Иррационально

Сегодня в моей квартире опять рухнула вешалка. Не упала, а именно рухнула - с шумом, треском и молчаливым обещанием в следующий раз вот точно сломаться. Я привычно вытянул из-под обувного шкафчика молоток и снова приготовился играть в деревянно-железный тетрис, выискивая новые комбинации гвоздей. В позапрошлый раз прибивал по гвоздю в каждый угол, в прошлый - закрепил восемью гвоздиками по всему периметру, в этот, наверное, прибью по гвоздю через каждые два сантиметра. Казалось бы, чего проще, надо снять твою куртку - вешалка отлично выдерживает две, а мне приходится сейчас метаться между зимней и весенней. Погода непостоянна, как престарелая кокетка, мечущаяся от гардероба к туалетному столику в поисках "того самого" макияжа и наряда, который докажет всем, что она, как и прежде, блистает. А я упрямо продолжаю верить, что тебе ещё понадобится твоя куртка. И если я её уберу, а ты за ней придешь, то я буду мяться в коридоре, смущённо опустив глаза в пол и оправдываться, глядя на лакированные доски паркета, почему так недальновидно поступил. В вопросах приблизительных планов на будущее ты удивительно точна. Но рассеянна и забывчива во всём остальном. Даже из кофейни в тот вечер выскочила в одном свитере крупной вязки, сквозь ячейки которого просвечивала бледная кожа, а куртку оставила на спинке, успев только крикнуть: "Я вернусь, подожди!" Я тогда просидел до самого закрытия, ожидая тебя и перепробовав почти все пирожные. Жаль только ты время не уточнила. Хотя у тебя всегда с ним были проблемы - я шутил, что ты не опоздаешь только на собственные похороны, а ты серьёзно заявляла, что вот как раз на них постараешься прийти попозже. Когда через три дня я обнаружил на двери приколотое приглашение на твои похороны, которые состоялись вчера, я только посмеялся над забавной шуткой и изрезал пахнущий приторными лилиями листок бумаги на мелкие кусочки, а потом высыпал их в открытую оконную раму, ничуть не заботясь о тех незадачливых прохожих, которым придётся отряхивать пальто и шляпы от бумажного снега. Ты же обещала вернуться? Обещала. А обещания ты выполняешь, хотя и не всегда в назначенный срок. Значит, жду и собираю листки отрывного календаря, чтобы ткнуть тебе в лицо эту стопку с немым укором. Ты оставила мне "на хранение" едва ли не самый странный набор предметов. Банку вишнёвого компота, который ты безумно любишь пить и всегда готовишь на моей плите, заявляя, что она "живая". Хотя, зная, сколько ей лет, в ней вполне могла зародиться не то что жизнь - отдельная галактика! Ещё на моей полке остались три книги, которые ты дала мне на бессрочное "почитать", а я забыл (и не захотел) их возвращать. А на столике в прихожей валяются твои очки со светло-розовыми, ничуть не приближающими стёклами. Они абсолютно глупо смотрятся на любом, кроме тебя. Не стоит забывать и про десяток гитарных аккордов, которым ты меня научила, а я теперь повторяю их каждое воскресенье, чтобы не забыть к тому моменту, когда ты решишь продолжить моё обучение. Ну и, конечно, та самая жёлто-зелёная куртка с кожаными заплатками на локтях. Ты заявилась, когда я ворочался на узком диване в том пограничном состоянии между сном и явью, когда тело уже почти не чувствуется, а мозг пребывает в туманной дымке, но окончательно заснуть всё равно не получается из за редких панических импульсов "всё ли я взял" и "не просплю ли я". Через шесть часов мой самолёт должен был покинуть аэропорт, неся меня во вполне ведомые, но всё же дали. Но из дрёмы меня выдернуло то, что в меня потыкали острием карандаша. Я распахнул глаза и резко сел на диване, озираясь в поисках того, кто мог бы прервать мой сон таким образом в абсолютно пустой, за исключением меня, квартире. Ты сидела на подоконнике, аккурат между двумя горшками с полузасохшими бессмертниками с невозмутимостью самой достоверной статуи Будды. В старых, прорванных на коленях и заштопанных неуместной зелёной нитью джинсах и в любимой чёрной футболке с листком каннабиса. Злополучный карандаш с фиолетовым (откуда бы такой в моем доме?) грифелем ты вертела в тонких, немыслимо для нормального человека гнущихся пальцах. Первые секунд пять я задумчиво рассматривал эти пальцы, всё время натыкаясь взглядом на лейкопластырь на левой руке, а потом выдал первый пришедший на ум вопрос: - Ты за курткой? - Нет, увы, я всё ещё прошу тебя о немыслимой услуге, которую ты окажешь мне, оставив её у себя на какое-то время. Сейчас же я потревожила твой покой исключительно затем, чтобы пожелать спокойной ночи! - и звонко расхохоталась, разбив бархатную тишину ночи на прозрачно-перламутровые осколки своего смеха. Я рассеянно улыбнулся, только сейчас убеждаясь, что это действительно ты. Ты наклонилась вперёд, протянула руку и осторожно ткнула меня острым ногтём в переносицу, отчего меня откинуло назад и показалось, что я медленно съезжаю по спирали в огромную фиолетовую, как тот карандаш, воронку. - Ты вернёшься? Ты обещала, - одними губами пробормотал я, цепляясь взглядом за твой белое в полумраке лицо. За окном проехала машина, и свет фар особенно резко его высветил. - Ты... правда, так этого хочешь? - с неожиданным для тебя сомнением и затаённой надеждой. - Конечно! - для большей убедительности я попытался привстать на кровати, но тело казалось сплавленным из чугуна и свинца в соотношении 1:2. - Хорошо. А сейчас - спи! - и я послушно позволил сознанию отключиться. Когда я проснулся, до вылета оставалось всего полчаса. Даже понимая, что уже не успею, я судорожно бросился к шкафу, выискивая на вешалках поглаженную с вечера рубашку и приличные брюки. Едва вписавшись в угол, коварно расположенный при планировке квартиры прямо у двери в кухню, бросился к холодильнику. Выкинув на стол буханку хлеба и остатки сыра, с шумом захлопнул дверцу. Нож скользнул по пальцу, добавив в мой бутерброд тонкий и изысканный привкус крови, кофе не было времени заваривать, пуговица на рукаве рубашки расстегнулась и застёгиваться категорически не желала, так что на улицу я вылетел за двадцать минут до самолёта с кровоточащим пальцем, расстёгнутым рукавом, не до конца закрытой, из-за впихнутых в последний момент очень нужных вещей, сумкой и вообще не застёгнутой курткой. Такси я остановил весьма эксцентричным образом - вылетев прямо на дорогу у светофора. Водитель не успел ничего сказать, как я запрыгнул в салон и выдохнул "в аэропорт", вытаскивая из бумажника самую крупную купюру. На рейс я, разумеется, непоправимо опоздал. И сел в зале ожидания, пытаясь отдышаться и придумать достаточно достоверную причину, чтобы объяснить, начальнику, что командировка отменилась. А потом, глядя в огромные стеклянный витрины-окна воздушного порта, в которых выставлены очень достоверные и даже на самом деле летающие игрушки, я узнал, что мой рейс разбился. Я сидел на кухне, в полтретьего ночи, судорожно обхватив голову руками и размышлял, как бы мне до утра успеть закончить отчёт, доклад и объяснительную. На столе громоздились чашки из-под кофе вперемешку с листами плотной бумаги, а среди этого опасно балансировал ноутбук, рискующий быть облитым крепкий напитком. Отчаянно хотелось спать, уволиться, а ещё чуда. Я встал, разминая безнадёжно затёкшие мышцы, и потянулся к отрывному календарю, чтобы добавить ещё листок в укоризненно толстую стопку с пометкой "кое-чьё обещание", когда в коридоре что-то опять грохнуло. Я сморщился, как от особо противного гибрида лимона, редьки и клюквы. Когда грохот повторился, я осознал, что дважды вешалка, даже при всём её паскудном характере, упасть не могла. Грохот продолжился настойчивей, и до меня дошло, что это кто-то колотит в дверь. Я прошёл в тёмный коридор, не глядя в глазок, распахнул дверь, щурясь от яркого света с площадки и рискуя напугать позднего и незадачливого гостям своим мертвецки бодрым и похоронно радостным видом. - Привет. Не соизволишь ли ты вернуть мне мою куртку?