Горький яд ненависти

      Спящий Париж утопал в предрассветных сумерках. Добропорядочные горожане ещё не вставали со своих постелей, видя сны. Ущербная луна уже скрылась с небосвода, но солнце не взошло. Аврора пока не явила дремлющему городу свой лик. Фьора пребывала в объятиях Морфея, обняв подушку и закутавшись в одеяло. На губах её блуждала улыбка, пушистые чёрные ресницы слегка подрагивали. Во сне Фьора видела живого отца. Вместе с ним, Иеронимой и сестрёнками она собирала грибы в лесу и рыбачила, сидя на берегу реки. Франческо Бельтрами учил свою старшую дочь и наследницу стрелять по мишеням из пистолета, что получалось у неё с переменным успехом. Герцог хвалил и всячески подбадривал её. Фьоре снились праздники, устраиваемые отцом в честь дней рождений супруги и своих детей. Когда-то в Бертене царили веселье и радость, замок поражал взгляд своим великолепием, но это было в невозвратном прошлом. Возможно, что спустя года ей удастся вернуть Бертену былые блеск и величие, на что она надеялась, но как при Франческо не будет никогда. На том месте в сердце Фьоры, которое занимал Франческо Бельтрами, теперь навеки осталась зияющая выжженная дыра. В своих снах Фьора находила спасение от безрадостной реальности, но сегодня её так и норовили вырвать из уютного царства грёз. — Герцогиня де Бертен, просыпайтесь, — Матье принялся расталкивать Фьору, чтобы разбудить, но успеха это не принесло. Девушка повернулась на другой бок спиной к нему. — Господин велел мне разбудить вас. Проснитесь. — Идите к дьяволу и дайте мне поспать! — зазвучали в голосе Фьоры нотки раздражения. — Мне пойти к мессеру Филиппу и сказать, что вы не желаете выполнять его распоряжение? — Да хоть к Римскому папе, — хмуро буркнула Фьора, накрыв голову подушкой. — Пеняйте на себя, герцогиня, — покачав головой, Матье вышел из комнаты, направившись в кабинет Филиппа, где и застал его. — Ну что, Матье, герцогиня проснулась? — спросил герцог своего мажордома, оторвавшись от бумаг. — Ваша Светлость, — Матье переминался с ноги на ногу, — понимаете ли… — Что-то не так? — Герцогиня наотрез отказалась просыпаться, послав меня к дьяволу. — Понятно, — Филипп отложил перо и закрыл крышкой чернильницу, — вы можете идти, Матье. — Какие-либо распоряжения будут? — Нет, никаких. Чуть поклонившись, Матье вышел из кабинета и отправился по своим домашним делам. Селонже оставил свой кабинет, слегка прикрыв дверь, и решительной поступью вошёл в комнату Фьоры. Скрип открывшейся двери ничуть её не потревожил. Герцогиня спала сном праведницы. Распущенные чёрные волосы разметались по подушке, которую она обнимала. Овальное белое личико лучится умиротворением, щёки красит румянец. Рукав сорочки сполз, оголяя белое плечо. Пухлые губы растянуты в улыбке. Одеяло валялось в ногах у спящей безмятежным сном красавицы. Филипп не мог не признать, что его оруженосец — чудесное создание природы. Во сне Фьора выглядела такой нежной и хрупкой. Только вот герцог не был намерен спускать юной прелестнице игнорирование его распоряжений. — Фьора, просыпайтесь, — Филипп потряс её за плечо. — Сейчас же. Но Фьора перевернулась на живот, показав сеньору свой затылок. — Девушка, — посуровел голос бургундского рыцаря, — я непонятно выразился? Немедленно оторвитесь от кровати. — Монсеньор, вам больше некого мучить, кроме меня? Дайте поспать! — отозвалась она сонно. — Фьора, не вынуждайте меня выливать вам на голову ведро холодной воды, — мужчина попытался стащить упрямицу за ноги с кровати, но девушка обеими руками вцепилась в простынь. — Вы долго собираетесь испытывать моё терпение? — Филиппу всё-таки удалось отделить от кровати сонную и недовольно бормочущую Фьору. Он буквально подтащил её к шкафу, открыл дверцы, покопался в вещах и извлёк бежевые зауженные к низу штаны с белой рубашкой, отдав их в руки зевающей Фьоры. — Чтоб оделись, позавтракали в столовой и явились в сад со шпагой. Даю вам пять минут. Раз в школе вас не научили толком драться, придётся мне заняться вашим обучением, — заявил герцог. — Монсеньор, вы издеваетесь?! — Фьора махнула рукой в сторону часов на стене. — Сейчас только шесть утра! — всё ещё сонная, разбуженная столь бесцеремонным способом, девушка прожигала Селонже яростным взглядом серых глаз из-под нахмуренных бровей. — Если вы думаете, что я позволю вам дерзить и своевольничать, Фьора, то глубоко ошибаетесь, — твёрдо отчеканил Филипп. — Я буду ждать вас в саду. Постарайтесь не мешкать, — Мужчина ушёл, оставив Фьору одну. — Бу-бу-бу, злой монсеньор, — проговорила Бельтрами, сняв сорочку и убрав её в шкаф, одевшись в штаны с рубашкой и обувшись в чёрные сапоги. Не забыв, конечно, прихватить шпагу. Перед уходом Фьора привела постель в порядок. В столовой она полакомилась гренками с сыром, запивая пищу грушевым компотом. Позавтракав, она вышла в сад, где её ждал герцог. Последующие пять часов стали настоящей пыткой для не успевшей толком проснуться Фьоры. Поднять — подняли, а вот разбудить забыли. Герцог заставлял её оттачивать до совершенства каждый выпад и удар, от многочасового махания шпагой у Фьоры болели мышцы обеих рук — когда уставала правая, ей на смену приходила левая, которой ей было труднее действовать. А вот Филипп одинаково прекрасно сражался обеими руками, чему девушка позавидовала. Иногда Селонже и его оруженосец делали перерывы, правда, длящиеся одну-две минуты. На просьбу измотанной долгой тренировкой Фьоры пристрелить её, Филипп ответил, что свободу она получит не раньше истечения трёхлетнего срока её службы. Но в этот раз герцог не отзывался нелестным образом о боевых навыках девушки. Он даже похвалил её, сказав, что она уже лучше управляется с оружием. Похвала из уст сеньора оставила Бельтрами равнодушной, остатки злости за испорченный сон ещё не выветрились до конца. — На сегодня всё, вы свободны, — Филипп убрал шпагу в ножны. Фьора сделала то же самое, что и он. — В вас нет ни капли жалости! — бросила Фьора в лицо своему сеньору это обвинение. — Привыкайте, девушка. На поле боя вас никто жалеть не будет и ваши прекрасные глаза вам против врагов не помогут, — ответил ей Филипп. До ванной комнаты на первом этаже, оформленной в серебристо-голубых тонах, с вделанным в полу небольшим бассейном, девушка добрела с трудом. Сняв с себя одежду и обувь, она погрузилась в воду по плечи. Вода была немного прохладной и, как подумала Фьора, в самый раз. Она сидела в бассейне, иногда ныряя ко дну, блаженствуя в прохладной воде, дарящей покой её разгорячённому от тренировки телу. Вдоволь накупавшись и смыв с себя усталость, она оделась и обулась, направившись в библиотеку, чтобы отвлечься за чтением какой-нибудь книги, но по пути пересеклась с Матье. — Герцогиня, вам велели передать письмо, — мажордом вручил ей сложенную вдвое записку и удалился. Фьора развернула послание и пробежала глазами то, что было написано: "Здравствуй, моя милая Фьоретта. Мне необходимо серьёзно с тобой поговорить, это очень важно. Как получишь эту записку, приходи в трактир „Три сосны“. Я буду ждать тебя в восьмой комнате.

С наилучшими пожеланиями, твой верный друг граф Никола ди Кампобассо".

Фьора сложила записку вчетверо и убрала в карман штанов. "Нельзя заставлять ждать господина графа", — думала она, выйдя из особняка, а потом и за ворота, и держа путь до назначенного места встречи. Фьора так спешила, что от быстрого бега у неё закололо в боку, но трактир „Три сосны“ она всё же отыскала, миновав пять кварталов. Это заведение с безвкусно разукрашенной вывеской особо ничем не отличалось от множества других трактиров Парижа. Фьора толкнула дверь и вошла в пропахшее запахами жаренной на огне еды и копотью помещение. — Чего будет угодно вам, сударыня? — тут же подлетел к ней угодливого вида слуга. — В восьмой комнате меня ждёт друг, — девушка заправила за ухо прядь чёрных волос. — Я вас провожу, идите за мной. Слуга с Фьорой поднялись наверх по витой деревянной лестнице. Он довёл её до дубовой двери с номером 8. — Спасибо, — Фьора кивнула ему, повернула ручку и потянула на себя дверь, войдя в комнату. Кампобассо стоял у окна и глядел на улицу. Чёрные курчавые волосы Никола уже начали седеть у висков, в уголках его чёрных глаз были морщины. Как-никак, капитану королевской гвардии шёл сороковой год. Но несмотря на годы, на него заглядывались женщины: смуглое квадратное лицо, прямой тонкий нос, высокие острые скулы и пухлые губы, пронзительные и глубоко посаженные чёрные глаза. Облачён он был в тёмно-зелёные штаны и камзол, на ногах коричневые сапоги. — Добрый день, граф, — Фьора прошла до кровати и села на край. — Здравствуй, Фьора, — Кола отошёл от окна и присел рядом с девушкой. — Хорошо, что ты пришла, моя милая. Хочу сказать, что ты расцвела — стала ещё прекраснее, чем раньше. — Спасибо за комплимент, граф, — щёки Фьоры покраснели от смущения. — За правду не благодарят. — В письме вы сказали, что хотите со мной поговорить, — напомнила Фьора, — о чём же? — Насколько мне известно, дитя, первый маршал взял тебя к себе оруженосцем, да или нет? — Никола выжидающе смотрел на неё. — Да. В Мартенов день на церемонии герцог де Селонже назвал моё имя, — кротко промолвила Бельтрами. — Ведь этот человек убил твоего отца… У тебя нет в голове догадок, почему в Мартенов день он выбрал именно тебя? — полюбопытствовал капитан. — Нет, — Фьора недоуменно покачала головой, — наверно, остатки совести в одном месте зачесались… — Совести? — сквозь смех хмыкнул Кампобассо. — Девочка моя, я сомневаюсь в наличии совести у герцога Селонже — люди вроде него совести не имеют. У меня есть подозрение, что он выбрал тебя лишь с одной целью — сделать своей любовницей, при твоей красоте это не удивительно. — Да я скорее прострелю себе голову, чем с ним пересплю! — Фьора презрительно фыркнула. — А что, у него уже были в любовницах оруженосцы? — стало интересно ей. — Да, была у него одна девушка пять лет назад… — Кампобассо вздохнул и почесал висок. — Такая же очаровательная и наивная красавица, как ты. С той лишь разницей, что она была голубоглазой блондинкой. — Как же её звали? — Беатрис де Ош. Её отец Жильбер де Ош принадлежал к старой знати, преданной королю Людовику, как и твой отец. Жаль бедную девочку… — Что же с ней стало? — Фьора вся обратилась в слух. — Два года они были вместе, герцог даже надел ей на руку обручальный браслет. Но потом Беатрис исчезла и по всей стране прокатилась весть о её гибели от рук неизвестного убийцы. Никто не знал, чем могла навлечь на себя несчастная чужую ненависть. Для меня не будет большим открытием, если она наскучила герцогу и он от неё избавился. — Мой сеньор убил моего отца, — проговорила Фьора глухо, — значит ли это, что он мог убить свою невесту? — Я не исключаю, что такое могло иметь место, — Кампобассо погладил свою собеседницу по голове, — мой тебе совет, дитя моё, старайся общаться с герцогом де Селонже как можно реже, не оставайся с ним наедине и уж тем более не пей спиртного, если он вдруг предложит. Поверь, твой сеньор не будет терзаться муками совести, если вздумает тебя обесчестить. — Не сомневайтесь, граф, у меня хватит ума не поддаться его чарам и не стать ему любовницей, — заметила Фьора оскорблённо. — Я лишь предостерёг тебя, что и должен был сделать. Будь со своим сеньором очень осторожна. Он такой, совратит и не заметит, как было в случае бедняжки Беатрис. — Никола встал со своего места, что следом сделала и Фьора. — Что-то я проголодался. — Мне тоже есть захотелось, — словно подтверждая её слова, желудок Фьоры заурчал. — Вот и славно, — Никола хлопнул девушку по плечу, — выходит, сегодня я буду обедать в прекрасной компании. Вдвоём мужчина и его спутница вышли из комнаты, спустились вниз по лестнице на первый этаж и заняли свободный столик у окна. Подошедший к их столику слуга осведомился, чего они желают. Никола заказал себе свиную отбивную и бокал кьянти, Фьора — стакан молока и куриные котлеты. Пока их заказы готовились на кухне трактира, граф и юная герцогиня вели друг с другом разговоры. Вполголоса они порицали Карла Смелого и воздавали почести мёртвому Людовику XI, шутили. Кампобассо рассказывал девушке о её отце, каким он был до женитьбы на Мари де Бревай и до рождения Фьоры. В их задушевной беседе нашлось и место воспоминаниям о прошлом. Спустя не столь уж и долгое время принесли их заказ. Никола настоял на том, что платить за всё будет он, хотя у Фьоры имелись при себе деньги. Утолив голод, Никола и Фьора тепло попрощались. Граф остался в трактире. Бельтрами же захотела погулять по городу. Первым делом она отослала с курьером в Бертен двести восемьдесят золотых экю, оставив себе на личные расходы лишь двадцать. Как рассудила Фьора, Иерониме и сестрёнкам, бедствующим в Бертене, эти деньги гораздо нужнее. Для людей вроде её сеньора подобная сумма мало что значила. Но для Фьоры и её семьи это были немалые деньги. На двести восемьдесят экю золотом Иеронима может купить тёплой одежды с обувью к зиме — для себя и девочек. Предстоящей зимой вдова Франческо Бельтрами сможет позволить себе дрова для растопки камина. Она, Карла и Пьетра не будут мёрзнуть, когда наступят холода и близняшек не свалит в кровати простуда, что с ними из-за мерзлоты в Бертене случалось нередко. Мысль, что данные герцогом де Селонже деньги принесут пользу Иерониме с Карлой и Пьетрой, радовала Фьору. Сколько Фьора помнила, Иеронима была одинаково строга с ней и со своими родными дочерьми, но старшая дочь герцога Бертенского всегда считала Иерониму своей матерью и любила её, ведь родную мать она знала только по рассказам отца. "Всё равно я бы потратила эти деньги на всякую ерунду, а Иеронима найдёт им нужное применение", — думала Фьора, идя по мосту Понт-Неф и глядя прямо в одном направлении. — Фьора! — окликнул её знакомый девичий голос. Герцогиня Бертенская обернулась, на её лице отразилась радость — она увидела бегущую ей навстречу Кьяру, подобравшую юбки своего длинного платья цвета осенних листьев. — Кьяра, моя дорогая, я так рада тебя видеть! — подойдя к подруге, Фьора крепко обняла её и чмокнула в щёку. — И я рада, что встретила тебя. Посидим на перилах? — Давай. Две подруги уселись на перила моста подобно птицам, севшим на ветвь. Кьяра и Фьора болтали ногами от безделья, глядя на широкую голубую ленту Сены, неторопливо катившую свои воды. Золотой диск солнца проливал свет своих лучей на водную гладь, играя множеством бликов. Кьяра достала из кармана платья булку и разломила её на две части, дав вторую половинку Фьоре. Альбицци и Бельтрами отламывали по кусочку от своих половин булки и кидали выныривающим из воды рыбам. Вскоре от булки ничего не осталось — девушки всю её раскрошили. — Ну что, Фьора, каков он? — нарушила тишину Кьяра — Ты о ком? — О твоём сеньоре, конечно! — Кьяра была само любопытство. — Он сущий деспот! Ты можешь себе представить, Кьяра? Он поднял меня с кровати ни свет ни заря и заставил упражняться в фехтовании… Пять часов мой „добрый“ сеньор гонял меня по саду, а в ответ на мою просьбу пристрелить меня заявил, что свободу я получу не раньше трёх лет! — Фьора надула губы и скрестила руки на груди. — Солнце ещё не взошло, как в мою комнату сперва заявился его мажордом Матье, а потом и он сам! Поспать нормально не дали! — А я вчера со своей сеньорой была на прогулке. Вот, посмотри, что она мне купила, — Кьяра продемонстрировала подруге украшавшее её средний палец левой руки серебряное кольцо с изумрудом. — Мы были на мосту Менял. — Красивое, — с восхищением и лёгкой завистью прошептала Фьора, любуясь кольцом. — Принцесса Мария очень добрая девушка и хорошо ко мне относится. Фьора, скажи, а герцог де Селонже не оказывал тебе знаков внимания? — Кьяра даже и не подозревала, как огорошила подругу этим вопросом. — С чего бы, скажи на милость? — Фьора зевнула, прикрыв рот ладонью. — Всё-таки он молодой мужчина двадцати девяти лет, а ты юная и прекрасная девушка… Я поверить не могу, что он остался равнодушным к твоему очарованию. Неужели твой сеньор даже не пытался взять тебя за руку? — тараторила Кьяра. — Только не говори, что влюбилась в него! — Фьора зажала себе руками уши. — Мне Арно Сорель в "Мерсее" этим первым маршалом мозги все проел! Теперь ещё и ты… — Но ведь герцог такой привлекательный мужчина, он невероятно красив… Он тебе ни капельки не нравится? — допытывалась Кьяра. — Я его ненавижу так сильно, как только можно ненавидеть! Этот Иуда убил моего отца! — кричала Фьора, ощутив, как в горле застрял комок слёз. — Представься мне возможность, я убью его без всяких сожалений и скорее сброшусь с колокольни Нотр-дама вниз головой, чем стану герцогской шлюхой! — Ты извини, если обидела, — потупилась Кьяра, опустив голову. — Ничего страшного, — Фьора украдкой смахнула слезу, — я сегодня виделась с графом Кампобассо… Он рассказал мне о том, что пять лет назад у моего сеньора служила оруженосцем некая Беатрис де Ош. Кола считает, что Филипп причастен к её исчезновению и гибели… Не знаю, правда это или обычная сплетня… — Вот это да! — вырвалось у Кьяры. — Ходят слухи, что герцог предпочитает любовь по-флорентийски. — По-флорентийски? — переспросила Фьора. — Это как? — С мужчинами. — Кто тебе это сказал? — Мой кузен и жених Бернардо Даванцати. Как думаешь, это может быть правдой? — Мне кажется, что нет. — А ты откуда знаешь? — Внутреннее чутьё. — Скорее всего, герцог сторонник однополых отношений, раз не пытался проявлять к тебе внимание. Странно, ведь ты такая красавица! — Кьяра, рассказанное твоим женихом — ещё не повод записывать герцога в содомиты. — Фьора и сама не поняла, что заставило её заступиться за ненавидимого ею человека. — Спорим, что твоему сеньору по вкусу юноши? — Кьяра протянула ей руку. — Спорим, что Филиппу нравятся девушки и все слухи о его склонности к содомии — выдумки? — Фьора пожала протянутую ей руку. — Я докажу, что это всё враньё насчёт мужчин. — Идёт, — согласилась Альбицци. — Не хочешь со мной прогуляться? — предложила Кьяра. — С удовольствием, — откликнулась Фьора и спрыгнула с перил. То же сделала и Кьяра. Взявшись за руки, девушки неспешно гуляли по залитому солнцем Парижу: бродили по улочкам и вымощенным брусчаткой тротуарам, послушали мессу в Нотр-дам, где Фьора пожертвовала десять экю на благотворительные нужды. Посмотрели пьесу о Елене Троянской, устроенную прямо на соборной площади, так что две подруги насладились содержательным воплощением идеи автора и прекрасной игрой актёров. Фьора переживала свой восторг в себе, зато Кьяра всю дорогу до особняка герцога де Селонже бурно делилась с подругой впечатлениями. Бельтрами слушала её с рассеянной улыбкой на губах. Расцеловав друг дружку в обе щёки, девушки распрощались, договорившись встретиться завтра или в крайнем случае на выходных. Время близилось к пяти вечера. В дверях Фьора буквально нос к носу столкнулась со своим сеньором. — О, Фьора, вы пришли. Матье говорил, что вы с кем-то виделись? — Филипп пребывал в явно хорошем настроении, о чём говорили весело поблёскивающие карие глаза и улыбка на тонких губах. — Да, с графом Кампобассо. А что? — вдруг спросила она. — Мой вам совет, Фьора, — стал тон Филиппа серьёзнее, — держитесь подальше от этого человека и не одаривайте своим доверием — оно может вернуться к вам ножом в спине. — Надо же, монсеньор, Никола тоже советовал мне держаться от вас подальше, — девушка хихикнула. — Фьора, это не смешно, — Селонже нахмурил брови, — вы ещё очень юны и наивны, а желающие этим воспользоваться всегда найдутся. — Граф Кампобассо был другом моего отца и опекал меня всё то время, что я жила и училась в Париже, — выдавила из себя Фьора, стараясь скрыть раздражение в своём голосе. — Я знаю, что он меня не предаст. — Порой корысть рядится в одежды заботы. Я ничуть не удивлюсь, если Кампобассо навешает лапши на ваши волчьи ушки, втянет вас в какое-нибудь сомнительное предприятие, а в случае провала отойдёт в сторону и на вас же всё свалит. — Вы не смеете так говорить о нём! — глаза Фьоры загорелись гневом. — Девушка, я смею всё. — Вы не знаете графа, чтобы так о нём говорить! — Ошибаетесь, — усмехнулся Филипп, глядя на Фьору как на избалованного и безответственного ребёнка, — я знаю дражайшего графа Кампобассо получше вашего. Когда узреете его оборотную сторону, плакаться ко мне не приходите. — Не беспокойтесь, мне ваша жалость даром не нужна! — Фьора обиженно выпятила нижнюю губу. — Вы куда-то собирались, монсеньор? — спросила она уже спокойнее. — Король даёт бал на следующей неделе в честь императора Фридриха и принца Максимилиана. Карлу Смелому потребовалась моя помощь в организации, хотя это не по моей части. — Вы поздно придёте? — Сам не знаю. Может и надолго задержусь, а может и нет. Чтобы пьяных пирушек не устраивали, — сделал герцог строгое внушение своему оруженосцу, переступив порог, — по крайней мере без меня. Филипп спустился с крыльца по ступеням и направился в сторону конюшни. Фьора закрыла дверь и уединилась в библиотеке, а библиотека в особняке её сеньора была немаленькой. За чтением трагедий Софокла девушке удалось забыться. Грусть за судьбы Аякса и Эдипа немного вытесняли грусть о её собственной судьбе. Фьора ушла с головой в книгу и не заметила, что большие часы на стене показывали девять вечера. Встав с мягкого дивана, лёжа на котором до этого читала, она поставила книгу на место и подошла к окну. Бельтрами всматривалась в сгустившуюся на улице тьму сквозь стекло, но своего сеньора не увидела. Скорее всего, он ещё не вернулся. Пожав плечами, Фьора вышла из библиотеки и проследовала в свою комнату, где из повседневной одежды переоделась в полупрозрачный белый пеньюар, откопанный ею в шкафу. На шею, запястья и грудь она брызнула немного духов с запахом белой сливы. Свои чёрные волосы Фьора распустила по плечам и, сочтя себя готовой, отправилась в спальню Филиппа. В комнате властвовал полумрак, поэтому ей не удалось во всех подробностях разглядеть обстановку. Очертания огромной кровати с синим пологом, письменного стола и стула со шкафом всё же различимы для глаза. На ощупь Фьора добрела до кровати и присела на край, решив ждать прихода сюзерена. Тишину тёмной комнаты нарушало только тиканье часов. Фьора не смогла бы даже примерно сказать, сколько она просидела на кровати в комнате герцога, дожидаясь его. Встав с кровати, девушка подошла к окну и раздвинула тяжёлые занавески. На улице царила тьма, но фонари пока не зажигали. Чтобы унять скуку, Фьора принялась мерить шагами спальню, но вскоре её одолели усталость и дремота. Фьора не выстояла в борьбе со своим желанием спать и прилегла на кровать, поджав ноги и положив руки под голову. Глаза её сомкнулись сами собой, а спустя каких-то три минуты она уже спала крепким сном, тихонько посапывая. Даже чуть скрипнувшая открывшаяся дверь не нарушила её покоя. Фьора продолжала спать. Вошедшим человеком был Филипп, вернувшийся от короля лишь в одиннадцать вечера. Молодой человек зажёг свечи в канделябрах, в спальне сразу стало светлее — полумрак отступил. Кинув взгляд на кровать, мужчина не без удивления заметил лежащую на ней Фьору. В воздухе витал аромат белой сливы. "Интересно знать, что эта юная дама забыла в моей спальне", — думал Филипп, сев на край кровати и легонько погладив девушку по голове. Спящую герцогиню это нисколько не побеспокоило. Первый маршал невольно залюбовался её лицом с тонкими и нежными чертами, чуть подрагивающими веками и довольной улыбкой на губах. Сквозь белую ткань пеньюара просвечивали контуры стройного юного тела. Но Филипп быстро опомнился, принявшись трясти свою ночную гостью за плечо. — Фьора, проснитесь же, вставайте, — понемногу ему удалось растолкать своего оруженосца. — О, монсеньор, — Фьора полусела на кровати и зевнула, протирая кулачками глаза, — вы пришли… — Я задержался во дворце немного дольше, чем планировал, — Филипп встал и помог встать с кровати ей. — Не думал, что вернувшись домой, застану в своей спальне вас. Позвольте узнать, что вы делаете в моей комнате и в моей кровати? — задал Селонже интересующий его вопрос. — Я ждала вас, монсеньор, — ответила девушка с обезоруживающей прямотой, ласково улыбаясь ему. — И зачем же, интересно? — О, монсеньор, — проворковала Бельтрами, — наверно, я не смогу сказать вам что-нибудь новое… ведь вам не раз доводилось слышать от женщин, что вы невероятно умны, отважны и хороши собой, — Фьора взяла за руку ничего не понимающего Филиппа, нежно поглаживая его пальцы. — Вы такой притягательный мужчина… Глаза Селонже были готовы на лоб полезть от изумления. — Девушка, я всё хуже понимаю, что происходит, — герцог покачал головой. — Ах, не понимаете? — Фьора прижала его руку к своей левой груди. — Чувствуете, как бьётся моё сердце? Оно бьётся лишь для вас! — воскликнула она с горячностью. — Простите, Фьора, — Филипп мягко высвободил свою руку, — но у нас ничего не получится. — Неужели я настолько некрасива? — зазвенел девичий голосок от обиды. — Девушка, не говорите глупостей! — возмутился он. — Вы не просто красивы — вы прекрасны, восхитительны. Глядя на вас, даже монахи позабудут о своих обетах, — Филипп нежно провёл рукой по щеке Фьоры, — но вы не учли одно маленькое „но“. — Это какое же? — отозвалась она. — Я не сплю с оруженосцами — это пошло, — Филипп слегка улыбнулся. — А может быть, в вашем вкусе не девушки, а юноши? — сорвалось у Фьоры с языка. — Ну и кто поделился с вами этой сплетней? — Филипп беззлобно усмехнулся, чуть прищурив глаза. — Одна моя знакомая из "Мерсея". Она поспорила, что вы любите мужчин, я — что вы любите женщин… Селонже молчал первые несколько секунд, но зашёлся громким смехом, который ему было не под силу сдержать. Герцог буквально сгибался пополам в приступах неконтролируемого хохота, держась за живот. — Выходит, что вы устроили это представление, чтобы более наглядно узнать о моих предпочтениях? — спросил он, отсмеявшись. Фьора утвердительно кивнула, густо покраснев. — Браво, девушка, — Филипп поаплодировал ей и криво улыбнулся, — я просто поражаюсь вашей изобретательности. — Значит, не спите с оруженосцами? — Фьора скрестила руки на груди. — Девушка, вас в таком юном возрасте постигла глухота? Я же сказал, что не сплю с оруженосцами и считаю это пошлым. — Так Беатрис де Ош пять лет назад стала исключением из этого правила? — поддела Фьора ехидно своего сеньора. — И вы потом избавились от неё, когда она вам наскучила… — Это не ваше дело! — прикрикнул Филипп на неё. — Не болтайте зря о том, чего не знаете… — проскользнула в его голосе горечь. — И вон из моей комнаты! — Он схватил Фьору за плечо и потащил к двери. Открыв дверь, герцог выставил девушку из спальни и с грохотом захлопнул эту самую дверь прямо у Фьоры перед носом. Переполняемая смешанными чувствами, Фьора ушла в свою комнату. Лёжа в кровати, она долго ворочалась с боку на бок и не могла уснуть. Так вот девушка и провела ночь.