Горький яд ненависти

      До дома на улице Роз Фьора и её подруга Кьяра добрались в полном молчании. Фьора предложила подруге немного посидеть с ней, но Кьяра с грустью отказалась, сказав, что, не будь у неё срочных дел, она с удовольствием осталась бы у Фьоры хоть на ночь, но она должна идти. Простившись с подругой на пороге дома, Фьора ещё долго провожала взглядом удаляющуюся от дома фигурку Кьяры, и только когда Кьяра скрылась за поворотом, Фьора постучала в двери особняка. Открыл девушке Матье де Прам, недовольно смеривший её взглядом, и сразу с порога спросивший, куда Фьора девала коня своего сюзерена. Фьора хмуро пробурчала в ответ чистую правду, что проиграла коня в кости вместе со своим перстнем и деньгами, опрометью в расстроенных чувствах бросившись бегом к себе в комнату. Фьора разожгла в тёмной комнате свечи, достала пишущие принадлежности и уселась за свой письменный стол, принявшись писать свою последнюю волю, как наследная герцогиня Бертенская. Текст её завещания гласил: «Я, Фьора Бельтрами, герцогиня де Бертен, находясь в совершенно здравом уме и твёрдой памяти, завещаю всё своё состояние в случае моей кончины моей мачехе Иерониме Бельтрами де Бертен и своим сёстрам — Карле и Пьетре Бельтрами де Бертен. В том случае, если мне суждено будет погибнуть, мои мачеха и сёстры становятся наследницами всего, что я имею. До совершеннолетия Карлы и Пьетры их долей наследства вправе распоряжаться моя мачеха Иеронима Бельтрами де Бертен. Я нахожу её внушающим доверие и достойным человеком, чтобы доверить ей заботу о моих сёстрах и всё своё состояние. Воля моя окончательная и оспариванию не подлежит». Написанное завещание Фьора заверила своей подписью с расшифровкой и посыпала бумагу песком, чтобы она быстрее высохла, и встряхнула документ, положив его на видное место. Завтра в десять утра на пустыре за монастырём Дешо должна состояться дуэль Фьоры с Арно Сорелем, который своей травлей отравил Фьоре все годы обучения в «Мерсее», а минувшим вечером заполучил в азартной игре фамильный перстень и деньги Фьоры, плюс ко всему коня Филиппа. Девушка не обманывалась своими способностями в фехтовании, которые Филипп находил далёкими от идеала, немного лучше ей удавалась стрельба, но в обеих этих дисциплинах Арно превосходил её, и потому надежд на будущее, что она выживет вообще в этой дуэли — не то, что победит, у Фьоры не было. Но она хотя бы позаботилась о том, чтобы после её гибели Иеронима и Пьетра с Карлой не остались на улице и не пошли по миру с протянутой рукой. Она оставила свою последнюю волю перед тем, как покидать этот мир, перед тем, как острие шпаги или пуля из пистолета Арно Сореля оборвут нить её жизни. Фьора почти не боялась, что Филипп оторвёт ей голову за то, что она проиграла в кости его коня Гермеса. Вероятнее всего, что Арно Сорель успеет убить её раньше на завтрашней дуэли, и на долю герцога де Селонже ничего не останется. Мысли о мачехе и сёстрах, что завтра Фьора навсегда лишится шанса дать им понять, как она их любит и как они ей дороги, причиняли девушке боль, она бы и рада о них не думать, но не могла. Фьора вспоминала все детские годы, что провела в Бертене до того дня, когда в десятилетнем возрасте по настоянию графа Кампобассо, друга семьи, она поступила учиться на шесть лет в школу рыцарей «Мерсей». Иеронима не отличалась сентиментальностью, Фьору и Карлу с Пьетрой воспитывала в строгости и почитании католической веры, не баловала девочек, но её нельзя было упрекнуть в предвзятом отношении к Фьоре — якобы потому что она не родная, всех трёх девочек она воспитывала одинаково и каждую старалась учить всем тем дисциплинам, которые надлежит знать девочкам из знатных семей, одинаково. Каждую из дочерей — родных и приёмную — старалась вырастить достойной дочерью её мужа Франческо Бельтрами. Ни одну из девочек Иеронима старалась ни в чём не обделять в сравнении с другими. На свой лад Иеронима любила девочек, причём любила их всех одинаково. Фьору, Карлу и Пьетру Иеронима старалась вырастить честными и порядочными девочками строгих принципов, Карла и Пьетра уже достигли возраста десяти лет, но Иеронима не спешила отправлять младших дочерей в рыцарскую школу, искренне считая, что благовоспитанным девочкам в столице с её соблазнами делать нечего. Иеронима и Фьору-то с трудом отпустила под честное слово графа Кампобассо, что он за ней приглядит и не даст наделать глупостей. В день отбытия Фьоры в «Мерсей» Иеронима вообще устроила скандал и уговаривала падчерицу не ехать, просила остаться. Но Фьора не пошла на поводу у своей второй матери, решив, что поехать в рыцарскую школу — это шанс для неё вернуть честь и величие их роду, стать кем-то значительной и отомстить герцогу де Селонже за гибель родного отца. Фьора никогда не забудет лица Иеронимы, на котором вперемешку с гневом отразилась боль, у неё были планы отправить старшую из детей Бельтрами де Бертен в монастырь — надеясь так уберечь от грехов и соблазнов этого мира. Но под настойчивым давлением Никола Кампобассо согласилась отпустить Фьору в Париж, учиться в рыцарскую школу, хоть её сердце протестовало против этого. Мысль о том, как её гибель ударит по мачехе и младшим сёстрам, причиняла Фьоре душевную и физическую боль где-то в области левой груди. Чтобы иметь накануне дуэли ясную голову, Фьора постаралась прогнать из разума мысли о мачехе и сёстрах, чтобы не травить себе душу, но у неё не получалось. Сейчас, когда схлынули азарт и ярость от выходок Сореля, Фьора успела пожалеть, что бездумно ввязалась в игру в кости, в которую проиграла коня с деньгами и перстень, и также ввязалась в дуэль с Арно Сорелем, не слушаясь разумных советов Кьяры не играть в азартные игры и не связываться с Арно. Изнутри Фьору словно пожирал неприятный и колючий холод в животе и в груди. Она бы много отдала, чтобы вернуться назад на несколько часов и не влезать в конфликт с Сорелем, не стала бы тогда ввязываться в игру в кости и в дуэль, назначенную на завтра в десять утра. Тяжело вздохнув, Фьора переоделась в домашние рубаху и штаны с сапогами, взяла со стены в руки свою шпагу и отправилась в тренировочный зал, чтобы поупражняться в фехтовании на манекенах, хотя сама Фьора и считала, что от этого всё равно мало толку. Тем временем, пока Фьора за упражнениями в фехтовании надеялась прогнать тяжёлые думы перед завтрашней дуэлью с Арно Сорелем, графиня Кьяра Альбицци бежала, не разбирая дороги, по стемневшим улицам Парижа — которые освещали лишь уличные фонари. Кьяра держала путь в салон Марион Морель на улице Мимоз. Юная Альбицци не собиралась так просто оставлять то, что её подруга завтра будет подвергать себя смертельному риску на дуэли с Арно Сорелем. Мысленно на все лады Кьяра ругала Фьору за взбалмошность и необдуманность у себя в голове, но это не значит, что она не попытается сделать хоть что-то для её спасения, как бы сильно она ни злилась на свою подругу школьных лет. Запыхавшись от быстрого бега, что закололо в правом боку, Кьяра наконец-то добралась до особняка Марион Морель — куртизанки и любовницы Филиппа де Селонже. Когда ты настолько известная личность как первый маршал Франции, всем известно даже то, с кем ты спишь, и потому Кьяра сразу догадалась, что искать герцога де Селонже следует у его любовницы. Как думала Кьяра, сюзерен Фьоры должен знать о том, в какую опасность сунулась его оруженосица. Юная Альбицци надеялась, что герцог де Селонже сможет что-то придумать, чтобы этой дуэли, грозящей унести жизнь Фьоры, не состоялось. Кьяра схватилась за ворота особняка, чтобы не упасть от усталости, попросив охранников доложить мадам Морель о её приходе, надеясь, что получит приём, потому что речь идёт о человеческой жизни, и ей срочно нужен герцог де Селонже. Один из охранников любезно согласился проводить Кьяру к хозяйке и герцогу, раз дело серьёзное и не терпит отлагательств. *** — Я рада, что ты не держишь на меня зла, Филипп. В конце концов, мой муж Марсель мне тоже дорог, а он серьёзно болен, и ему пойдёт на пользу воздух Прованса, где мы теперь будем жить. Я планирую свозить его также на воды. Я благодарна тебе за всё, что между нами было, но наша связь не может продолжаться. Давай сохраним дружеские отношения? — нежно проворковала красивая молодая женщина с миндалевидными карими глазами на удлинённом лице, с тонким и аккуратным носом с горбинкой, тонкие губы её растягивались в ласковой улыбке, а светло-каштановые волосы плащом окутывали стройную фигуру. Этой женщиной была владелица особняка Марион Морель, которая сейчас сидела на брошенных наземь подушках и обнимала как друга сидящего рядом с ней Филиппа де Селонже. — Признаться, я не ждал, что ты захочешь закончить наши отношения на такой ноте. Но я рад, что мы останемся добрыми друзьями, ведь ты подарила мне два счастливых года, что мы были вместе, — не стал Филипп закатывать своей бывшей любовнице сцены ревности. — Только пообещай мне, что если тебе будет нужна помощь — ты обязательно скажешь мне, — попросил её герцог Селонже. — Обещаю тебе, Филипп. В случае чего-то серьёзного я обращусь к тебе за помощью. Я рада, что мы расстаёмся не врагами, — Марион одарила бывшего любовника пленительной улыбкой и оставила поцелуй на его щеке. — Ты слишком много хорошего дала мне, чтобы наши с тобой отношения кончились враждой, а не дружбой, — успокоил её Филипп, поднеся к губам её руку, и поцеловав. Вокруг Марион и Филиппа царило веселье: играли на музыкальных инструментах приглашённые музыканты, предавались в своё удовольствие танцам мужчины и женщины, вина и шампанское лились рекой, сама жизнь вовсю властвовала во дворе особняка Марион Морель. Разумеется, на празднике у Марион были также друзья герцога де Селонже: Филипп де Коммин, Артюр Сорель, Филипп де Кревкер и Агнолло де Нарди. Четвёрка друзей первого маршала была занята тем, что чуть поодаль от Селонже и Марион восхищённо делились впечатлениями о недавно опубликованных стихах, сочинённых Марион. Но спустя какое-то время светловолосый Филипп де Коммин отделился от компании и приблизился к весело болтающим Марион и Филиппу де Селонже. — О. Коммин, какими судьбами? Решил на время покинуть обсуждения стихов Марион и присоединиться к нам? — отметил Селонже присутствие товарища. — Филипп, сегодня мой оруженосец Арно Сорель втянул в азартные игры твою оруженосицу Фьору, и выиграл у неё деньги с фамильным перстнем. Разумеется, я отобрал это у него. Отдаю тебе, передай Фьоре и скажи ей больше в азартные игры не влезать, — с этими словами де Коммин передал в руки Филиппа перстень Фьоры с рубинами и небольшой кошель с деньгами. Селонже спрятал их в карман своего колета. — Спасибо тебе, Коммин. Я обязательно поговорю с Фьорой на эту тему, — поблагодарил первый маршал своего друга. — И ещё кое-что. Фьора также проиграла в кости Арно твоего коня Гермеса. Я тут же велел своему слуге Хуану немедленно привести коня обратно тебе в дом. Сейчас наверняка конь в твоей конюшне, — также сообщил де Коммин своему потрясённому другу. — Не сомневайся, Филипп, я после такого обязательно проведу с Бельтрами серьёзную беседу. Моя оруженосица — девушка импульсивная, но я не знал, что до такой степени, — скрывая своё недовольство, проговорил Филипп. — Простите, герцог де Селонже, вас хочет видеть графиня Кьяра Альбицци, — извиняющимся тоном прервал один из охранников разговор Селонже и де Коммина, отойдя в сторону и открывая взорам мужчин и Марион жутко взволнованную Кьяру, смуглое личико которой тут же осветила улыбка облегчения и надежды. — Графиня Альбицци, я не приглашала и не ждала вас в гости, но прошу вас, присоединяйтесь, будьте как дома, — радушно предложила Марион девушке, приветливо ей улыбнувшись. — Прошу прощения, мадам Морель, но я не могу остаться, хотя благодарна вам за ваше предложение. Я искала герцога де Селонже, — прозвучал ответ Кьяры сквозь сбивчивое дыхание. Девушка немного отдышалась и продолжила, уже обращаясь к герцогу де Селонже: — Герцог де Селонже, я хочу вам сообщить одну вещь, которая вас касается. Речь о Фьоре. Сегодня она попалась на крючок провокаций Арно Сореля, влезла в азартные игры — в которые просадила свой перстень с деньгами и вашего коня, и вызвала Арно Сореля на дуэль! А Сорель был лучшим в выпуске по стрельбе и фехтованию, Фьора может погибнуть! — Коня, перстень и деньги мне уже вернул мессир де Коммин. Где и во сколько должна быть дуэль? — не терял времени на расспросы Филипп де Селонже, чувствуя, как сердце пропустило удар, и как кровь бросилась в лицо. — На пустыре за монастырём Дешо в десять утра, мессир де Селонже. Я прошу вас, остановите это безумие! Родные Фьоры и я не вынесем, если она погибнет! — взмолилась Кьяра, заломив руки. — Синьорина Альбицци, вы можете быть спокойны, я вправлю мозги Фьоре на место и не допущу этой безумной дуэли, — успокаивающе заверил герцог де Селонже Кьяру, мягко коснувшись её плеча. На душу девушки снизошли покой и облегчение от тяжести, которая угнетала Кьяру, ранее заставляя терзаться ужасом за судьбу своей безрассудной подруги. — Филипп, Марион, простите, что я вынужден вас покинуть. Я провожу до дома синьорину Альбицци и вернусь к себе домой. Завтра у меня будет забот с карету и две тележки. Желаю приятного времяпровождения, — пожелал Селонже Марион и Коммину, покинув особняк Марион Морель вместе с Кьярой. По тёмным парижским улицам, которые освещались лишь редкими фонарями, Селонже проводил Кьяру до роскошного особняка, где она жила вместе с принцессой Марией. Лишь только тогда, когда охранник особняка принцессы Марии пропустил за ворота Кьяру, и сама девушка взошла по ступенькам на крыльцо, постучала в двери и скоро за ними скрылась — когда ей открыли, первый маршал отправился домой в свой особняк. Добрался он до дома во втором часу ночи. Зайдя в конюшню, он с чувством облегчения для себя обнаружил там своего любимца — коня Гермеса, заботами о котором занимались Матье де Прам и конюх. Зайдя в дом и поднявшись на второй этаж, Филипп дошёл до спальной комнаты Фьоры, увидев из-под двери полоску света. Чуть приоткрыв дверь, Филипп взирал на одетую в домашние блузу и штаны девушку, которая вполголоса молилась на коленях у кровати, прося высшие силы помочь ей завтра в лучшем случае одержать победу над Арно Сорелем, а в худшем — хотя бы выжить. Закончив молитву, Фьора погасила свет и отправилась спать. Филипп закрыл дверь в её комнату и тоже направился к себе, рухнув спать на свою постель у себя в комнате, даже не раздеваясь. Завтра ему предстоит непростой день — вытаскивать из лужи сиятельную персону Фьоры, куда она сама же уселась, с упорством, достойным лучшего применения.