Mediis tempestatibus placidus (спокоен среди бурь)
5 ноября 2017 г., 09:41
Примечания:
If I hold you now I could almost drive home
If I stay a while I could almost not remember
The Donnies The Amys - Drive You Home
— Итак. Бокс.
Джон утвердительно кивает, снимает мокрую футболку, взъерошивает волосы левой рукой. Садится на низенькую скамейку, чтобы расшнуровать кроссовки.
— Не ожидал?
Шерлок задумчиво складывает пальцы под подбородком. Он сейчас ужасно похож на ребенка, обнаружившего, что, кроме всего прочего, игрушечный медведь может петь и танцевать.
— Ты же врач. Руки надо беречь.
— Оперировать никого мне теперь не придется, так что… — пожимает плечами. «Неважно». Или «Не твое дело». — У тебя же был вопрос ко мне?
— Да…
И снова зависает, пытаясь сложить кусочки пазла под названием «Джон Ватсон».
— Шерлок, — берет полотенце, вытирает пот с шеи. Смеется. — Земля вызывает Шерлока!
— Почему именно бокс? — стараясь отвлечься от вида крепкой мужской груди, покрытой бисеринками пота, спрашивает детектив изменившимся голосом.
Джон оглядывает его с ног до головы. Таким, как Шерлок, точно не место в грязной, пропахшей крепким мужским потом, раздевалке. Он смотрится здесь совершенно неуместно, точно как аристократ, спустившийся до интересов плебса.
— Потому что во мне много злости, — тихо отвечает Ватсон. — Очень много.
Очередная трещина в маске добродетельного, милого доктора, сквозь которую проглядывает Бедивер.
— Я хотел спросить. Точно, — Холмс растягивает губы в фальшивой улыбке. Глаза же продолжают выцеплять подробности из образа друга. — За сколько минут человек умирает от асфиксии?
— В зависимости от объема легких. Повесили или руками? При повешении также может сломаться позвоночник.
— Задушили руками.
— Понятно. Все равно лучше посмотреть. Если захват был слабый, то, возможно, долго.
Его вдруг передергивает. Джон хватается за раненое плечо, давит на шрам. Оседает на пол.
— Черт. Да что же? Я как-то… пытался одного задушить. Сам не жрал ничего неделю, и тут он. Захотел позабавиться… а я… а я же солдат, — задыхаясь, невнятно бормочет. — Вот я его на землю и повалил. А сам слабый, как котенок. Если бы не выучка, хрен бы получилось. Душил его где-то минут десять. Ч-черт.
— Хочешь выпить? — неожиданно спрашивает Шерлок, по птичьи склонив голову вбок.
— Хм. Давай. Погоди, а как же дело?
— Никуда оно не денется. Труп же не оживет, верно?
Джон нервно хихикает.
— Верно.
— Тогда поехали. Я знаю одно место.
— Интересный выбор, — говорит Джон в ухо Шерлока, стараясь перекричать музыку.
Детектив довольно улыбается, поднимает вверх белоснежные руки, в кои-то веки свободные от оков костюма. С закатанными рукавами темно-синей рубашки, с растрепанными кудрями, впервые с момента их встречи, Холмс похож на человека, а не на разумного робота.
Пятна света, ползущие по их телам, по толпе, движущейся на танцполе подобно огромному живому организму, придают всему действу легкий налет сюрреалистичности.
Здесь и сейчас.
Неважно, кто ты в реальной жизни. Солдат, агент, доктор? Главное, что сейчас ты стоишь на танцполе, окутанный сигаретным дымом и запахом загадки. Что сейчас тебя хватает за воротник парень, которого ты должен спасти.
Джон смотрит на Шерлока.
На высокого, бледного Шерлока, на капельки пота над его верхней губой, и, наконец-то, видит в нем человека, а не очередное дело.
— Помнишь, я сказал, что женат на работе? Я соврал!
Его пот на вкус — соленый.
Его зрачки — огромные.
Бедивер не хочет отслеживать причины поступков, гадать, почему он не понял, что Шерлок гей, почему Джон не чувствует отвращения, почему он принимает это дело ближе к сердцу, чем нужно.
Почему он подпускает Шерлока ближе.
Почему он позволяет целовать себя.
В какой-то момент они выбегают из клуба, пьяные, дымные, живые.
Вечные.
— Здесь и сейчас! Ты слышишь! Здесь и сейчас! Это самое важное!
Джон пытается донести до детектива эту простую истину, но тот лишь запрокидывает голову, продолжая двигаться в медленном танце.
— И неважно, кто я! Неважно, кто ты! Лишь здесь и сейчас.
Наверное, это говорит тот шот с ЛСД, или пружина, сжатая внутри Джона, накручивавшаяся долгие годы.
— Здесь и сейчас. Обещай, что не выбросишь это из своих Чертогов памяти!
Он продолжает кричать, слишком пьяный и веселый для того, чтобы париться о том, что он привлекает внимание.
Шерлок смотрит на него неожиданно серьезно.
— Ни за что. Обещаю.
Джона ведет, заносит в сторону, и он хватается за Холмса — единственную константу.
— Воу. Мне, пожалуй, хватит.
— Что, не хочешь продолжения?
Агент поднимает голову, изучает пару секунд лицо детектива.
— Если я продолжу, кто-то может пострадать.
— О чем ты?
Шерлок поднимает руку, ловя кэб. Агент же смеется, целует Холмса в щеку, притянув к себе за воротник.
— Когда я напиваюсь, у меня крыша летит! Но спать с тобой, Алдо, я не буду.
Они вваливаются в дом на Бейкер-Стрит, удерживая друг друга от падения. Конечно же, будят миссис Хадсон громким смехом. Домоправительница следит за ними, приоткрыв свою дверь. Усмехается, видя, как «ее мальчики» целуются.
Джон заполошно частит, отталкивая детектива.
— Стой. Стой, я серьезно. Шерлок, нам нужно остановиться.
— Вот как, с Алдо ты меня больше не путаешь?
Ватсон отводит глаза, хмурится.
— Прости. Но нам правда лучше не делать этого. Я пойду к себе. Попробую поспать. Ты тоже… ложись.
Бедивер знает, что ему не стоит мешать ПТСР и дрянной алкоголь, но продолжает это делать. Засыпает он быстро, еще быстрее проваливаясь в очередной кошмар. В комнату с оранжево-песочными стенами, где он обреченно ждет световую гранату. Пытается прикрыть Галахада от автоматной очереди, не обращая внимания на то, что его рука — кровавое месиво. Стреляет в пленного, добивает его.
— Всё хорошо. Я рядом. Дыши.
Его обнимают. Его гладят по голове и уговаривают, убеждают, что бояться нечего.
— Джон, слышишь?
Он отмаргивается от красного, от крови Гавейна, слепо хватается за руки — длинные пальцы, белая кожа. Каркает:
— Слышу… Слышу, Шерлок.
Шерлок.
Черные кудри, невозможные глаза и эти чертовы скулы.
— Попить? Хочешь воды?
— Да, да, спасибо.
Пьет из поданного стакана, проливая половину на грудь. Трясется.
— Я тебя разбудил?
— Я и не ложился.
Обманывает. Видно по тому, как сонно моргает, как запахивает на груди свой любимый халат.
— Кричал, да? — На это даже отвечать не надо. Достаточно обеспокоенности в глазах Холмса, этого глубинного страха. — Кричал. Прости.
— Тебе не за что извиняться, Джон.
Встает с кровати.
— Подожди!
Хватается за чужой рукав, за пояс. Словно он может защитить от прошлого. Словно он может что-то исправить.
— Джон, не…
Отпускает, хотя все внутри протестует. А Шерлок смотрит с интересом, пытаясь разгадать пазл.
— Давно снятся кошмары?
— Посиди со мной.
— Лучше давай ко мне. У меня кровать широкая.
Джон невольно оглядывает свою — короткую, узкую койку, рассчитанную только на одного. Кивает, берет подушку, идет следом за детективом. В темноте даже не замечает обстановку его спальни, сразу заваливается на сатиновые простыни. Шерлок ложится рядом аккуратной длинной палкой, дышит через раз, складывает пальцы домиком. Спрашивает странным голосом:
— Почему людям снятся кошмары?
Ватсон поворачивается лицом, изучает его алебастровый профиль.
— Потому что они боятся. Потому что с ними случилось что-то ужасное, что они не в силах отпустить.
Он видит, что у детектива буквально мозг зудит от желания узнать, что же такого случилось с военным доктором. Что настолько сильно травмировало его. Придвигается ближе, почти что не оставляя пространства между ними.
— Ты умеешь бояться?
— Нет.
Джон вздыхает, отчего по шее Шерлока ползут мурашки.
— А надо бы, — сонно бормочет. — Это очень нужно иногда.
— Знаю.
Когда Джон засыпает, Шерлок долго смотрит на него, изучает все морщинки на лице, стараясь впитать, запечатлеть как можно подробнее. И не замечает, как сам проваливается в сон, убаюканный чужим теплым дыханием.
Просыпается детектив в непривычно хорошем настроении. Как будто он не потратил на бездумный, бесполезный сон несколько часов, за которые мог бы решить несколько загадок. Лениво трет глаза, тянет руку вверх. И в этот момент ощущает приятную тяжесть. Джон лежит на нем почти что полностью, сопит в шею.
Шерлок опускает ладонь на светлую макушку. Не для того, чтобы разбудить, нет. Прижаться, пропустить через себя этот момент — залитую солнцем спальню, сонную атмосферу, ощущение того, что, наконец-то, все в его жизни стало правильно.