The flames burn deeper towards our goals, our needs
After Forever, Between Love and Fire
Она ловко освободилась из моих крепких объятий, подняла с пола мокрое белоснежное полотенце и, гордо выпрямив спину, направилась в гостиную. – Погоди, Флор, я сделал что-то не так? Резко остановившись, она обернулась и пронзительно взглянула на меня: – Туомас, ты же понимаешь, что это неправильно. Ты сам не знаешь, чего хочешь… – Всегда знал и знаю, чего хочу. – И чего же ты хочешь? Я промолчал, не найдя нужных слов. В помещении воцарилась тишина, заточающая разум в свои железные цепи. – Я так и думала… – прервав мучительное молчание, раздался голос нидерландки. Нервно выдохнув, я схватил её за руку и притянул к себе, пытаясь рассмотреть выражение её лица. На нём я прочёл лишь недоверие. – Ты так ничего и не поняла, – горько вздохнул я, до боли сжав зубы. – А что я должна понимать? То, что почти женатый руководитель группы, в которой я пою, хочет меня? Ты сам-то понимаешь всю комичность ситуации? – она было усмехнулась, но тут же её лицо снова посуровело. – Просто я хотел, – начал объясняться я, – сказать, что… Меня прервал настырный стук в дверь. «Это ещё кто?», – пронеслось в голове, и я быстро выпустил её руку из своей хватки, побежав открывать дверь. На пороге стоял Марко. Взлохмаченные светлые волосы и заспанные глаза выдавали невыспавшегося басиста с потрохами. – Придурок, – устало поприветствовал меня музыкант, нагло вваливаясь в чужой номер. – Ты почему трубку не берешь? – Как это не беру?! – удивился я. – А вот так, – развёл руки Хиетала. – Мне Йоханна твоя уже обзвонилась. Надоела, честное слово! Разбудила меня в полдевятого утра – видишь ли, ты куда-то пропал, так ещё и телефон то ли недоступен, то ли намеренно на звонки не отвечает. Он сделал короткую паузу, осматривая комнату. Тут его взгляд остановился на Флор, торопливо пытающейся напялить полотенце на обнажённое тело. – Я тебе раз пятьдесят позвонил, всех твоих товарищей объездил, а ты здесь... с девушками развлекаешься. – Но-но-но, я попрошу! – фыркнула «девушка» и гордо задрала нос, проколотый колечком. – Я просто принимала душ, а Туомас… вот. С этими словами она картинно указала на меня, в женской ночной рубашке и джинсах. Поняв, насколько по-дурацки выгляжу в глазах друга, я поспешил перевести тему: – Ну, я не думал, что тебе вдруг взбредёт в голову мне звонить. – Не думал он! Дебил, – прервал Марко и отвесил мне неслабый подзатыльник. Флор озадаченно смотрела на эту сцену, как бы спрашивая: «Это у вас в норме?». Хиетала схватил меня за руку, вытаскивая из номера. – Поехали домой, там Йоханна тебе еще наподдаст, – хмуро заявил басист, ухватив меня за запястье. – Никуда я не пойду! Ей надо – пусть сама за мной и приезжает, – заупрямился я, только через несколько секунд поняв, что очень зря. – Пойдёшь, – ответил на мои сопротивления Марко и, крепко обхватив меня двумя руками, поволок к выходу. Смысла выражать своё несогласие уже не было, и я покорно лежал на плече басиста, что-то невнятно ворча. Вскоре ему надоела моя воркотня, и он решил, что посадить меня в багажник будет лучшим решением. Но скоро мои дикие крики из багажника тоже достали его, и басист решил проблему ещё лучше: он вырубил меня, дав какую-то таблетку. Я вырывался, пытаясь отбиться, царапал ему лицо, грозно выкрикивая суровый финский мат, но скоро таблетка подействовала, и я провалился в глубокий сон.***
Наутро я проснулся, понятия не имея, где я и что со мной. За окном светало, и лучи девственного утреннего солнца касались моей кожи, становясь все ярче и горячее. Я потёр глаза, пытаясь открыть их. Немного осмотревшись, я наконец догадался, что нахожусь у себя дома, только в гостевой комнате. А поёрзав с одного бока на другой, я ненароком заметил никого иного, как… – Марко?! – рухнув с постели, я больно ударился головой о край рядом стоящей тумбочки. Басист недовольно поморщился и начал усердно тереть глаза, чтобы в них не попадало солнце. – Ты чего здесь делаешь? – Сплю я здесь, – послышался с другого конца сердитый голос Хиеталы. – Какого хрена в моём доме?! – я поднялся на ноги, глазея на друга, развалившегося на чистых простынях. – Я тебя вчера принёс – ты спал. Йоханна сказала тебя сюда отнести, с тобой спать не захотела, обиделась, – принялся объяснять Марко. – Ну, я и принёс. Подумал, чего бы не посидеть тут с тобой. Ну, и заснул. Получается, что заснул, – он сомнительно нахмурился, вспоминая, что же вчера всё-таки произошло. Я, успокоившись, присел на край кровати. Это что же получается? Я теперь в своей же собственной кровати спать не могу? Вот дьявол… И зачем тогда меня вообще вернули домой? Спал бы себе сейчас на мягком диване в номере Флор и ни о чём не думал. Вот что за человек, эта Йоханна? Прервав печальные размышления о своей не менее печальной судьбе, я, покачиваясь во все стороны, кое-как добрёл до ванны, плеснул на себя холодной воды и поднял глаза на своё отражение в зеркале. На меня смотрело чудовище. Лохматые кудри, выбивающиеся из волос пряди. Усталые глаза, синяки под глазами, явные морщины. Господи мои, и это я?… Мои серые глаза смотрели на меня же исподлобья грозно, грубо и так… больно. Тяжело выдохнув, я вышел из ванной и направился на кухню. На обеденном столе лежала записка, как оказалось, оставленная здесь для меня: «Мне нужно много о чём подумать. Надейся, что скоро вернусь. Твоя Йоханна». Прекрасно! Та, в кого я безответно влюблён, считает, что я сошёл с ума, а будущая жена сбегает из дома после недавней помолвки. Блестяще, Туомас.