Пыль дорог

Воин должен готовиться ко всему заранее. Ямамото Цунэтомо, самурай клана Набэсима. Цитаты.

      Гулкий удар по внешней обшивке автобуса разбил сон, как хрустальный бокал.       Следом за ударом последовали голоса — хриплые, пропитые и прокуренные, какими становятся голоса людей, не знающих предела своих желаний и охотно позволяющих себе всё то, что обыкновенно разрушает и тело, и дух.       Фай широко распахнул глаза, подскочил, уцепился за спинку переднего сиденья. Сообразив, однако, что никаким колдовством поблизости и не пахнет, заметно успокоился.       Чего, впрочем, нельзя было сказать об остальных пассажирах — паника их, по мере того как неизвестные скучивались за пределами автобуса у входных дверей, лишь усиливалась.       — Что за шум среди ночи?! — сердито зарычал Курогане, разбуженный происходящим. Он, как и Фай, огляделся по сторонам, но, не обнаружив для себя никакой угрозы, тут же расслабился, недовольно скрестив руки на груди. Мрачно понаблюдав некоторое время, как истерика туристов достигает апогея, громко выкрикнул: — Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?!       — Вы что, не видите?! — завопила какая-то дама, бросившаяся через весь автобус к туалетам и, должно быть, наивно рассчитывающая отыскать там убежище. — На нас напали! Кто-нибудь, вызовите полицию!       Разумеется, можно было попытаться вызвать кого угодно, но угодившие в ловушку туристы отчетливо понимали: пока стражи порядка доберутся до места происшествия, всё уже наверняка закончится, и не самым лучшим образом.       — Напали? — Фай нахмурился. В такие редкие минуты серьезности лицо его приобретало непривычно взрослое выражение. — Но как это возможно? Мы ведь на охраняемой стоянке.       — Обрыв, — догадался Курогане. Дверь тем временем старательно взламывали, в замке скрежетали отмычки, а голоса и заливистый хохот становились только громче. Быстро прикинув что-то в уме, он поправился: — Обрыв и секвойи. Вероятно, у системы безопасности «дыра» с той стороны, поскольку они тоже считают, что это невозможно.       Маг, пораженный таким быстрым пониманием ситуации, лишь присвистнул:       — А ты не зря в спецподразделении числился, Куро-рин!       — Смотрю, тебя совсем не беспокоит происходящее? — довольно оскалился мечник.       — Ни капли, — заулыбался Фай. — Ведь у меня же есть ты, Куро-сама! Я в тебя верю, ты со всеми справишься! Куро сильный!       — Пф! — с напускным пренебрежением фыркнул тот, в действительности же польщенный этим простодушным комплиментом до глубины души. — А зачем мне с ними справляться? У этих автобусов и без того прекрасная система защиты. Окна бронированные, так что наши гости могут пыхтеть там хоть до рассвета.       — Так-то оно так, — согласно кивнул маг, задумчиво приложив указательный палец к губам. — Да только вот едва ли нам удастся выспаться в таком бедламе. Взломщики не мешают, но пассажиры очень уж шумят.       — Успокойтесь, пожалуйста! — выскочил в проход их давешний консультант по устройству автобусной автоматики, силясь унять паникеров и убедить их вернуться на места. — Нам ничто не угрожает! Наш транспорт оснащен мощными системами защиты! Конечно, нападающие попортят его внешний вид, но внутрь никак не проникнут, будьте уверены!       Ему удалось немного образумить пассажиров. Даже девица, спрятавшаяся в туалете, осторожно высунула голову из дверей.       Тут только, окончательно очнувшись ото сна, Курогане сообразил самое важное.       — Этого не было тоже! — яростно уставившись на доставшегося ему в попутчики горе-фокусника, объявил он. — Всё идет не так!       — Ну, так ведь веселее? — с виноватой улыбкой откликнулся Фай. — А то скучно проживать два раза одну и ту же жизнь…       — Что ты натворил, признавайся?! — уже угрожающе потребовал Курогане, игнорируя его ответ. — Надеюсь, ты не запихнул нас в какую-нибудь параллельную реальность?       — Что ты, Куро-рин! — искренне обиделся юноша. — Я бы тогда ни о чем не беспокоился, уж поверь. В параллельной реальности меня найти куда сложнее, чем в прошлом, которое рано или поздно приведет всех в нужную точку… Просто мы проживаем его иначе, вот оно и видоизменилось…       — Еще скажи, что это кара небесная, — Курогане потянулся через Фая, отдернул штору и хмуро выглянул за окно, где у автобусных дверей столпилась кучка криминального вида личностей. Вооружены они были преимущественно чем попало, однако у двоих в руках оказались самые настоящие автоматы, и этот факт уже изрядно нервировал даже его. — А они не простые хулиганы, как я погляжу. Больше похоже на хорошо организованную банду.       — Я слышал, что в этих горах случались нападения на путешественников, — подал голос мужичок после того, как с горем пополам успокоил бьющих тревогу людей. — Здесь действительно орудует несколько криминальных кланов, и ночевка на дороге остается опасной затеей. Но стоянка… стоянка парка Друидов всегда считалась самым безопасным местом!       — Из-за обрыва, — кивнул Курогане. — В действительности, это самое слабое ее место. Для хорошо экипированного скалолаза не составит труда преодолеть не защищенную ничем, кроме пропасти, ограду.       В этот момент за стенами автобуса началась пальба, и по обшивке точно свинцовый град прошелся. Некоторые туристы попадали на пол, другие же согнулись на своих креслах в три погибели, закрывшись руками.       После этого устрашающего акта всё вдруг резко прекратилось, и на улице повисла тишина, а затем раздался хриплый насмешливый голос. Неизвестный говорил, обращая свою речь к осажденным, забаррикадировавшимся в современной крепости:       «Эй, крысята! Я смотрю, вы там надежно засели? Только это зря! Лучше открывайте двери по-хорошему! Я не знаю, как вы это сделаете, я класть хотел на детали! Не откроете — столкнем вас к чертям в пропасть. А что? Нам не достанется — так пусть уж никому не достается. Пять минут вам на раздумье, а мы пока пошаримся по стоянке. Вы тут не единственный лакомый кусочек…».       Шаги затихли в отдалении, и Курогане снова выглянул в окно, на сей раз уже внимательно вглядываясь в уходящих людей, стараясь заметить любую мало-мальски важную деталь.       Если все предыдущие потуги нападающих являлись напрасной тратой времени и сил, то последняя угроза была вполне осуществима. Их парковочное место, как назло, оказалось возле забора, у самой кромки обрыва.       Быстро просчитав в уме все возможные варианты, Курогане рывком поднялся с места. Игнорируя накаляющуюся атмосферу среди пассажиров, которые уже успели разделиться на два враждующих лагеря, он обратился к их общему с Фаем знакомому, явно смыслящему в устройстве автобусов:       — Можешь открыть двери?       — Могу, но ведь тогда…       — Вот и открой их.       — Но… — тот попытался возразить, да только был резко остановлен ухватившей за грудки пятерней. Курогане, переменившийся в лице, приблизился к нему, оскалился и с нехорошими нотками в голосе велел:       — Ты откроешь двери немедленно и выпустишь меня наружу. А потом сразу же их закроешь. Всё понял?       Побледневший мужчина отчаянно закивал, и мечник разжал пальцы, позволяя ему выбраться в проход между сиденьями. Кинул опасливый взгляд на Фая, безо всяких слов, одним только своим видом давая понять, что не стоит вмешиваться, и быстро проследовал за провожатым к выходу. У Курогане сейчас имелся выигрыш во времени, но мизерный, и последствия могли быть чудовищными, если не успеть воспользоваться им с умом.       В суматохе никто даже не успел заметить, как механик, сняв маленькую черную защитную панель справа от дверной рамы, переключил два проводка, заставляя двери с шипением расползтись в стороны.       «Что делаешь?!» — заорал кто-то с угрозой; другие бросились наперехват, но не успели: выпустив одинокого темноволосого мужчину на улицу, механик тут же вернул проводки на место, включив обратно защитную систему.       «Что он творит?!» — люди бросились к окнам, едва не сметя тех, кто сидел со стороны дверей. Автобус опасно накренился и закачался, но ни один из пассажиров не сдвинулся с места, затаив дыхание и продолжая наблюдать за происходящим снаружи.       Они не понимали, как мог этот человек шагнуть навстречу собственной гибели — а в том, что он неминуемо погибнет, здесь не сомневался никто, кроме Фая.       Тот только присвистнул, окинул высокую плечистую фигуру Курогане восхищенным взглядом, прижался к стеклу, прильнул к нему ладонями, носом и лбом, и взволнованно застыл.       Хорошо понимая, что за ним сейчас следит весь автобус, и объяснить появление меча — если тот, конечно, соизволит явиться, — будет затруднительно, Курогане мысленно послал всё к чертям и представил Гинрю, его холодную серебряную рукоять и изогнутое безупречное темное лезвие, ярый оскал пасти и синеватое пламя, заводящее мистические танцы на острие, едва Дракон обнажал клыки. Потянулся к левой руке, сжал правую ладонь в кулак, боясь ухватить воздух, но, к собственному восторгу, почувствовал, как в нее ложится знакомое узорное изголовье меча.       Извлек клинок, восторженно любуясь, как играет скупой фонарный свет на лезвии, переливаясь в причудливой вязи хамона. Линия закалки — сокровенный наряд меча, утаенный ножнами, и Гинрю был безупречен.       Курогане заметили; убедившись, что он вооружен, почувствовали реальную угрозу и бросились наперерез.       Прекрасно помня, у кого из нападавших имелось огнестрельное оружие, мечник не стал ломиться напролом, а нырнул за кузов длинного фургона, припаркованного рядом с автобусом. Замер, прислушался, как топают, подобно слонам, его враги, надеясь без труда взять в кольцо. Дождался, когда самый опасный из них окажется в непосредственной близости, и бросился вперед, коротким взмахом катаны начисто срезая руку вооруженного мужчины до самого локтя. Лезвие вошло легко, точно десертный нож в масло, и из обрубленной культи плеснула густая кровь. Курогане, не давая потрясенному неприятелю оправиться, одним быстрым движением пронзил клыком Серебряного Дракона его точно в сердце, с привычным, хоть и давно позабытым ощущением обрывая чужую жизнь.       Автоматная очередь насквозь прошила стальной корпус фуры прямо над головой, и мечник, освободив лезвие, пригнулся, спешно убираясь с линии обстрела, пока обескровленное тело замирало на асфальте в слюдяной черной луже.       Второй обладатель огнестрельного оружия находился слишком далеко, чтобы можно было его без потерь устранить, а затягивать бой не хотелось. Курогане знал, что полиция, прибудь она на стоянку немедленно, никогда не примет его сторону, уравняв с напавшими на автобус грабителями. Это он уже в своей жизни проходил, с лихвой хлебнул их отравленной справедливости.       Он не двигался, надеясь, что вооруженный автоматом противник примет медлительность за страх и колебания и сам сделает первый ход. Проверка на выдержку давалась нелегко, натянутые струны гудели, едва не рвались, но Курогане, ощущая на языке сладкий привкус адреналина, терпеливо выжидал, у кого же из них двоих раньше сдадут нервы.       Все остальные члены шайки, перепуганные зрелищем бездыханного трупа посреди парковки, хорошо понимали, что у них нет против вооруженного мечом человека никаких шансов, но стрелок вполне мог рассчитывать на победу.       Сердце гулко билось об ребра, качая кровь по венам, дыхание застревало в горле и со свистом покидало рот, срываясь с губ облачком ночного пара; над парковкой повисла оглушительная тишина, и в ней отчетливо слышалось, как неуверенно ступает неприятель, подбираясь всё ближе.       Курогане чувствовал себя животным, неспособным испытывать присущий людям страх, сковывающий по рукам и ногам. Он просто знал, что должен сделать и что может сделать; решившись же, просто брал и делал, ни секунды не сомневаясь в себе. И сродни любому животному, безупречно чуял страх чужой.       Воздух искрил под пальцами, тонкие нити, раскиданные повсюду чувствительной паутиной, тихо тренькали, передавая электрическую перкуссию напряжения и хитрые сигналы-морзе. За сотую долю секунды до решающего момента Курогане уже был к нему готов. Кисти, стиснувшие рукоять Гинрю, без его вмешательства, по наитию сами повернули лезвие. Приученный целиком и полностью полагаться на интуицию, мечник никогда не умел отдавать себе отчет, что и зачем делало его тело, но безусловно ему доверял.       Время замедлилось, издевательски растягивая эфир и демонстрируя жутковатые кадры: дуло вскинутого автомата, хоть и крохотное с виду, но такое же утробно-бездонное, как черная дыра, как космическая точка невозврата, чужое лицо, перекошенное в дикой смеси отчаяния и решимости, чужие глаза — почему-то пустые, почему-то, как и всегда в такие моменты, непростительно живые.       Реальность расслоилась, будущее ощерило залитую пеной пасть, преждевременно показывая, куда лягут пулевые стежки, и Курогане безупречным звериным порывом уклонился, ушел с этой смертельной линии. Пока выстрелы на излете надрывали где-то над его головой обшивку дальнобойного трака, рванул навстречу — Гинрю взметнулся, впился жадными зубами, терзая воздух, — и ударил, наискось рассекая чужое тело вместе с рукой.       Кости и жилы, неспособные более ни удерживать вес автомата, ни нажимать на спусковой крючок, отделились от положенного им места, и кисть, всё еще на одних лишь нервных импульсах стискивающая оружие, первой шмякнулась на мостовую, пока ее владелец, практически располовиненный, с застывшим на лице изумлением оседал следом за ней, теряя остатки жизненных сил вместе с выплескивающейся из него кровью.       Курогане отступил на шаг, возбужденно дыша и с равнодушием оглядывая только что убитого им человека. Резким взмахом отряхнул Гинрю, скидывая с него рубиновые капли. С тем же безразличием оглянулся на автобус, прекрасно зная, кто и с каким ужасом взирает сейчас на него. Оторвал кусок собственной рубашки, отер Серебряного Дракона, убрал его в сая и, коснувшись их кончиком ладони, погрузил катану обратно в тайное место, где она хранилась всё то время, что они мирно проводили в пути.       Потом развернулся и, более не оглядываясь, ушел прочь, понимая, что никто не примет его обратно после случившегося.       Что даже Фай, захоти тот еще с ним общаться, не сумеет вынудить пожилого механика разблокировать двери, чтобы впустить в салон окровавленное чудовище, явившее себя сегодня во всей красе.