Пыль дорог

Мы чужие на этом празднике жизни. И. Ильф, Е. Петров, «Двенадцать стульев».

      Когда Курогане вернулся в номер, Фай уже взял себя в руки и теперь восседал на кровати, по привычке сложив ноги «лягушечкой» и радостно улыбаясь своему попутчику. Глядя на него, можно было подумать, что выход второго путешественника из душевой был не обыденной вещью, а поистине долгожданным событием.       Курогане, заучивший некоторые из арсенала фаевских улыбок, только раздраженно хмыкнул.       — Идем гулять, Куро-пу-у? — нетерпеливо позвал его Фай.       — Да, — устало откликнулся тот, к этому моменту окончательно смирившись с неизбежным расставанием.       Когда они вышли из отеля, солнце уже успело окунуть нижний свой краешек в потемневшую воду, и закатное золото плавилось, растекаясь жидкой рябью. Истеричные крики чаек оглашали рыжее небо, задавленное массивами кучевых облаков далеко на горизонте. Волны плескались, шуршали, наползая на песок и утаскивая за собой мириады песчинок, чтобы через пару секунд принести с морского дна другие такие же им на смену.       Загорелые люди, одетые в легкую одежду, прохаживались по набережной, щелкали вспышками фотоаппаратов с внушительными объективами или дешевых «мыльниц», белозубо — на фоне бронзовой смуглой кожи — улыбались, наслаждаясь отдыхом, и Курогане тоже попытался себя заставить радоваться через силу.       В конце концов, никакого Фая изначально просто не должно было с ним оказаться. Он ехал сюда один, и гулял бы сейчас один, без компании.       — Наверное, мы уже не успеем посмотреть весь город… — с сожалением произнес его спутник, и мужчина очнулся от своей «медитации». Тщательно выстраиваемая картинка рухнула, разлетевшись вдребезги. Слишком поздно, чтобы заниматься самовнушением. Фай уже был рядом.       — Не успеем, — согласно кивнул Курогане. — Но можем попытаться.       — Нет… — призадумавшись, покачал головой маг. — Нет, не надо. Давай лучше прогуляемся по набережной безо всей этой беготни и полюбуемся морем.       — Как скажешь… — мужчина огляделся по сторонам, затем произнес: — Время позднее, надо бы где-нибудь поужинать.       Они медленно двинулись вдоль побережья, изучая фасады гостиниц и вывески уличных кафе. От многих из них аппетитно тянуло шашлыком, другие источали ароматы копченой рыбы, жареных на гриле колбасок и пива, третьи зазывали к себе сошедшей с ума светомузыкой.       — Можно мы не пойдем внутрь? — осторожно спросил Фай, скептически косясь на все эти заведения. — Я бы просто хотел посидеть у настоящего моря.       Курогане кивнул, понимая, что буйное веселье не соответствует их общему настроению. Он и сам предпочел бы свежий бриз дыму мангалов, кальяна и пьяного угара.       По пути им попалась тележка, увитая лозой и уставленная бочонками с вином. Тут же, на отдельной витрине, помещались вина в пыльных бутылках, оклеенных золотистыми этикетками с оттисками сургучной печати. На каждой из них красовалась эмблема коронованной лягушки. Лягушка, несмотря на то, что была нарисована схематично, обладала горделивой осанкой — в ней и впрямь угадывалась особа королевских кровей.       — О-о, Куро-рин! — Фай ухватил его за рукав и подтащил поближе к тележке. — Это просто замечательное вино!       — Да ну? — усомнился тот, приподняв одну бровь и скептически осматривая выставленный на витрине товар. — Чего ж они тогда на улице им торгуют?       Хорошие вина, по его твердому убеждению, могли продаваться лишь в солидных магазинах, а стоить целое состояние, и никак иначе.       — Поверь мне, — возразил маг, с видом знатока подхватывая одну бутылку и разглядывая на свет ее содержимое. Почти черная из-за толстого зеленого стекла, виноградная жидкость переливалась в последних закатных лучах рубиновыми искрами. — Не все, что продается за большие деньги, действительно их стоит. И не все, что выглядит дешево, будет дешевым по своей сути. Впрочем, это вино даже подается достойно. Его делают в одной горной деревне, а виноград туда везут с местных плантаций. Тамошние виноделы знают какие-то секреты, которыми ни с кем не делятся, и вино свое всегда продают только сами. Ты его редко где увидишь.       Хозяин тележки, теснящейся бочонками и бутылями, краем уха подслушав эту восторженную речь, подбоченился и приосанился, уподобившись лягушке с герба.       — А ты, смотрю, разбираешься, — уважительно хмыкнул Курогане, уже внимательнее рассматривая золотистый ярлык. — Надеюсь, оно не будет приторным, как какой-нибудь дешевый портвейн…       — Это сухое вино, оно не бывает слишком сладким. Лучшие вина — это сухие вина, — ответил Фай, опуская бутыль на прилавок. — Мы берем это вино, уважаемый, — не спрашивая согласия у своего спутника, он расплатился с торговцем, одарив его на прощанье одной из тех своих улыбок, которые моментально располагали к миловидному юноше окружающих людей.       — Насчет еды… — задумчиво произнес Курогане, когда попутчик вдоволь налюбовался этикеткой и они снова направились вперед по мощеному брусчаткой пешеходному проспекту. — Как насчет пиццы? Я оплачу, учитывая, что ты взял вино, это будет честно. И ее можно вынести с собой на побережье.       — Хорошо, Куро-рин, — счастливо зажмурился тот, улыбаясь до ушей, и в этот миг мужчина неожиданно понял, что Фай с ним впервые за долгое время был искренен. Это угадывалось в его улыбке — настоящей, куда более живой, чем привычные маски лицедея.       Они отыскали пиццерию, увенчанную яркой вывеской, подмигивающей покупателям белыми неоновыми вспышками и предлагающей очень красочные и аппетитные изображения всевозможных видов пиццы.       — Раз Куро-сама платит, я не отказался бы от пиццы с креветками! — нагло пропел маг. Впрочем, наглость эта на сей раз легко сошла ему с рук: Курогане прекрасно понимал, что вино стоит, как минимум, раза в три дороже любой выпечки.       Пока они спустились по плиточной дорожке, усыпанной песком, к самому берегу, уже сгустились сумерки. Солнце давно нырнуло за небосвод, освещая теперь другую сторону земного шара, морская вода почернела, отражая расцветившие оживленную набережную огни. Мутные расплывчатые пятна на воде — красные, желтые, зеленые, всех возможных цветов — сплетались в зыбкий причудливый мираж задремавшего калейдоскопа.       Курогане с размаху сел — почти упал — на остывающий песок. Откинулся на спину, заложив руки за голову и глядя в южное небо, пока еще не тронутое пробуждающимися звездами. Покосился на Фая — тот возился с пробкой на бутылке.       — Давай открою, — предложил мужчина, возвращаясь обратно в сидячее положение.       «И почему я веду себя с ним, как с девчонкой?!».       Эта мысль отрезвила Курогане, словно ледяной водой окатило. Он, вспомнив о грядущем утреннем отъезде своего спутника и последующем бегстве в неизвестность, разом помрачнел и бутылку открыл уже смурной, с тяжелым взглядом и хмурящимися бровями.       Кажется, иногда он попросту забывал, что скоро им предстоит расстаться. Смешно обмениваться телефонными номерами или адресами электронной почты с тем, кто сам не знает, где окажется завтра. Еще глупее — с магом, чародеем, пусть и сомнительным, конечно, но явно чуждым всевозможным достижениям технического прогресса.       Откупорив бутылку, он отложил пробку в сторону и заполнил поданные Фаем пластиковые стаканчики. Закрыл вино, поставил рядом на песок, вдавив для устойчивости. Окинув своего спутника пристальным взглядом, спросил:       — За что пить будем?       — За знакомство, конечно! — лучезарно улыбнулся Фай. — За всю эту замечательную веселую поездку, за море, за…       Договорить он не успел — Курогане ухватил его за запястье, отчего стаканчик с густым темным содержимым опасно качнулся, едва не расплескавшись, и рывком заставил развернуться к себе.       — Давай без этих притворств! — потребовал он.       Юноша немного помолчал, а затем вздохнул и медленно произнес:       — За то, чтобы мы оба получили то, чего хотим. Ты — незабываемый отдых, а я — свободу.       И кто такой был Курогане, чтобы после этих слов мешать ему, останавливать или отговаривать? Вместо этого он угрюмо кивнул и залпом осушил стакан терпкой пряной жидкости, почти не ощутив ее вкуса. Только желудок сразу согрело пьяным теплом, да хмель, попав в кровь, закружил голову.       Он редко пил, чтобы успеть обзавестись хоть какой-то устойчивостью организма к алкоголю. С другой стороны, в нем было достаточно роста и мышц, чтобы легко уговорить три такие бутылки и не потерять трезвости сознания и твердости движений.       Подхватив ломоть пиццы, щедро усыпанной оливками — здешние края собирали богатые урожаи, и недостатка в них повара не испытывали, — мужчина откусил большой кусок и принялся жевать, равнодушно глядя на море.       — Тебе не нравится вино, Куро-рин? — спросил Фай, перекатывая пластиковый стаканчик в руке и наблюдая, как стекают по стенкам рдяные капли.       — Нравится, — отозвался тот. И добавил: — Как будто я в нем понимаю!..       — Как жаль, что я не простой путешественник, как ты и все эти люди, — юноша кивком указал на оживленный променад, где праздно шатались туристы, сияли огни и звучала живая музыка с открытых террас ресторанов. — Сейчас было бы много легче, зная, что могу еще два дня наслаждаться всем этим.       — Ты и так мог бы, — отрывисто бросил собеседник, косясь в его сторону, но не поворачивая головы.       — Нет, не могу. К сожалению, — прибавил Фай и допил остатки вина. — Налей мне еще, Куро-гав-гав.       — Называй меня нормально, — резким тоном потребовал Курогане, однако бутыль послушно подхватил, откупоривая пробку и наполняя стакан мага по второму разу. Налил и себе, чтобы тому не пришлось пить в одиночку.       Фай сделал глоток, а затем, не выпуская выпивки из рук, неожиданно поднялся и скинул обувь. Серебристо-синие кеды остались лежать на песке, а их владелец, осторожно ступая босыми ногами, добрался до линии прибоя. Остановился на повлажневшей прибрежной полосе, дождался, чтобы море подкатилось, омывая измученные жарой стопы, а когда это случилось, тихо и удивленно вскрикнул.       — Что там? — насторожился Курогане, хмурясь и ожидая чего угодно.       — Оно такое теплое… разве море должно быть таким теплым? — юноша казался растерянным. Провел пальцами по растрепанным ветром волосам, присел на корточки и опустил ладонь в набегающую волну.       — Чего бы ему не быть? — фыркнул мужчина, поднимаясь с места и поравнявшись со своим спутником. — Здесь юг. И сейчас середина лета.       — Да, но в горах вода всегда холодная даже в августе, — задумчиво отозвался Фай. И, оживившись, перевел на попутчика радостный взгляд: — А давай искупаемся в ночном море! Всю жизнь мечтал.       Курогане пожал плечами, чувствуя подступающий к горлу комок. Всё, черт возьми, было так здорово — слишком здорово, чтобы завтра продолжать этот путь в одиночестве.       «Трижды проклятый Эдем! Я не хочу ехать в этот паршивый город…», — мысль, давно вертевшаяся в голове неоформленными желаниями и протестами, наконец воплотилась в слова. Ехать дальше в одиночку совершенно не хотелось, но что еще ему делать, мужчина не представлял.       Замутненным взглядом наблюдал, как Фай скидывает рубашку и стаскивает джинсы, но стоило только худощавому телу оголиться, как в глаза тут же бросилась черная татуировка во всю спину. Курогане подавился вдохом, двинулся вперед, почти на одних инстинктах коснулся пальцами узора, а маг под этим касанием вздрогнул и застыл на месте.       — Ты не похож на человека, который станет делать себе такую татуировку, — со смешанными чувствами произнес мужчина, зачарованно водя пальцами по извилистым линиям, запрятавшим под кожу черную тушь.       — Некоторые вещи приходят, не спрашивая нашего дозволения, Куро-рин, — загадочно отозвался Фай. И, с трудом заставив себя выскользнуть из-под слишком нежных прикосновений, скинул болтающиеся на одной ноге джинсы.       Курогане очень ревниво следил, как тот ступает по берегу, спускаясь к водной кромке. Пляж был безлюден, только вдалеке, едва различимая, веселилась какая-то загулявшая компания, и все же мужчина с трудом справлялся с совершенно необоснованными собственническими порывами.       Спохватившись, следом за Фаем поспешно избавился от одежды, оставшись в плавках, и быстро догнал, шагая вровень с ним в прогретой южным солнцем воде.       — Заплывем далеко-далеко, Куро-рин? — предложил юноша. — Чтобы не было видно берега.       — Ага, — согласно кивнул его спутник. И на всякий случай уточнил: — Надеюсь, плавать ты хорошо умеешь?       — Вполне, — рассмеялся Фай. — Но ты ведь вытащишь меня, если что?       — Вытащу… — Курогане скрипнул зубами и, обогнав мага, сходу нырнул в темноту. На мгновение оказался в полном вакууме, оглушенный и окутанный толщей воды, затем несколькими сильными взмахами направил свое тело на поверхность. Вынырнул, помотав головой, точно пес — не зря все-таки бессовестный мальчишка так его дразнил, — и, быстро оглядевшись, увидел Фая рядом с собой. Тот лежал на спине, запрокинув голову, так ловко и хорошо удерживаясь на волнах, что почти не затрачивал никаких усилий на то, чтобы плыть. Влажные волосы были откинуты с лица, и черты его казались совсем детскими, не тронутыми жизненными перипетиями, хотя Курогане прекрасно понимал, что его попутчику не восемнадцать и даже не двадцать лет, а чуточку больше.       — Мы еще не уплыли достаточно далеко, Куро-тян? — спросил Фай, глядя в бездонное черное небо, заполняющееся яркими звездами. — Как там поживает берег, еще не исчез?       — Нет, — отозвался мужчина. — Зачем тебе?       — Хочу ничего не видеть, — просто пояснил волшебник. — Хочу понять, каково это — чувствовать себя находящимся в полной пустоте.       — Закрой глаза, и поймешь, — предложил ему спутник. Он теперь часто становился с ним резким без причины, прекрасно отдавая себе отчет, что именно было тому виной.       — Это всё не то, — не замечая грубости, помотал головой Фай, делая широкие легкие взмахи руками. — Я хочу знать, что вокруг действительно ничего нет.       Они плыли довольно долго, но Курогане это не тревожило. Он уверенно чувствовал себя на воде и знал, что тощую невесомую тушку мага, если понадобится, дотащит до берега без особого труда. Однако тот и сам прекрасно управлялся с водной стихией, не только не напрягаясь, чтобы грести, но при этом еще и, кажется, отдыхая.       Когда береговая линия растаяла вдалеке, оставшись тонкой полоской цветных огней, мужчина остановился, оглядываясь по сторонам и понимая, что сейчас они испытывают в точности то, чего хотел Фай. Вокруг ничего не было, только звезды над головой и бесконечная чернота. Конечно, если не оглядываться за спину, где все еще угадывалось побережье и маячили заметными белыми пятнами паруса пришвартованных у причалов яхт.       — То, что нужно? — спросил Курогане, замирая напротив Фая.       — Да… — ответил тот и запрокинул голову, любуясь бездонным ночным небом.       Назад вернулись освеженные и взбодрившиеся. Курогане выхватил из груды своей одежды джинсы и расстелил их на песке, усаживаясь сверху. Фай последовал его примеру, только набросил на плечи сиреневую рубашку, прошитую серебристой нитью. Заглянул в опустевший стакан, потянулся через Курогане, еле ощутимо задев его плечом и оставив за собой запах кожи, омытой соленой морской водой, подхватил бутылку.       Мужчина наблюдал, как Фай вынимает пробку и выкидывает ее в стаканчик, а затем, запрокинув голову, делает большой глоток прямо из горла.       Отпив, он протянул бутылку своему спутнику и признался:       — Пластиковая тара — оскорбление для вина, не считаешь, Куро-пу-у?       — Мне вообще без разницы, — отозвался тот, прикладываясь к горлышку, которого еще недавно касались губы Фая, и принимая такой завуалированный поцелуй.       Он проделал это, не прерывая зрительного контакта, и юноша потянулся за бутылкой, перехватывая дрожащими пальцами — Курогане успел краем глаза заметить эту легкую дрожь — и тоже касаясь губами зеленого бутылочного стекла.       Должно быть, они оба рехнулись, не иначе, но если Фай каким-то необъяснимым чудом чувствовал то же самое, что и он, то мужчина не мог постичь, почему тот уезжает. Как можно по собственной воле творить то, что причиняет тебе боль? Этого он не понимал. Зачем бежать от того, чего сам хочешь? Неужели тот, кто его преследует, действительно так силен и опасен? Курогане не было разницы, даже если это правда — в собственных силах он никогда не сомневался.       Но, быть может, Фаю на самом деле было попросту плевать. Тогда это все бы объяснило. Кто знает, не будет ли маг столь же любезен и дружелюбен с любым, кто окажется с ним рядом в новом путешествии? Фай и был улыбчив и любезен, так что вряд ли Курогане сильно ошибался в своих догадках.       В таком случае все это не имело никакого смысла…       Наконец вино было допито, остывшая и немного затвердевшая на свежем воздухе пицца — съедена, а воздух с моря посвежел, вызывая стайки мурашек по влажной коже. Фай поежился, и Курогане, заметив, как тот кутается в рубашку, встал, подхватил намокшие джинсы с песка, пару раз резко встряхнул и кое-как натянул, путаясь в липнущей к телу ткани. Обулся, подхватил бутылку с пустыми коробками и сказал:       — Пойдем. Уже слишком поздно, а тебе завтра рано ехать.       — Да… — маг, не ожидавший, что его спутник первым заговорит об отъезде, растерянно кивнул, погрустнел и поднялся за ним следом.       В номер они вернулись молча, каждый в своих безрадостных мыслях. Даже солоноватый морской воздух с резким запахом сырой рыбы, врывающийся в комнату через распахнутое окно, не воскрешал, а оседал увесистым комом. Атмосфера стала такой напряженной, что оба путешественника чувствовали — еще немного, и случится что-нибудь нехорошее. От драки, которой в принципе не могло быть, до нервного срыва и хлопка дверью.       Курогане, который и так был слишком подавлен, первым прекратил эту безмолвную пытку, щелкнув выключателем и погружая комнату в живую темноту бессонного курорта, и рывком стянул с плеч футболку.       — Я — спать, — объявил он.       Сердце и так уже болело, а мазохистом Курогане не был. Чем быстрей все это закончится, тем лучше для них обоих.