Двойная жизнь

… И вдоволь будет странствий и скитаний, Страна любви — великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна… В.С. Высоцкий

В Принстоне окончательно воцарилось лето, не благосклонное к дождю и северному ветру, вынуждающее людей и все живое дышать зноем и городской пылью. И только утро дарило поклонникам раннего пробуждения возможность прихватить несколько глотков свежего воздуха, не отягощенного раскаленными слоями давящей, удушливой атмосферы. Частный детектив Лукас Даглас остановил свой относительно новый черный Форд Фокус неподалеку от высокого небоскреба, своей крышей служащего подстилкой облакам. Выбираясь из машины, Лукас набрал полные легкие бодрящего утреннего воздуха и загадочно улыбнулся, предвкушая свое грядущее торжество. Небоскреб был жилым домом, и Лукасу предстояло подняться на 22-й этаж, где его ждала встреча с давним его приятелем Монтгомери Фростом. Последний был руководителем антибрачного агентства «Погибшие корабли», не любил публичности и скрывал свой офис за дверью самой обыкновенной квартиры. Лукас приятельствовал с Фростом со времен окончания юридического университета, периодически снабжал его самой различной информацией. Одно время он мечтал стать если уж не совладельцем Фростовского агентства, то хотя бы правой либо левой рукой его хозяина. Фрост был очень сильной и незаурядной личностью, отличался широтой взглядов и на редкость нестереотипным мышлением. Его любимой теорией была теория погибших кораблей, и он, словно воображая себя капитаном «Летучего Голландца», ежедневно утверждал свое могущество в океанском водовороте человеческих любовных взаимоотношений. Когда кто-нибудь влюбляется, считал Фрост, то незамедлительно оказывается на берегу потока, не обязательно широкого, не всегда бурного, все зависит от силы чувств и их глубины. Кто-то так и не уходит дальше берега из-за отсутствия взаимности, а кто-то пускается в плавание на пару с любимым. Как долго продлится это плавание, зависит от величины потока. Можно уже и на следующий день пристать к противоположному берегу и распрощаться с недолговечной своей любовью, которую в этом случае правильнее назвать увлечением. Таков удел всех случайных связей — сегодня берег этот, завтра уже другой. А кто-то, еще находясь на берегу, видит перед собой океан, заманчивый и бескрайний. Возможно, противоположный берег и существует, но добраться до него удастся лишь у того предела, где жизнь оборачивается смертью. Прочные и долговечные чувства в данном случае подобны комфортабельному кораблю, способном пронести двоих любящих через все волнения и ураганы хронически неспокойного океана. Множество опасностей, до мелочей знакомых каждому искателю морских приключений, будут верными спутниками этого плавания. И преодолеть все коварные напасти морской стихии под силу далеко не каждому рулевому такого метафорического корабля. Профессией и всепоглощающим увлечением Фроста было разрушение брачных уз, потопление любовно созданных суденышек различной степени прочности. Особенно сложные и уникальные случаи составляли личную коллекцию этого мизантропа. В противоположность брачным агентствам, агентство «Погибшие корабли» специализировалось на создании таких условий, в которых люди, еще вчера не представлявшие жизни отдельно друг от друга, стали бы общаться только через адвокатов по бракоразводным процессам. И, туго стянутые по рукам и ногам тонкими и гибкими теневыми прутьями, глубоко в себе терялись бы в догадках, отчего они, любящие и любимые, больше не могут быть вместе. Подобные услуги не пользовались сколько-нибудь широким спросом, да и стоили весьма недешево, но антибрачное агентство не бедствовало, а Монтгомери Фрост почти ежедневно был занят просчитыванием очередной стратегии наиболее блистательного разрушения тех или иных отношений. Когда Лукас, миновав охранника в прихожей и секретаршу в приемной, вошел в кабинет Фроста, Монтгомери перед зеркалом завязывал нарядный сине-бордовый галстук, отлично подходивший к его строгому черному костюму. Это был человек высокого роста, склонный к полноте, самой обыкновенной внешности, с умным взглядом бледно-серых глаз. В его каштановых волосах начинала проглядывать седина, слабеющее зрение заставляло чаще прищуриваться. — Ты мне задолжал, Монти, — заявил Лукас, едва переступив порог кабинета и не утруждая себя церемонией приветствия. — Зверский сатана, — ухмыльнулся Фрост. — Я уж надеялся, что ты забыл об этом долге. — Забуду, как только ты поможешь мне. — Да я разве отказываюсь? Садись и рассказывай. Монтгомери кивнул в сторону мягкого кожаного кресла, связался по селектору с секретаршей и велел принести кофе. Лукас плюхнулся в кресло, утопая в его крайне податливой обивке. Он осмотрел кабинет, в котором не был около года, отметил многочисленные изменения в обстановке. Детектив прекрасно помнил, что Фрост никогда не начинает разговор прежде, чем ему и гостю подадут кофе. И в этом таилась не только причуда хозяина антибрачного агентства, но и тонкий психологический расчет, призванный расположить к себе любого посетителя, предоставив ему время освоиться в незнакомом помещении. При осмотре кабинета взгляд Лукаса задержался на небольшой модели Летучего Голландца, стоящей на самом видном месте в нише книжного шкафа. Именно эта вещь, сделанная искусными руками неизвестного мастера в Англии XVIII века, поместила Монтгомери Фроста в список должников Лукаса Дагласа. Несколько лет назад офис антибрачного агентства подвергся нападению вооруженных грабителей. Осталось невыясненным, было ли это тривиальным плановым налетом любителей легкой наживы или актом мести со стороны кого-то, кто по милости Фроста и его подчиненных лишился самого ценного в своей жизни — простого человеческого счастья. Так или иначе, офис был разграблен совершенно хищнически, но более всего хозяина агентства удручала кража антикварной модели Летучего Голландца. Этот знаменитый корабль-призрак, сулящий гибель всякому встреченному кораблю, был избран Фростом символом его агентства. Вдобавок к этому, Монтгомери не без оснований считал эту вещь своим талисманом удачи. В расследовании ограбления полиция вскоре зашла в тупик, и Фрост отчаялся когда-нибудь вновь увидеть своего Летучего Голландца. Он поделился этим горем со многими своими знакомыми, но лишь Лукасу улыбнулось везение, когда он обнаружил украденную ценность в одной из антикварных лавок Нью-Йорка. Он, не торгуясь, заплатил за нее названную продавцом сумму. В деньгах они с Монти рассчитались тотчас же по возвращении Лукаса в Принстон, моральный же долг остался за Фростом. И сейчас, сидя напротив приятеля и вдыхая умопомрачительный аромат невероятно дорогого кофе, Лукас выложил перед Монти фотографию, с которой смотрели Хаус и Кадди, сияющие самыми лучшими улыбками, празднующие незабываемо счастливый день своей жизни. Это была копия их свадебного фото, сделанная Лукасом с оригинала из фотоальбома Лизы. Кадди четвертый день находилась в больнице, с трудом восстанавливаясь после жесточайшего нервного потрясения. И в полном распоряжении Лукаса находился не то что фотоальбом, но и весь ее дом. — Мне нужна эта женщина, — сказал Лукас Фросту. — Она не для тебя, — поделился Монтгомери неожиданным умозаключением. — Ты что, головой спросонок ударился? — возмущенно спросил Лукас. — Ты же живешь тем, что разрушаешь самые нерушимые связи! — Одно дело проворачивать такое для незнакомого человека, другое — для своего друга. Будь ты моим клиентом с вкусным банковским счетом, я немедленно принял бы этих двоих в разработку. Но ты свой человек, и как своему я говорю тебе: найди себе другую женщину. — Если она останется с ним, рано или поздно они вместе погибнут. — О, ну да, ты не в силах этого допустить, — циничным тоном заметил Монтгомери. — Можешь не верить, но у меня на самом деле наилучшие намерения по отношению к ней. — И тебе неважно то, что она тебя не любит? А она, конечно же, не любит тебя, и у тебя нет ни малейшей на это надежды, иначе тебя не было бы здесь. — Она сходит с ума по своему мужу. У них обоюдное помешательство друг на друге. Но если бы вышло так, что он разбил бы ей сердце, для меня всё стало бы возможным. — И осколки ее сердца станут так больно впиваться в твое, что ты и сам будешь не рад, что затеял все это. — Довольно, Монти! — раздраженно воскликнул Лукас. — Будем считать, что инструктаж по технике безопасности завершен и начнем действовать. — Ну как знаешь, — обреченно махнул рукой Фрост, мгновенно прокручивая в голове несколько изящных стратегий и присваивая делу уровень «золотого стандарта». Но дело приняло несколько иной, более интересный и сложный оборот, когда Монтгомери узнал, что Хаус находится в психбольнице и желательно оказать на него воздействие именно там. — Я могу выбрать ту, с кем Хаус изменит Лизе? — спросил детектив. — Нет, я выберу сам, — ответил Монти. — Я тебе задолжал не настолько, чтобы позволить изучить каталог слабой половины моей агентуры. Я уже знаю, кто это будет. — Но ты не знаешь личных пристрастий Хауса, ты не представляешь себе, до чего он сложный человек и какой у него скверный характер! — яростно возразил Лукас. — Что касается его пристрастий, то главное из них передо мной на фотографии. Но я полагаю, что нам не нужна в точности такая же женщина. — Еще как нужна! — категорически не согласился с мнением приятеля Лукас. — Такую, что будет даже не похожа, он и не заметит! — Наоборот, женщина похожей внешности будет постоянно напоминать ему о жене и тех клятвах верности, которыми он наверняка осыпал ее. И измена станет невозможной. А впрочем, — на лице Фроста появилось озорное выражение, — нет ли у твоего соперника каких-нибудь особых наклонностей? Не заводят ли его мальчики в точности так же, как девочки? — Не знаю, — пожал плечами Лукас. — По-моему, он стопроцентный натурал. — Можно провести расследование и досконально все выяснить, — предложил Монти. — Нет, — отрицательно мотнул головой Лукас, — нужно действовать быстро, пока он не выписался из этой чертовой больницы и не встретился с Лизой. — Тогда ладно, не будем рисковать. Но представь, какой был бы эпатаж для твоей Лизы, если бы она узнала, что муж не только изменяет ей, но еще и врал про сексуальную ориентацию. — Хватит с нее и другой бабы, — поморщился Лукас. — О`кей, — кивнул Фрост, — я все понял. Моя куртизанка свяжется с тобой, как только мы проведем разведку на месте. Она объяснит тебе общую стратегию, дальнейшими ее действиями будешь руководить сам, внесешь поправки при необходимости. На этом Монтгомери и Лукас простились, оставшись донельзя довольными друг другом. Один получил новую возможность заниматься любимым делом, второй уже видел себя счастливым обладателем заветного приза. Десять дней спустя детектив Даглас встретился в маленькой итальянской пиццерии с невзрачной светловолосой женщиной лет сорока. Он едва удержался от первого порыва, который продиктовал требование немедленно воспользоваться сотовым телефоном и наорать на Фроста так, чтобы весь ближайший квартал оказался извещенным тем, насколько Лукас разочарован выбором вершителя своей судьбы. Чтобы Хауса привлекла такая, в ярости подумал детектив, ему нужно не с ума сойти, а вовсе мозг из головы вынуть. И личность перекроить на невиданный доселе лад. Но женщина, протягивая руку для знакомства, обаятельно улыбнулась, и его гнев слегка рассеялся, нахмуренное лицо немного прояснилось. — Лидия Сантьяго, — представилась куртизанка. — Лукас Даглас, — ответил Лукас, вяло и неохотно пожимая ее руку. — У вас мексиканская фамилия, но вы совсем не похожи на мексиканку. — Мой бывший муж мексиканец, — пояснила Лидия, усаживаясь на стул с кожаным сиденьем и высокой металлической спинкой. — Вы уже видели Хауса? — спросил детектив, устраиваясь напротив нее на таком же стуле. — Нет, пока только фотографию, — начала рассказывать Лидия. — Он пока еще в наркологическом отделении, ему запрещены свидания. Фрост подключил все свои связи, и послезавтра Хауса переведут из наркологии в психиатрию. У него есть возможность уйти после детоксикации, поскольку он лег в наркологию добровольно. Но руководитель психиатрического отделения с подачи Фроста сильно заинтересовался им. Еще бы, настолько одиозная и неординарная личность. Шанс покопаться в психике гения выпадает далеко не каждый день даже такому отнюдь не последнему психиатру, как доктор Нолан. — А если он все-таки уйдет? — вздрагивая от одного лишь предположения, спросил Лукас. — Если ему уже не нужна врачебная лицензия, тогда конечно, — усмехнулась Лидия, и Лукас расцвел снаружи от внутреннего злорадства. — И каков дальнейший план, намеченный Монти? — поинтересовался Даглас. — Я уже пару раз навещала в психиатрическом отделении одну одинокую молодую женщину. Я всем сказала, что я жена ее брата и лучшая ее подруга. Собираюсь и дальше навещать ее и обязательно во время очередного посещения встречусь и познакомлюсь с Хаусом. Уверена, мне удастся найти к нему подход. Монти сказал, что он любит бряцанье на пианино. Я тоже играю немного. Тем более Нолан либо сам запретит его друзьям приходить к нему, либо Фрост подскажет поступить именно так. И Хаус окажется в полной изоляции от своего ближайшего окружения. — У него давно не было секса, — сообщил Лукас. — Думаю, лучше всего ловить именно на эту наживку. — Снимать будем на фотоаппарат или на камеру? — живо осведомилась Лидия. — Зависит от того, где ты собираешься сделать с ним это. Смотря какую технику проще будет спрятать в том помещении. Он дико умен и наблюдателен, и любой непродуманный нами нюанс он может взять на заметку с абсолютно непредсказуемыми последствиями. — Я присмотрюсь к обстановке. Но, скорее всего, будет нужно не менее четырех камер, чтобы он был свободен в действиях и полагал, что каждое его движение исходит от его основного инстинкта. И, кстати, пока я не забыла, мне нужна виолончель. — Виолончель? — ошеломленно взглянув на нее, переспросил Лукас. — Да, громадная такая музыкальная деревяшка, — кивнула Лидия. — Моя лучшая подружка из психушки профессиональная виолончелистка, и если бы я привезла ей ее любимый инструмент, это выглядело бы трогательной заботой о ней. В особенности с учетом того печального факта, что Энни никого не узнает, ничего не понимает и не в курсе того, где находится. — Можно купить, — тяжело выдохнул Лукас, — чертовы непредвиденные расходы. — Будет выглядеть слишком новой, а в психбольнице все знают, что Энни всего каких-то десять лет назад не расставалась со своей мутировавшей скрипкой. Через некоторое время Лукас взял виолончель на прокат, и через неделю после первой встречи с Хаусом Лидия повезла музыкальный инструмент своей недавно обретенной подруге.