Древнее золото редко блестит, Древний клинок — ярый. Выйдет на битву король-следопыт: Зрелый — не значит старый. Позарастают беды быльем, Вспыхнет клинок снова, И короля назовут королем — В честь короля иного. Дж. Р. Р. Толкиен, «Властелин колец».
Вблизи башня казалась не просто большой — огромной; синяя махина, установленная на шести паучьих лапах-присосках, намертво вгрызшаяся в город и оплётшая его сетью вещания. Здесь, у ее подножья, можно было даже ощутить легкое покалывание на пальцах и вибрацию искаженного магнитными волнами воздуха. Разумеется, если приложить чуточку усилий и довериться внутреннему чутью. Фай стоял, запрокинув голову и глядя на кончик уходящего ввысь шпиля. Он хорошо чувствовал, как электронные сигналы опутывают, вторгаются в мозг, накрывают серым куполом, заставляя терять себя в живом и дышащем мире. Он не любил телевидение, равно как и интернет, хотя с успехом пользовался и тем, и другим — ему всегда казалось, что в принимающей сигнал коробке запрятана враждебная сущность, чуждая всего человеческого. — Ну и достопримечательность, Куро-рин! — тихо произнес он, в который уже раз смерив взглядом громадную телевышку. — Только не говори, что потрясает, — буркнул тот. — По мне, так памятник из нее сомнительный, весь вид портит. — Да… — неопределенно отозвался Фай, все еще завороженный видом паука-гипнотизера, отрастившего тысячу щупалец, и шагнул следом за Курогане ко входу. Там было шумно: бесконечный поток посетителей, изучающих плакаты на закругленных стеклянных стенах, дети и подростки, а также кое-кто из взрослых, оккупировавшие автоматы с сувенирами и фигурками известных персонажей кино и анимации. В дверях путешественников окутал запах карамельного попкорна, а слуха коснулась ненавязчивая приятная музыка. Все это вкупе с гомоном толпы расслабляло и настраивало на беззаботный лад. Курогане оплатил два недорогих билета — за посещение смотровой площадки — и шагнул к специальному лифту, следующему без остановки на предпоследний этаж телебашни. Там у раздвижных створок уже поджидали несколько туристов, обвешенных фотоаппаратами, облаченных в удобную одежду и неизменные кепки-панамы. Рядом с ними путники тоже почувствовали себя праздными зеваками, хотя обоих не покидали мысли о предстоящей поездке. Лифт спустился, исторгнув из себя тех, кто уже успел налюбоваться видами, и принял в свои недра очередную партию гостей. Его стенки оказались прозрачными, и Фай понял, почему, лишь когда они медленно двинулись, поднимаясь все выше и выше. Их путь пролегал по внешней стороне башенного каркаса, и подъем, таким образом, превращался в небольшой аттракцион. Пол под ногами тоже был прозрачным, и через некоторое время появлялось ощущение, что они зависли в воздухе. — Специально не предупредил? — хмыкнул Фай, спокойно глядя по сторонам. — Ага, — усмехнулся Курогане. — Вижу, однако, что высоты ты не боишься. — Не боюсь, — подтвердил тот и вплотную приблизился к незримой стенке, прижавшись ладонями и лбом. — Если забыть, что находишься в лифте, и что за твоей спиной металлоконструкции, можно даже представить, что летишь. Хотя, сомнительный такой полет. Лифт тем временем неумолимо двигался по своему пути, и земля под ногами становилась все дальше, пока пешеходы не превратились в муравьев, а здания вокруг телебашни — в схематичные фигуры со школьной карты. Рядом обреченно заголосила какая-то слабонервная туристка. Другая, поминутно прожигая окружающих озлобленным взглядом, отчего те моментально теряли всякое желание глазеть и поспешно отворачивались, безуспешно пыталась ее успокоить. — А ведь это еще только половина пути, — заметил Курогане. Фай присвистнул. С удивлением обнаружил, что у него наконец-то начало получаться. Обрадовался, свистнул снова и, приободренный этим новым умением, принялся насвистывать незнакомый его спутнику мотивчик. Когда бесплодные истерики перепуганной туристки прекратились, а земля оказалась так далеко, что закружилась голова, лифт на мгновение охватили плотные стены. Он остановился, заставляя чувствовать натяжение тросов, а затем двери медленно поползли в стороны, выпуская гостей на круглую смотровую площадку, выполненную из сверхпрочного стеклопластика. Здесь под ногами был пол, лишь у самых краев он плавно перетекал в стекло, и каждый мог осмотреться с комфортом для себя. Курогане с Фаем подошли к самому краю, и маг снова прильнул к стеклу, касаясь его лбом и кончиками пальцев. — Здорово здесь, Куро-рин! — без притворства произнес он, и его спутник услышал в голосе искреннее восхищение. — Спасибо, что показал! — Не за что… — мужчина никогда не знал, что делать с благодарностью, чья бы она ни была, и постарался притвориться, что тоже разглядывает город, ощерившийся верхушками небоскребов и ровными срезами крыш жилых домов. В конце концов, когда даже у него голова поплыла от высоты, он почувствовал, как пальцы Фая несмело дотрагиваются до его запястья. Курогане вздрогнул, нахмурился и резко обернулся к юноше. — Здесь правда очень здорово, — тот казался несколько смущенным, и дальнейшие его слова объяснили причину, — но я, кажется, сильно устал и хотел бы остаток дня провести… дома. Это ничего, если мы вернемся, ничего более не посмотрев? — Без разницы, — Курогане пожал плечами. — Я и так тут каждый камень знаю, поэтому уж точно ничего не потеряю. Назад возвращались пешком. Фай изъявил желание пройтись по столичным улицам и на этом окончить и без того недолгий осмотр города. Воздух был слишком тяжелым, спертым, загазованным, пронизанным сетями-сигналами и наполненным всеобщей агрессией в часы пик. Обратный путь, который избрал Курогане, вел их относительно тихими и пустынными улочками. Машины там ездили редко, сонные витрины обрастали пылью, из дверей маленькой закусочной, завешенных ширмой, доносился приглушенный гул телешоу и запах ламинарии. — Если хочешь, Куро-рин, я мог бы приготовить на вечер еду, — предложил вдруг Фай. И добавил: — Я неплохо умею готовить. — Ты разве не устал? — удивился его спутник. — Я устал от прогулки, а это будет сродни отдыху, — возразил юноша, и Курогане его сразу же понял. — Приготовишь — не откажусь, — сказал он, старательно отворачиваясь. Фай шел рядом, почти плечом к плечу, и ощущение было странным. Недавний поцелуй все еще покалывал губы розовыми шипами, оставляя за собой чувство острой нехватки близости. Слишком много он себе позволил, и слишком мало было полученного. Взяв себя в руки, Курогане заставил голову думать о насущном: — Надо тогда зайти в супермаркет. В этих подворотнях больших магазинов не бывает. Он свернул в один из боковых переулков, и маг последовал за ним.* * *
Привычная квартира казалась Курогане сегодня странной. День, начавшийся с безумия, оставался безумным во всех смыслах, и реальность плавилась, как мираж в адском пекле пустыни. На его кухне хозяйничал Фай, а ароматы обваренного коричневого риса, карри и жареной свинины постепенно заполняли остальные комнаты. Курогане долго стоял в дверях гостиной, привалившись к косяку, и неотрывно смотрел на меч. Гинрю, покоящийся на стене с самого переезда, казалось, тоже тосковал, предчувствуя скорую разлуку. Учитывая, кто преследовал мага, оружие не было бы лишним, но, как ты ни пытайся, а протащить его в автобус не удастся. Кроме этого, мужчина слишком хорошо понимал, что нескоро теперь сюда вернется, если вернется вообще. Интуицией, шкурой чуял. — Куро-рин?.. — тихий оклик Фая застал его врасплох; вроде бы тому полагалось следить за готовящейся едой, но почему-то маг оказался сейчас здесь. И, безусловно, успел заметить и прочитать пристальный взгляд мечника, направленный на семейную реликвию. — Да, — Курогане оттолкнулся от деревяшки, чувствуя, как рубашка липнет к телу от пота — без того жаркий воздух сделался только горячее от варящейся и жарящейся пищи, — и подхватил с журнального столика пульт кондиционера. — Тут чертовски душно, нечем дышать. — Ты хотел бы забрать его с собой? — маг, игнорируя все попытки попутчика замять тяжелую тему, задал вопрос в упор, на что мужчина только горько усмехнулся. — Как будто это возможно! Эти гребаные автобусы оснащены металлоискателями. Он не просто не тронется с места, если я войду в него с катаной, но еще и моментально отправит сигнал на пульт полиции. — О, нет ничего невозможного, Куро-гав-гав! — Фай с улыбкой проплыл мимо него и остановился напротив Гинрю. — К тому же, он тоже будет грустить, если вы разлучитесь. — Ты можешь это чувствовать?.. — Курогане в первую секунду не поверил, что кто-то, кроме него, признает за мечом наличие души. — Конечно, — юноша протянул руки, застыл на миг, перевел на своего спутника извиняющийся взгляд. — Можно? — Да, — Курогане готов был в этот момент даже позволить ему сражаться Серебряным Драконом, если бы маг его об этом попросил. За то, что Фай увидел в мече живое существо, обладающее собственным разумом и духом, можно было закрыть глаза на многое. Фай снял со стены катану, оглядел со всех сторон и приблизился к ее владельцу. — Дай мне руку, Куро-рин, — видя, что тот протягивает ему правую, поспешно добавил: — Не эту, другую. Курогане подал ему левую руку, и маг, перевернув ее ладонью кверху, закрыл глаза и коснулся середины указательным пальцем. Под его подушечкой тут же загорелся огонек, и мужчина ощутил на коже легкую щекотку. — Что ты делаешь? — спросил он, напряженно вглядываясь в лицо юного волшебника. — Пытаюсь тебе помочь, Куро-тян. — Яркая точка увеличилась, превратившись в сгусток света. Фай поднял Гинрю, перехватив сая посередине, и их кончиком коснулся сияющего пятна на ладони мечника. Ножны погрузились в ослепительную пустоту, проникая в руку потрясенного происходящим Курогане. Казалось бы, он должен был ощутить хоть что-то, но чувствовал лишь ту же щекотку и покалывание. Наконец Серебряный Дракон погрузился в его кисть — так, по крайней мере, выглядело это со стороны — целиком. Курогане, хмурясь и изо всех сил пытаясь постичь, что сейчас проделал с ним маг, сжал ладонь в кулак. Повторив так несколько раз, он недоуменно спросил: — И как мне достать его оттуда? Он ведь не во мне, так? Где-то еще? Это надежное место? — Ты догадливый, Куро-пон, — Фай с улыбкой кивнул. — Ты прав, он находится… где-то еще. И он там в полной безопасности. Что же касается первого твоего вопроса — для того, чтобы достать его оттуда, надо просто подумать и захотеть. — Подумать и захотеть… — Курогане не успел воспользоваться советом — юноша неожиданно начал оседать на пол прямо на его глазах. — Эй, что с тобой?! Он подхватил безвольно обмякшего Фая и бережно уложил на диван. Похоже, что магия не давалась так просто, как это могло бы показаться стороннему наблюдателю. Фай тратил силы, и немалые. Из кухни повеяло свининой — куда острее и резче, чем поначалу. — Эй, а как же еда?! — только тут сообразил Курогане. — С ней-то мне что делать? Но беловолосый юнец уже спал, и пришлось решать все самому. — Черт! — мужчина влетел в кухню, сунулся в одну сковородку, где шкварчало мясо, в другую — с соусом карри, ощутил полную безысходность и просто повыключал везде конфорки. Только после этого, успокоившись и глубоко вдохнув, он принялся разбираться, что планировал приготовить Фай и как завершить начатое, ничего не испортив.* * *
— Не знаю, что ты там изначально задумывал, но есть будешь это. Курогане вошел в комнату с двумя большими тарелками, на которых ароматно дымился рис вперемешку с кусками мяса, политый густо-янтарным соусом. Фай приподнял голову с диванной подушки, окинул внимательным взглядом поданное блюдо. — Примерно это и задумывал, — откликнулся он, ерзая и усаживаясь поудобнее. — Спасибо, что довел еду до ума, Куро-папочка. — Заткнись, — Курогане был уверен, что это прозвище — самое ужасное из всех, и в последнее время даже не реагировал на уже ставшие привычными «Куро-рин» или даже «Куро-пу-у». — Ешь давай. — Я, конечно, не то чтобы очень голоден, — Фай, перебравшись в любимую «лягушачью» позу, потыкал вилкой в тарелку, — но стряпню Куро-повара не могу не попробовать! — Заткнись, — во второй раз это прозвучало уже угрожающе, с рычанием. Сам Курогане, впрочем, давно устроился рядом и с аппетитом жевал ужин, поразительно ловко подхватывая палочками мясо и даже рис. — На самом деле я ничего с ней не делал. Она уже была готова, я просто смешал и разложил по тарелкам. — Знаю, — улыбнулся Фай. — Но все равно ты приложил свою руку. В ответ снова раздалось невнятное ворчание. Когда тарелки наполовину опустели, Курогане решился задать не дающий ему покоя вопрос: — Значит, твоя магия отнимает у тебя силы? — Любое действие так или иначе отнимает наши силы, Куро-рин, — отозвался тот. — Тебе ли не знать? — В таком случае, — Курогане развернулся к нему и окинул очень злобным взглядом, — не трать ее понапрасну. Фай открыл было рот, чтобы возразить, но был довольно грубо прерван. — Когда ты лезешь лишний раз в эту чертову карту, ты тратишь свои силы впустую. Я это отчетливо вижу. К тому же, не могу сказать, что доверяю тебе. Будет лучше, если ты отдашь мне ее на хранение. — Что?.. — юноша не сразу понял, о чем идет речь. — Тебе придется отдать мне карту, — с расстановкой повторил Курогане. — Это ультиматум. — Хорошо, — Фай согласился неожиданно легко, и это несколько смутило мужчину. — Вот, — вытащив из кармана джинсов сложенный вчетверо листок, он протянул его мечнику. И, уловив непонимание в вишневых глазах, пояснил: — Это потому, что я доверяю тебе, Куро-рин. Курогане чертыхнулся, выхватил карту, едва не скомкав, и положил на стол рядом с собой. Сейчас ее магическая поверхность была скрыта от глаз, и он мог видеть только зеленую изнаночную сторону. — Это все? — спросил маг, внимательно наблюдая за действиями своего спутника, и мужчине в его голосе почудились крупицы презрения — еле уловимого, на уровне обиды уязвленного ребенка, и все же… Этого оказалось достаточно, чтобы, сметя все собственноручно очерченные границы и установленные табу, резко, почти рыком, выпалить: — Нет, не все! Я хочу знать, кто тебя преследует и почему! Я, черт тебя дери, имею право знать, раз мы путешествуем вместе! — Прости, Куро-рин, — Фай грустно улыбнулся. — Но на этот вопрос я ответить не могу. — Хорошо, — в голосе Курогане прозвучали лед и сталь. — Я сам разберусь. Вот только хватит с меня лжи! Доверием тут и не пахнет. Сказав это, он подхватил пустую тарелку и вышел из комнаты, а через минуту с кухни донесся звук льющейся воды — не зная, чем себя занять на ограниченном пространстве двухкомнатной квартиры, мужчина решил вымыть посуду, пока ярость в груди не утихнет и не осядет золой. Пусть так, но он все равно продолжит это путешествие. Фай был слишком важен, чтобы из-за вранья с привкусом мышьяка в меду разрывать соединившие их незримые узы.* * *
Размолвка привела к тому, что остаток дня они не разговаривали. Сидели на диване за журнальным столиком, молча занимаясь каждый своим делом: Фай листал утащенный с этажерки путеводитель по стране, а Курогане равнодушно переключал каналы телевещания, давно уже не надеясь отыскать там что-нибудь правдивое или хотя бы интересное. Фантомные стрелки электронных часов ползли медленно, через равные интервалы перескакивая с минуты на минуту, и так незаметно подобрались к полуночи. — Пора спать, — Курогане выключил телевизор и швырнул пульт на столешницу. — Поднимись, я постелю тебе. Фай послушно встал, наблюдая, как мужчина отодвигает журнальный столик и раскладывает диван, как достает из шкафа напротив маленькую подушку и пестрое одеяло. — Я мог бы и сам, Куро-рин, — маг приблизился к нему и осторожно коснулся пальцами плеча мужчины. Мечник был высоким, и к нему приходилось тянуться, но не в меньшей степени благодаря росту рядом с этим человеком появлялось чувство уверенности и защищенности. Наверное, им давно следовало помириться, но как это сделать, ни один, ни другой, не знали. — Ты мой гость, — Курогане решительно возразил, подхватил постельные принадлежности и водрузил их на столик. — Достаточно того, что ты готовил еду. — Я понял, — голос Фая истончился настолько, что стал едва слышимым, и мужчина ощутил острую тоску, пронзившую самое сердце. Пусть будет так. Пусть остается недоверие, недосказанность; пусть пока поживут все эти табу. Однажды, если этому суждено быть, все изменится. Если же нет… Значит, просто не судьба. — Завтра рано вставать, — он попытался говорить, что угодно, лишь бы их размолвка растаяла без следа сама собой. — Я разбужу. Автовокзал через две остановки отсюда, доберемся быстро. — Хорошо, Куро-рин, — с улыбкой в голове ответил маг — кажется, он думал о том же и сейчас не меньше, чем его спутник, желал поскорей обо всем забыть. — А как насчет сказки на ночь? — Что? — Курогане едва не выронил одеяло из рук. — Какой еще сказки?.. — Той самой, Куро-гав-гав! — улыбка стала шире. — Мы так и не дочитали с тобой замечательную папоротниковую книжицу! — Шутишь, что ли?.. — предположил мужчина и осекся, отчетливо понимая: Фай не шутит, и сказку придется читать. Он бы и почитал, но это каждый раз смущало, до постыдного напоминая детство, когда проводил долгие зимние вечера на чердаке старинного поместья под светом пыльной лампы, обложившись найденными там книгами, по тем или иным причинам не вошедшими в отцовскую библиотеку. Однако под пристальным взглядом не выдержал, сдался: — Сейчас принесу. «Деревья расступились, и белый зверек кубарем скатился в овраг к реке. Падение его было коротким и таким стремительным, что голова пошла кругом, а перед глазами все поплыло. Гибкие стволы сбегающей в низину ольхи завертелись в сумасшедшем вихре, а земля ушла из-под ног, когда попытался подняться на непослушные лапы. Зверек упал и лишь успел заметить, как над ним через овраг перемахнула большая черная тень, овеяв на мгновение ледяным зловонным дыханием. Ужас, не успев даже толком обуять, разом схлынул, как только топот когтистых лап затих вдалеке. Дрожа и спотыкаясь, несчастный белый комок кое-как добрался до воды и, припав к ней губами, принялся жадно пить. Он пил так долго, что через некоторое время от переизбытка жидкости начало мутить, а его тело все никак не могло насытиться. И лишь когда зверек, обессиленный, рухнул навзничь на берегу, чувствуя, что опасность миновала и преследование прекратилось, его постигло страшное осознание. Папоротников цвет, запрятанный за щекой, исчез. Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что это он сам, увлекшись бегством, по неосторожности его проглотил».