Холодные камни Арнора (9.2) Среброволосая

В годы своего «старения» Риан часто сетовала, что Арахаэль и остальные мальчики не спешат жениться – а она бы отдала их женам свои украшения… ведь обидно, что эта красота лежит без пользы в сундуке. Тогда Аранарт слушал то, что для нее стояло за этими словами… а вот сейчас он первый раз вспомнил их в самом прямом из смыслов. Отсутствие хотя бы одной невестки сейчас изрядно усложняло дело. Прямиком из Тарбада он отправился к Арахаэлю. По дороге можно было продумать обстоятельный ответ на вопросы Матушки о причинах такого долгого отсутствия. Если он станет рассуждать о том, что у купцов изменилась цена пушнины и о причинах этого, она очень быстро перестанет его понимать и будет лишь кивать в паузах. …потом Король и его наследник будут вспоминать этот разговор со смехом, не раз и не два пересказывая его и Королеве, и другим. Но тогда они были серьезны до предела. Аранарт рассказал сыну всё. Арахаэль, приходивший к ним в гости редко чаще раза в год, не мог не видеть, как меняется мама, – но не ожидал, что дело настолько серьезно. Теперь им нужна женщина: умная, не болтливая и хорошо умеющая шить. – Ладенет, – сразу предложил Арахаэль. Найдя ничтожный повод завязать разговор, Аранарт отправился знакомиться с будущей участницей их заговора. И понял, что тайна, кажется, за пределы семьи не выйдет. Вернее, тайной она перестанет быть гораздо раньше, чем Ладенет… как этот вид родства называется? Арахаэль, похоже, сам пока не понимает, почему так готов доверять этой женщине. А ответ вот он, пташкой летает по пещере: Хеледир. Замуж ей, конечно, нескоро, Арахаэль пока на нее и не смотрит, как сам Аранарт, приходя к Голвегу долгие годы, не смотрел на Риан. Ладенет оказалась заговорщицей что надо (у нее, часом, в Гондоре родни нет?). По спокойному тону, которым она говорила и о шитье, и о том, как никто не узнает о ее работе, Аранарт понял: всё будет в порядке. Интересно, она замечает, что Арахаэль с особой охотой помогает им? Лет десять у нее еще точно есть на то, чтобы заметить. А то и поболее. Он характером в деда, торопиться не будет. Хорошо, что он характером в деда. И ему проще, и Арнору лучше. Месяц дома промелькнул как неделя. И не в занятиях: всё равно этот год потерян, нечего нарушать ритм, в который мальчишки вошли без него. На следующий год наверстаем. Риан по нему соскучилась. Про себя Аранарт усмехался, вспоминая, как она отстранялась еще несколько лет назад. А сейчас дорожит каждым днем, что вместе. Перестала его бояться, по-детски доверчиво прижимается к плечу. Вот и правильно. Поняла, умница, что главное – быть вместе. А как именно – дело десятое. Ему почти не хотелось уходить снова. Но всё было подготовлено, меха набиты с зимы, Арахаэль и спутники ждали… а самое главное: надо довести дело до конца. Если он останется – хуже не будет. Если он уйдет – потом станет лучше. Ей станет лучше. Ему тоже, но это сейчас неважно. Он распрощался с Матушкой до сухой осени, и маленький отряд – десяток дунаданов, не считая Хэлгона, – отправился по Тракту на запад. Обновить союз с гномами было полезно. Представить Арахаэля Фрору – обязательно. Познакомить Арахаэля с наследником Фрора – было бы замечательно. Гномье оружие им нелишне и сейчас, а лет через сто, когда дунаданов станет значительно больше, оно будет просто необходимо. И как ни жадны гномы, как ни любят они их меха – они не станут менять прекрасное оружие на пушнину, если предлагать ее будет неизвестно кто. Другое дело – вековой союз: мы ведем дела потому, что доверяем друг другу. Можно смело отдать оружие в те руки, которые никогда не поднимут его против гнома. Всё так. И он непременно пошел бы в Синие горы, пошел как сейчас – с Арахаэлем, с роскошным мехом в подарок, он пошел бы, но – лет через десять. Или через двадцать. Или вообще через тридцать… хотя через тридцать – поздновато. Через двадцать. Но приходится идти теперь. Ему необходим ювелир. Лучший из ювелиров Синих гор. Необходимо, чтобы гном был готов не просто сделать прекрасную вещь на заказ, но именно то, что надо Аранарту. То, что будет к лицу Риан. Сегодняшней Риан. То, что она не сможет не надеть. А решение судеб их народов – не более чем удобный повод договориться с гномом. Как причудливы иногда пути судьбы. У Белых Холмов Тракт кончился, и отряд разделился: Хэлгон шел на запад, к Кирдану (передать поклон, извинения, что был рядом, но не завернул, рассказать новости, если спросят… и пусть пишет свои письма до начала дождей), дунаданы оставляли Дальнее Всхолмье справа и шли на юго-запад. Где их прошлый раз встретили воины владыки Фрора. Горы становились всё ближе, и арнорцы чувствовали себя всё более неуютно. Столь высокие хребты для них всех были воплощением опасности, вблизи них надо было скрыться, стать тенью, живое существо там было или врагом, или добычей (или превращалось из врага в добычу… точнее, в жертву); здесь же прятаться не только незачем, но и наоборот: следовало идти предельно открыто, чем скорее заметят – тем лучше. Аранарту нужно было для этого усилие, отряд волей-неволей подражал ему. Наконец гномы изволили показать себя. Аданы стояли спокойно, убрав руки с оружия и положив их на пояса. Гномьей работы у всех до одного. Вещи иногда говорят гораздо лучше, чем люди. Дозорные подошли. Настороженные, но не враждебные. Отлично. Поклонились (царственная осанка незваных гостей была слишком заметна). Аранарт ответил, едва наклонив голову, но уважительно-медленно. – Я Бури, сын Бруни, – заговорил старший в дозоре. – Мой долг спросить вас, кто вы и зачем пришли в наши земли. Аранарт вдруг отчетливо ощутил отсутствие Голвега. Тот бы уже отвечал вместо него. Или Хэлгон. А Арахаэль не сообразит, прочие – тем более. Обросли мхом в лесах, разучились беседы с чужеземцами вести. – Передайте владыке Фрору, что Аранарт, князь Артедайна… – (пришлось назвать тот титул, под которым Фрор его знает) – …пришел обновить союз с ним. Гномы в замешательстве поклонились еще раз: не ожидали, что гость окажется настолько высок. Коротко переговорив со своими, Бури выделил аданам провожатого. Еще один гном, борода которого едва доросла до груди, скрылся стремительным шагом. Памятуя, как быстро гномы могут передавать вести, Аранарт не сомневался, что Фрор узнает о них не позже завтрашнего утра. Еще идя по Тракту он повторял своим спутникам, что в общении с гномами есть три правила: не выказывать удивления, кроме как с восторгом, ничего не осуждать и тем паче не смеяться, ничему не возражать, по крайней мере прямо. Они гордые – а мы в ответ будем умными. Им этот союз нужен, а нам он – необходим. Они без наших мехов проживут – а мы без их оружия нет. В самом прямом смысле: не проживем. И всякий раз, когда что-то раздражает или смешит, следует вспоминать о том, зачем мы здесь. Он не сомневался, что дунаданы это выучили. Вопрос – поняли ли? Вечер и весь следующий день они провели в гостевом чертоге. Какое-то количество резьбы по стенам красиво сочетается с необработанным камнем, изящные высокие светильники, на каменных кроватях – на удивление пышные перины (даже Арахаэль, помнящий быт Ривенделла, был впечатлен). Отличное мясо на ужин. Восторг на первый взгляд. И ни единого окна. Ни капли дневного света. Сами, конечно, живут в пещерах – но там же два шага из-под холма и ты в лесу. А тут… гора давит. – Перетерпим, – сказал Аранарт, улыбаясь. Самому тяжело не меньше их, но он будет показывать, что всё совершенно в порядке, и им станет проще. А на ночь один из светильников можно не гасить. Хотя еще понять бы, где тут ночь, где день. На третий день к ним явился очень важный гном с совершенно непроизносимым именем Эйкинскьяльди (кроме имени, у него была борода со множеством тонких кос, скрепленных ажурным золотом, и аж четыре гнома свиты за спиной) и изрек, что владыка Фрор в знак великой дружбы готов принять князя Аранарта в зале Большого совета. Аранарт поблагодарил, и их повели. Всю их поклажу (и свои вещи, и дары) несли какие-то гномы. Дорога заняла пять дней. Часть пути проходила под землей – то по высоким галереям с полуколоннами, покрытыми мощным и красивым узором, то по неосвещенным штрекам, так что гномы, шедшие сзади, зажигали факелы, – то, к немыслимому облегчению дунаданов, они выходили на солнечный свет и шли по горным тропам, завороженные красотой пиков и перевалов Эред Луин; от горного воздуха кружилась голова даже у самых стойких, но они бы предпочли это многотонной тяжести гор над своими головами… впрочем, их не спрашивали. За первый день Аранарт и Эйкинскьяльди приноровились к шагу друг друга, и дальше все пошли спокойно, быстро и размеренно. Следом за отцом и знатным гномом шел Арахаэль, затем свита Эйкинскьяльди, потом арнорцы и простые гномы. Аранарт всю дорогу расспрашивал провожатого: о родах гномов, о мастерах, о знаменитых работах, об этих чертогах, о горах и их истории, о погибшем Ногроде, где иные ярусы обрушились, когда бился в агонии Белерианд, иные оказались затоплены, но уцелели периферийные шахты, в которых до сих пор… Король спрашивал, Эйкинскьяльди охотно рассказывал, Арахаэль слушал и мотал на свой пышный ус. Близость цели стала заметна, но не высотой галерей и не обилием узорочья, а изысканностью. Они шли по коридору, который на первый взгляд был наскоро вырублен в скале и брошен необработанным, но свет факелов скользил по этим выступам камней, сплетаясь с тенью в нерукотворном узоре, а искорки друз вспыхивали, дополняя этот невероятный танец камня и света. Аранарт с самым искренним восторгом попросил замедлить шаг, пока им идти по этой галерее, – и в ответ довольный Эйкинскьяльди изрек, что оно зовется Зал Танцующего Камня, а у Короля Арнора «по-гномьему чуткий глаз». В ответ Аранарт поклонился как можно медленнее, догадываясь, насколько высока такая похвала. Были и уже привычные им галереи с узорными полуколоннами – и, кажется, такие орнаменты ты тоже видел, но… почему-то эти нравятся больше. Одним словом, почти добрались. Гостевой покой тоже был выразительнее всех предыдущих. Даже каменный свод не так давит. Привыкли? Или дело в соразмерности пространства и благородной красоте узоров, оттененных якобы необработанным камнем стен? – Я рад, что мне довелось стать твоим провожатым, князь людей, – пророкотал Эйкинскьяльди. Аранарт в ответ проговорил полагающуюся учтивость и совершенно честно: этот гном был рассказчиком и полезным, и прекрасным. – Владыка Фрор решил принять вас на Большом Совете, и я буду рад сказать ему, что считаю его решение мудрым. Та-ак. И с кем же мы, оказывается, по штрекам шли? Арахаэль, мотай на ус: гном с четырьмя свитскими – это что-то очень серьезное. – Твои дары владыке Фрору будут вручены завтра на Совете. Слуги заберут их. Король кивнул своим. Отделить меха от остальной поклажи было делом недолгим. В ушах набатом бились слова «Большой Совет». Не знаешь, радоваться или ужасаться. – Почтенный Эйкинскьяльди, ты лучше моего знаешь, что ваш народ крайне редко удостаивает чужеземцев такой чести. И, прости мне прямые слова, но мы не знаем, как нам себя держать там и что делать. Я должен просить тебя о наставнике. – В этом нет нужды, князь людей. Мы не требуем от чужеземцев особых действий. Завтра вечером за вами придут. Гном церемонно поклонился и ушел. Его слуги унесли меха. Дверь за ними закрылась, и Аранарт сказал своим: – Я мало что знаю про Большой Совет, но если рассказы хоть на волос правдивы, то завтра мы рискуем оглохнуть. Я серьезно. Назавтра за ними явились гвардейцы при полном параде. Дунаданы прежде ничего не знали о торжественных нарядах гномьих воинов, но одного взгляда хватало, чтобы понять: теперь знают. Ожившие статуи – вот на кого те были похожи. Туники из какого-то странного материала, несомненно сотканного, но держащего форму лучше кожи, придавали их фигурам еще большую осанистость и мощь. «Горный лен» – вспомнились Аранарту слова Хэлгона и рассказ нолдора о том, что эти волокна дают гномам не растения и не животные, а сами камни… а еще такая ткань не горит. Поверить трудно, но… у каждого народа свои чудеса. Дунаданы, сами одетые в лучшее, отправились с этим эскортом. Всё, что Аранарт знал об обычаях гномов, ему рассказывал Хэлгон. А тому было известно со слов дружинников Карантира, когда их лорд приезжал в Аглон. Сам Мрачный не раз бывал гостем короля Азагхала, и это подразумевает весьма немалую свиту. Вот эта свита и рассказывала потом взахлеб совершенно невероятные вещи о гномьих торжествах. Три четверти века назад Аранарт слушал без особых эмоций, не до того было. Кто же знал, что подобная честь будет оказана ему? И если древние истории справедливы, то эта честь обернется весьма суровым испытанием. Аданы вошли в зал – огромной высоты, порода наверху нависает странными уступами – опять словно поленились обработать до конца. Никакой отделки… того, что не-гном сочтет отделкой. Зал полон… хотя, пожалуй, нет. Многолюдно (многогномно?), но свободного места хватает. А, понятно, нет женщин. Чужакам же их не показывают. Все гномы в этом их горном льне. Длинные в пол туники, узоры по подолу, разные у всех. Это у гвардейцев их нет… тоже понятно. Широкий проход посредине. На дальнем конце зала возвышение, там… нет, это не троны. То есть троны, но без сидений. Весь Совет стоять? – сурово у них. А возвышение справа, похоже, для гостей. И каменные столы вдоль стен: на одних меха, на других, кажется, оружие. Отдарки, стало быть. Ведомые эскортом, аданы прошли к этому возвышению, поднялись. Теперь они могли рассмотреть гномов, а подгорный народ – их. В первых рядах стояли старцы настолько древние, что, казалось, они должны помнить еще Азагхала… ну хотя бы Келебримбора. Аранарт знал, что столько не живут даже самые редкостные долгожители этого народа, но хотелось верить своим глазам, а не заученным словам. Так в горах, разглядывая утес, в котором пластами застыли эпохи бытия, ты чувствуешь, что можешь коснуться пальцами Времени, отколупнуть от него кусочек и унести с собой, потому что Время – это камень. А горы строго смотрят на тебя: зачем ты, дерзкий однодневка, осмелился придти? Гномьи старцы смотрят так же. Король людей чуть расслабил отведенные назад плечи: я не осмеливался, я даже не просил об этом; сами меня позвали – сами и решайте, зачем я здесь. За старцами стояли старики, потом мужчины, у дальней стены теснилась молодежь. Тишина. И когда же будут начинать? Сколько еще ждать? Шорох? Показалось? Едва слышно… или мерещится? нет, въяве – что-то тихо ползет. Но что? Что-то большое… не змея же они исполинского завели? Вот уж у гномов… шелест гигантского тела всё отчетливее! – нет, у гномов змей быть никак не может. Тогда что это? Что-то съезжает с шуршанием? По крайней мере, все гномы спокойны, значит, ничего неправильно не происходит. Значит, это – начали. Но что тут ползает? Совсем близко к ним, такое огромное… и незримое. Звук всё громче, словно оно растет. На глазах (то есть глаза как раз ничего не замечают, но как сказать иначе?!) увеличиваясь в размерах. И – где оно? гномьи старцы совсем близко, на такую огромную тварь тут нет места. А оно рядом – шелестит, шуршит, шаркает… Шаркает. Так вот что это. Незримый монстр, хм. Надо было так обмануться! Это старцы шаркают ногой. Под их туниками, недвижимыми как камень, не увидеть и не распознать этого шевеления. А звук все громче. Старики вступают ряд за рядом. И это больше не похоже на ползающего по залу змея. Скорее на дальний гром… только вот ни один гром не будет слышен сквозь эти толщи камня. Бу-ух. Бу-у-ух. Бу-ууу-ух. Теперь понятно. Самые древние шаркают, а эти ударяют ногой. Звук нарастает, словно прилив в устье Лун в бурю, когда морская вода борется с речной. Грозно, мощно… но хотя бы ясно, что это такое. Та-ак, а ведь в зал уже стали входить старейшины. Пока ищешь незримое, проглядишь явное. На двух тронных возвышениях стоят, третий идет. Эйкинскьяльди, старый знакомый. Со своей свитой. Старейшины родов? Самые знаменитые мастера? Те, кто представляет разные искусства, – камнерез, ювелир, кузнец… сколько у них может быть таких? Раскаты нарастают. Как в Мифлонде в зимние шторма, когда волны перехлестывали через парапет. Как они это делают? Неужели этот грозный рокот стихии – просто десятки ударов ног о пол? Выступы на потолке и стенах… этот якобы необработанный камень… они управляют эхом? Еще старейшина идет. Этот при двух свитских… а у самого первого – шестеро. Сложно всё у них. Будто гроза надвигается. Гром всё ближе. Скоро ударит молни… …аА! В первый миг было такое ощущение, словно и впрямь огненное небесное копье раскололо гору. Воздух разорвался в ошмётья, и аданов едва не отбросило к стене. Тут не то что выражение лица сохранить, тут на ногах бы удержаться. Ничего не произошло. Гора не расколота, свод не рухнул и, судя по лицам гномов, всё в порядке. Старейшина при двоих идет по проходу. Тот же самый? Наверное. Тогда – что это было? А то, что и есть. К ударам ног стариков добавились хлопки мужчин. Только старики вступали медленно, а эти – разом. Ну, гномы, ну, мастера подгорные… им не друзей, им врагов надо на такое приглашать. Желание драться с ними пропадет раз и навсегда. …н-да, правда, послы могут не выжить. Умрут от страха. Дух перевести. Старейшину порассматривать. Странный какой. Борода растет только под подбородком и чуть по щекам. Заплетена в тонкие косы, к ушам идут. Нет? Женщина?! Жен и дочерей от чужаков прячут, а старейшину прятать не получится? Слаженные хлопки мужчин – один стократно повторенный хлопок – заставлял огромный зал вибрировать, ритм звал сердца биться в единый такт, и уже не хотелось искать этому образы в мире природы, просто стать частью этого ритма, раствориться в нем и ощущать свою силу – как его, а его – как свою. Еще старейшина. Опять при шести свитских. Мерные удары ладоней – не быстрее и не медленнее, не громче и не тише – подчиняли. И как эхо эха – на краю сознания, но зато не позволить вырваться – гул от ног стариков. Мыслей не осталось, только ритм. Единый ритм. И эту всевластную силу, ровную и упорную, словно бык на пахоте, проводящий борозду за бороздой, вдруг разорвал дерзкий звук. Щелчок пальцев. Словно порыв холодного воздуха. И размеренность как ветром сдуло. Хотя почему – «как»? Размеренность зрелости ветром юности и сдуло. Уследить за этими звуками уже не получалось. Эхо вольно гуляло по залу, отражаясь от стен, выступов, ниш, свода… где живой звук, где отраженный, где отражение отраженного… оно грохотало и пело, оно звенело и рычало, усиливалось и ослабевало, как морские волны, обрушивалось, подминало… и поднимало, и возносило. Оно было первозданной, природной необузданной дикостью. Оно было рукотворным, дважды рукотворным: сотворенным пальцами и этим залом, где наверняка не было ни единого случайного, непродуманного выступа или впадины. Оно было похоже… на те строки из книг, которые в детстве пробегал взглядом, не задумываясь: о Валар, еще не обретших облик. Это не то, что зовут музыкой люди. Это та Музыка, которая Мощь. Ты видишь Музыку… и уже не замечаешь ни гномов, ни зала, ни Фрора с его свитой, наконец идущего к своему возвышению… потом ты спросишь себя: идти под ЭТО – это почет? или напротив, гномы ставят старейшин выше правителя, потому что он же так мал и слаб в этих яростных и всесильных шквалах звуков. Это будет потом, а сейчас ты – видишь Музыку. Оно стихло. И можно перевести дыхание. Какими ничтожными, мелкими кажутся тебе твои дела по сравнению с тем, что было только что сотворено. Как можно говорить о них? Но и ненужно. За тебя говорит какой-то гном. Герольд. «Союз, дары». Прах на склоне вершины. Второй герольд отвечает за Фрора. Той же словесной пылью. И это всё. И правильно, что всё. Дождаться, пока эскорт сделает знак идти. И уйти в молчании, переживая то чудо, которому тебе позволили стать свидетелем. Этот народ умеет делать чудеса.