пыхтящий Джаред наденет мне на палец колечко, я торжествующе улыбнулась в камеру Шеннона и продемонстрировала размер камня прямо в объектив. — Ты переигрываешь, Сэм, — Джей поднялся с пола и напялил шляпу так, что не было видно ни лба, ни глаз. — Ты ужасная актриса. — А у тебя штаны на заднице порвались, — я мило улыбнулась ему и прошептала. — Это самое трогательное предложение, которое мне когда-либо делали. Джей слегка оттаял: — Правда? — Да, милый. Впрочем, это мое первое предложение, надеюсь, следующие будут куда эффектней. Готова поспорить, Джаред готовился сказать мне очередную колкость, но ситуацию сгладил Шенн, спрятавший свой телефон во внутренний карман пиджака, и заявивший, что нам пора выдвигаться. В отличие от брата он был весь в черном, лишь по лацканам тянулись узкие белые вставки. Короткие волосы наверняка побывали в руках стилиста, и сейчас послушно лежали в строгой прическе, не спадая на глаза, как обычно. От долгого смеха у рта пролегли легкие морщинки, и глаза все еще светились отголосками веселья, но чуть нахмуренные густые брови и поджатые губы придавали ему нарочито серьезный и сосредоточенный вид. — Сэм? — Шенн вопросительно дернул головой, давая понять, что я опять засмотрелась на него, на это чертово совершенное творение природы. — Просто задумалась. Не каждый день, знаешь ли, получаю предложение руки и сердца от шикарного мужчины, — я перевела взгляд на обиженного Джареда. — Джей, прости, это действительно было очень мило. В знак примирения я коснулась губами его щеки, на удивление гладко выбритой. От него исходил легкий запах мыла. Обычного мыла, по доллару за упаковку, но отчего-то именно этот аромат заставил слезы навернуться мне на глаза. Ни терпкая смесь кофе, сигарет и туалетной воды, исходящая от Шеннона, а какое-то дурацкое мыло. Я, словно маленькая девочка, уткнулась Джареду в шею, вдыхая запах бруска из дешевого супермаркета, и изо всех сил старалась не разрыдаться. Говорят, дети мало что соображают, и еще меньше помнят, но именно этот запах всегда ассоциировался у меня с мамой. Не спорю, наверное, я просто придумала себе, что мама постоянно мыла им руки, а потом гладила меня по голове, оставляя запах на младенческом пушке волос и на мягкой ткани колыбельки. Придумала и до отчаяния захотела поверить в это. Ведь раз я помню мамин запах, то и саму ее самую малость, но помню, значит, она у меня была. Моя мама. — Сэмми, ты чего? — Джей осторожно погладил меня по голове, когда я громко всхлипнула. — Ну Сэм, только не плачь. — От тебя пахнет мылом, — я попыталась криво улыбнуться. Шеннон фыркнул: — Говорил же тебе, что нельзя мыться этой гадостью. У принцессы вон аж аллергия на твой запах. — Не слушай его, — я замотала головой. — Ты очень вкусно пахнешь. Отстранившись, я усилием воли заставила себя забыть этот чертов запах и улыбнулась, взяв Джея под руку. Я больше не маленькая брошенная девочка, я замужняя дама. И мой муж сам, черт побери, Джаред Лето. Да миллионы девочек, девушек, женщин и даже бабушек отдали бы все, чтобы оказаться на моем месте. Но сидя в машине между братьями Лето, я сквозь аромат туалетной воды Шеннона и вонь автомобильного ароматизатора воздуха все пыталась поймать запах Джареда, вцепившись мертвой хваткой в рукав его пиджака. Вообще мы были на редкость красивой троицей: Джей в светлом костюме, дьявольски темный Шеннон и я, вобравшая в себя по крупице от света и тьмы — эдакий инь-ян. Не удивительно, что, стоило нам остановиться у торжественной красной дорожки, как все внимание толпы журналистов и простых обывателей было приковано к нашей семье. Шеннон помог мне выбраться из автомобиля, но, стоило Джею обогнуть машину и оказаться рядом, как я, помня о своей роли, вновь взяла под руку его, поблагодарив старшего Лето улыбкой. Моя влюбленность в Шенна осталась в прошлом. Должна была остаться. Но мне не хочется отводить взгляд от него, прячущегося за спиной младшего брата от слепящих вспышек. Он делает это так грациозно, так естественно — два скользящих шага назад, поправить галстук и нахлобучить солнечные очки — и вот он уже тень брата, скучающе рассматривающая галдящую толпу. Джаред словно даже стал выше, прикрывая брата от репортеров, тычущих в нас камерами и микрофонами. Похоже, его трогательная забота распространялась и на меня, потому что я вдруг тоже осталась чуть позади, спрятанная за широким плечом, пока мой муж лучисто улыбался и приветственно размахивал правой рукой. Левой он крепко сжимал мою ладонь, не давая мне отстать. — Ты как? — поинтересовался он, когда мы оказались внутри. Я пожала плечами: — Отлично. Здесь тоже мелькали вспышки фотокамер, и сновали аккредитованные журналисты, сжимающие в руках увесистые микрофоны, но их было гораздо меньше, чем на улице. Только вот Джей зря думает, что они меня пугают. Возможно, какая-нибудь Золушка из забытой Богом фермы в Омахе и смутилась от такого пристального внимания к своей персоне, но я с этим давно свыклась. Стоило мне стать достаточно взрослой, чтобы больше ни один интернат не принимал меня в свои ученицы, и достаточно самостоятельной, чтобы жить в центре Нью-Йорка, писаки досаждали мне вопросами об отце. Пару раз папарацци снимали меня в сомнительном виде на отвязных вечеринках, после чего я стала посещать исключительно закрытые мероприятия. Папе очень не понравились заголовки вроде «Дочь арабского шейха станцевала стриптиз на барной стойке», и тогда я в первый раз едва не лишилась золотой карты. Но, несмотря ни на что, я всегда любила светские вечеринки. После десятилетий жизни в закрытых учебных заведениях, где моими подругами были лишь скука и тоска, блеск и шум подобных мероприятий заставляли мое сердце биться быстрее. Здесь бурлила жизнь. Поток гостей прокладывал замысловатые тропы, не скупясь на широкие улыбки и приветственные слова. Алкоголь лился рекой, и вежливые официанты тенями кружили вокруг с бесчисленными закусками. Каждый, кто попадал в этот круговорот, становился своим. На подобные вечеринки приглашались только люди со статусом и толстым кошельком, а, значит, все здесь были равны. Здесь никто не вздыхал завистливо, глядя на массивные украшения и дорогие платья, никто не падал в обморок, глядя на закуски, приготовленные лучшими поварами планеты. Люди, никогда не бывавшие на пафосных вечеринках, любят обвинять их завсегдатаев в лицемерии и фальши. И улыбки неискренние, и наряды фальшивые, и чувства ненастоящие. Я готова с этим поспорить. Чаще всего, это просто приятное времяпрепровождение, встреча старых знакомых и повод завести новых. Для многих посещение светских мероприятий — всего лишь часть работы, как для Джея, для кого-то — образ жизни, как для меня. И те, и другие, пересекаясь, отлично проведут время друг с другом. Но самое интересное происходит на вечеринках после вечеринок. Туда никогда не допустят ни одного журналиста, и все, что происходит там, никогда не покинет круг людей, на это таинство приглашенных. Можно сколько угодно твердить, что не в деньгах счастье, что светские львицы не обременены интеллектом, что все богачи подлые лицемеры, а можно взять и на секунду представить, что мы тоже люди. Мы умеем дружить и любить, мы тоже любим веселиться, и вовсе не обязательно считаем всех вокруг хуже нас. Я настолько погрузилась в свои высокие мысли, что вздрогнула, когда рядом материализовался Шеннон. — Я смотрю, тебе здесь нравится, — с легкой усмешкой констатировал он, протягивая мне бокал с шампанским. Я улыбнулась: — Ты же знаешь, я всегда любила вечеринки. Как и ты. Шеннон хмыкнул. Любовь к тусовкам нас всегда роднила. Точней, мне хотелось, чтобы нас что-то роднило, поэтому я ходила за ним как привязанная по всем злачным местам. Пока Джаред интересовался искусством и раз за разом обходил галереи искусств Нью-Йорка, мы с Шенном столь же тщательно инспектировали городские клубы. Шеннона нисколько не смущало, что я была еще несовершеннолетней, когда мы распивали дешевое пойло вместе с его знакомым барменом. Благодаря старшему Лето я покатилась по наклонной, как сказал бы мой отец. Мой персональный змей-искуситель… — Когда ты смотришь на меня так пристально своими черными глазищами, принцесса, мне становится не по себе, — Шеннон помахал ладонью у моих глаз, выводя меня из оцепенения. — О чем задумалась? — О том, что ты меня развратил. Лето подавился: — Чего? — Ерунда… А где Джаред? — обведя взглядом зал, я увидела черную шляпу возле миловидной журналистки в обтягивающем платье и, не дожидаясь ответа Шеннона, двинулась к ним. Не то, чтобы я хотела показать юной профурсетке, кто здесь главный, но невидимую пыль с плеча мужа заботливо смахнула и шляпу на зеленой макушке поправила, и лишь потом лучезарно улыбнулась в камеру. — А вот и миссис Лето, — Джей обвил рукой мою талию и посмотрел на меня взглядом, не оставляющим сомнений в его искренних чувствах. — Мы как раз спрашивали мистера Лето, как вам удалось склонить к браку этого закоренелого холостяка, — девица выжидательно ткнула мне в лицо микрофон. Я пожала плечами: — Это еще вопрос: кто кого склонил. Джей внезапно откликнулся на чей-то зов, оставив меня с журналисткой один на один. И, судя по взгляду, которым она проводила моего мужа, ее этот факт радовал не больше, чем меня саму. — Расскажите, как он сделал вам предложение? — девица с кислой миной покосилась на кольцо на моем пальце. Наверняка, она ждала от меня романтичной истории в духе любовных романов: поза «зю» на одном колене, веник из роз размером с маленькую галактику и выплюнутое из бокала с шампанским вместе со слюнями кольцо. Но раз Джаред посмел бросить меня одну на растерзание журналистке, пусть пеняет на себя. — Ой, это было так забавно, — я продемонстрировала девице белоснежные клыки. — Джей хотел сделать мне сюрприз и зачем-то спрятал кольцо в новой пачке с туалетной бумагой, а когда она закончилась в самый ответственный момент, попросил меня принести новый рулон. В общем, я сказала «да» Джареду Лето, сидящему на толчке со спущенными штанами. Кажется, мне удалось шокировать не только журналистку, но и самого Джея, тут же возникшего рядом и больно ущипнувшего меня за бок. — Самира шутит, — он широко улыбнулся и грозно посмотрел мне в глаза: — Ты ведь шутишь, Самира? — Конечно, шучу, — я согласно кивнула, но, стоило мужу отвести от меня взгляд, как я, четко артикулируя, прошептала одними губами в камеру: — Я не шучу! — и для надежности изобразила руками спущенные штаны. — Сэм! — Джаред больно сжал мой локоть и обратился к ошарашенной девушке: — Можно не вставлять это в эфир? — О, Аллах, можно подумать, на планете еще остались люди думающие, что ты не какаешь. — Сэм, какого черта? — злобно прошипел Джей, зажав меня в темном углу подальше от журналистов. — Не могла придумать ничего романтичней? Я вздохнула: — Не понимаю, чего ты злишься. Ты же Джаред Лето. Ты красишь волосы в зеленый, сбриваешь брови, ходишь по улицам в одежде, снятой с мертвых бомжей. По-моему, предложение руки и сердца, сделанное сидя на унитазе, вполне вписывается в твой образ, — я осторожно провела ладонью по гладкой щеке. — К тому же, если после такого я согласилась выйти за тебя замуж, то сомневаться в нашей любви просто глупо. Он смягчился. В светлых глазах запрыгали знакомые мне чертенята, а уголки губ поползли вверх в улыбке. Укоризненно покачав головой, Лето прошептал: — И все равно, я считаю, что у тебя извращенная фантазия. — Просто в юности я связалась с плохой компанией, — я широко улыбнулась. — Пойдем, расскажем еще кому-нибудь о том, какой ты плохой романтик. Пока Джей выискивал в толпе Шеннона, я подхватила с подносов новый бокал шампанского и крохотное канапе, намереваясь занять рот едой, раз уж муж остался недоволен моим разговором с репортершей. Прислонившись к стене, я рассматривала людей, приветливо кивавших, натыкаясь на мой изучающий взгляд. Жаль, что здесь я никого не знала, в Нью-Йорке я бы уже собрала вокруг себя толпу знакомых, и выбирала, с кем и где продолжить вечер. Канапе проглотилось в мгновение ока, и бокал опустел очень быстро, а Джаред все не возвращался, поглощенный жадной толпой. Мне становилось скучно. — Шампанского, мисс? Я не глядя взяла бокал и собиралась жестом отправить официанта дальше, но, повернув к нему голову, застыла. Он вовсе не был официантом: ни бейджа с именем, ни длинного темного фартука, ни чопорной бордовой жилетки. Вместо этого — дорогой костюм, идеально сидящий на идеальной фигуре, золотые часы на кожаном ремешке, поблескивающие на запястье и неземной красоты лицо. Шеннон Лето только что был грубо подвинут на своем пъедестале, возведенном в моем сердце. Галантный мужчина явно был с востока, я готова была биться об заклад, глядя на его чуть отросшие черные кудри, смуглую кожу острых скул и глубокие карие глаза, глядящие на меня с неприкрытым восхищением. Черт, ну почему папа не мог выдать меня за такого красавчика? Почему моим мужем должен был стать какой-то чертов Комод, а не… — Простите, что? — я нервно облизала губы. Идеал вздернул густые брови и улыбнулся, продемонстрировав мягкие ямочки на щеках, став еще более идеальным: — Меня зовут Хамдан. Хамдан ибн Мохаммед аль-Мактум.