Get Busy Living Or Get Busy Dying

Лёгкий звон стекла открываемой бутылки и четыре наполненных стопки — это то, что на сегодняшний вечер создавало компанию четырем слишком милосердным людям. Джерард сидел за столом, тупо направив свой взгляд в пол, крепко сжимая кулаки и едва сдерживая свою бессильную злость и агрессию. Зияющая рана словно бы пожирала парня изнутри. Он чувствовал, как пустота медленно разрасталась и прожигала грудную клетку насквозь. Джерарда не покидало ощущение того, что он потерял нечто важное, и теперь ему чего-то не хватает. Будто бы из него силой вырвали какую-то важную деталь, без которой он вряд ли сможет работать нормально. Вроде бы всё осталось тем же: те же люди вокруг, тот же город, но всё не будет как прежде. Всё не будет как прежде, если Фрэнка больше не будет. Наверное, взрослые должны решать проблемы по-взрослому, но пока что Джимми просто разливал водку по стопкам, потому что более правильного решения накопившихся проблем на данный момент не существовало. — Нет, — Джимми крепко схватил за руку Джерарда, попытавшегося взять себе одну стопку. — В смысле? — Тебе нельзя. — Всем можно, а мне нельзя? — Именно, — кивнул Юрин и, крепко зажмурившись, влил в себя порцию алкоголя. — Интересно, это ещё почему, — язвительно произнёс Джерард, перекатывая крышку от бутылки из одного конца стола в другой. — Да потому что ты грёбаный алкоголик. Неужели ты не помнишь, сколько раз я дотаскивал твое полуживое тело до дома? Причем это повторялось не один раз, и не только со мной. Ты не знаешь меры. Если тебя не остановлю я, то кто это сделает за меня? Эта огромная дыра самоуничтожения засосет тебя с головой. — Так почему же ты сам пьешь, если прекрасно понимаешь, что это не решит твоих проблем? — Потому что сейчас это единственный способ успокоиться, — Джимми быстро сдался и протянул стопку Джерарду. — Знаешь, здесь есть люди, для которых это действительно необходимо, чтобы прийти в себя, — парень кивнул в сторону Китти, которая безутешно плакала на плече Шанталь последнюю четверть часа. Огромная душа Шанталь не давала ей оставаться равнодушной каждый раз, когда она видела чьи-то страдания. И сейчас девушка аккуратно вытирала ладонью слезы с лица Китти, прижимала ее к себе, перебирала пальцами кудри девочки и повторяла, что всё обязательно наладится, словно бы Шанталь приходилась Китти родной матерью. Джимми мягко коснулся руки сестры и легонько сжал её в своей. — Остановись и сделай глубокий вдох. Твоей вины ни в чём происходящем нет. Выпей. Совсем немного, тебе станет легче, чем кажется. Китти со всхлипами оторвалась от плеча подруги, протерла припухшие глаза, размазывая косметику по лицу, и, стряхнув волосы с лица, чётко ему ответила: — Легче уже точно не будет, —, а затем опрокинула в себя стопку напитка, насквозь прожигавшего ее глотку, но хоть как-то согревавшего внутри. — Китти, — неловко начал Джерард, — скажи, пожалуйста, что с ним произошло? — Он умрет? — напрямую спросил Джимми. — Боже, Юрин, у тебя нет никакого такта, — фыркнула Шанталь и вложила другую ладонь Китти в свою. — Нам лучше узнать всё сразу. Мы поможем всем, чем только получится. Последняя надежда на тебя, и я думаю, что ты это понимаешь. — Именно этого я и боюсь, — прошептала Китти, бездумно уставившись взглядом в одну точку. — На мне не просто ответственность, на мне жизнь мальчика, которого я едва ли старше. Настоящая человеческая жизнь, понимаете? А кто я? Кто я есть на самом деле? Девочка, которая на год раньше закончила школу. Я даже не поступила в колледж. Я не врач, я не медсестра. Я никто. Я не имею прав, я не имею никаких навыков. Заражение крови, чёрт возьми. Ты знаешь, что для этого надо? Куча антибиотиков, капельниц, операция, переливание крови… Я не могу. У меня нет ничего, чем бы я могла помочь. — У тебя есть всё! — с размаху хлопнул рукой по столу Джерард. — Ты зашила мою рану, которая была в два раза шире и глубже, чем у Фрэнка. У тебя, чёрт возьми, золотые руки. А ещё огромное терпение и чистая душа. Китти. Китти, пожалуйста, не отказывайся, — голос Джерарда начал дрожать, он немедленно остановился и выпил ещё одну стопку, не моргнув и глазом. Переждав пару секунд, он продолжил: — Просто скажи, что тебе нужно, и я это из-под земли достану. — Антибиотики, — вздохнула девушка и уронила голову на стол. — Они все на строгом учёте в каждом медицинском центре. Возьмёшь — посадят. — Что за бред? Если человеку срочно нужна помощь? Если он умирает? — В том-то всё и дело, — вмешался Джимми. — Им нельзя допустить того, чтобы врачи вылечили того, кто должен умереть. Джерард сжал пальцами край стола до побеления костяшек, плотно стиснув зубы. — Я украду для тебя любые лекарства, если это будет нужно. — Джерард! — Китти вскочила со своего места. — Ты в розыске, мать твою, в розыске! Твоя голова на месте? Кто вообще Фрэнк для тебя, что ты рвешься сломя голову на любую авантюру? — Мальчик, у которого сейчас нет никого, кроме меня, — Джерард притянул к себе бутылку и сделал глубокий глоток прямо из горла. - Всё, что с ним сейчас происходит — моя вина. И никто кроме меня этого не исправит. — Ты сумасшедший, — Китти закрыла ладонями лицо, устало опустилась обратно на стул и обессиленно положила свою голову на стол. — Ему нужно вырезать поражённый участок кожи. Я не умею. — Ты будущий врач. Ты зашила мне вскрытую руку и спасла жизнь. Ты умеешь всё. — Я не всесильна, Джи, — девушка слабой рукой притянула к себе очередную стопку. — Если я задену что-то важное? Если у него отнимется рука? Если уже поздно? — Ты предлагаешь оставить его умирать? — Я предлагаю налить мне ещё стопку, пока я окончательно не сошла с ума. Шанталь прижалась щекой к пушистой шевелюре Китти и чмокнула её в макушку. — Моя бедная девочка, — Джимми протянул ей очередную стопку. — Что же ты делаешь, спаиваешь девочку, которой нет двадцати одного, — вздохнул Джерард. — Тебе двадцать, а ты глушишь водку из горла, стоит нам отвернуться. — Каждый решает проблемы по-своему, — Уэй вновь схватился за бутылку. — Я смогу остановиться. — Я напомню тебе эти слова, когда утром ты будешь выблевывать свои внутренности. Ты не спасаешься. Ты бежишь от самого себя. И ты не сможешь остановиться, пока мы тебя не остановим. Сделай это ради нас. Ради Фрэнка. Джерард замер, прислушиваясь к своему сбитому дыханию и частым ударам сердца. Что-то переменилось. Он чувствует, как его эмоциями, мыслями и поступками управляет нечто другое, не похожее на прежние ощущения. Словно бы с каждым днём он пьянеет все сильнее, словно его опутывает наркотическая дымка, хотя он уже давно был чист. Что-то дурманящее посильнее любого наркотика, непонятное ощущение горечи и сладостной тревоги с замиранием сердца и лёгкой дрожью в руках. Всё стало другим. — Я исправлюсь. Я стану лучше, — тонкие пальцы ещё крепче сжали горлышко бутылки. — Но не сегодня. Извини, — Джерард припал губами к бутылке, пытаясь найти на дне её своё спасение. Пытаясь найти на дне бутылки себя. Краски сгущаются, стекая со стен и растворяясь в прозрачной дымке. Голова легче шарика, а руки уже не принадлежат телу. Не совсем понятно, где он сейчас, не совсем понятно, идёт он, стоит, лежит или катится в бездонную пропасть, откуда уже не сможет выбраться, пока ему не подадут руку. Но ему немного лучше. Обида прожигает его тело насквозь, а непонятное волнение щекочет внутри — эти чувства поселились в нём недавно, но уже порядком снесли крышу. И если бы он мог, да, если бы он мог, он бы немедленно вонзил в себя нож, проводя им от грудной клетки к животу, вспоров его, чтобы дать сумбурному клубку чувств выйти наружу. Эмоции убивают его, он нуждался в очередной бутылке, чтобы притупить ощущения и отдаться головокружению и ощущению падения, бесконечного полёта в никуда, чтобы вернуться утром, получив свою боль в десятикратном размере, сжимаясь в комок от тошноты и головной боли. До дрожи в руках, до потери памяти. Все, что он хочет — разобраться в себе и избавиться от назойливых мыслей и неизведанных чувств. Больше водки, прожигающей его нёбо и глотку, больше огня внутри, который перебьет все, что есть в человеческой душе. Хотеть найти себя и при этом бежать от своих чувств — так глупо, но так привычно. Пей, пока не забудешь своё имя. Пей, пока не начнёшь разбирать, где пол, а где потолок. Пей, пока не сможешь связать ни слова. Пей, пока не потеряешь сознание. По ту сторону сознания — опьянение и бесконечная иллюзия того, что все в порядке. По другую — умирающий мальчик, который стал чем-то большим, чем простым знакомым. Они не должны были встречаться. Он не должен был бежать против системы. Он не должен был спасать чужие мысли. Но если все так упорно пытаются от него избавиться, то, может быть, он и вправду совсем не должен был рождаться? Никому ещё не удавалось избежать наказания системы. Фрэнк и Джерард должны умереть, и власти об этом позаботятся. *** Робкое и неуверенное прикосновение пальцев к чужой ладони — бледной и хрупкой, она кажется почти невесомой. Так страшно, будто эта истощенная, худая рука вот-вот рассыплется на тысячу осколков. Пальцы движутся по сухой коже наверх, аккуратно, чуть касаясь, боясь причинить малейший вред. Вперёд, прямо по дорожке вен, обходя катетер с трубкой, уродливо торчащий из-под тонкой кожи. Вперёд, остановившись у самой повязки, плотной и тугой, едва ли такой же белоснежной, как кожа истощённого мальчика. Когда он придёт в сознание? Если бы он мог как раньше, сдувать непослушную челку с лица, натягивать горло свитера по самый нос и дерзко отвечать на любой заданный вопрос. Его дыхание почти незаметно. Он не может исчезнуть так же внезапно, как появился, просто не может. Почему он не вздрагивает от каждого прикосновения, как раньше, почему он не пытается оттолкнуть его и убежать? Почему он все ещё здесь, рядом с ним, но лежит без сознания? Пальцы скользят по ключицам — он помнит, сколько сигарет помещалось на теле этого худого мальчика, который за пять дней похудел так, что, должно быть, целая пачка без труда бы уместилась теперь. Синюшные вены проступают на шее сквозь тонкую, как папиросная бумага, кожу, проступают и едва бьются, перегоняя по телу кровь. Чужую кровь, насильно загнанную по трубкам в больное, изнемождённое, чуть живое тело. Впалые щеки и грязно-зеленоватые синяки под глазами — Китти говорила, что он почти ничего не ест. Не может. Сколько Джерард будет обязан этой девочке, которая спасла его от такой же участи, а теперь поддерживает почти что никому не нужную жизнь в теле этого мальчика? Джерард просидит возле его кровати столько, сколько нужно. Невозможно объяснить, зачем он это делает, ему всего лишь нужно удостовериться, что Фрэнк проснётся (он же проснётся?), что он ещё жив, может говорить с ним, да и просто быть рядом. Живым, настоящим. К нему хочется прикоснуться, чтобы убедиться, что он настоящий, а не какая-то фарфоровая кукла, готовая сломаться при любом неверном движении. Джерард нерешительно касается самыми кончиками пальцев его лба. Холодный. Пару дней назад он пылал жаром, а теперь сам Фрэнк выглядит еле живым. Он же не может просто так взять и исчезнуть? Не может. Это неловко — прикасаться к спящему, вторгаться в то самое личное пространство, но ему до невозможности хочется. Аккуратно, лишь на одну секунду, чтобы удостовериться, что он здесь. Да, Джерард ощущает себя сумасшедшим маньяком, но прикосновения казались такими необходимыми, словно бы они поддерживали жизнь в них обоих. Он скучает по Фрэнку. По его дурным привычкам и едким замечаниям. Почему иногда случается так, что человек, который столь мало значил для тебя, в один момент занимает большую часть твоих мыслей и поселяется где-то глубоко внутри, не отпуская ни на минуту? Почему это случается именно тогда, когда он почти что исчезает из твоей жизни? Почему ощущение ценности людей приходит именно тогда, когда они готовы покинуть нас? — Эй? Фрэнк смотрел на него сонным и непонимающим взглядом — Джерард все ещё касался рукой его лица. Пальцы заскользили по щеке мальчика, и Джерард смущенно отодвинулся. — Я разбудить тебя хотел, — как-то скомкано пробормотал парень. — Больному нужен сон, — широко зевнул Фрэнк и совсем чуть-чуть протянулся — катетер в вене не давал ему возможности хорошенько расставить руки. — И вообще, это как-то не в твоём стиле. Привычный Джерард бы стукнул меня по лбу или что-нибудь вроде такого, — прищурился одним глазом Фрэнк, коварно улыбаясь. — Слушай, ты сейчас выглядишь так, что если я тебя стукну, то ты развалишься на кусочки. — Ты и сам не лучше смотришься. — С чего же это? — возмутился Джерард и подвинулся поближе к его кровати, намереваясь узнать все поподробнее. — Мне Китти все рассказала. Я знаю, что ты пил, пока я лежал здесь. Джерард замолчал и прислушался к своему дыханию, чувствуя, как руки начинают потеть от волнения. Краска постепенно покрывает его щёки, а внутри все скручивается от редкого чувства, совсем не присущего Джерарду. От стыда. — Ну… Я волновался, если честно… — Алкоголик, — преспокойно фыркнул Фрэнк с довольной улыбкой, словно бы его руку не пронзала ужасная боль, а тело не было наполнено свинцовой тяжестью и усталостью. — Ты невыносим, как всегда. Должно быть, лучше бы ты не просыпался, — Джерард начал бессмысленно пропускать сквозь свои пальцы пряди волос Фрэнка, изредка задевая его щеку или шею. — Никогда бы не просыпался? — с наигранным безразличием поинтересовался мальчик, чувствуя, как в груди закипает обида. — Я с ума чуть не сошёл, пока мне не сказали, что с тобой, — Джерард положил голову возле подушки Фрэнка. — Я как самая последняя тварь напился до беспамятства, чтобы мне не жгло вот здесь, — парень показал рукой на свою грудь, чуть выше клетки, в самой середине. — Ты знаешь, как много ты для меня значишь? Ты знаешь, что я чувствую за тебя ответственность, даже больше, чем если бы ты был моим братом или сыном? Я подобрал тебя на том мосту, а взамен получил то, что мне ещё ни от кого не удавалось получить — твою жизнь. Ответственность за душу маленького Фрэнка, за твою сохранность легла на мои плечи. И есть ли хотя бы что-то, за что я цеплялся бы больше, чем за тебя самого? Я не знаю, зачем я к тебе привязался столь сильно. Может, от того, что у меня не было никого другого в тот момент, а моё желание помощи доходило до абсурда. Просто я хочу, чтобы ты всегда был рядом и оставался в целости и сохранности. Я просто не вынесу, если с тобой что-то случится. — Знаешь, это неловко — чувствовать себя причиной для волнения кого-то другого, — после небольшой паузы серьёзно ответил Фрэнк, глядя прямо в глаза Джерарду. — Должно быть, это приятно, когда о тебе заботятся, разве не так? — Я не привык, чтобы обо мне заботились. Я привык быть сам по себе. — Отучайся, — прошептал Джерард. — Тебе просто нужен кто-то, с кем ты можешь быть хорошими друзьями. Я — не лучшая кандидатура. — Ты говоришь такие вещи слишком поздно, когда я уже слишком к тебе привязан. — Отвяжись. — Нет. — Приставучий, как жевательная резинка, — Фрэнк стукнул рукой, свободной от катетера, Джерарду по лбу. Не так уж и больно, но на большее не хватало сил. — Всегда мечтал это сделать, — ехидно захихикал он. — Я тоже многое мечтаю сделать. Я хочу сбежать из Ньюарка с тобой. — Чего? — приподнял одну бровь Фрэнк и чуть привстал. — Больше ничего не хочешь? Это сказки, Джерард. Ты никогда не сбежишь из этого города, и ты никогда не станешь бессмертным. Это было сказано так много раз, что я не уверен, что это имеет значение. — Если честно, я вообще много чего хочу сделать, но не решаюсь. — Например? Джерард на секунду замер, внимательно всматриваясь в карие глаза Фрэнка, выражавшие глубокий интерес. Он сжал пальцами край одеяла и сильно прикусил свою губу, мысленно уговаривая себя оставить все как есть. Но «как есть» уже никогда не будет. Джерард максимально приблизился к Фрэнку, прикоснувшись своим кончиком носа к его. Мальчик с широко раскрытыми глазами всматривался в глаза Джерарда, без страха и смущения, захваченный интересом. — Знаешь, чего я хочу? — буквально выдохнул в губы Фрэнка Джерард. — Чего? — Никому тебя не отдавать, — совсем тихо прошептал Джерард, закрыл глаза и позволил своим губам соприкоснуться с губами Фрэнка. «Как есть» уже никогда не будет. У Фрэнка совсем сухие губы с привкусом лекарств, а у Джерарда — мягкие, влажные и тёплые. Фрэнк даже не сопротивлялся, хоть он и сам не понимал, почему он даёт Джерарду просто так взять и поцеловать себя. Интерес, удивление, слабость и что-то непонятное, заставляющее пальцы рук и веки слегка подрагивать. Нечто неясное, от чего ноги холодеют, и что-то щекочет под ребрами, заставляя щёки гореть. Джерард делал всё как можно нежнее, практически невесомо касаясь его губами, аккуратно, готовый тут же отстраниться, как только его попросят, боясь хоть как-то причинить боль и сломать хрупкого мальчика. Легко поглаживая кончиками пальцев его шею и ключицы, перебирая пряди его волос, парень аккуратно выдыхал тёплый воздух ему в рот, замечая, как кожа Фрэнка под его пальцами мгновенно покрывалась мурашками. Фрэнк не шевелился и просто лежал, полностью расслабив губы и отдавшись во власть Джерарда, почти не дышал и не давал ему остановиться. Он бы немедленно прервал его, если бы захотел, но он даже не собирался. Фрэнку несомненно хотелось почувствовать чужие губы на своих, но он был не уверен, что хотел, чтобы его поцеловал именно Джерард. Мальчик внимательно прислушивался к своим ощущениям, позволяя Джерарду делать все, что он считает нужным. — Наверное, я идиот. Джерард чуть отстранился и навис над Фрэнком, опираясь на руки. Фрэнк со страхом приоткрыл один глаз, наблюдая за взволнованным и взъерошенным Джерардом, который в свою очередь с беспокойством смотрел на Фрэнка. — Возможно, в какой-то мере ты прав. Фрэнк аккуратно, стараясь не задеть капельницу, поднялся, чтобы можно было сесть и оказаться лицом к лицу с парнем. — Я должен был спросить разрешения, так? Можешь считать меня больным ублюдком, но я даже не подумал, я просто хотел… Я даже не знаю, чего я хотел. Я идиот. Фрэнк с опаской облизал свои губы, пробуя на вкус нечто запретное. Губы Джерарда, надо сказать, хоть и мокрые, но весьма приятные. — Честно говоря, я считал бы тебя идиотом и без этого поцелуя, чисто из-за твоего характера. Губы Джерарда тронула лёгкая улыбка. — Взаимно. Все в порядке? — Более чем, но самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать — это уйти. — Как скажешь, — Джерард тут же встал с постели, смущенно откашлялся и направился к двери. Перешагнув порог, парень остановился и обернулся. — Фрэнк. Я не сказал самого важного. В общем, мы стащили папки с нашими делами из архива. — И что? — с волнением заерзал тот на кровати. — Как бы так сказать… Там есть такие пометки, которые объясняют, почему правительство приказало избавиться от человека. Только я в них не совсем разобрался, если честно. Короче говоря, мы с тобой идём по одной и той же статье. — Что? .. — Да я же говорю, что я ещё не разобрал значений. Мы с тобой накосячили что-то очень похожее, за что нас и хотят убрать. Ладно, я пойду. — Подожди, что за статья? — Китти сказала, что мне нельзя заставлять тебя волноваться! — уже за дверью прокричал Джерард. — Отдыхай! Дверь громко хлопнула, и Фрэнк остался один, уткнувшись лицом в подушку, яростно желая исчезнуть из этого мира. У Джерарда тёплые руки с длинными пальцами, бледная кожа с запахом кофе и краски, вечно лохматые волосы, влажные губы и самый отвратительный характер на свете.