***
В конце концов, всё сводится к упорядоченной обыденности, именуемой «повседневной жизнью». Многое разнится с тем прежним существованием, которое она вела. Кое-что же, вроде пустых стен и глухих коридоров, отмечающих каждый её шаг эхом чуть ли не на весь дом… ну, это вполне привычно.***
Вернувшись как-то вечером, Арима застаёт Тоуку сидящей на кухонной стойке. Он окидывает беглым взглядом застывшее лицо девушки, а затем гостиную, где на столике осталась лежать её перевёрнутая книга. — Что случилось? — спрашивает он, и Тоука колеблется совсем недолго, прежде чем решается выпалить: — Йорико. — Что-то произошло с Косакой-сан? — Нет, нет. Она в порядке. — нервничая, Тоука закусывает губу. — Она просто… зашла в гости. Журналисты уже целую вечность не осаждали входную дверь, поэтому какая-то часть её подумала — или, вернее, понадеялась, — что это стучит Аято. У того, кто стоял снаружи, оказались светлые волосы, и растерявшуюся было Тоуку словно громом поразило. — Привет, — робко произнесла Йорико, а Тоука… Тоука ничего не смогла ответить.***
— Она Ваша подруга, — напоминает ей Арима. — Я знаю, — говорит Тоука и вдруг понимает, что чувствует себя скорее благодарной, чем раздражённой его осведомлённостью. Она покачивается взад и вперёд на столешнице. Следующие её слова тихи. — Но… я ведь… бросила её. Арима, пожалуй, последний человек, с которым этим следует делиться, но Тоука уже пролистала контакты на своём телефоне с десяток раз, прежде чем кинуть аппарат за диван. Как только то, что вертелось и крутилось в её голове, начинает вырываться наружу словами, уже не выходит остановиться. — Я больше не общалась с ней после… того дня. Мы договорились сходить в зоопарк, но я так и не показалась. Она приготовила мне все свои любимые блюда, а я даже не позвонила. Я даже не пыталась найти её. Арима наблюдает за девушкой на протяжении всей её речи. Потом ставит свою еду на стойку рядом с Киришимой. — Почему? — спрашивает он. — Да потому что все знали, что произошло с этим кафе! И она… она наверняка поняла. Кто я. — Теперь она точно знает, — замечает Арима. — Если не из-за рейда, то из интервью. — Он выдерживает паузу, размышляя. — Значит, Вы расстроены тем, что она была зла на Вас, когда пришла сюда. — Нет! — возражает Тоука. — Вовсе нет. Она не злилась. — Тогда чем?***
— Тоука-чан, — сказала Йорико, улыбаясь в пол и теребя волосы. — Может… может, сходим в кафе как-нибудь?***
Тоука обхватывает себя руками и ничего больше выдавить из себя не может. Через некоторое время Арима убирает продукты и говорит: «Давайте начнём», — и они приступают. Тоука разминает руки, машет ногами в воздухе, а после второго раунда произносит: — Просто Йорико — самый лучший человек, которого я когда-либо встречала. — Вот как. — Но многое поменялось, — продолжает Тоука, привычно уворачиваясь и контратакуя. — Да… да всё вообще, и сама я тоже. Я, должно быть, сильно изменилась. Что если я ни о чём не смогу с ней поговорить? Ребро ладони Аримы замирает в сантиметре от её горла. Тоука со вздохом потирает лоб, они одновременно делают шаг назад. Вот же глупость. Какой смысл ей обсуждать с ним всё это? Что смертоносная машина может знать о межличностных отношениях? — Вы должны пойти, — говорит он. Девушка удивлённо моргает. — Правда? — Она Вас пригласила. Вы хотите пойти. Так идите. — Вы меня чем слушаете? — повышает голос Тоука. — Я тут распинаюсь всё это время, что понятия не имею, сможем ли мы вообще остаться друзьями после всего произошедшего. Арима сшагивает со стола, расправляя рукава и застёгивая манжеты. — Я не знаю, удастся ли вам сохранить отношения. Но Вы относитесь к этой встрече с предубеждением, поскольку боитесь разрушить даже то немногое, что вас связывает, — толкует он. — Вот почему Вы не искали её после того рейда. К счастью, теперь Вам известно, что она, по-видимому, не презирает Вас за ложь. И не похоже, чтобы и Вы испытывали неприязнь по отношению к ней. Значит, Вы должны пойти. Давайте ужинать. Он открывает дверь и замирает в ожидании. Тоука не двигается с места, сжимая и разжимая кулаки вновь и вновь. Арима самонадеян. Считает, что знает всё. Обычно так оно и оказывается. — Киришима-сан, — зовёт он, и Тоука, прочистив горло, спускается вниз.***
Тоука торопливо сглатывает. Отчасти от волнения, отчасти потому, что нагретая горячим кофе керамическая чашка обжигает руки. Всё… довольно… неплохо. Йорико недавно пошла на кулинарные курсы и теперь практикуется. Она кажется увлечённой; сейчас у неё есть возможность самостоятельно оплачивать проживание в блоке с неожиданно хорошей кухней. После стольких лет пресечения любых мыслей о ней Тоука испытывает искреннюю радость, что у подруги всё хорошо, и её сердце замирает только когда Йорико говорит: — А ты-то как? — А я… — отпивает Тоука, делая вид, будто растеряна от избытка слов, а не их полного отсутствия. Какие её дела не были связаны с Аримой и их идиотским спектаклем? Что она может поведать без утайки? — Я была поражена, увидев тебя по телевизору, — подсказывает Йорико, а затем слегка усмехается. — Я, эм… прочла все статьи. И тому подобное. — Вот как, — произносит Тоука, надеясь, что выражение её лица не слишком наигранное. — Ага! Честно говоря, сперва я была… довольно озадачена. Я и не думала, что Арима-сан… в твоём вкусе?.. Я хочу сказать — я только полагаю, как оно на самом-то деле я не знаю, — но неважно — смотритесь вы и правда хорошо. Понимаю, что на выходе все интервью немного приукрашивают, но вы ведь были вместе уже довольно давно, так? — Это да, — подтверждает Тоука. По установленной Аримой дате, их отношения официально начались уже много месяцев назад, почти что год. Она не вдаётся в подробности, и спустя некоторое время Йорико покашливает. — Хм, — начинает Йорико. — Уверена, Арима-сан действительно много для тебя значит, поэтому, как насчёт… расскажешь мне о нём больше? Подруга улыбается, скручивает салфетку и морщится, когда та рвётся напополам. Йорико неуютно, но Тоука не может по мановению волшебной палочки вызвать у себя ту сердечную улыбочку, что по наитию возникает для всех остальных. Как она ужасна. «Враньё это, — хочет сказать Тоука. — Ты тогда не знала всей правды обо мне, не знаешь и сейчас». Но она допускает, что можно поделиться хотя бы её частицей. Тоука глубоко вдыхает. — Ему нравится стоять на столах. Брови Йорико ползут вверх. — Ему… э… где? — Странно, — говорит Тоука, глядя в окно. — Мне не понятно. У него одно из самых высоких званий, да и сам он ростом удался, так что вряд ли чувство превосходства над всеми ему не знакомо. Об этом на удивление легко рассказывать, даже ощущая, как Йорико таращится на неё. — На столах, — отзывается та. — Ладно. А… и… на всех? — Обычно на большом столе для конференций в своём кабинете, — отвечает Тоука. Прикидывает что-то. — Но держу пари, и на других тоже. Даже не знаю. Пожалуй, на любом, что под ним не развалится. — А… ясно. — Йорико берёт и откусывает от своей булочки. — Н-ну а… что он там делает-то? — Мы дерёмся. — Вы — что? — Прости. Мне нужно было выразиться точнее. Не в том смысле, что мы вздорим. — О, как же это здорово, говорить правду. — Мы спаррингуемся. — Так, погоди, то есть, ты тоже на столе находишься? — Ага, — признаётся Тоука. — Вроде того. И там не так уж плохо. За время нашей работы моя реакция улучшилась с одной пятой секунды до 0,15. — В-вау. Там есть таймер, который измеряет настолько точно? — Да. Сам Арима. — Ого. Понятно. Но… но зачем вам вообще эти сражения? Ох, — догадывается Йорико, — это всё ради твоей безопасности? Из-за того, что некоторые упы… ой, типы стали нападать на приюты, верно? А на тебя и без того уже пару раз совершали покушение. — Именно. — И оба раза благодаря Ариме. Конкретно эту крупицу истины, пожалуй, обнародовать не стоит. Йорико делает ещё один укус, и Тоука, наблюдая за тем, как она медленно жуёт, продолжает: — Он ужинает едой из магазина быстрого питания. Ежедневно. — Что, правда? Как, м-м-м, интересно. А я-то думала… то есть, предполагала, что у такого, как Арима-сан, должен быть… более притязательный вкус. — Мне тоже так казалось. Но на каждый вечер у него лишь чай в бутылке, какой-то набор лапши быстрого приготовления и всё те же онигири с лососем. Иногда он приходит с пакетами из двух разных магазинов, похоже, что если в обычном месте что-то заканчивается, то он обходит другие в поисках недостающего. — Так трогательно, — говорит Йорико. — Что ты обратила внимание на подобные вещи. — Всё это бесит, — выдаёт Тоука. — Он из-за этого вынужден позже приходить домой в те дни, когда не остаётся сверхурочно. Если знаешь, что придёт постоянный покупатель, ну можно же отложить для него то, что он всегда берёт, разве нет? — Да. Точно. Заметив движение, Тоука наконец переводит взгляд на Йорико, и видит, что та улыбается. И вытирает глаза. — И-извини. Я… я просто… очень рада знать, что есть тот, кто возвращается домой к тебе. Тот, кто тебя поддержит. Тем более… что меня… не было рядом с тобой. Совсем. Тоука вскидывается. — Эй, — чётко произносит она, — ты ни в чём не виновата, это вообще не твоя, а моя вина, — но Йорико качает головой. — Нет же… я имею в виду, что понимала тогда, как трудно тебе будет прийти ко мне. Но я просто… не знаю. Я понятия не имела, что делать. А потом, когда разобралась, время было упущено. — Она затихает, запинаясь. — Что ж, по крайней мере, ты встретила Ариму-сана. И он поступил… так, как я побоялась. Он остался с тобой, несмотря на то, что ты гуль. Её голос начинает дрожать. — Я очень, очень надеюсь, что ты сможешь меня простить, — всхлипывает Йорико сорвавшимся голосом, сжимая остатки промокшей салфетки. Тоука подаётся вперёд и хватает Йорико за руки, накрыв ладонями сжатые кулаки. — Хватит. Йорико, это я должна просить прощения, — говорит Тоука неожиданно таким же надломленным тоном, и Йорико высвобождает свои руки, но лишь затем, чтобы протереть глаза и смахнуть с них вновь навернувшиеся слёзы. Поразительно, но она смеётся. — Вот уж правда два сапога пара, не так ли, — произносит она, и на лице Тоуки расцветает до боли широкая улыбка.***
Арима не говорит ни слова, когда Тоука в тот день возвращается поздно со слегка покрасневшими щеками. Он просто встаёт и извлекает свой и её ужин из холодильника. Тоука трактует это как вполне очевидное: «Я же говорил», — и собирается сказать: «Спасибо», — или что-нибудь в этом духе, но у неё сдавливает горло при одной мысли об этом. Надо полагать, совет Аримы исходил из простого желания сохранить её оптимальную работоспособность для их плана, и такие сантименты, вроде благодарности, ничего не будут значить. Или вовсе выставят её дурой. Девушка наблюдает, как следователь снимает целлофановую обёртку с рисового колобка. На следующий день, во время обеда, она выхватывает еду у Аримы из рук, прежде чем он начинает разворачивать её. — Вот, — изрекает Тоука, протягивая другой рисовый шарик. Мужчина берёт его и крутит в руках, рассматривая. Этот больше и маслянистей. И неравномерней. — Вы его сделали, — отмечает Арима. Девушка постукивает пальцами по стойке. — Ешьте уже, — говорит она, и следователь берёт его, кусает. И жуёт. Молча. — Ну? — допытывается Киришима. Её сердце начинает понемногу частить и заходится всё сильнее по мере того, как Арима просто продолжает есть, не комментируя. Как только исчезают последние зёрна и крошки, он достаёт салфетку из магазинного пакета и вытирает пальцы. — Водоросли были жестковаты, — заявляет он, и Тоука застывает. — О-ох. — Вы также положили слишком много соли, а начинка не пропеклась полностью, — продолжает Арима. — В целом, однако, было вкусно. Киришима фыркает. — Ага. Конечно. — Я серьёзно, — говорит он, и девушка хмурится. — Если Вам и вправду понравилось, — бросает она упрёк, — то могли бы выглядеть хоть немного повеселее, что ли. Арима смотрит на неё. Выражение его лица не меняется ни на йоту, и Тоука, скрипнув зубами, бросает в него купленным рисовым колобком. Следователь ловит его. — А впрочем, это ерунда, — ворчит она. — Я просто решила, что это стало бы хорошей историей для моего следующего интервью. Упырица сжалилась над Богом Смерти, питающимся всякой магазинной дрянью, и пытается состряпать ему обед с собой в коробке или ещё как-то подкормить. Вам, людям, нравится же такое, верно? — Не знаю, — отвечает ей Арима. — Мне никто никогда не собирал обед. Но люди, кажется, согласны с тем, что это имеет определённую привлекательность. — Он встаёт и убирает купленный рисовый шарик в холодильник. — Спасибо за еду, — произносит следователь. — Да на здоровье, — бормочет Киришима. Ну а чего она ожидала? Разумеется, он отреагировал так же, как и всегда. Разумеется. Однако на следующий день в его вечерний рацион не входят рисовые колобки. Вместо них рядом с обычным набором продуктов Аримы стоит небольшая пустая коробка для обеда из долларового магазина. — Если Вы не передумали, — сообщает он. — В любом случае, я запросто могу приготовить их сам и сказать, что это сделали Вы. Тем более, они, пожалуй, выйдут практически идеальными, никому и в голову не придёт, что это моя работа. Он выговаривает это с лёгким смешком, и ей не нужно поднимать на мужчину глаза, чтобы понять — его голова наклонена тоже. Тоука разглядывает свои руки. — Вы правда этого хотите? — Думаю, — говорит он, — было бы неплохо узнать, каково это. Киришима вздыхает и забирает контейнер. — В таком случае, — заявляет она ему, — будете наслаждаться непропечёнными и пересоленными рисовыми шариками. Впрочем, в скором времени, не без помощи Йорико, у Тоуки получается сделать их так же вкусно, как если бы она могла попробовать блюдо сама.