А мы случайно повстречались, Мой самый главный человек. Благословляю ту случайность И благодарна ей навек. Представить страшно мне теперь, Что ты не ту открыл бы дверь, Другой бы улицей прошёл, Меня не встретил, не нашёл. Анна Герман — Случайность.
Произошедшее во время прогулки по парку выбило из колеи обоих, вновь оставшись безо всяких объяснений. Если бы хоть один из них что-нибудь сказал, то возникшая впоследствии неловкость наверняка бы исчезла, но этого не было сделано. Объятья распались, руки более не сплетались пальцами в дурманящем обещании. Курогане с Фаем просто вернулись обратно в город и просто пообедали в кафе, соблюдая дистанцию и гнетущее молчание. Время близилось к отправлению автобуса, и путники поспешили занять свои места. Главная достопримечательность Ардии отбрасывала на парковку длинную увесистую тень, солнце, ползущее по небесному своду, неуклонно кренилось к горизонту. В городе было что посмотреть, но они бы все равно не успели увидеть все и каждый древние дворцы и памятники. Информационная панель, расщедрившись, решила показать пассажирам очередной шедевр кинематографа, и на сей раз это оказался мультфильм про олененка и его маму. Курогане раздраженно поморщился: опять одна картина на всех, как будто так уж сложно и затратно было установить каждому в отдельности мини-панель, чтобы предоставить возможность выбирать кино и музыку себе по вкусу. Там, где всё функционировало на сверхумной и сверхточной электронике и автоматике, подобные расходы были сущей мелочью, только повышающей уровень сервиса, но коллективное продолжало преобладать над их обществом и давить пудовым монолитом, принуждая в итоге вырабатывать единый для всех знаменатель. И вроде бы у всех он вполне неплохо вырабатывался, один только Курогане неизменно оставался белой вороной, так и не научившись ни с кем идти на уступки, жертвовать собственным то ли эгоизмом, а то ли просто бараньей упертостью в угоду окружающим и избегать никому не нужных конфликтов. Курогане, если уж начистоту, ничего не имел против мультфильма — по его мнению, тот был куда лучше детектива с элементами мюзикла. Под фоновый стрекот стереодинамиков легко завязывался непринужденный разговор, а он сейчас, безусловно, предпочел бы общение с Фаем привычной и набившей оскомину демонстративной самодостаточности, но заставка, замелькавшая на экране яркими красками, беспощадно вторгалась в его мозг, напоминая о чем-то упущенном. Пульсировала, точно красный сигнал тревоги. — Его не было! — озаренный, выпалил Курогане, почти подскочив с места. Уставился во все глаза сначала на экран, а затем — на Фая. — Эта картина… когда я ехал один, ее не показывали! Включали что-то другое… — Ты уверен, Куро-рин? — призадумавшись, осторожно спросил Фай. Тот кивнул, и тогда маг, повертевшись по сторонам, отыскал среди соседей невзрачного мужичка средних лет с очками в роговой оправе на носу, облаченного в выцветшие джинсы и помятую футболку и показавшегося ему с виду неглупым. — Извините, уважаемый! Не знаете ли вы, как эта автоматика выбирает фильмы? У нее есть заранее заготовленный список, или же выбор каждый раз остается на долю случайности? Мужчина оказался именно тем, кто требовался им сейчас в качестве консультанта. Оживившись и поправив на носу сползающие очки, он охотно отозвался: — О, конечно же, у нее целый архив этих фильмов заложен в память! Но выбор всегда остается на долю генератора случайного процесса. — Совсем-совсем случайного? — нахмурившись, усомнился Курогане. — В ее фильмотеке есть ведь и ужасы, так? Но она их не показывает, потому что здесь могут присутствовать несовершеннолетние. — Вы верно подметили, — закивал пассажир. — У системы имеется некий фильтр, параметры которого задаются перед поездкой, когда техники проверяют и отлаживают работу всех процессов и механизмов. Но все равно в конечном итоге это — случайность, пусть и в предварительно заданном диапазоне. — Ясно, — Курогане откинулся на спинку сиденья, мрачно взирая на экран, где беззаботный олененок гонялся за бабочками. И, обращаясь уже к Фаю, спросил раздраженным шепотом: — И что ты нам наколдовал, чертов фокусник? — Ну… — Фай с виноватой улыбкой взъерошил свой затылок. — Все же это случайный процесс, как сказал тот господин. Никто не может быть уверенным, какое число выпадет. Это как лотерея… — Но это та же самая лотерея! — повысил голос мечник. — Разве она не должна выдавать то же самое число? — Похоже, что нет, — вконец растерявшись, откликнулся юноша. — Я, правда, не знаю, Куротанчик, что с ней такое стряслось. Но могу предположить… — Куро-что?! — взревел его спутник, моментально позабыв обо всем остальном, едва услышал новое прозвище. — Да какого ж черта каждый раз что-то новое?! Получив в ответ лишь очередную миловидную улыбку, он, отдышавшись и взяв себя в руки, вернулся к беспокоившему его вопросу: — Ладно, что там ты предполагаешь? Давай, выкладывай. Помолчав немного, Фай медленно и осторожно заговорил: — Могу предположить только одно: каждый наш поступок как-то влияет на всё окружающее, и под их воздействием меняется мир и события. Не знаю, где и в чем мы ошиблись. Возможно, одно уже то, что я здесь вместе с тобой, изменило историю до неузнаваемости. Тебя это сильно тревожит, Куро-сама? — Не особо, — подумав немного, отозвался Курогане. И добавил: — Мне нет дела до того, что там выпадет с этим генератором случайного процесса: мультфильм или кино… лишь бы не тот кошмарный мюзикл, и меня всё устроит. Фай тихо рассмеялся, и мужчина почувствовал, как лед между ними трескается, тает, а льдины уносятся прочь, точно в половодье по весне. — Посмотрим, Куро-пу-у, — таинственно произнес юный маг, — быть может, на свете существует еще масса ужасных фильмов, о существовании которых ты даже не догадываешься.* * *
Вечерело, автобус всё так же несся сквозь лесные массивы, только дорога пошла в гору, сузившись до двух полос, разделенных посередине прерывистой белой линией. Кедры вытеснили все остальные хвойные деревья, только сосны еще изредка попадались, да вклинились раскидистые секвойи с кирпично-красными пирамидальными стволами, обозначая собой начало предгорий. Сумерки наступили ранние: солнце, спустившись за вершины остроконечных крон, таяло закатными красками вне досягаемости глаз, и пассажиров окутало тенистой прохладой. Кондиционер выключился сам собой, окна открылись, впуская свежий воздух, одурительно пахнущий смолой. Проснулось и информационное табло, чтобы сообщить пассажирам очередное известие: «Внимание! В связи с запретом на движение в ночное время, наш рейс через четыре часа прибудет на стоянку Национального парка Друидов. Точное время прибытия — двадцать два часа тринадцать минут. Время блокировки дверей и отключения систем — двадцать три часа ровно. Просьба не опаздывать к моменту закрытия, это вызвано заботой о вашей безопасности. Теплые пледы при необходимости вы можете найти в багажном отсеке в хвосте автобуса. Прохладительные напитки и легкие закуски находятся рядом с кулером в начале автобуса, там же при желании вы можете приобрести сэндвичи на ужин. Время включения систем и разблокировки дверей — семь часов ровно, время отправления — семь часов тридцать минут. Желаем вам хорошего отдыха!». — Мотель или еще одна дикая стоянка, Куро-рин? — поинтересовался Фай, на что его спутник ворчливо ответил: — Дикая стоянка. Знал бы ты, как я их «люблю»! Но место это хорошее, сам убедишься. Курогане не обманул — автобус, вскарабкавшись на первый виток серпантина, замедлил ход и выехал на открытую террасу, с одной стороны оканчивающуюся обрывом и огороженную лишь металлической сеткой, а с трех других обнесенную высоченным стальным забором. Скрипнули роликовые ворота — компьютер получил от транспорта запрос, обработал его, отыскал в базе данных полученное заранее разрешение на парковку и теперь беспрепятственно пропускал путников на защищенную территорию. Они припарковались почти у самого обрыва, и автобус соизволил выпустить пассажиров на короткую вечернюю прогулку. Небо к тому времени совсем потемнело, и на яркой синеве проклевывались первые мерцающие звезды. Фай вышел следом за Курогане и, остановившись посреди асфальтированной платформы, глубоко вдохнул, закрыв глаза. — Ты был прав, Куро-рин, — произнес он, не двигаясь с места. — Здесь чудесный воздух. — Если хочешь, можем пройтись — на территории есть несколько старых секвой, — предложил мечник. — Это ведь национальный парк, в нем нельзя вырубать деревья. Поэтому им пришлось организовывать стоянку с учетом особенностей природного ландшафта. — И поэтому она находится на самом обрыве, так? — догадался Фай. — Именно, — Курогане хмыкнул. — Устроителей больше заботит безопасность местной флоры и фауны, чем проезжающих туристов. Не могу с ними не согласиться. Маг издал тихий смешок, уцепился за рукав мечника, отчего сердце у обоих пропустило удар, чтобы тут же заколотиться чаще и сильнее, и вместе с ним отправился навстречу тысячелетним исполинам. Секвойя — бессмертное дерево; так, по крайней мере, гласят легенды. В действительности же оно живет всего лишь несколько тысячелетий: бесконечно много для человека и неизмеримо мало для Вселенной. Курогане и Фай, отыскав старожила в три или четыре обхвата, с ороговевшей корой, закаленной ветрами и ливнями, остановились, запрокинув головы и любуясь шумящей над ними опушенной кроной. За их спинами раздавались отдаленные голоса недовольных туристов. «Что за чертова дыра? Можно было поставить хотя бы один магазин или кафе?! Здесь хоть автомат с пивом есть?» — возмущался какой-то басовитый мужчина. «Никаких условий! Даже душевую на территории не потрудились оборудовать! Они думают, мы так до самого Эдема ехать должны?» — вторила ему обозленная барышня. Завершал картину ревущий ребенок, в капризном припадке что-то выклянчивающий у мамаши. Попеременно доносились истеричные вопли, раздраженный шепот сконфуженной женщины и звонкие звуки озлобленных шлепков. — Кажется, не ты один недолюбливаешь дикие стоянки, Куро-пу-у, — с улыбкой заметил Фай, оглаживая кончиками пальцев нагретый за день солнечными лучами древесный ствол. — Меня напрягает только теснота в этом треклятом автобусе, — буркнул тот. — Куро-рин высокий и не умещается? — озвучил очевидное его спутник. — Именно, — отозвался Курогане, кидая тяжелые взгляды за спину, где продолжали «резвиться» остальные путешественники. — К счастью, вторая стоянка будет абсолютно нормальной, и следующая за ней — тоже. — Вот как, — маг кивнул. И, словно что-то припомнив, потянул мужчину за собой: — Идем, Куро-тян! Ты по моей вине уже провел одну ночь на улице, не хотелось бы это повторять.* * *
Свет в автобусе, почти полностью отключенный системой, сделался приглушенным: остались лишь две аварийные лампочки в начале и хвосте салона, необходимые для того, чтобы освещать туалетные комнаты и кулер с водой. Пассажиры, шумевшие вплоть до полуночи, постепенно затихли, засыпая или же настраиваясь на мирный лад. Кто-то, включив подсветку над столиком, читал книгу, а сосед, чаще всего раздраженный доставшимся ему полуночником, если только они не были совместно собравшейся в поездку парой, отворачивался к стеклу, прижавшись к нему щекой и кутаясь в плед. Автоматика заблокировала на ночь окна, вместо этого включив климат-контроль, поддерживающий ровную комфортную температуру в салоне. Впрочем, большинство туристов от подобного усредненного комфорта только мерзло. — Где твоя папоротниковая книжица, Куро-рин? — спросил Фай, устраиваясь на сиденье поудобнее и обернувшись в плед, как в палантин. — Это же просто сказки, — наконец решил выговориться Курогане, доставая потрепанный томик из дорожной сумки. Он всякий раз испытывал лютый стыд, когда они возвращались к истории белого зверька. — К тому же, я взял их в качестве сувенира — а значит, читать совсем не обязательно… — И все же я хотел бы их прочесть, — маг обвел пальцами причудливую вязь на обложке, складывающуюся в неизвестные мечнику буквы. — И тому есть причина, Куро-рин. — Какая же? — непонимающе нахмурился тот. — Эта надпись, — Фай надавил посильнее на выгравированные символы. — Я даже не уверен, что это просто сказки, как ты выразился, пускай и похожи. У меня возникает необычное ощущение, когда мы их читаем… — И что это тогда, по-твоему? — Курогане чувствовал себя странно — так происходило всякий раз, как вокруг творилось что-то, чего он не понимал. — О, в этом вся загвоздка! — развел руками попутчик, очаровательно улыбаясь. — Я знаю лишь одно из слов, второе. Оно означает «будущее». Первое слово мне неизвестно. Видишь ли, название написано на древнем языке, вымершем и почти отовсюду исчезнувшем. Немногие люди им еще владеют. — Это могут быть обыкновенные сказки, завернутые в обложку совершенно другой книги, не думаешь? — предположил мужчина, оглядывая подозрительный томик. — Не думаю, Куро-сама, — покачал головой Фай. — Поначалу и я тоже так решил. Но вот, гляди! Он осторожно стащил обложку с титульного листа, и их взорам предстала точно такая же надпись, только плохо различимая и почти стертая от времени. — Будь это ценная вещь, разве попала бы она на сувенирный прилавок? — заколебался Курогане, разглядывая переплет. — Да и содержание кажется сомнительным. Это всего лишь история для детей. — Может быть, — согласился с ним маг. — Прочитаем — узнаем. «Чудовище, сплетенное из корней и земли, не отстало, не оставило преследования — гонимый им страдалец нутром это чуял. Временами до него доносился утробный рык, скрежет когтей и холодное смрадное дыхание. В эти минуты он знал, что Демон близко, идет по пятам, лишенный погубленного Купальского соцветия. Белый зверек, сознавая за собой вину, таился по кустам и норам. Одиночество его уподобилось гранитной глыбе, наваливалось неподъемным весом, лишало последних сил. Он не мог более воспользоваться чародейным цветком, как то задумывал изначально, не мог и вернуть его, ибо уничтожил. Все, что он мог — это прятаться, бежать, и так каждую ночь, без конца и без надежды на избавление. Тогда-то пушистый комок и вспомнил о затерянном в лесу Колодце Отчаяния. Это было страшное место, куда лесные жители решались отправиться лишь в одном-единственном случае: когда им уже нечего было терять. Колодец этот не имел дна, и каждый падающий в него камешек встречал не сухим стуком и не плеском воды, а гнетущей тишиной. Белый зверек, не видя пред собой ни выхода, ни смысла, утратив счет дням и ночам, проведенным в бегах, с наступлением сумерек набрался отваги и направился к проклятому Колодцу…». Курогане убрал таинственную книгу обратно в сумку, и сам теперь чувствуя неладное — слишком похож был безымянный зверек на одного хорошо знакомого ему человека, и чем дальше они читали, тем неуютнее делалось мечнику. Он уже готов был поддаться порыву, пролистнуть всё разом и нетерпеливо заглянуть на последнюю страницу, но поймал на себе пристальный взгляд Фая. Сейчас в этом взгляде таилось нечто такое, от чего Курогане так и не решился выполнить задуманное, оставив это до тех пор, когда окажется ненадолго наедине с самим собой. Закинув свой багаж обратно на полку, он вернулся на место, потянулся и безуспешно попытался выпрямить ноги, собираясь уснуть, и вдруг ощутил, как ему на плечо опускается что-то мягкое и теплое. Курогане скосил глаза — Фай как ни в чем не бывало примостил беловолосую голову на своем попутчике, словно так оно и должно быть, без зазрения совести пользуясь тем, что мечник, как бы ни ворчал, а прогнать его не мог. Маг повозился, устраиваясь поудобнее, и, наконец, замер. Пальцы его ухватились за пуговицу на рубашке Курогане, сквозь ткань легонько касаясь кожи и выводя на ней невесомые узоры. Мечник молчал, хмуро наблюдая за действиями спутника. Пальцы скользнули дальше, пробираясь за край рубашки, тело обожгло там, где подушечки дотронулись груди, и мужчина вздрогнул, а Фай, хорошо понимая, что переступает черту, осторожно расстегнул одну пуговицу. — Что ты делаешь? — тихо спросил Курогане, задохнувшись от этих действий. Его охватило непонимание, он не мог поверить, что маг творит то, что творит. Это могло быть и изощренное издевательство, но тогда, черт возьми, он его прикончит. Однако же он ошибся: Фай не издевался, он действительно собирался что-то сделать, полностью сметя этим поступком неопределенность их отношений. — То, чего нам обоим хочется, Куро-рин, — последовал кружащий голову ответ. Курогане стиснул ладонями тонкие плечи, заставляя вскинуться, поднять взгляд удивленных синих глаз, пронизанных неуверенностью и легким испугом. Фай потянулся к нему и был сметен, был повален на сиденье, безжалостно вдавлен в оконное стекло чужим крепким телом и вовлечен в грубый и неистовый поцелуй. Крупные и горячие ладони мечника обхватили нежные мягкие щеки, скользнули дальше, зарываясь пальцами в шелк золотисто-белых волос, а губы целовали требовательно и страстно, испивая с тонких желанных губ прерывистое дыхание. Сиденья скрипнули, спинки покачнулись. Шальные ласки оборвались, замерев спугнутой с вишневой ветки птахой. — Как… здесь… — проворчал мечник, пытаясь выговорить не идущие из горла слова. Он хотел сказать: «Да как, черт возьми, здесь можно заниматься чем-то подобным?», но, наткнувшись на смятенный взгляд Фая, не сказал ничего. — Позволь мне, Куро-сама… — смущенно прошептал тот, касаясь кончиками пальцев его подбородка. Слова слетали порывистые, колеблющиеся, дрожащие, и у Курогане от них свело мучительной сладостью горло. — Я сам это сделаю, потому что хочу так. Разреши мне сделать это для тебя… Он снова потянулся к его рубашке, продолжая начатое. Хлопковая ткань поддавалась, оголяла натруженный торс в частой россыпи мелких шрамов, и Фай, склонившись, прижался губами к загорелой коже живота, под которой скрывались рельефные кубики пресса. Язык коснулся солнечного сплетения, медленно и с нежностью вылизывая соленое от пота тело, спускаясь от одной ямочки до другой, у пупка. Пальцы юноши скользнули ниже, опасливо касаясь чресл, стянутых джинсовой тканью. Отыскали пуговицу, подергали и, подцепив петлю, освободили ее. Ухватили язычок молнии и медленно потянули, расстегивая ширинку. Курогане подавился запоздалым осознанием происходящего, запрокинул голову, закрыв глаза и запретив себе говорить. Любое сказанное слово могло всё загубить на корню, а этого он себе потом не простил бы. Кровь моментально обрушилось в пах, а голова закружилась — кажется, из-за ее оттока. Чувствуя себя влюбленным малолетним идиотом, способным заниматься всякими аморальными непотребствами в общественном транспорте, он усмехнулся. Опустил руку на макушку Фая, одобрительно поглаживая мягкие светлые волосы. Только спросил на всякий случай: — Полагаешь, никто этого не увидит? — Все давно уже спят, — отозвался Фай. Голос его на сей раз прозвучал ниже, чем обычно, и Курогане понял, что тот тоже был возбужден. А дальше началось что-то невообразимое, сводящее с ума, пьянящее похлеще алкоголя. Руки мага потянули резинку белья, спуская его чуть ниже и освобождая уже давно стоящий орган, и мечник понял, что готов кончить уже от одних этих коротких и небрежных прикосновений. Меньше всего ему хотелось задавать сейчас лишние вопросы, и Курогане благоразумно решил оставить их на потом. Вся ревность и всё недоверие могли подождать, пока Фай вытворял такие восхитительные вещи. Открыв глаза, чтобы видеть происходящее, он наблюдал, как Фай сполз на пол и опустился на колени, с немалым трудом кое-как разместившись под спинками откинутых передних сидений. Как склонился над обнаженной плотью, заставив замереть в предвкушении, почти задержать дыхание, и обхватил губами блестящую от естественной смазки головку, осторожно и медленно принимая ее в рот, опаляя горячей влагой. Курогане еле сдержал рвущийся из горла стон и ухватился пальцами одной руки за обивку сиденья, чувствуя, как трещит едва не рвущаяся ткань, другой же рукой стиснул зажатые в ней светлые волосы своего возлюбленного. Фай охнул; мечник поспешил ослабить хватку. Он не должен был так реагировать даже несмотря на то, что тело колотило крупной дрожью от этой внезапной долгожданной близости. Голову повело, а перед глазами все поплыло, когда Фай обвел языком ствол с проступившими на нем венками и подался вперед, забирая орган еще глубже, до самого упора. Было видно, что ему сложно, тяжело, непривычно, и Курогане с благодарностью отметил почти полное отсутствие опыта. Маг двигался неумело, но отчаянно, точно сам хотел закрепить этим их ненадежные, хрупкие отношения. Словно у них совсем не было времени… Эти мысли, едва успев зародиться в голове мечника, тут же испарились, стоило только Фаю податься обратно, почти полностью выпуская член изо рта и облизывая уздечку, а затем, стараясь не сбиваться с ритма, снова принимая его весь, глубже, чем мог и умел, жмуря глаза с проступившими капельками слез. Хриплый полувздох-полустон все же сорвался с губ Курогане; он тут же скрипнул зубами, метнув короткий взгляд в сторону, на спящих пассажиров. Говоря по правде, ему уже было наплевать, увидит их кто-нибудь или нет — главное, чтобы только Фай не останавливался, но тот и не собирался. Сдавленно, тяжело дыша, он облизывал его плоть, щекотал кончиком языка головку, делал слишком многое, открывался слишком сильно, оставаясь при этом совершенно беззащитным и уязвимым перед тем, кому вольно или невольно доверился в своем путешествии. Курогане почувствовал, что приближается к пределу — стремительно, быстрее, чем хотелось, но уж чересчур желанными оказались эти ласки. Хватило нескольких скольжений губами, чтобы он, прогнувшись в спине, напрягшись и изо всех сил стиснув зубы, излился ему в рот. Промедлив, попытался оттолкнуть закашлявшегося Фая, но тот уцепился за бедра мужчины, стискивая их пальцами и не позволяя отодвинуться. Наконец, медленно отстранившись и подняв голову, он вперил в Курогане выжидающий взгляд. — Ты… — голос мечника сорвался, сам он хмурился, вишневые глаза всматривались в беловолосого юнца так, точно намеревались прожечь в нем дыру. Мимолетом мужчина замечал мелкие детали, от которых по телу пробегала запоздалая сладкая дрожь, и почти сразу же хотелось все повторить: белую капельку в уголке губ Фая, лихорадочный румянец его щек, подернутую поволокой синеву радужек. Выругался, сбившись и растеряв всё, что собирался сказать, и только притянул его к себе, целуя во влажные губы. — Черта с два я тебя отпущу, ты понял? Эти новые слова, заставившие мага широко и удивленно распахнуть глаза, явно были лучше предыдущих, потерянных. — И как же нам быть, Куро-рин? — осторожно спросил Фай, забираясь с ногами на сиденье и тем самым лишая Курогане мучительных раздумий на тему, следует ли ему сделать для него то же самое. Маг явно не хотел, чтобы ему возвращали подаренное удовольствие, предпочитая превратить мечника в своего должника и гарантируя, таким образом, продолжение для их неустойчивых отношений. — Не знаю, — сообразив, что всё еще сидит с распахнутой рубашкой и приспущенными джинсами, мужчина поспешно принялся приводить себя в порядок. Теперь, когда закладывающее уши возбуждение схлынуло, он был уверен, что как минимум половина автобуса в курсе, чем они тут занимались. Впрочем, это не сильно его тревожило. — Я привык решать проблемы по мере их поступления. Сейчас никаких проблем нет, так что ложись спать. И, пресекая возможные возражения, грубовато притянул Фая к себе, вынуждая прикорнуть на своем плече — чему тот совершенно не противился.