Все Дороги Ведут К Тебе

Пыль. С каждым шагом он поднимал облака пыли. Он шел не совсем по дороге, но и тропинкой широкий путь сложно было назвать. Он вился впереди, выжженный солнцем и пустынный, на удивление ровный, пока ноги Сета не потревожили поверхность. Корявые деревца слева, высохшая равнина справа, хмурое небо над головой. В плотном воздухе висело напряжение, словно того и гляди сверкнет молния, прежде чем серые тучи прольются дождем. Сет не спешил. Он знал: рано или поздно он достигнет цели. Не важно, когда и как. Потому что дорога казалась такой невероятно знакомой, словно он шел по ней бесчисленное количество раз. Он не помнил, куда она его приведет, и не знал, чего ожидать, но ни то, ни другое не имело значения. Что имело значение, так это сам путь, его путь — путь, пройти по которому он должен был с самого рождения, путь, ради которого он и появился на свет. — Ты же помнишь, да, что у тебя есть выбор? Он взглянул направо и увидел знакомую фигуру. Взлохмаченные волосы, кривоватая улыбка, карие глаза — слишком взрослые для такого молодого лица. Рваные джинсы, потрепанная толстовка, пыльные кроссовки. Друг. Старый друг. — Прости, — печально ответил Сет. — Я не помню, как тебя зовут. — Энди. Не парься, ты вечно забываешь. Может, так оно и должно быть. Сет кивнул: предположение и впрямь имело смысл. Дорога перед ними расширилась, и обрели очертания первые ряды облупившихся домов. Сет улыбнулся. Он выучил наизусть каждый ряд. Это он помнил. Он знал сломанные перила на крыльце, покореженные ставни, пыльные занавески, свисающие с разбитых окон. — Так ты вспомнил? — снова спросил его Энди. — Что тебе вовсе не обязательно тут быть? Сет пожал плечами. — Я там, где должен быть. Так что все нормально. Показался загон для скота с лужей крови, давно ушедшей в землю. Следом за ним — старая школа, где прятались по углам недобрые твари. Над крышами возвышалась мельница, молчаливая и неподвижная под безветренным небом. И тут наконец показался дом, в котором то появлялись, то исчезали солевые дорожки на треснувших подоконниках. Около одного такого Сет остановился и потянулся к столбу на крыльце. Тут погибла Эва. Он не мог припомнить, ни кто такая эта Эва, ни как она выглядела, знал только, что здесь она умерла. И каждый раз, когда он останавливался прикоснуться к столбу, он чувствовал укол вины. Но цель была уже так близка, что Сет отвернулся, проблеск воспоминания уже тускнел в памяти. Вот он. В центре города, на середине пути. Колокол. Сет здесь ради него. Шаги рядом с ним замерли, и Сет повернулся. — Дальше я не иду, — сказал Энди. — Я знаю. Спасибо. Что составил компанию. — А зачем же еще нужны старые друзья? — улыбнулся Энди. И если улыбка получилась грустной, ничего нового в этом тоже не было. Сет вдруг припомнил на секунду, как шел рядом с Энди предыдущие несколько раз, как говорил с ним, спорил и обменивался злыми словами. Причина ускользнула из памяти. Как можно было злиться на Энди? О чем вообще они могли спорить? Энди был ему другом, хорошим, верным другом. — Будь осторожен, — сказал ему Сет, и предостережение было старше воспоминания, он повторял его тысячу раз под этим же самым небом, с этим же чувством затаенного страха. — Ты тоже. Скоро увидимся. Сет смотрел, как он уходит, сунув руки в глубокие карманы, накинув на голову капюшон толстовки. Смотрел, как он медленно бредет, не тревожа пыль, не глядя по сторонам. Внезапный порыв прокричать еще одно предупреждение испарился так же быстро, как и возник. Сет здесь ради колокола. Он развернулся к штуковине, которую видел миллион раз, в миллионе других жизней. Колокол никогда не менялся. Тяжелый, грубоватый на вид, он притягивал Сета точно магнит. И, раз прикоснувшись к нему, Сет поймет, почему. Сет потянулся к изящному деревцу, врезанному в колокол сбоку, прижал к нему ладонь, и мир взорвался гейзером боли. *** Сет вынырнул из глубокого сна; сердце страшно частило, и он весь покрылся холодным потом. Он в растерянности огляделся по сторонам. Белые стены, окна без занавесок, сверкающие новенькие деревянные полы. Дом. В Личфилде, штат Огайо. Дин тихо причмокнул губами и чуть шевельнулся под одеялом. Спальный мешок он натянул по самые уши, спрятав все, кроме одного закрытого глаза и тени от ресниц на веснушчатой щеке. От этой картины внутри у Сета разлилось тепло. Красив просто до одурения. И прошлой ночью тоже, когда извивался и стонал, когда лицо его покраснело, а зажатые Сетом ноги дрожали. Видно, воспоминание оказалось чересчур возбуждающим, потому что член Сета приподнялся и уперся ему в бедро. Можно заползти к Дину под одеяло и разбудить его. Вряд ли тот станет возражать. Но вчерашний день выдался длинным для них обоих, и, судя по освещению, утро только началось. Он осторожно сполз с матраса и заметил, что за ночь тот немного сдулся. Неудивительно, если вспомнить, как на нем попрыгали. Создателям, наверное, и в голову не пришло учесть безудержную возню крышесносного секса. Он тихо оделся, схватил из холодильника бутылку апельсинового сока и подошел к ближайшему окну. Все вокруг дышало спокойствием. Свинцовое небо и ни малейшего дуновения ветра. Ни единого демона рядом. Он прижался лбом к прохладному стеклу и постарался воссоздать сон в памяти. Пыль, дорога, маленький городок. Он пытался припомнить не сон, а пережитое на самом деле. Дежа вю. Дорога, по которой он уже шел когда-то. Больше ничего. И даже эту тень воспоминания он едва различил сквозь плотный туман. Примерно через час даже она исчезнет, оставив напоследок чувство смутного беспокойства. Такое с ним уже случалось, но с последнего раза прошло уже несколько лет. Если не подводила память. Для матери это был настоящий праздник, она все пыталась выведать побольше подробностей, объяснить их с точки зрения логики. Дорога означала одно, пыль — что-то другое. Городок безмерно ее раздражал, потому что Сет все никак не мог припомнить, как же тот выглядел. Но он знал, что это небольшой городок, не мегаполис, не деревня. Все остальные детали улетучились без следа. Дома, хоть какие-нибудь ориентиры — ничего не получалось загнать в угол собственного сознания, чтобы помочь матери в ее исследовании. В конце концов она сдалась, и Сет выкинул сон из головы. Узнай мать об этом сне-воспоминании, помешалась бы от счастья, хотя Сет с легкостью истолковал бы его и сам. Прежде сон ему снился, лишь когда что-то выбивало его из колеи. А за последнюю неделю его выбили из колеи далеко и надолго, это уж точно. Что было понятно и без ученой степени по психологии. Всего-навсего старый сон, не о чем беспокоиться. А вот зарождающаяся в самом затылке мигрень — это что-то новенькое. Головные боли его не мучили почти никогда, а если все-таки приходилось иметь с ними дело, их можно было списать на что-нибудь очевидное. Мало спал, забыл поесть, аллергии дали о себе знать или еще какая-нибудь херня. А потом еще эта боль, которую он ощутил тогда в летнем домике. Вроде бы мигрень, но не совсем: будто в глаза, в виски впивался пестик для колки льда. Та же боль, что терзала его сейчас, скорее всего обернется обычной головной болью от переутомления. Пара таблеток — и мигрени как не бывало. Он перевел взгляд обратно на Дина и улыбнулся. Разбудить бы его чашечкой кофе. Но местный супермаркет не был рассчитан на покупателей без кофейника, турки, кофеварки или вообще хоть каких-нибудь кухонных принадлежностей. И все же он мог бы поспорить, что придумает, чем бы порадовать Дина, хоть бы даже и без утвари. *** Личфилд, штат Огайо, дом, выставленный на продажу. Запах яичницы с беконом. На кухне тихо-тихо ходил Сет. Других, нежеланных звуков слышно не было: ни скрипов, ни стонов — ничего, о чем стоило бы волноваться. Дин счастливо вздохнул. Он и не думал, что так хорошо выспится. Да с этой долбанной перевязью он вообще не думал, что уснет. Но несмотря на все беспокойство, несмотря на твердое убеждение, что утром он будет таращиться в потолок, его все же сморило. И он спал таким глубоким сном, что даже не слышал, как встал Сет. Дин попытался вспомнить, когда с ним такое было в последний раз, и не смог. Неосторожное движение, и пришлось переоценить состояние собственного тела. Ключица ныла, чертовы ребра снова заявили о себе ослепляющей болью; только рука пока что не доставляла хлопот, но и это наверняка изменится, стоит только сесть. Открывать глаза не хотелось. Он знал, что встречать новый день пока нет особой нужды, что спешить ему некуда, что он в безопасности, и это несколько успокаивало. Можно пока поваляться и с удовольствием прислушиваться к умиротворяющим шагам Сета на кухне; тот готовил какое-то блюдо, которое пахло просто божественно, и носки его тихо шуршали по деревянным половицам. Интересно, каково это — просыпаться вот так каждое утро? Каково это — вести вот такую жизнь? Бестолковое занятие. Что проку мечтать о несбыточном? Дин медленно сел и прикусил губу. Да уж, насчет руки он был прав. Он практически чувствовал, как приливает к ней кровь, ключицу лучше было вообще не трогать, боль в ребрах стала поистине невыносимой, будто бы спрашивая, что за хреновы выкрутасы он себе позволяет. Без морфия день его ждет долгий, полный боли, так что пора привыкать уже сейчас. Конечно, прошлой ночью он неплохо так размялся. Пожалуй, даже больше, чем следовало. Под конец его пришлось придерживать, Дин все подавался бедрами вперед, выгибаясь дугой на пальцах Сета. Он покраснел, вспомнив собственные стоны. Он вообще хоть раз в жизни о чем-нибудь умолял? Нет. Дин Винчестер выше этого. Вот только прошлой ночью он умолял, да еще как. Молил тоненьким голоском, ерзал, раздвигал ноги так далеко, как только мог. А Сет… Сету он, можно сказать, продался и душой, и телом. Если еще оставались сомнения, теперь о них можно было забыть. — Доброе утро, солнышко, — крикнул Сет с кухни. — Как спалось? Дин буркнул что-то в ответ и бодро принялся натягивать джинсы. Удивительно, сколько всего приходится делать обеими руками. Джинсы он надевал ужасно долго. А ведь еще и молнию нужно было застегнуть, что тоже порядком выбесило. Потом дело дошло до пуговицы, и Дин забормотал ругательства себе под нос. Тихие смешки Сета стали ближе, и Дин взялся за дело с удвоенной энергией, хоть и чувствовал себя при этом как последний дурак. Сет отпихнул его руки. Застегнул ему пуговицу, задевая костяшками кожу, отчего Дина прошила дрожь. — Я бы и сам, — сказал Дин. Еще бы только произнести это не тоном обиженного ребенка. — Знаю, — отозвался ничуть не задетый Сет, и ладонь его заскользила по животу Дина, сместилась на бедро, и везде, где она прикасалась, кожа покрывалась мурашками, — но с моей помощью вышло быстрее. Этим утром глаза Сета приобрели темно-зеленый оттенок — оттенок леса перед грозой. Дин невольно протянул к нему руку, потрогал родинку у носа, провел по щеке пальцем. Раньше он не понимал, как некоторые находят в родинках красоту. Что может быть красивого в явном изъяне? Господи, крыша, похоже, уплыла насовсем. Окончательно и бесповоротно. Можно уже и не пытаться вернуть ее назад. Сет улыбнулся. — Чего? — А ты что? — Да не знаю. У тебя такое выражение лица… — Я… Ты пахнешь беконом. Сет удивленно хрюкнул от смеха, но рассмеяться от души Дин ему не дал, залепил рот поцелуем. Удивился Сет или нет, но голову он наклонил, губы разомкнул, пропуская внутрь. Язык его скользил вместе с языком Дина, лениво и неспешно. На вкус он был словно смех, словно сладкие сны и ненапряжные, приятные пробуждения. Отстранившись, он все еще улыбался. — Я смотрю, бекон ты любишь. *** Затем настала пора бекона. И яичницы. И тостов с расплавленным сверху сыром. Все только что из духовки, снова завернутое в эту долбанную фольгу. Да мальчишка самый настоящий гений. Дин как раз заканчивал свой третий сэндвич, когда Сет задал тот же вопрос, который тревожил Дина чуть ли не всю ночь. — А теперь что? Вариантов осталось не то чтобы много. Заманчивее всего было найти укромное местечко и отсидеться там, пока гроза не пройдет мимо. Пока рука не заработает, нечего и мечтать о том, чтобы одолеть демона. И Дин предпочел бы больше никогда, никогда не видеть, как Сет творит… то, что он натворил тогда в летнем домике. Что бы это ни было, Дин не сомневался, что оно навредило Сету. Когда все закончилось, у мальчишки шла носом кровь еще целый час, и хотя он не жаловался, Дин видел, как он время от времени трет виски и морщится от боли. Нет, нужно держать их подальше друг от друга: демона от Сета, а Сета от демона. Так что же им осталось? — Бобби, — сказал он, — Бобби… много всего знает. Может быть, даже то, зачем ты нужен демону. А если даже и нет, безопаснее места тебе не найти. Не найти нам обоим. — Если только он не хочет меня убить. — Это вряд ли. Он же первым делом спросил тогда по телефону, в безопасности ли ты. Мне кажется, он хочет тебя защитить. — Так бы сразу и сказал тебе, к чему таинственность? — Понятия не имею. Но скоро выясню. Сет откинулся назад и, потирая затылок, прислонился к шкафчику. — Значит, ты ему доверяешь. — Доверил бы собственную жизнь. Сейчас бы, конечно, придушил, но вообще да. Я ему доверяю. — Ладно, — вздохнул Сет. — Поехали тогда. *** Ехать было пятнадцать часов. Да легко. Они сразу договорились нигде не останавливаться, беспрерывно продолжая путь. Дин предложил поменяться, чтобы дать Сету отдохнуть. Но Сет был не прочь посидеть за рулем. По крайней мере за рулем этой машины. В ней он чувствовал себя комфортно, естественно, словно знал эту машину, а она в ответ знала его. Несколько часов Дин с жаром старался впихнуть все накопленные за годы охотничьи познания Сету в голову. И Сет был благодарен. Но хотелось узнать кое-что еще, о чем он никогда не решился бы спросить прямо. Постепенно, осторожно он увел Дина в сторону от сухих фактов в зону личных переживаний, а оттуда тихонько вывел его на разговор о других охотниках, друзьях и отце. Джон Винчестер был… удивительным человеком. Эпитет получше подобрать не получилось, и Сет решил, что не стоит и пытаться, кто знает, куда заведут эти попытки. Потому что было совершенно ясно: несмотря на все их различия и затаенное недовольство, Дин отца боготворил. А Сет его же всего за пару часов возненавидел с такой страстью, которую сам в себе не подозревал. И даже не за главное. Не за жизнь в дороге, когда отец с сыном не знали, где будут спать и смогут ли поесть; не за то, что Джон воспитал из единственного ребенка идеальное орудие убийства. Сет и представить себе не мог, каково это: расти в мире, где полным-полно монстров. Джон Винчестер тренировал сына, чтобы тот смог защитить себя от всего, от всех тварей, что могли прийти за ним. Джон уже потерял жену и сына, понятно, почему он из кожи вон лез, лишь бы сберечь уцелевшего ребенка. Так что за жизнь, которую Дин вел с четырех лет, Сет Джона не винил. Как осуждать за то, чего не можешь понять? Нет, он ненавидел Джона за всякие мелочи. Мелкие детали, которые Дин почти небрежно вкраплял в свой рассказ. Как Джон бросил его на три месяца, потому что болезнь обессилила Дина, и тот не мог охотиться. Как Джон много раз оставлял его одного, когда шел на слишком опасную для Дина охоту. Охота, опасная для подростка, это понятно. Непонятно, как можно было бросить сына в придорожном отеле где-то в Техасе. Раз за разом бросать так надолго, что у Дина частенько заканчивались деньги на еду, и приходилось подворовывать в супермаркетах. И ведь однажды его поймали и отправили в исправительный дом для несовершеннолетних, а Джон не стал вмешиваться, будто Дин сам был виноват в том, что у него закончились деньги на еду. Мелочи. Целые горы таких вот мелочей. И Дин все равно его любил. Любовь читалась в каждой черте лица, в оттенке голоса, в едва заметной улыбке, появляющейся каждый раз, когда он рассказывал очередную байку об успешной охоте отца. Сет поразился, как больно было слушать эти истории, как больно было знать, что единственный человек, который должен был любить Дина Винчестера безоговорочно, так не годился на эту роль. Было больно услышать, что Дин, по мнению отца, достаточно повзрослел для одиночной охоты в семнадцать лет. Семнадцать. Сет в семнадцать еще водил отцовский «Мерседес», отстаивал в спорах с матерью право пойти в тот колледж, в который хотелось, переживал о том, как бы пригласить Нила Мерсьера пойти с ним на выпускной. А Дин в семнадцать одолел своего первого вендиго, в одиночку, без напарника, который прикрыл бы его и подлатал, когда тварюга откусила от него кусок. Так он заработал тот самый шрам, который Сет не так давно прослеживал пальцами — от раны, которую так и не зашили. Три таких монстра. Еще до своего совершеннолетия Дин безо всякой помощи прикончил троих таких монстров. И несчетное количество других сверхъестественных тварей, о которых Сет никогда не слышал, включая целое гнездо вампиров, когда он спасся только чудом. Так он заполучил те шрамы от ожогов. Когда восемь часов спустя они въехали в Пеорию, штат Иллинойс, Сет наслушался достаточно. Он припарковал машину за крохотной, заброшенной на вид заправкой. И ответил на все вопросы Дина тем, что перелез к нему на колени и целовал, пока у обоих не закончился кислород, пока не запотели окна. Пришлось подключить смекалку, но ценой невероятных усилий ему удалось раздеть их обоих ниже пояса. Места не хватало просто катастрофически, и с Дином приходилось осторожничать, потому что чертов упрямец отказался принять хоть какое-нибудь обезболивающее. Сет ударился коленом пару раз и наставил себе синяков приборной панелью, но оно того стоило. Он нашел в бардачке смазку и, наблюдая за тем, как румянец заливает Дину лицо, поворчал насчет того, что можно было воспользоваться ею еще прошлой ночью. Потом соскользнул вниз на член, неотрывно глядя на изумленное лицо Дина — ну чисто ребенок, на глазах у которого происходит невесть какое чудо, словно его снова поразили до глубины души. Сет двигался короткими рывками, потому что едва хватало места даже для таких резких движений. Он прижался к Дину, и оба вмиг взмокли от пота, дыхание их смешалось, сидение тихо поскрипывало, Дин искал его губы каждый раз, когда Сет отстранялся даже на секунду, низкие стоны вибрацией отдавались в горле. Дин крепко стиснул его, так крепко, что стало почти невозможно дышать, словно боялся, что Сет ускользнет, растворится без предупреждения. А потом зарылся лицом ему в грудь и застонал, кончая; от резких толчков член его погружался еще глубже, и обжигающе горячая влага забрызгала Сета изнутри. Почти сразу же Дин обхватил его член одной рукой и рывком наклонил, чтобы Сет поменял угол проникновения, ведь Дин точно знал, в какой позе прижмется членом к простате. Но что подтолкнуло Сета на самый край, так это лицо Дина: распухшие губы, синяки под глазами, расширенные зрачки. Румянец от недавней разрядки еще красовался на скулах и шее, а дыхание оставалось громким и прерывистым. Долгое время оба не двигались. Сет с радостью бы остался у Дина на коленях, пока не возбудился бы снова, пока они оба не накопили бы сил для следующего раунда. Сет с радостью бы остался тут, пока они оба не умерли бы с голоду. Какое-то время они пытались привести себя в порядок, стиснутые со всех сторон; натягивали обратно одежду, отчищали сидение, и вот тут Сету стало немного стыдно, хоть Дин и велел ему не париться. Еще до полуночи они снова тронулись в путь, направляясь из Пеории в Су Фоллс.