В любви существует некоторое безумие. Ф. Ницше, цитаты.
Воздух был спертым и едким, солнечные лучи плавили асфальт, смешивали запахи выхлопных газов, прогретого камня и дешевой еды. Последний аромат сочился из дверей и окон многочисленных забегаловок, оккупировавших первые этажи безликих и серых офисных домов. Фай, время от времени кашляя, с ужасом косился по сторонам. — Поверить не могу, что здесь вообще можно жить, — через какое-то время признался он. — Тому, кто живет в горах, этого не понять, — откликнулся Курогане, уверенно ведущий своего спутника через хитросплетения улиц, переулков и широких проспектов. — Но, как видишь, здесь очень людно. Это ведь столица. — Я представлял ее иначе, — маг усилием воли заставил себя отнять рукав плаща от лица и вдохнуть полной грудью, приучая организм к отравленному газу. — Более… приятным местом. — Уж какая есть, — буркнул Курогане, сворачивая на менее людную улочку. — Сам нас сюда притащил. С этим сложно было спорить, и Фай промолчал. Когда покинули оживленные места, где сновали бесконечным потоком машины и бежали подгоняемые цейтнотом пешеходы, он сумел перевести дух и хорошенько оглядеться. Дома возвышались равнодушными глыбами из стекла и бетона, и если их фасады украшали яркие вывески и медные тисненые таблички, то здесь они были облеплены наростами кондиционеров, с которых от аномальной жары капала вода, а торопливые прохожие старались не угодить под этот сомнительный душ. Мимо с грохотом прокатил пустую тележку грузчик, свернул в подсобку супермаркета, откуда доносился равномерный стук тесака, разделывающего свиные и говяжьи туши. Запах мяса и свежей зелени, спрессованной в коробках перед выкладкой на прилавки, окутал на миг, чтобы тут же снова смениться удушливым смогом, наведенным из угарного газа и испарений раскаленного светилом дорожного покрытия. Курогане тащил Фая за руку — должно быть, чтобы тот не заблудился, но магу так действительно было легче. Он совершил прыжок не только во времени и пространстве. Помимо очевидного, это также был прыжок в неизвестность, в прошлое человека, которого едва знал, но который все это время был с ним заботлив и добр. — Хм… Чертовски неудачно, — остановившись у заборной сетки, мужчина подошел к калитке и подергал ручку. — Они закрыли здесь проход, а ведь я рассчитывал срезать дорогу. Ладно, думаю, никто не расстроится… Он ухватился за верхушку покачнувшегося забора, подтянулся и, балансируя на тонкой перекладине, подал руку своему спутнику. Тот ухватился, легко запрыгнул и вместе с Курогане перемахнул через ограждение. За ним оказалась промзона, многочисленные склады тянулись приземистыми одноэтажными зданиями, пространство посередине было оккупировано фурами, стоящими на погрузке или еще ожидающими своей очереди, и вилочными штабелерами. Было шумно, чадили работающие двигатели, из распахнутых ворот доносилось громыхание передвигаемых палет. Курогане снова молча взял Фая за руку и повел мимо всех этих строений и кипящей странной жизни. — Здесь уже недалеко, — сказал он, понимая, что пейзажи после туристических курортов вырисовываются, мягко говоря, не радужные. Миновав терминалы, они вышли через откатные ворота, по случаю раннего утра открытые нараспашку: фургоны въезжали и выезжали, а за этим процессом лениво наблюдал сонный человек в синей спецовке охранника. На двоих прохожих он обратил внимания не больше, чем на кружащую в воздухе мошкару. Покинув территорию складов, Курогане и Фай пересекли заставленный грузовыми автомобилями переулок и очутились в жилых кварталах. Здесь было тихо и свежо — если сравнивать с загазованными центральными улицами; усаженные деревьями дворы в разгар буднего дня стояли опустевшие, по детской площадке изнуренно прогуливалась пестрая кошка, мирно соседствующая с голубиной стайкой, и только у запрятанных в тени скамеек царила живительная прохлада. Путешественники преодолели двор и остановились у подъезда. Курогане, все еще потерянный, порылся в глубинах своей дорожной сумки и извлек оттуда ключи. Касанием магнитной карты разблокировал замок и распахнул дверь, впуская Фая первым. Они оказались в маленьком холле у лифтов, заставленном фикусами и пальмами в горшках. Справа начиналась лестница, ведущая наверх, но мужчина направился прямиком к лифту и нажал кнопку вызова. Пока кабинка медленно и с утробным гудением поднималась на пятый этаж, оба хранили молчание. Фай с самым бесстрастным видом гипнотизировал взглядом в стену, а Курогане хмурился, безуспешно пытаясь постичь, что его отпуск только-только начался. Снова. Наконец лифт остановился, автоматические створки плавно поползли в стороны, и попутчики вышли на выложенную бежевой плиткой лестничную площадку. Рядом обнаружились три двери, и мужчина направился к одной из них, обитой черной кожей. Щелкнул ключ в замочной скважине, делая два оборота. — Проходи, — Курогане снова пропустил своего спутника вперед, и, как только дверь за ними захлопнулась, тот облегченно вздохнул, закрывая глаза. — Здесь чуть больше воздуха, — сказал он. — Знаю, — хмуро отозвался хозяин жилища, скидывая сумку на пол и разуваясь. Ничего лучше не придумав, скомканно добавил: — Располагайся. — Спасибо, Куро-рин, — кивнул Фай и прошел за ним следом. Первым делом, оказавшись в собственной квартире, Курогане прошел на кухню. Схватил с полки электронные часы, с недоверием уставился на табло и хорошенько встряхнул их. Случившееся с ним, однако же, не было шуткой или мистификацией: зеленые символы на черном циферблате подтверждали, что сегодня именно та самая пятница перед отъездом. Должно быть, в это время ему следовало находиться где-нибудь на работе… Озаренный этой мыслью, мужчина быстро вернулся в коридор, подхватил сумку и вытащил оттуда мобильник, но, вот же незадача, тот показывал совсем иные время и дату, а пропущенных звонков не было, ни одного. Телефон прожил эти дни вместе со своим владельцем и теперь противоречил кухонным часам. Фай все это время стоял в дверях кухни и спокойно наблюдал за терзаниями Курогане, в этот момент напоминающего Ньютона, который только что открыл закон всемирного тяготения. Не вполне удовлетворенный полученными доказательствами, Курогане воспользовался последним средством — подхватил со столешницы пульт и включил телевизор. Пощелкал по каналам, наконец отыскал новости. И лишь когда в бегущей снизу строке обнаружил неопровержимое подтверждение их пространственно-временного прыжка, окончательно успокоился. Вырубил раздражающий эфир и обернулся к Фаю. — Убедился, Куро-пу-у? — с усмешкой спросил тот, подходя ближе. — Это все еще странно, но да, я вижу, что мы действительно в прошлом… в моем прошлом, — поправился он. — А что же тогда произошло с твоим? — Хороший вопрос, — Фай задумался. — Полагаю, я просто исчез. — Значит, ты ни от кого не сбегал, — продолжил Курогане — ему было важно понять, как поведет себя дальше преследователь юноши. Всего полчаса назад они находились в подвластной черноволосому колдуну темноте, и ощущения мужчине не понравились. Для начала ему бы хотелось владеть ситуацией. — Выходит, так, — юноша кивнул. — С этим я до конца не уверен. Я не знаю, что происходит с прошлым, которое однажды уже случилось. Быть может, оно остается неизменным. — И как только можно настолько не разбираться в том, что делаешь?! — не выдержал мужчина. — Ладно, раз он за нами не последовал сразу же, полагаю, наше местоположение ему пока не известно. Ему хотелось хоть на пару часов забыть об этом Ашуре и до конца осознать тот факт, что Фай сейчас находится у него в квартире. Что они вдвоем у него дома, что маг сам притащил его сюда, прекрасно понимая: оказавшись в столице, им придется воспользоваться жилищем Курогане. Он перевел взгляд на светловолосого юношу — тот беззастенчиво разглядывал все вокруг, задирая голову и подхватывая с полок различные предметы. — Как у тебя тут интересно, Куро-сама! — произнес он, стащив со стены яркую подвеску-амулет, выполненную из шелковой ленты с серебристой тесьмой, завершенной плетеной красной кистью. — Это ведь оберег? — Понятия не имею, — признался Курогане. — Это принадлежало матери. — А где она… сейчас? — осторожно спросил Фай, уже заранее предчувствуя, каким будет ответ. — Умерла, — спокойно отозвался мужчина, всем своим видом пытаясь показать: извиняться, что коснулся тяжелой темы, не требуется — время давно залечило раны. Родители ведь и должны уходить раньше детей. — У нее было слабое здоровье. — Поэтому она хотела позаботиться о тебе, — юноша улыбнулся и вернул подвеску обратно на стену. — Это амулет, отгоняющий болезни. Курогане нахмурился — до этой безумной поездки он не придавал значения оберегу, храня его в память о матери. Но, связавшись с Фаем, сложно было продолжать игнорировать незримые глазу силы. — Глядя на тебя, могу с уверенностью сказать: он работает, — рассмеялся маг, и его спутник раздраженно цыкнул. Помолчал немного и неловко предложил: — Самое время бы позавтракать… Холодильник был пуст. И неудивительно: отправляясь в отпуск, каждый старается избавиться от скоропортящихся продуктов, оставив только то, что без потерь пролежит до возвращения. Курогане придерживался того же правила, и полки были девственно пусты. — Закажем лапшу, — почесав в затылке, решил он. — У нас в городе делают неплохую лапшу с говядиной и овощами. — Хорошо, — согласно кивнул Фай.* * *
Пока ждали заказ, Курогане провел своего гостя в одну из двух комнат. Это была гостиная, обставленная очень просто, без излишеств. Вдоль длинной стены тянулся шкаф, объединяющий в себе ящики для белья и теснящиеся книжными томиками полки. Напротив находился диван и журнальный столик из стекла, а сразу за столиком стояла этажерка, тоже заваленная книгами. К ней же был небрежно прислонен чехол для боккэнов. Прямо от двери взгляд упирался в широкое окно, выходящее во двор, и ничего интересного за ним не скрывалось: только верхушки тополей и такой же квартирный дом по соседству. Имелась, впрочем, в этой комнате и главная достопримечательность, отчасти объясняющая преобладающий в образе жизни ее владельца аскетизм. Это был меч, установленный на вмонтированных в стену над диваном подставках. Он покоился там, излучая ауру невероятной мощи, и Фай, точно магнитом притянутый, остановился подле него, восхищенный столь неожиданной находкой — кто бы мог подумать, что в самой обыкновенной квартире обнаружится такая необыкновенная вещь! — Это твой меч, Куро-сама? — выдохнул маг, осторожно касаясь пальцами серебряной рукояти в форме восточного дракона. — Да, — отозвался тот. И, подумав, добавил: — Хотя, вернее будет сказать, что это семейная реликвия. Меч принадлежал отцу. — Твой отец был не простым человеком? — догадался Фай, закрыв глаза и оглаживая кончиками пальцев искусно выкованные драконьи чешуйки, нос и клыки в оскаленной пасти. — Он был правителем Сувы, — ответил мужчина, опускаясь на диван рядом с ним и сцепив в замок руки на расставленных коленях. Воспоминания на миг завладели им и окончательно выбили из колеи, вслед за перемещением во времени обрушившись на плечи тяжелым грузом. — Что это — Сува? — спросил юноша, присаживаясь рядом с ним. — Старая провинция. — Курогане чувствовал, как с каждым новым вопросом его душа все сильнее обнажается перед неожиданным гостем. — Ее больше не существует. После гибели отца земли Сувы были переданы под управление столичных властей. — Вот оно как, — откликнулся Фай. — У этого меча есть имя? — Конечно, — собеседник встретился взглядом с синевой его глаз. — У меча, подобного этому, всегда есть имя. Гинрю, Серебряный Дракон. — Владелец такого меча должен быть искусен в фехтовании, — вопросы мага были осторожными, скрытными, полуискренними, как и сам он. Ответы Курогане — прямолинейными; порой он отвечал больше, чем его гость спрашивал, и тот был ему за это благодарен. Кажется, Фай не способен был стать честнее ни на грамм. — Я умею фехтовать, — спокойно отозвался мужчина, и за этими ровными, простыми словами, лишенными эмоций, угадывалась безусловная уверенность в собственных силах. — Но этим мечом никогда не пользовался. Поэтому и сказал, что это скорее семейная реликвия, нежели действительно мой меч. — Понимаю, — юноша кивнул. — Времена настоящих мечей давно миновали. Курогане не успел ничего на это сказать — в дверь позвонили, и он поднялся с дивана, направляясь в коридор. Пока расплачивался с курьером, доставившим заказанную лапшу, Фай поднялся с места и приблизился к этажерке, заметив на ее пыльных полках несколько фотографий. Одна из них особенно привлекла его внимание. На ней был Курогане, но чуть моложе — возможно, сделана она была пару-тройку лет назад. Тогда лицо его казалось еще не таким серьезным, не было этого вдумчивого выражения, в глазах дерзко сиял лихой азарт, а тоненькие, едва различимые морщинки под ними еще не успели обосноваться. Курогане с фотографии был в боевой форме спецподразделения, окруженный своими товарищами. Он улыбался, и, глядя на него, можно было с уверенностью сказать: у этого человека в жизни все ладно и легко. Он успешен и не обременен излишними мыслями. Курогане нынешний нравился Фаю куда больше. Чувствовалось, что тот повзрослел и, как это случается с мужчинами, находящимися на пути к тридцатилетию, заметно поумнел. Вот только грустно было, что прежнего живого блеска в глазах, навсегда запечатленного на фотографии, больше не осталось. Куда-то подевалась и ярая энергия, которая ощущалась в бравом пареньке со снимка. — Что ты там нашел? — вернул его к реальности оклик хозяина квартиры, возвратившегося с двумя ароматно дымящимися коробочками. Фай вздрогнул от неожиданности и с улыбкой развернулся к нему навстречу. — Фотографию увидел, Куро-пу-у. А ты крут! Ты никогда мне не рассказывал, что работаешь в спецподразделении. Курогане раздраженно фыркнул — как будто ему было, когда рассказывать! — водрузил еду на стол и приблизился к юноше, остановившись рядом. — Я там больше не работаю, — ответил он, взирая на фотоснимок с непередаваемой смесью сожаления и раздражения. — Дела давно минувших дней. — Правда? — Фай последовал за ним к дивану, забрался с ногами, усаживаясь в свою любимую «лягушачью» позу. — А кем ты теперь работаешь? — Охранником, — похоже, мужчине не очень приятно было обсуждать эту тему, и его ответы стали резкими и отрывистыми. Маг, почувствовав это, замолчал и более к таинственной фотографии, таящей за собой целую веху в жизни его спутника, не возвращался. Переключил всё свое внимание на коробочку лапши, раскрыл ее и с интересом заглянул внутрь. — Пахнет вкусно, Куро-сама, — объявил он и ухватил, предположительно, вилку, завернутую в одноразовую бумагу. Однако едва только снял обертку, стало ясно, что это никакая не вилка, а палочки. В количестве двух штук. — Что это? — Это палочки, — озвучил очевидное Курогане. — Хочешь сказать, что никогда прежде не пользовался…? — Даже в руках не держал, — признался Фай, ухватив по одной из них в каждую руку и пытаясь постичь, как вообще ими можно было хоть что-то съесть. Наконец, кое-что «сообразив», ткнул с размаху в лапшу, надеясь, что та каким-то волшебным образом продырявится и прилипнет к ним. — Так? Мужчина не смог сдержать усмешки. Первый раз в жизни он видел кого-то, столь беспомощного и забавного при столкновении с самой обыкновенной лапшой. — Нет, конечно, — отозвался он, наблюдая, как его гость с обиженным удивлением вытаскивает из коробки по-прежнему совершенно голые деревяшки. — Для начала, ты вообще их не так держишь. — А как надо? — спросил Фай. Курогане показал, однако все попытки устроить злосчастные столовые приборы в пальцах одной руки и одновременно свободно манипулировать ими потерпели крах. — Это невозможно, Куро-пу-у! — Возможно! — мужчина взял его кисть обеими руками, вложил в нее сперва одну палочку, а затем и вторую. Стиснул пальцы, показывая, как и где надо прижимать, а затем медленно отпустил. — Попробуй теперь. Фай был похож на парализованного краба. Палочки, торчащие в отставленной руке наподобие отмершей клешни, казались статичнее, нежели шкаф у стены. Юноша не мог даже пошевелить пальцами, о том, чтобы есть с помощью экзотического приспособления, и речи не шло. Курогане, упорный в достижении любой поставленной цели, снова перехватил его кисть. — Расслабь, — велел он, наново перекладывая палочки. Разместил одну у развилки большого пальца, убедился, что та легла устойчиво. — Это — основа. А этой, — он приложил широкий кончик другой палочки к третьей фаланге указательного пальца, заставив зажать середину деревяшки между его подушечкой и подушечкой пальца большого, — ты захватываешь еду. Попробуй снова. Фай был слишком близко, он мог чувствовать его дыхание своей кожей, он почти касался щекой его щеки, и сердце в груди забилось неровно, пробуждая непривычное волнение. Никогда и никто прежде не казался ему столь желанным и недоступным одновременно. Они оба были мужчинами, хотя, следовало признать, маг вел себя на редкость женственно, просто до безобразия. Тем не менее, он не переставал от этого быть юношей. Его естество не менялось, и Курогане, положа руку на сердце, не знал, как к этому относится. Раньше он попросту не задумывался о подобных отношениях, а тут неожиданно понял, что ему все равно. В сущности, какая разница, какого он пола? Женщины в его жизни оставили слишком тягостный след, чтобы так уж сильно за ними бегать и стремиться к нормальному семейному быту. — Куро-рин? — Фай, почуяв замешательство мужчины, выронил палочки, и те с глухим стуком покатились по полу. Курогане развернул его к себе, заглядывая в синие глаза; лица их и до этого были слишком близко друг к другу, а теперь между ними осталось от силы каких-нибудь пять сантиметров. Крепкие пальцы зарылись в светлые волосы, притягивая к себе несопротивляющегося юнца, и губы впервые коснулись других губ, давно уже желанных. Курогане врал сам себе, творя невесть что со своим сознанием, пытаясь отмахнуться от навязчивых образов, в которых он ласкал мальчишку куда более откровенно и долго, стараясь убедить собственный рассудок, что ничего этого нет, что все — только плод разыгравшегося воображения, но так и не сумел с этим справиться. И теперь, внутренне ликуя и падая в пропасть, он целовал тонкие податливые губы, ощущая под пальцами мелко подрагивающее тело и с ужасом понимая, что творит сейчас страшную вещь. Что Фай, должно быть, после такого уж точно навсегда исчезнет из его жизни.