Все Дороги Ведут К Тебе

В глазах полыхнуло. — Эй, земля Сэму. Все спишь, что ли? Сэм поморгал в растерянности пару раз. Он прислонялся с дробовиком в руке к подгнивающей стене. В восточной стороне города, в темноте мелькнул слабый луч света. Сэм задрожал от холодного ветра, забравшегося под пальто. Дин крепко держал его за локоть. Сэм стряхнул с себя его руку. — Да в порядке я, отпусти. Дин отстранился, забрав с собой все тепло, и Сэм сразу же пожалел о резких словах. Ему не нравился Колд Оук ночью. Тот и днем-то внушал страх, когда они с Дином, притаившись на крыше школы, дожидались темноты. Смотрели, как одаренные одного за другим убирают конкурентов. Теперь их осталось только двое — гораздо опаснее всех прочих. Дин с Сэмом знали, на что способна девчонка, видели ее силу. С какой легкостью она призывала демонов и науськивала их на остальных, как тренированных гончих. Второй так и остался загадкой. — Мне все еще кажется, что надо бы подождать: вдруг они перебьют друг друга, — прошептал Сэм. Дин нетерпеливо заерзал. — Обсудили ведь уже. Эти двое сработались с самого начала. Остальных перебили, но это не значит, что они кинутся друг на друга. — Ну ладно, но мы все равно не знаем, против кого придется выступить. — Подмога уже едет. Подождем? Нет. Ждать не хотелось. Весь день его подгоняло тревожное ощущение, что нельзя терять время, и под вечер оно только усилилось. Придется убить обоих, пока они не добились того, зачем вообще здесь оказались. И убить быстро. — Нет. Давай за дело. — Супер, — отозвался Дин. Сэм услышал в голосе брата улыбку и просиял сам. Только Дин пришел бы от такого в восторг, был бы счастлив войти в неизведанное, предстать перед тварями, способными искромсать его на кусочки. Не стоило так часто держать эти мысли при себе, не испугали бы и неизбежные шпильки насчет душещипательных откровений. Сэм никого и ничто не любил так, как брата, и любовь эта была самых разных оттенков: от обычной привязанности до такой больной и развращенной, что он даже себе в ней не признавался. Но выражал свои чувства он так редко, что сосчитал бы эти приступы откровенности на пальцах одной руки — типичное поведение недалекого труса. — Ты сбоку, — прошептал Дин, — я сзади. И он побежал на свет по проселочной дороге. Дорогу они выучили заранее, незаметно, словно воры, пробираясь по крышам. Тогда же изучили планировку дома и даже прокрались в него один раз, пока остальные загоняли свою первую жертву — худенькую блондинку, решившую сбежать. К тому времени, как ее труп приволокли назад и повесили на мельнице, Сэм с Дином давно вернулись в свой тайник. Теперь, в темноте, Сэм легко мог представить каждую балку в крыльце, каждую линию и трещину. Он проскользнул в дом через боковое окно, давным-давно оставшееся без стекла. Слева тихо переговаривались сообщники. Дин уже наверняка внутри, идет по дальнему коридору, с ним и компас не нужен. Все шло по плану. Пока не стихли голоса, и Сэм не услышал знакомый крик. На секунду он замер, тревога сдавила ему горло. А потом побежал, не заботясь о том, слышно ли его, не думая в ужасе ни о чем. В проеме он остановился, от масляной лампы заслезились глаза. Первым он увидел зеленые глаза Дина, брат смотрел на него с пола. Смотрел и ничего не видел, шею свернули с такой силой, что искривленные кости торчали сбоку. Дин не дышал, не видел, уже умер. Дин умер. Сэм поднял взгляд и увидел улыбающуюся девчонку, совсем молоденькую, на удивление милую. — Прости, — сказала она искренне, будто и впрямь жалела о сделанном. Вокруг горла обвилась невидимая петля и с силой сжалась. Сэм выронил дробовик и сгреб руками один лишь воздух, подчиняясь скорее рефлексу, чем истинному желанию выжить. Дин умер. Дин. Умер и так и не узнал, Сэм ему так и не признался. Четыре раза за двадцать лет Сэм почти выразил словами одну десятую долю того, что испытывал. И вот Дина больше нет. Уже кружилась голова, горло рвали хрипы, в глазах плыло. Первыми отказали ноги, и Сэм камнем повалился на пол; онемение проползло по рукам и перекинулось на легкие. Последним он увидел амулет у брата на груди. В глазах полыхнуло. — Я должен быть там, — сказал он, потирая глаза. — Сэм, нет. — Я бы помог, положил этому конец. Дин хлопнул дробовиком об стол. — Прекрати. Хватит уже. Сэм огляделся: осмотрел подвал, ловушки, соль, стену оружия. Стало тошно. Трус гребаный. Прячется тут, пока гибнут люди, а прямо над головой рушится мир. Бобби не выходил на связь со вчерашнего утра. Дин никак не хотел верить в его смерть, но Сэм знал, чувствовал, что Бобби нет в живых. Сэм его уже посчитал, добавил в свой список людей, которые погибли, защищая его. Мать, отец, Эллен, Джо, Эш, Тим, Оливия, Гарт, Карл, Бобби. Сколько еще осталось? Сколько еще осталось тех, кто сражался? Сколько еще это будет продолжаться? — Я должен быть там, — повторил он уже, наверное, в десятый раз. Сэм знал, что его нытье сводит Дина с ума. Знал, но не мог остановиться. — Нет, — рыкнул Дин и присел рядом с ним на пол. Лицо Сэма обхватили руки, все еще слабо припахивающие машинным маслом. Дин разозлился, Сэм снова его разозлил. Но руки, хоть и дрожали, прикасались с нежностью. Дин всегда касался его ласково, даже когда кипел от злости, даже когда вокруг творилось черти что. Дин всегда приберегал для Сэма самую добрую, мягкую часть себя. С того первого неловкого поцелуя под холодным небом Монтаны, когда Сэму было четырнадцать. — Нет, Сэм. Не говори так, не надо… Мне-то что прикажешь делать? Что делать мне, потеряй я тебя? Лицо Сэма сморщилось, страшно исказилось, хотя Дин уже тянул его на себя, убрав руку с лица, чтобы приобнять. Сэм спрятал лицо у Дина на плече, окунулся в знакомый запах пота и кожаной куртки; он словно тонул, словно в мире не осталось ничего правильного, и даже их связь, всегда казавшаяся такой чистой, уже не светилась так, как прежде. У Дина футболка намокла от его слез. Брат чмокнул его в макушку, как раньше, в десять, тринадцать, пятнадцать лет, когда казалось, будто Дин только и делал, что утешал его, поднимал, учил не сдаваться. В этот раз не поможет. Не поможет, потому что Сэм уронил эстафетную палочку, надо было отправиться тогда в Колд Оук вместе с остальными, надо было рискнуть. А он спрятался, как трус, предоставив Азазелю выбирать своего чемпиона из тех, кто откликнулся. Теперь весь мир трещит по швам, тысячи демонов медленно его испепеляют, а пигалица-секретарша из Пеории рвется в клетку с Люцифером, пытаясь начать Апокалипсис. И это Сэм во всем виноват. Сверху донесся глухой стук, и Дин замер, зарывшись рукой Сэму в волосы. Оба они затаили дыхание. Над ними скрипнул сапог, и они мигом, не говоря ни слова, отстранились друг от друга, Дин схватил дробовик, а Сэм устроился посреди ловушки, пытаясь собраться, пытаясь вдохнуть. Дин встал позади, и Сэма успокоила его длинная тень — Дин рядом, оберегает его. Дверь наверху разлетелась в щепки. Первых демонов он отшвырнул к стене, но избавиться насовсем от них не сумел, по ступенькам вниз лились десятки других. Дин остановил выстрелом из дробовика еще нескольких, чтобы Сэм смог сосредоточиться, надавить на то место у них внутри, изгнать из людей. Работали сообща, методично, избавляясь от четырех-пяти демонов за раз. Но волна нисколько не схлынула, ничуть не остановилась. На пять отправленных обратно в ад по ступенькам сбегало, спотыкаясь, еще десять. Сэм их сдерживал, чтобы Дин мог перезарядить ружье. Дин стрелял, чтобы Сэм мог собраться. Тут они начали запаздывать, сбиваться с ритма. У Сэма шла кровь. Теплая струйка стекла по губам, подбородку, закапала на грудь. От изнеможения Сэм тяжело дышал, его судорожные вздохи эхом отражали вздохи Дина. Впереди громоздились горы мертвых тел. В ловушку пробрался первый демон, и Сэм его вытолкнул. И еще двоих. Троих. Дрожа, он поднял уже обе руки, старался сдержать силу у себя внутри, направить туда, куда нужно. Но сил осталось так мало, в глазах плыло, грудь теснило. Дин стоял уже прямо за ним, Сэма поддерживало тепло его ног, теперь ему было на что опереться. А демоны все наседали и наседали, так и не сбавив скорость, ни на секунду. Сэм понял, когда все закончилось. Когда тело отказало, а сила внутри потухла точно свеча. Он поднажал в последний раз, и висок прострелила боль, острее которой он еще не испытывал. В мозгах перемкнуло, и Сэм ощутил в левом виске невыносимое давление, подступающее оцепенение, которое быстро распространялось. Демон перед ним содрогнулся, изо рта у него повалил черный дым. По лицу Сэма снова потекла свежая кровь, обжигающий соленый ручей. Больше ничего не осталось. У него так уж точно. Он беспомощно смотрел, как в ловушку забрались еще двое. Скорее почувствовал, чем увидел, как Дин обошел его и загородил собой с одним единственным бесполезным дробовиком в руках. Он дернулся один лишь раз и осел на пол с перерезанным от уха до уха горлом. Сэма затопило невыразимое отчаяние, но тут желанная боль вспыхнула в собственном горле, ручей теплой крови превратился в реку. Он упал Дину на грудь — слава богу, что хоть умереть довелось там, где он не знал ничего, кроме любви. В глазах полыхнуло. Ничего не вышло. Он стоял над этим чужим человеком, к которому начинал проникаться симпатией, и на секунду ему показалось, что убить того не так уж и сложно. Не так уж и сложно убить человека, который и виноват-то был только в том, что пытался выжить. Ничего не вышло. Сэм не смог пойти на такое. Всего несколько недель назад он пощадил целое гнездо вампиров. Вампиров. Ни в чем не повинного человека, угодившего в ту же ловушку, что и он сам, Сэм и подавно не смог убить. Ему стало жалко парня. Сэм стоял в темноте, истекая кровью, и чувствовал жалость. Их всех дергали за веревочки, точно марионеток, подталкивали в ту сторону, в какую хотелось Азазелю. Довольно с него толчков и тычков, довольно этого гребаного плана. Хотелось одного: сесть на свое место в «Импале», и пусть динамики разрывает осточертевший рок Дина, а в будущем поджидает неизведанное пока местечко, где можно будет отдохнуть. Хотелось убраться из этого проклятого города. Хотелось к брату. Он отвернулся. Ковыляя по избитой проселочной дороге, он прикидывал, сможет ли проскочить мимо демонов с такими повреждениями. Одна рука бесполезно болталась сбоку, и Сэм обхватил ее другой, чтобы чуть ослабить давление. Старые привычки никак не хотели отмирать: он уже точно знал, какие кости сломаны и где именно. Придется повозиться. Переломов он насчитал не один и не два. Надо будет заглянуть в больницу, ну и ладно, лишь бы смыться отсюда побыстрее. Он сходит в больницу и в этот раз даже слова не скажет. — Сэм! Сэмми! Сэм запнулся и с облегчением выдохнул. Дин здесь. Пришел за ним. Услышав голос брата, Сэм понял, что ни разу и не усомнился в нем, ни на секунду. — Дин! — позвал он, повернувшись на голос. Вмиг все стало хорошо. И закончится тоже отлично. Дин его обнимет, когда увидит — неловко стиснет в объятиях, от которых рука заболит сильнее. Но Сэм хотел этих объятий, как еще никогда ничего не хотел. Втянуть в себя запах кожаной куртки, волос, ощутить дыхание. Услышать, как Дин его распекает за что-нибудь, хоть за что угодно. Когда Сэм наконец увидел его, а рядом с ним Бобби, у него едва не подогнулись колени. — Сэм! Сзади! Не успел он осознать до конца слова, как спину прострелила острая ослепляющая боль. Прострелила живот, грудь, ноги. Вдруг вся нижняя половина тела будто испарилась. Мир накренился, и Сэма, непонятно почему вдруг, потянуло вниз. Тут наконец его обнял Дин, стиснул крепко и что-то прокричал, вот только что он крикнул и зачем, Сэм не совсем понял, он лишь ощутил тот самый запах, ощутил на щеке теплую ладонь, и этого оказалось достаточно. Даже при том, что к нему подкралась темнота. Он дома. В глазах полыхнуло. Он нашел Азазеля посреди Колд Оук, когда бушевал ураган. Вокруг рушились дома, земля задрожала и треснула, небо вспороли тысячи молний. Он сопротивлялся, пока не почувствовал, что борьба его убивает, невозможно сосредоточиться, земля уже чернела от его крови. Надежду на победу он потерял давным-давно, та будто осталась в прошлой жизни. Он продолжал отбиваться с единственной целью — выиграть время, чтобы остальные смогли спастись, чтобы увезли Дина отсюда. Весь дрожа, Сэм стоял посреди бури, которую сам же и создал, и потянул за струю огня, ввел ее в бой, точно хлыстом ударил. Сэм боролся, пока остальные умирали один за другим, все, кто пришел вместе с ним, чтобы спасти, вызволить Дина, все, кто отдал за него жизнь, — за него, богопротивную тварь. Сэм боролся, пока Дин не упал, пока не вздохнул в свой последний раз. И под конец, перед тем, как выжечь себя без остатка, Сэм услышал смех Азазеля. Всполох. Он сбежал из дома, поступил в Стэнфорд, оставил позади охотничью жизнь. Не брал трубку, когда звонил Дин, не перезванивал. У него была невеста, полностью оплаченная учеба в юридическом со стипендией, были друзья, планы, будущее. В тот единственный раз, когда на пороге объявился Дин, Сэм без труда сказал ему: «Уходи. Уходи и больше не возвращайся». Те же слова кинули на прощание ему самому в тот памятный вечер несколько лет назад, когда Дин и пальцем не шевельнул, чтобы смягчить удар, показать, что ему не все равно. Сэм натерпелся достаточно, он стал другим человеком, нашел себе место получше. Спустя два года Дин дал ему знать в голосовом сообщении, что отец погиб. Сэм так и не перезвонил, так и не рассказал Джесс, закопал все чувства так далеко, что никто бы не нашел. Затолкал туда же, где подгнивала, разлагалась душа, в тот ее уголок, где чувства к Дину всегда будут сильнее братских. Он женился на Джесс, купил дом. Спустя год у них родилась дочь, идеальное созданьице с темными волосами и россыпью веснушек на скулах. Годовой заработок Сэма приближался к шестизначной цифре. Джесс работала в местной библиотеке три дня в неделю; она уже округлилась вторым ребенком, и оба они надеялись, что родится мальчик. В ночь, когда у Сэма родился сын, ему позвонил Бобби и сообщил, что Дина убили вампиры. Бобби все еще говорил, когда Сэм повесил трубку. В ту ночь он выпил три бутылки дорого скотча, спрашивая себя, когда же умер он сам. В ночь, когда уехал в Стэнфорд? Или потом, когда велел Дину уезжать и не возвращаться больше? Два часа спустя Сэм влетел на машине в дерево, и скрежет металла, звон разбитого стекла прозвучал для него райской музыкой. Всполох. Он умер, и Дин продал душу, чтобы вернуть его. Они провели вместе год, прежде чем адские гончие пришли забрать свою добычу. Сэм в тот год перевернул каждый камень, хватался за все, даже самые тонкие ниточки, загнал себя до полного изнеможения, пытаясь спасти брата. В конце концов он, как всегда, потерпел крах. Истерзанный гончими, Дин умер у него на руках. Всполох. Всполох. Он убил их всех. Всех детей Азазеля, таких же фриков, как и он сам. Он убрал их одного за другим, даже Энди, который верил в него до конца, который так и умер с застывшей на лице удивленной гримасой. Сэм стал тем, кем и должен был стать — чемпионом в тяжелом весе, последним выжившим. По-другому было никак, выбора не осталось. Сломанные, искаженные тела соперников усеивали землю. На секунду Сэм пожалел их, но только лишь на секунду, потому что позади притаился еще один — надеялся застать его врасплох. Сэм усмехнулся и, не шелохнувшись, ударил силой словно хлыстом, враг резко втянул в себя воздух, повалился на землю. Сэм повернулся, чтобы узнать, кто из одаренных Азазеля оказался настолько дубоголово высокомерен, и увидел своего брата, тот все еще сжимал в руке кольт. Всполох. Всполох. Он боролся, Дин погиб. Он сдался, Дин погиб. Он уступал, торговался, умолял, Дин погиб. Что бы Сэм ни делал, Дин умирал все равно. Всполох. Дин стал демоном и убил его. Всполох. Сэм в пятнадцать угодил в психушку, и Дина убил вендиго. Всполох. Они застрелили Азазеля из кольта, и три месяца спустя Дина укусил вампир. Сэм убил его, а потом, той же ночью сунул дробовик Дина себе в рот и спустил курок. Всполох. На потолке сгорел Джон, и их вырастила Мэри, так и не рассказав, что монстры существуют на самом деле, так и не научив защищать себя. И на какой-то дурацкой вечеринке в колледже Дина разорвал оборотень. Сэм его отследил, и тварь разделалась и с ним тоже. Всполох. Всполох. Всполох. — Хватит-хватит-хватит… Он задыхался, будто бежал несколько миль, голова раскалывалась, огнем горело горло. Он очутился на земле, на четвереньках, в ладони впивались мелкие камешки. Его стошнило и не раз. Между ладонями оказалась лужица рвоты, и Сэм отполз в сторону, чтобы не упасть в нее. Когда он посмотрел вверх, Азазель, подняв брови, примостился рядом. — Не ожидал, что ты столько выдержишь. — Что… Что это было? — Все миры, которые есть и могли бы существовать. Круто, да? — Чего… Я не понял, что все это значит? — А то, что время — это колесико внутри колесика среди сотен таких же колесиков, все они крутятся и возвращаются в одно и то же место. Живешь не один раз, а сотни раз, и у каждой такой жизни есть сотни параллельных вселенных. И во всех жизнях до единой ты накосячил и угробил своего брата. Сэм по-прежнему видел их все, все до единой, до мельчайших деталей, видел, чувствовал каждый раз, как умирал Дин. Будто бы пережил смерти брата на самом деле. Казалось, что все его жизни совсем рядом, сразу за чертой, так близко — только руку протяни. — Ты ведь понимаешь, что вот-вот повторишь ту же самую ошибку? Пора бы сделать определенные выводы. Мы тут болтаем, а Дин уже совсем рядом, подъезжает к городу. Выступит против меня — погибнет. Выступишь ты — он погибнет. Одолеешь меня — он погибнет все равно. — Как же это остановить? — Легко. Сделай то, чего не делал раньше. Хватит уже наступать на одни и те же грабли. Чего же такого он не делал раньше? Сэм порылся во всех ложных воспоминаниях из других жизней, во всех сценариях, уже разыгранных и теоретически возможных. В воспоминаниях, еще свежих и вызывающих тошноту, Сэм копошился довольно долго, но Азазель, казалось, был явно не прочь подождать. И, сообразив, что к чему, Сэм понял, откуда у демона столько терпения, зачем он сделал вид, будто бы предоставил настоящий выбор. Потому что за все это время, во всех вселенных Сэм не сделал только одно. Потому что Сэму, который вырос вместе с Дином, знал его и любил, такое и в голову бы не пришло. Потому что у Сэма, который жил своей жизнью, имелся страх столь же сильный, как и страх потерять Дина — страх, что брат будет его ненавидеть. В каждой прожитой и увиденной жизни он пытался спасти Дина вместе со всем остальным миром. Сет, который уже не был Сетом, вряд ли назвал бы себя так даже в мыслях, отличался от всех прочих версий себя. Отличался, потому что знал, что не нужен Дину. Брат уже от него отвернулся. Этот страх Сэм уже пережил и боялся теперь только одного: смерти Дина. Отчаянного желания спасти мир, спасти всех людей до последнего Сэм в себе не находил. Осталась лишь одна потребность: только бы Дин выжил. Больше ничего. — Ладно. Теперь все ясно. — Наконец-то. — У меня много вопросов. Нужны ответы. — Другого и не ждал. — Хочу, чтобы… — Сэм! Сэм! Внутри все сжалось. Нет. Только не сейчас. Только не здесь. — Сэм! Он повернулся и увидел посреди вырубки Дина все с тем же идиотским пистолетом в руках. С пистолетом, который ни разу, ни в одной гребаной жизни им не помог и сейчас казался скорее проклятием, чем благословением. Уничтожить бы его. Вернуться в прошлое и задушить Сэмюеля Кольта прежде, чем тот создаст свое поганое оружие. — Сэм? Уйди с дороги. Сэм помедлил, только лишь на мгновение, как вдруг понял, что все это уже видел. Пистолет тогда оказался совершенно бесполезен, Сэм только пули растратил. С Азазелем он бился на этой же самой поляне, весь город разнес по кирпичикам, чтобы выиграть еще немного времени, чтобы дать Дину время спастись. Но в конце тот погиб все равно. Дин всегда погибал в конце. Сэм шагнул вбок и загородил демона собой. Дин застыл. Рука его, державшая кольт, задрожала. — Сэм? — Забери нас отсюда, — прошипел Сэм Азазелю. На Дина было страшно смотреть — почти так же страшно, как и на его смерть. Почти. Теперь стало ясно, почему Сэм выбрал такое в первый раз. Ясно, как день. — Сэм, — сколько беспросветного отчаяния в голосе. Дин смотрел на него, будто не верил своим широко раскрытым глазам. Сэм завел руку за спину, и ее тут же обхватили чужие пальцы. — Прости, — тихо сказал он, и мир вокруг изменился.