Два таких разных человека...

Я надеваю старый клетчатый халат. Махровая ткань согревает тело, охраняет от сквозняков. Когда я сидела, то нога почти не болела, но стоило встать... Мощная горячая волна ударяет точно в правое бедро, боль ошеломляет настолько, что нет больше ни голоса, ни слуха, ни зрения – ничего нет, кроме боли, жерло которой поглощает с головой. Агония затягивает в свои кровоточащие глазницы, ледяное пламя, наверное, даже ледянее смерти… Холодно... Кричу почти навзрыд. - Минерва! - слышу крик, но на этот раз он не успевает, и я ударяюсь головой о тёмные, скрипящие доски. Меня куда-то несут... Зачем? Разжимает рот ложкой, вливает жидкость. - Глотай! Глотай же! - рычит кто-то. А горло дерет, скребёт... Паршиво. Я калека. Зачем он здесь? Я пытаюсь оттолкнуть, но дыхание срывается, а сердце трепещет загнанной птицей. Господи, ведь я должна была его спасти, а в итоге обрекла на вечное мучение... - Уйди... - пытаюсь сказать, но дыхания не хватает. Горячо, безумно страшно. Я задыхаюсь, как это обычно и бывает в агонии. Обжигающий бездумный поцелуй залепил рот, моментально отозвавшись сладкой судорогой предвкушения внизу живота. И он вдохнул в меня. И сердце забилось, пусть судорожно, но забилось, а лёгкие наполнились воздухом. Я отпихнула его, схватилась за горло и задышала. Как рыба, хватая ртом воздух, не в состоянии напиться. - Минерва... - сильные руки сжали меня, - Сейчас мы проведем обряд. Он безболезненный, но не очень приятный. Может и не сработать. Но выбора нет. Скажи мне, в деревне много народу? - голос спокойный, а кадык нервно вздымается. - Не знаю... Если мы пойдём к морю прямо у моего поместья, то там никого не будет, - я словно читаю его мысли. Он рыщет в шкафчике, в поисках каких-то трав, хватает палочку. Нервно смотрит на меня, а потом, сглотнув, спрашивает: - Минерва, понимаешь... Мы не хотели тебе говорить, однако выбора нет. Лекарства тебе не помогают. Волан-де-Морт хотел не просто проклясть тебя, но ещё и... унизить, очень своеобразно. Твоё проклятье можно снять лишь древним обрядом так называемого "слияния". Я уже выполнил первое действие - это брак, скреплённый лунным камнем. Что-то внутри опадает, разрывается. Так он врал. Всего лишь обряд. И все слова были ложью... И лживые поцелуи. Гадко, как это гадко, мог бы сразу сказать. Никуда без чувства долга... - Продолжайте, - шепчу я, зарывшись лицом в волосы, скрывая слёзы, скатывающиеся по щекам. - Вам надо будет промыть рану, а потом при свете луны, там же совершить обряд первой брачной ночи, - холодно говорит он. - Волан-де-Морт был уверен, что этому не бывать. Как унизительно, противно. Голова горит и сердце готово разорваться. Как жертвенно... Тошнота гулко подкатывает к самому горлу. - Ну, что же, я не хочу утруждать вас... Вы можете идти. Я прекрасно умру и сама. Тем более для так называемого "слияния" нужно такое же своеобразное желание. Не травите душу ни себе, ни мне. И так не вяжутся, не срастаются солнечные лучи с могильно-напряженной обстановкой в доме. Он смотрит на меня, сжимает кулаки. Часы бьют три. Во сколько же мы встали? Или это время ускорило свой ход, чтобы количество прожитых мной дней чуть увеличилось. Он уходит, оставляя меня на кухонном диване. Он изменился, только голос... Голос… голос остался прежним. Ничуть не изменился. Глуховатый, негромкий, почти не интонированный. Это было так странно… и так… И я утыкаюсь в диванную подушку и рыдаю, как соплячка. Что же ты, Минерва, директор Хогвартса, строгий профессор. Что же ты так необдуманно прикипела к вероломному слизеринцу? Бой часов. Я плачу и, истратив все силы, засыпаю, зарывшись носом в мокрую подушку. *** - Нам пора, - сквозь сон слышу я. Руки подхватывают меня, несут куда-то. Ветер солёными брызгами об даёт лицо. Крик чаек. Тело пронизывает холод, и я понимаю, что меня погружают в воду, лишь голова на поверхности. Соль разъедает воспаленную плоть. Рана ноет безумно. Я вцепляюсь в его плечи, сжимаю до боли, впиваюсь ногтями. - Тише-тише, - ласковый шепот. Открываю глаза. Небо... Я так люблю небо... Оно такое глубокое... В него погружаешься всем своим существом, растворяясь в прозрачности... Прекрасное, вечное, величественное, высокое, бесконечное и непостижимое... Я люблю смотреть на небо... Что там? Другие планеты? Миры? Что? Каждый вечер слышу его зов... Небо изменчиво, будто настроение... Пожалуй... нет таких цветов, которых нет у неба... Оно нежно-голубое и глянцево-серое, лазурное и цвета индиго, в алых полосах заката и грозовых тучах, оно плачет и дарит звезды. В последних бликах заката или в первых лучах рассвета возникает нечто волшебное, необыкновенное, сказочное... Оно везде: во мне, вокруг меня... Добро во мраке, Надежда на полотне Отчаяния... Иногда, очень редко, закатное небо может на минуту вспыхнуть зеленым светом... всего лишь на мгновение. И я верю в красивую легенду, что зеленый луч предвещает увидевшему его счастливую жизнь. Когда я смотрю на звезды, то думаю, что кто-то тоже на них смотрит... кто-то далекий, но близкий... незнакомый, но родной... Мне больше нравится смотреть на ночное небо. Люблю наслаждаться захватывающим видом звездной синевы. Это прекрасно и в тоже время таинственно… Глядя в тёмное полотно, усыпанное мерцающими звездами-слезинками, осознаешь, что мы, люди, абсолютно беспомощны, мы песчинки в бескрайних просторах Вселенной. Луна гордо сияет среди звёзд. - Минерва, сейчас, - спокойно говорит он. Я киваю и внутренне сжимаюсь. Секунда. Лишь всё быстрее... Быстрее... Но вместо этого он нежно целует меня в губы, проникает языком, проходится по ровным рядам зубов, просит ответить, но мне страшно, потому что если отвечу, то отдамся навсегда. Лунный камень сияет бледным огнём и на его руке тоже. Он нависает надо мной. Когда успел раздеться? Приподнимает, заходит глубже, целует шею, плечи. Мальчишка... Зачем? И стыд уходит, а я не замечаю, когда моя холодность становиться увлеченностью. Теперь уже и я робкими движениями глажу его спину. Его руки сомкнуты на моей талии. А я никогда и не думала, что он такой сильный в физическом плане. Он шумно вздыхает и смотрит мне в глаза с вопросом, но место ответа я целую горячие губы. Он с грудным рычанием приподнимает меня, заставляет обвить ногами его талию. Я вздрагиваю, удивившись, что боли в ноге нет. Он входит резко, жадно, даже больно, я вдыхаю запах его волос, чувствую тяжёлое дыхание. "И как он умудряется удержать меня?" - проносится в голове, из которой улетучились все мысли до единой. Шарик лопается внутри, и золотые нити удовольствия пронизывают всю меня, каждую клеточку. Я опадаю в его руках, он делает пару резких толчков и тоже успокаивается и дышит загнанно, а потом, пошатываясь, выходит со мной из воды и падает на по-весеннему холодный песок. - Минерва... - шепчет он, прижимая к себе, нежа в обьятиях. Я смотрю на него и мне хочется верить, что это вовсе не из-за долга, что я ему нужна. В висках пульсирует от надежды, нежности, боли. И его руки заставляют забыть обо всем. Он встаёт, проводит пальцем по месту, где ещё недавно зияла гноящаяся дыра, а теперь большой белый шрам. - Получилось, - произносит он самодовольно. И эти слова забирают меня из сонной, блаженной неги. Всего лишь долг. - Вы можете идти, Северус. Я вам очень благодарна, - говорю уверенно, спокойно, также как назначаю отработки. - Глупая-глупая, - шепчет он. И руки перебирают пряди моих волос. Нежно, но настойчиво он раздвигает мои ноги своим коленом. А я не могу не ответить. Это выше моих сил. Выше меня. - Ох... Прекрати. Давай хотя бы в дом вернемся, мне холодно, - пытаюсь образумить неугомонного зельевара. - А мне жарко, - смеётся он, прикусывая кожу на груди. - Даже не думайте, профессор Макгонагалл, ваша первая брачная ночь будет самой долгой в вашей жизни. - А в твоей? - И в моей. Я хочу обнять его, но он заводит руки мне за голову, больно сжимает запястья. - Вы руководитель в школе, а здесь главенствовать буду я. И все смешивается в одну сумасшедшую волну. Бедра трутся о бедра. Тактильные ощущения рвут на части, не дают дышать. *** Обнявшись мы пошли к дому. - Неужто я смогу отдохнуть? - смеюсь я, сдувая с его лица песок. - Даже не думай, только давай дойдём до кровати, мне жутко ломит спину, - говорит он лукаво. Уже у дома, я тянусь за поцелуем, он усмехается и кусает меня за губу. Боюсь, что не дойти нам до спальни, если бы не сдавленно-испуганный вздох. - П-п-профессор Макгонагалл... Так это правда? - у двери в дом стоит Поттер, прижимая к себе Джинни Уизли. Джинни радостно улыбается мне, а вот Гарри смотрит озлобленно и в тоже время с жалостью. - Что именно? - спрашивает Снейп, обхватив меня руками. - Вы женаты! Это просто чудесно! - улыбается девушка. - Гарри о чем-то хотел с вами поговорить. - Это связано с учебой, профессор, - обрывает девчонку Поттер. - Да... Конечно.. Сейчас, - отвечаю, одновременно собирая волосы в косу. - Поттер, директор сегодня крайне занята, поговорите завтра. Займите комнату где-нибудь внизу, но ни в коем случае не на втором этаже. И не вылезайте ночью из своего временного прибежища. Пару секунд они смотрят друг другу в глаза. И Гарри сдаётся, кивает. Мы зачем-то аппатируем на второй этаж, хотя могли бы и дойти. - Почему ты... - начинаю я, но он не даёт договорить.. *** В комнате нестерпимо жарко. Везде разбросаны подушки, простыни, одеяла. На часах три ночи. - Я схожу за водой, - лениво тянусь. И нету сил уже ни на что. - Лучше за вином, - Северус открывает окно, и порыв ветра немного приводит нас в себя. Зажав в одной руке бокалы, в другой бутылку, поднимаюсь наверх. Посередине лестницы стоит новоявленный "лунный" муж. Он выхватывает у меня вино и стаканы, аккуратно леветирует их наверх. - Северус! Угомонись! Я не девочка, - шиплю я, но он перегибает меня через перила, закрывает рот рукой. Да уж, а я и не думала, что для "этого" может подойти все, включая лестницу, подоконник, ванную, ковёр у камина. Что он пьёт? Ну не может нормальный человек этого выдержать. И ноги уже трясутся от напряжения. И я устала, но азарт берет своё... Бабочка влетает в открытое окно. Белые крылья-паруса трепещут быстро, легко. Белая бабочка - вестник счастья. Она садится ему на грудь, потирает маленькими лапками, словно в предвкушении чего-то. Сейчас ты спокойный, умиротворенный, и между бровей уже нет тёмной складки мыслей. Я спускаюсь вниз и ставлю вариться кофе. Ты любишь кофе, чёрный, горький, крепкий. Тебе нравится кофе с корицей, но не более чем на кончике ложки, иначе вкус перебьет. Я тоже люблю кофе, но только с молоком. На кухню неслышно заходит Поттер. - Профессор, - вздрагиваю и от чего-то сжимаюсь внутри, - Я хотел вам сказать... Не верьте ему. Он врёт. Всю жизнь он любил мою мать. Так было в воспоминаниях. И он показывает мне отрывки, короткие и красочные. И вроде ты не говорил ей слова "Люблю", но почему-то я верю словам Поттера. Ноги подкашиваются. Кофе сбегает, заливает плиту грязным пятном. Запах прогорклого кофе и дыма сжигает слизистую, режет глаза. Я стаскиваю кольцо с лунным камнем и кладу в руки вихрастого мальчишки. - Отдайте это профессору Снейпу. Поттер кивает головой и в его глазах блестит триумф. Теперь он поймал тебя на лжи... Я выхожу из дома, хорошо палочку взяла. Превращаю халат в теплую мантию. Иду через поляну к кустам чертополоха... Крошечный росток в твоих руках. А слез нет, ничего нет. Совсем. Я уселась на большой камень и глянула в небо, но даже оно не дарило успокоения. - Профессор Макгонагалл. Не верьте Гарри, это все от обиды. Сейчас Снейп любит Вас... Он так смотрит... - лепечет рыжеволосая девушка... Тоже рыжая. Почему же у меня волосы совсем не медного оттенка... Я поднимаю руку, прошу её замолчать. Каждую секунду внутри что-то выворачивается, ломается, рушится. Я где-то потеряла очки. Интересно когда? - Мне нужно в Хогвартс, - уверенно произношу я. Хлопок.