Горький яд ненависти

      День десятого декабря 1479 года выдался очень богатым на снег, украсившим собой деревья и кустарники, лежащий на крышах замков и домов, накрывший землю белой пеленою. Окутанный снежным убранством, город Селонже походил на невесту, надевшую на свадьбу свой самый красивый наряд — сверкающий множеством бликов. Воздух был напоен зимней свежестью, на много льё вокруг раздавался звон колоколов церкви города Селонже — звонари на колокольне старались изо всех сил, ведь событие было особенным. В самой церкви все скамейки для прихожан занимали собравшиеся дворяне окрестных земель, причём не только соседи герцога де Селонже и его супруги. Среди собравшихся на важную церемонию сегодняшнего дня находились Кьяра Альбицци, Агнолло де Нарди, Филипп де Кревкер, Филипп де Коммин и Артюр Сорель. Не только город нарядился в самое красивое своё облачение, но и собравшиеся в церкви дворяне и дворянки. В первых рядах сидела Кьяра Альбицци, приехавшие друзья Филиппа де Селонже и пожилая Леонарда с маленьким Филиппом-Франсуа на руках. Малыш, одетый в тёплые штаны, колет, шерстяной плащ и сапожки, с интересом изучал окружающую обстановку, улыбаясь. Указывая пальчиком на преклонившую у алтаря колени на специальную подушечку Фьору, одетую в штаны и белую камизу с красным коротким сюрко, обутую в коричневые сапоги, мальчик громко восклицал: — Мама, мама! — Да, мой хороший, твою маму сегодня посвящают в рыцари, это особенный для неё день, — ласково говорила Леонарда ребёнку, гладя его по черноволосой головке. — Придёт время — и тебя посвятят в рыцари, мой дорогой, — добавляла Кьяра, улыбаясь своему крестнику. Рядом с Фьорой стоял её супруг, Филипп, одетый в штаны и колет родовых цветов — серебряно-голубой, в голубом плаще с серебряным орлом. По правую от алтаря сторону стоял священник и читал молитву на латыни, освящая лежащий на алтаре меч. Всё время, что священник читал молитву, Фьора хранила молчание. Душа молодой женщины была вся во власти волнения, трепета, радости. Накануне этого важного дня Фьора месяц провела в молитвах и покаянии. За день до церемонии посвящения в рыцари она исповедовалась в грехах священнику и приняла причастие, дома она со всем тщанием приняла ванну и уже в церкви всю ночь провела в молитве. И вот сейчас, стоя коленями на подушке перед алтарём, выслушав молитву пожилого священника, Фьора радостно предвкушала то, что произойдёт — после церемонии она перестанет быть оруженосцем и теперь уже будет рыцарем. Когда священник закончил молитву и освятил меч Фьоры, то дал слово Филиппу де Селонже. Филипп вынул из ножен свой меч и подошёл к коленопреклонённой жене, которая лишь ненадолго подняла голову, взглянув на него и одарив кокетливой улыбкой, потом снова опустила голову. — Клянёшься ли ты, герцогиня Фьора де Селонже, быть верующей христианкой, охранять церковь и Евангелие, защищать слабых, любить родину, быть храброй в битве, повиноваться и быть верной сеньору, говорить правду и держать своё слово, блюсти чистоту нравов, быть щедрой, бороться против зла и защищать добро? — твёрдым и звучным голосом задал вопрос Филипп жене. — Я, герцогиня Фьора де Селонже, клянусь быть верующей христианкой, охранять церковь и Евангелие, защищать слабых, любить родину, быть храброй в битве, повиноваться и быть верной сеньору, говорить правду и держать своё слово, блюсти чистоту нравов, быть щедрой, бороться против зла и защищать добро, — решительно и твёрдо повторила Фьора слова клятвы, глядя мужу в лицо. — Сегодня мне выпала честь посвящать тебя в рыцари. Будь же всегда верна своей клятве, — Филипп коснулся мечом плашмя сначала правого, а затем и левого плеча Фьоры. После мужчина убрал свой меч в ножны. — Можешь встать с колен. — Обещаю, — коротко ответила Фьора, поднявшись с колен. Филипп вложил в правую руку Фьоры взятый с алтаря освящённый меч и повязал на талии девушки воинский пояс с вдетыми в него ножнами — в которые Фьора тут же убрала свой меч. Священник передал герцогу золотые шпоры — знак рыцарского достоинства, и Селонже помог закрепить шпоры на обуви молодой женщины. После того, как Фьору посвятили в рыцари, в церкви отслужили литургию, во время которой все дворяне встали со своих скамеек. Леонарда и Кьяра думали, что малыш Филипп-Франсуа не сможет спокойно высидеть всю литургию, но мальчонка, захваченный торжественностью и загадочностью для него момента, сидел тихонько и во все глаза изучал всё, что его окружает. В воздухе пахло ладаном, который источали кадила юных служек. Наконец литургия подошла к концу. Маленький Филипп-Франсуа, по большей части, сидевший тихонько, на этот раз не утерпел и шустро слез с колен Леонарды, бросившись со всех ног к матери. — Мама, мама, на ручки, на ручки! — громко потребовал мальчик, обняв колени Фьоры, и глядя на неё снизу вверх, улыбаясь. — Мой ненаглядный, ты ко мне захотел? Ну, иди сюда, — Фьора взяла на руки ребёнка, нежно прижала к груди и поцеловала в макушку, а Филипп-Франсуа обнял маму ручками за шею. — Что, Филипп, не каждый день маму в рыцари посвящают, а? — произнёс старший Филипп де Селонже, ласково потрепав сына по головке и погладив по щеке. Со всех сторон звучали поздравления для Фьоры, на которые она отвечала с доброжелательной учтивостью и благодарила всех, кто пришёл. По приходе домой всех, кто были на церемонии посвящения в рыцари Фьоры, ждал роскошный стол со всевозможными яствами, готовить которые Жакелина была большая мастерица. Хоть из погребов достали в честь посвящения в рыцари Фьоры хорошие вина, сама виновница праздника отдавала предпочтение только безалкогольным напиткам. На пиру также присутствовали и музыканты, приглашённые Филиппом. Вечером после того, как хозяева и гости воздали должное кулинарным талантам Жакелины, были танцы: бранли, бас-данс, турдион, пива. Филипп и Фьора с гостями позволяли себе предаваться умеренному веселью, в то время как маленький Филипп-Франсуа — которому разрешили за праздничным обедом посидеть и поесть вместе со взрослыми, ближе к десяти вечера был уведён Леонардой в родительскую спальню и уложен спать. Фьора на какое-то время покинула гостей, чтобы покормить перед сном сынишку. Пусть другие дамы считали, что в возрасте одного года ребёнка пора уже отучать от груди, сама Фьора не была с ними согласна и считала, что раньше двух лет прекращать кормить ребёнка грудью она не станет. Накормив ребёнка и убаюкав колыбельной, Фьора вернулась продолжать веселье к гостям, оставив сына под присмотром Леонарды. Сегодня Фьора перестала быть оруженосцем и теперь уже являлась полноправным рыцарем, праздник был затеян Филиппом в её честь, и молодая женщина собиралась сполна насладиться этим праздником. Увеселения продолжались до полуночи, тогда и были отпущены музыканты, которым не только хорошо заплатили, но и дали угощения с собой. Все гости разошлись спать по отведённым для них комнатам с заранее растопленными каминами. Фьора и Филипп удалились в свою спальню, где уже крепким сном спал их сын. Решив дать отдых прислуге, Филипп отпустил спать присматривающую за малышом Леонарду, разделся сам и помог раздеться Фьоре. Устав за весь насыщенный день, мужчина и молодая женщина тут же поспешили нырнуть под тёплое одеяло, крепко прильнув друг к другу. — Тебе понравился праздник в твою честь? — тихонько задал вопрос Филипп на ухо жене, поцеловав её в шею. — Понравилось, конечно, — прошептала в ответ Фьора. — Ещё один памятный день в моей жизни. Прекрасный день. — Не каждый день посвящаешь в рыцари свою жену и маму своего ребёнка. Для меня это тоже особенный и прекрасный день. Я очень горжусь тобой, любимая, — проронил Филипп, погладив по голове Фьору, которая крепче прижалась к нему. — Я так сегодня натанцевалась, что ноги горят. Спасибо тебе, праздник удался на славу. Доброй ночи, любимый, — пожелала Фьора мужу, поцеловав его в щёку и положив голову ему на плечо. — Доброй ночи, Фьоретта. Спи, у тебя был очень насыщенный день, — пожелал Филипп ей, целуя в чёрную макушку. Вскоре глаза уставших за весь день супругов закрылись, и они провалились в сон, прильнувшие друг к другу.