В этих листьях слишком внешних, В их точеном очертаньи, Что-то есть миров нездешних… В. Брюсов, «Папоротник».
Позолоченные барашки облаков разбрелись по своему лазурному выгону да так и остались, раскиданные над долиной пушистыми и курчавыми клубками небесной пряжи. Солнце-пастух вошло в зенит, разморенно скидывая капли пота с сияющего медного лба. Автобус, убаюканный дремой разбитых дорог, величаво, грузно и без спешки преодолел последнее кольцо горного серпантина, спускаясь пологим склоном в край пенистых бурных рек и изумрудных пастбищ, где разгуливали уже настоящие, живые бараны и овцы, а седые собаки зорко стерегли их, подгоняя отбившихся от стада. Курогане потянулся и зевнул, едва не задев локтем своего соседа — задремал и не заметил, как уснул. Покосился в окно, осторожно перевел взгляд на Фая… — Выспался, Куро-рин? — все так же лучась дружелюбием, спросил тот, одарив его солнечной улыбкой. — Черта с два тут выспишься, — честно отозвался бедолага, обреченно поерзав и поведя занемевшими плечами — когда в тебе под два метра роста, сложно ютиться на стандартном кресле, больше напоминающем прокрустово ложе. — Шея затекла и где-то в позвонках защемило. Никогда больше не поеду автобусом. — Вот оно как, — протянул Фай и задумался. И тут же совершенно серьезно предложил: — Хочешь, помну? — Чего?! — отшатнулся Курогане. — Плечи твои, — с пугающей искренностью пояснил его попутчик, словно это и так не было очевидно. — Нет уж, спасибо! — мужчина попытался выбраться, расталкивая своего соседа и заставляя того взгромоздиться с ногами на сиденье. Оказавшись в проходе, потянулся, озлобленно хрустнул сведенной шеей, склонив голову поочередно к обоим плечам, и двинулся к началу салона, надеясь хоть этой коротенькой прогулкой взбодрить одеревеневшие мышцы. Вернулся со стаканом воды в руке, все такой же помятый, разве что взгляд стал чуточку осмысленнее. Протиснулся мимо Фая и уселся обратно на свое место. Запустил пятерню в волосы, точно желая прогнать губительную дорожную негу, от которой ломило все тело, тяжело вздохнул и в три глотка осушил стакан. Только после этого, поозиравшись кругом, внезапно спросил: — Который сейчас час? — Не знаю, — отозвался Фай. — У тебя что, нет часов? — сумка Курогане тоже оставалась наверху, в багажном отделении, а повторять всю процедуру, протискиваясь мимо соседа и назад, не хотелось. — Нету, — признался беловолосый чудак. — Зачем они нужны? Судя по солнцу, сейчас около полудня. — Значит, скоро будет остановка, — мужчина не понимал, как можно путешествовать без часов, но этот Фай явно принадлежал к числу рассеянных счастливчиков, раз мог себе такое позволить. Однако новость его приободрила и обнадежила грядущей возможностью размять ноги. И точно: большое черное табло на перегородке автобуса, отделяющей пассажирский салон от автоматики, отвечающей за точное следование по заданному программой маршруту, озарилось красными буквами, и в динамиках раздался мягкий женский голос: «Внимание! Наш рейс прибывает в деревню Зеленого Папоротника. Точное время прибытия — одиннадцать часов и тридцать минут. Отправление — в двенадцать часов и тридцать минут. Убедительная просьба не опаздывать. Погода ясная, плюс двадцать пять градусов по Цельсию. Желаем вам хорошего пути!». Курогане вылупился на табло и запоздало сообразил, что часы всё это время находились прямо перед его носом: огромные, яркие, почти в половину экрана, они показывали двадцать пять минут двенадцатого, пока неживая сгенерированная машиной речь из колонок дублировалась снизу бегущей строкой. Оповестив пассажиров о близящемся прибытии на одну из многочисленных промежуточных станций, автобус, напичканный умной электроникой, сбавил ход, съезжая на ровную асфальтированную дорогу. Здесь заканчивалась первозданная природа; перевал, подпирающий кромку облаков, остался позади вместе с извилистыми горными тропами, и начиналась цивилизация. — Отлично, — Курогане снова перелез через Фая, который, казалось, даже нисколько не старался потесниться, чтобы помочь соседу. Сдвинул в сторону чужую синюю сумку на багажной полке, добираясь до своей. Порылся по карманам, выгреб оттуда всю мелочь и загодя направился к выходу, дожидаясь остановки. Маг или вор, кто бы он там ни был, по-мальчишески спрыгнул со своего сиденья и мягким котом последовал за своим спутником. — Не боишься карту-то в автобусе оставлять? — покосившись на Фая, поинтересовался Курогане, стараясь говорить тихо, самым уголком рта. — Не-а, — тот так радостно заулыбался, словно карта хранилась в его сумке, придавленная сверху медвежьим капканом или подключенная к генератору высоковольтного напряжения. — Это еще почему? — недоумевая, нахмурился мужчина. Автобус подполз к остановке, за ними двумя уже столпилась целая цепочка желающих покинуть отчаянно надоевший, хоть и комфортабельный, салон, и голос оставался на уровне заговорщического шепота. — Ну… — Фай мечтательно закатил глаза, и Курогане в этой недомолвке почудилось коварство. Карта их сблизила самим своим существованием, и мужчина был уверен, что имеет полное право знать, раз уж его изначально посвятили в этот страшный секрет. — Никто ведь не догадывается о том, что это особенная карта, верно? — Верно, — согласился Курогане, спускаясь с подножки автобуса, как только дверь с шипением отползла в сторону, выпуская пассажиров на волю. Свежий горный воздух оживил, окутал острой и пряной смесью сушеных трав, конского навоза, лакированных сувенирных подков-подвесок, вырезанных из дерева, льняного масла и парного молока. — Но что, если кто-нибудь подслушал наш разговор? — В таком случае, — промурлыкал Фай, спускаясь следом за своим спутником и подставляя лицо легкому ветру, несущему в долину аромат хрустящих ледников, сырых гранитных скал и кедра, — этот кто-то все равно не знает, как с ней обращаться. Карту он получит, но что будет дальше? — Что будет дальше? — призадумался мужчина, потерев пальцами подбородок. В ответ на этот риторический вопрос воображение услужливо нарисовало отчетливую и пугающую картину. — Нет, ты же не собираешься… По-детски невинная смешинка на безмятежном лице Фая подтвердила, что да, собирается. Курогане открыл было рот и тут же захлопнул. Морщинка на переносице прорезалась острым сколом, пока пытался все осмыслить, а когда осмыслил — посерьезнев, произнес: — По мне, так это слишком жестокий эксперимент. — В самый раз для того, кто берет без спросу магические вещи, Куро-рин, — с неизменной ровной улыбочкой отозвался попутчик, и у Курогане появилось острое желание озвучить собственные подозрения, что этот «кто-то» сейчас идет рядом с ним. Впрочем, он быстро раздумал и вместо этого молча зашагал по пыльной обочине, завидев впереди длинные торговые ряды, сколоченные из бревен и крытые еловой корой да разлапистыми игольчатыми ветками. Солнце плавило тягучую смолу, застывшую в древесине полупрозрачными каплями, наполняя воздух янтарным хвойным запахом, а медные колокольчики на длинных можжевеловых подвесках заливались чарующим перезвоном. Подойдя ближе и потеснив немногочисленных праздношатающихся туристов, Курогане оказался у самого прилавка и принялся разглядывать разложенный поверху товар. Фай, не отставая ни на шаг, подобрался и встал рядом, тоже с неподдельным любопытством воззрившись на разнообразные сувениры, предложенные гостям. Деревня оправдывала свое название: папоротников было много. Кулоны в виде листа папоротника, малахитовые подставки для чайников, украшенные незатейливым узором, кожаные сумки и кошельки с изображением длинных резных листьев, браслеты из разноцветных бусин, одну из которых — самую большую — неизменно венчал схематично начертанный символ, наконец, просто засушенные охапки, перевязанные соломенной ленточкой… Колдовское растение царило везде. — Забавная вещица, не находишь, Куро-пу-у? — из молчаливого созерцания Курогане вырвал мелодичный голос Фая. Тот подхватил с лотка самый простенький браслет, собранный из бруснично-зеленых шариков, и теперь восхищенно вертел его в руках. Курогане не находил. Его куда больше интересовало запрятанное в ножны из мягкой кожи оружие, чем девичьи побрякушки. Равнодушно пожав плечами, он двинулся дальше вдоль витрины, пока беловолосый маг за его спиной сторговывался и расплачивался за покупку. Кинжалы и кортики стоили дорого, таких денег у путешественника не имелось. Оглядев лихо изогнутый охотничий нож, он с сожалением потрогал пальцем острый кончик и вернул обратно седовласой торговке, кутающейся, несмотря на жару, в серую шерстяную шаль. Старушенция окинула не по годам зорким взглядом небогатого покупателя и, прежде чем тот развернулся и ушел прочь, подсунула ему книжный томик в потрепанном холщовом переплете. Курогане опешил. — Что это? — спросил он, глядя то на старушку, кажущуюся ведьмой или знахаркой, то на абсолютно не нужную ему книжицу. — Сказки, — ответствовала торговка, старательно тыча крючковатым ногтем в переплет. — Да ты открой, открой! Курогане, неспособный противиться такой настойчивости, послушно открыл. Пальцы коснулись ветхих страниц, огладили тисненые по старинке буквы, а ноздри втянули запах бумажной пыли. Расчихавшись и чуть не выронив книгу, мужчина кое-как выговорил: — Да мне не нужно… — Но торговка оказалась упертой. Ловко выбравшись из-за прилавка, она принялась на него наступать, яростно сверкая глазами и картинно взмахивая по-птичьи тонкими иссохшимися руками. — Чем не сувенир? Дешево отдам. Да ты почитай, почитай! С женщинами у Курогане никогда не складывалось ничего хорошего. Вроде бы он твердо держался своего, а в итоге всё неизменно оборачивалось так, как тем хотелось. Зачастую — худшим для Курогане образом, так что утверждение «все беды от женщин» как нельзя лучше подходило его случаю. И хотя женоненавистником он не был, но от представительниц противоположного пола любых возрастов по возможности старательно держался подальше. Где-то за спиной — мужчина лопатками это чувствовал — бессовестно хихикал Фай, даже не пытаясь скрыть улыбки. Происходящее его явно забавляло. Старушка надвигалась, снежные волосы от возмущения выбились из пучка на затылке, и Курогане, подавленный этой воинственной дамой, снова раскрыл книгу на первой странице, на сей раз внимательно вчитываясь в витые буквы-закорючки. Так прошло с полминуты, торговка жадно уцепилась взглядом за потенциального покупателя, которого ни за что не собиралась упускать, и усердно нависла рядом всем своим крошечным полутораметровым ростом. Курогане читал. Перелистнул страницу, принялся за другую. И лишь когда добрался до третьей, вдруг вынырнул из оцепенения и, окинув лавочницу нечитаемым уважительным взглядом, согласно кивнул, протягивая ей томик. — Я возьму. Сколько? Та обрадовалась и даже не обманула, назвав какую-то смехотворную сумму. К Фаю мужчина вернулся с книжкой под мышкой, покосился на уснувший темными стеклами автобус и заозирался в поисках кафе или закусочной. — Куро-пу-у тоже обзавелся сувениром? — промурлыкал его беловолосый спутник, и вот тут Курогане не выдержал — взвился, угрожающе сузив глаза: — Хватит называть меня этим идиотским именем! Я Курогане! Неужели так трудно запомнить?! — убедившись, что ответа так и не дождется — Фай продолжал бесстыже лыбиться, игнорируя все угрозы, — спросил уже спокойнее: — Ты, кажется, перекусить хотел? — Куро-тян обо мне заботится? — умилился тот и, наблюдая, как на лице попутчика расцветает новое озлобленное выражение, подернутое совсем уж любопытным румянцем, внезапно посерьезнел: — Здесь должно найтись придорожное кафе. Но лучше нам поторопиться, а то опоздаем на автобус! Похоже, он действительно боялся отстать в пути. — Так заведи себе часы, — ворчливо посоветовал Курогане, широким шагом следуя за своим со всех сторон необычным попутчиком, к которому постепенно начинал привыкать. Стоило признать, что вдвоем коротать дорогу было намного интереснее и веселее.* * *
Кафе оказалось таким же просто сколоченным, как и оставшиеся за спиной сувенирные лавочки, крытые корой и ветками. Темное, с проделанными в срубе квадратами окон, отягощенных раскрытыми ставнями, с тусклой люстрой под потолком, обнесенной матовым зеленым сукном, с тяжелыми, грубо обструганными столами и лавками, с простой и сытной едой в одноразовых пластиковых тарелках, которую приносили обряженные в длиннополые красные платья женщины. Курогане поначалу показалось, что это антураж такой — для туристов, но Фай опроверг его догадки, кивком головы указав на стайку девушек, вошедших в помещение. Их наряды оказались схожего кроя и фасона, различаясь лишь цветом, и стало ясно, что это местная традиционная одежда. Фай щеголял ярким браслетом из бусин, время от времени отставляя кисть, чтобы полюбоваться, и Курогане не выдержал. — Всего лишь дешевая побрякушка, — буркнул он. Чудику-магу украшение было к лицу, однако озвучивать это наблюдение было делом излишним. — Вовсе нет, — покачал головой тот. — Это оберег. — От чего? — мужчина хотел было сказать, что все обереги — сущие суеверные глупости, но так и закрыл рот, осекшись на полуслове. После удивительной карты, с которой ему довелось познакомиться минувшим утром, всякое могло быть возможным. — От злых сил, полагаю, — лучезарно улыбнулся его попутчик. — То есть, ты даже толком не знаешь, — Курогане устало выдохнул. — Ладно, что там у них в меню, пока автобус не ушел… Он раскрыл тощую книгу в увесистом кожаном переплете — похоже, недостатка в этом материале тут не испытывали: овцеводство в здешних краях процветало. Быстро просмотрел три листка и, наконец, определился. Официантка, издалека завидев их манипуляции, сразу же оживилась и в мгновение ока оказалась подле столика. — Лагман с бараниной, — Курогане ткнул пальцем, чтобы девица уж точно не ошиблась или не перепутала. — И зеленый чай. Простой, безо всех этих добавок. Та записала, а затем перевела выжидательный взгляд на второго посетителя. — М-м-м… как же сложно выбрать, — протянул Фай, откладывая тяжелую книгу и закатывая глаза. — А вот баранина на ребрышках… — Готовится час, — быстро прикинув расписание туристических автобусов, отрезала официантка, и юноша снова полез в меню. — Ну, тогда, может, суп из морепродуктов? — Откуда в горах морепродукты? — удивился Курогане, скептически приподняв одну бровь. — Стоит, небось, бешеных денег твой суп. — Тоже час ждать, — дама была непоколебима. Возиться с изборчивым клиентом ей явно не нравилось, и она уже с досадой поджимала губы, одаривая обоих путешественников мрачным взглядом темных глаз. — А что быстрее всего? — с надеждой произнес Фай, взирая на девушку снизу вверх с неизменной дружелюбной улыбкой, за которой при должной мнительности несложно было заподозрить издевку. — Лагман, — буркнула та, всем своим видом выказывая нетерпение. Курогане не выдержал, нутром чуя близящееся отправление автобуса, и вмешался: — Да принесите вы уже два лагмана. — И клубничный чай! — запоздало добавил Фай, когда официантка, злобно подхватив меню, удалилась на кухню, чеканя шаг. — Гурман хренов, — Курогане потер ладонью лоб. — Опоздаем из-за тебя, как пить дать.* * *
— Какой же ты беспокойный, Куро-фью! — Фай, которого уже практически тащили за руку, влетел в автобус, чуть не расплескав клубничный чай в стаканчике. — Что еще за «Куро-фью»?! — так опешил Курогане, что даже застыл на секунду. Собственно, он до сих пор удивлялся, почему давно не поставил нахала на место, хорошенько приложив в подкрепление своих слов кулаком. Обычно за ним не водилось излишней мягкости, но Фай, такой хрупкий, что казалось — тронешь пальцем, и рассыплется, даже издевался так мило, что совесть не позволяла его ударить. — Ну, это то же, что и «Куро-пу-у», наверное, — совершенно серьезно призадумался его попутчик. И, просияв, добавил: — Хотя, наверное, ближе к «Куро-тян». — Из-за этого паршивого чая чуть не опоздали, — мужчина злобно покосился на стаканчик с сомнительным розоватым напитком. — Уверен, дрянь редкостная, как из любого пакетика. — Не может быть, — возразил Фай. — В горах чай всегда на травах. И пахнет травами. Вот, понюхай! — Пахнет, как резиновая конфета, — его спутник оставался непреклонен. Впрочем, к отправлению они успели, и раздражение с беспокойством понемногу утихали. Курогане уселся на свое место и от нечего делать развернул купленный в качестве сувенира томик, запакованный в серую оберточную бумагу. — Сказки? — белобрысый юноша покосился, потянулся, почти лег мужчине на плечо, заглядывая в книгу. — И о чем же они? В этот миг Курогане понял, что кто угодно обсмеял бы его с этими сказками, но только не Фай. Фай, который верил в браслеты-обереги, любил клубничный чай и носил в кармане волшебную карту, больше походил на странствующего волхва, чуждого мирским правилам и обычаям, чем на среднестатистического случайного попутчика. Вместо ответа мужчина раскрыл книгу на первой странице и подвинул так, чтобы Фаю тоже было удобно читать. «В лесу на самом краю земли, под кронами вековечных дубов и кряжистых вязов, жил-был маленький белый зверек с длинными ушами. Каждый день он просыпался с рассветом, жмурил сонные глаза, перекатывался с толстого пуза на кроличьи лапки и осторожно выбирался из норы. Смотрел, как тягуче срываются с листьев блестящие капли пролившегося за ночь дождя, как сияют багрянцем умытые грозди рябины, как колышется потревоженная птицей ветка ольхи. Дом зверька находился меж вздыбившихся корней старой ели: сумрачный, заросший мхом и лишайником, осыпающийся комьями земли, когда мимо царственно проходил венцерогий сохатый лось. Солнца сменяли луны, зелень листвы увядала, осыпалась бронзовым ковром, исчезала под снегом. Прорастала вновь почками по весне. Старый лес засыпал под шелест ветра и скрип рыжих сосен, просыпался под прыжки вертлявых солнечных зайчиков и звонкий посвист синиц. Белый зверек, позабывший, как и когда очутился в этом лесу, был одинок».