Все Дороги Ведут К Тебе

Семьдесят четыре часа, и Сэм отключился, не мог больше ждать. Бобби слинял Бог знает куда, если он и сказал, Сэм пропустил его слова мимо ушей, настолько ему было все равно. Домой, наверное, переодеться, поесть и отдохнуть. Сэм не спал с тех самых пор, как они три дня назад затащили Дина в пункт скорой помощи; тот едва дышал, пульс прощупывался такой слабый, что Сэм терял его каждые несколько минут всю бешеную гонку до больницы. Он не давал прикоснуться к себе, пока Дина держали в операционной. Все двенадцать часов Сэм сидел в комнате ожидания весь в засохшей крови с раскалывающейся головой. Думал о всякой глупой ерунде, о том, что на Дине так и осталась его футболка, о том, как бледное его лицо выделялось на выжженной земле, о том, как он разозлится, когда наконец очнется и обнаружит, что одну его бровь спалило нахрен. Кольцо с пальца пришлось срезать. Медсестра протянула его, все в пятнах крови, Сэму. Персонал не знал, как к нему относиться, а сам Сэм вообще об этом не задумывался. Бобби предъявил какие-то документы, по которым выходило, что Сэм с Дином братья, хотя фамилии значились разные, и Сэм все время забывал, как его теперь зовут. Жили они оба почему-то в Арканзасе, а Бобби приходился им дядей. Пища для бесполезных размышлений на время ожидания, чтобы не закричать. Как только Дина вывезли из операционной, Сэм позволил делать с собой что угодно. Два дня спустя он ходил в больничной одежде, потому что отказался уезжать из больницы, и ему поставили койку в палате Дина, не то чтобы он собирался спать. Смятые копии его сканограмм лежали в ящике прикроватной тумбочки. Сперва их не позволил выкинуть Бобби, а после Сэм о них позабыл. Небольшой удар, только и всего. Ему дали антитромботические препараты, и, пока никто не смотрел, Сэм их выкинул. Как объяснить, что тромб, который и вызвал все повреждения, образовался сверхъестественным путем? Да и не бог весть какие повреждения. Подумаешь, с памятью проблемы. С координацией и прочей фигней. Легко отделался. Мог ведь и ноги протянуть. Мог бы лежать сейчас, как Дин — с трубками из каждого отверстия, с иглами в руках. Дин поправится. Сколько бы раз он ни спросил, Сэм всегда получал один и тот же ответ. Он прочитал историю болезни и отчет о ходе лечения. Бобби и этого добился другими подделанными документами. Рука заживет. Зрение вернется. Внутренних повреждений насчитывалось немного, просто одни сплошные синяки. Но было не все благополучно с почками. И возникло подозрение на мозговую травму. Весело, ничего не скажешь, особенно если учесть, что мозги у Дина работали как и прежде, это у Сэма они чуть-чуть притормаживали, перед глазами плясали аббревиатуры в медкарте Дина, и смысл их никак до него не доходил, хотя притаился совсем рядом. Дин вот-вот очнется, сказали ему, и Сэм начал ждать. И все ждал, и ждал. На исходе семидесяти четырех часов он в конце концов вырубился там же, где сидел — на стуле возле Дина. Снов он не видел. *** Снова и снова тыльной стороны руки невесомо касались мозолистые пальцы. Сперва Сэм увидел впереди врата, рядом с собой — Дина, тот мазнул по его пальцам своими. Сэм непонимающе посмотрел на белый свет и белые стены. Нахмурился. Придется, наверное, привыкать еще и к этому — к неповоротливым ленивым мгновениям полной растерянности, когда мозг просто отказывался работать с прежней скоростью, уже не так быстро рисовал полную картину. Пальцы коснулись его снова, и Сэм посмотрел вниз. Дин улыбался. Один его глаз закрывала повязка, а вторым, зеленым и ясным глазом он осторожно, невзирая на улыбку, глядел на Сэма. Он просунул руку сквозь перекладины, туго натянув трубки капельницы, и медленно водил пальцами по руке Сэма. Губы у него пересохли и потрескались, кислородная маска осталась на лице, но чуть съехала в сторону, когда он повернулся посмотреть на Сэма; нос его покраснел и воспалился от постоянного притока кислорода. Синяк на лице начал выцветать, и улыбаться, наверное, было еще больно. Но он улыбался все равно, и Сэм ответил ему тем же, несмотря на боль во всех лицевых мышцах. — Привет, — чуть слышно прохрипел Дин. — Привет, — отозвался Сэм севшим голосом. — Ты цел. — Ага, — подтвердил Сэм, и, невзирая на все усилия, голос его сорвался. — Ты тоже. Дин тихо хмыкнул. — Ну, не знаю. Кажется… в член вставили трубку. Сэм фыркнул, за что поплатился новой болью в задрожавшей груди, и он зарыдал, цепляясь за руку Дина сквозь перекладины. *** Бобби помог ему сесть, хотя чувство было такое, будто все кости переломаются. Морфием Дин решил себя не баловать, а стиснуть зубы и перетерпеть. Он потом получит свои два укола, когда придет время ложиться спать, а теперь хотелось, чтобы в голове прояснилось как можно лучше. Сэм наконец-то спал; вытянул на койке свои невозможно длинные ноги, одну руку перекинул через край — тянулся к Дину даже во сне. Выглядел он устрашающе усталым: кожа вокруг глаз пожелтела и вздулась мешками, черты лица заострились так, что стекло резать можно. Бобби тут же объяснил, мол, пока ты валялся в отключке, Сэм и не спал, и не ел, никто не мог его заставить. Дин пришел в ярость, он так разозлился, что едва не кинул в спящего что-нибудь, чуть не проделал ему еще одну дырку в заднице за то, что тот повел себя как самый настоящий кретин. Злился он недолго. Он развернул смятые бланки и сканограммы, хоть и выучил наизусть каждое слово, каждый снимок. Бобби вывалил их перед ним с уверениями, что на словах все страшнее, чем на самом деле. Но изрядно так погрешил против истины. Дин понял не все; за некоторыми из этих чертовых терминов придется заглянуть в словарь. Но те слова, что он понял, с холодной ясностью встали перед ним: равновесие, координация, память, концентрация. Подготовиться стоило ко всему: от эмоциональных всплесков до необъяснимого изнеможения и частых головных болей. — Почти все из этого пройдет, — шепотом добавил Бобби, — со временем. А имел в виду: «Скажи спасибо и этому». Скажи спасибо, что не случилось чего похуже, он ведь и умереть мог, мог бы лежать сейчас хладным трупом, который уже не вернуть к жизни. Это Дин понимал. Глядя, как медленно поднимается грудь Сэма, как дрожат у него ресницы, Дин понимал, что такое благодарность. — Что там случилось? Потом. И Бобби ему рассказал, то и дело поглядывая на Сэма, словно не верил, что это же самое существо, которое он наблюдал тогда, лежит сейчас, хрупкое и почти изломанное, всего в нескольких футах от него. Рассказ получился короткий. Пламя, молнии, землетрясение, пока не разорвало купол — взрыв, прозвучавший так, будто сам мир раскололся надвое. Демоны то ли все перемерли, то ли выскользнули на свободу — невозможно сказать наверняка. Там, где стояли врата, осталась только горка камней и расплавленной стали, вход исчез навсегда, ключ никуда не вставишь. И тут из огня с Дином на руках вышел Сэм; весь в крови, он спотыкался и чуть не падал, при каждом втором шаге припадая на левую ногу. И все бормотал, бормотал какую-то ересь: о времени и реальности, о дырах в ней и руслах рек. Бобби уж было подумал, что парень повредился рассудком, что мозги у него насовсем обратились в месиво. Слава богу, ошибся. — Я тогда думал… — начал было Бобби и замолчал, откашлялся хрипло. Дин прикусил губу и отвернулся. Это признание он в жизни не озвучит, потому что никто его не поймет. Потому что для него особой разницы не было. Что бы там Сэм ни пытался сделать, что бы он ни планировал, добились бы они своего или же потерпели полное поражение. Бобби знал: Дин на том кладбище сделал свой выбор. Он выбрал Сэма. Повернись все по-другому, он мог бы сидеть сейчас у ног брата, и тот бы чесал его за ухом, пока демоны расползались по всей земле. Дина устроил бы и такой расклад тоже. Бобби пусть успокаивает себя чем угодно. Но Дин всегда будет знать правду. Что он дал бы миру сгореть в огне за брата и, не задумываясь ни на секунду, пошел бы на это снова. По крайней мере теперь все было кончено. Для них обоих. Азазель мертв, врата закрыты навсегда, а Сэм… Что бы там ни осталось, они разберутся с этим вместе.