Хохот времени

      Самое обидное, что я сам уговорил Марека сниматься в этом чертовом фильме. Мне всегда казалось, что из него вышел бы отличный актер, и когда Саня объявила классу, что собирается снимать любительский игровой фильм, и ей нужна любая помощь, какая найдется, я тут же насел на него: «Давай, ты же хотел попробовать! Когда еще тебе подвернется шанс?», хотя — сейчас это особенно понятно — со связями его мамы он мог бы уже давно сниматься в немецком арт хаусе, если бы захотел. Видимо, не очень-то ему и хотелось, видимо, он согласился по большей части из-за меня.       Саня и Аня написали сценарий вместе (и Саня не сказала мне об этом ни слова), он был неглупый, но довольно незатейливый: классическая история любовного треугольника, вписанного в круг: две девочки и мальчик поступают в старшие классы, чувствуют себя отверженными, находят утешение друг в друге — так формируется круг их дружбы. Со временем из него все отчетливее выпирают вершины любовного треугольника: девочка влюбляется в мальчика, мальчик — в другую девочку, a другая девочка — в первую. Ситуация кажется безвыходной. Герои страдают, затем в какой-то момент начинают получать удовольствие от всей этой запутанной ситуации, затем их осеняет идея тройного самоубийства, которое должно решить все проблемы. Проблемы, разумеется, от этого не решаются.       Для меня по-прежнему остается загадкой, как Саня и Аня добились от школьного руководства содействия этому прожекту. Нас пускали в классы по вечерам, чтобы мы могли отснять сцены «на уроках», нас отпускали с географии, чтобы мы могли спокойно снять сцены «в столовой» - в перемену там стояла такая страшная толкотня и гвалт, что даже при самой слаженной работе съемочного коллектива ничего бы не вышло. Нам выдавали ключи от раздевалок и спортивного зала, нас впускали в школу на час раньше положенного. Словом, Саниными организаторскими способностями оставалось только восхищаться.       У нас была одна камера Sony, один на ладан дышащий штатив и прыщавый оператор из 11 го класса, что уже давно ходил за Саней по пятам с глазами печального бассета, и был произведен в операторы, поскольку являлся владельцем единственной камеры. По факту он успевал отснять несколько неловких дублей, прежде чем Саня с ледяной улыбкой вырывала камеру из его рук и принималась за дело сама. Его, мне кажется, это не слишком огорчало, он мог весь вечер спокойно пялиться на госпожу режиссера, не отвлекаясь на ерунду.       Основной актерский состав подобрался поистине блестящим: рок-н-ролльная Аня — в роли девочки, влюбленной в мальчика, Лиза — в роли девочки, влюбленной в девочку, и Марек — в роли мальчика, влюбленного в лесбиянку. Мне тоже досталась небольшая эпизодическая роль. Я сыграл заучку-одноклассника, который рассказывает на уроке доклад о русских поэтах-самоубийцах, и тем самым вдохновляет троицу убить самих себя. Мое заикание в этой сцене никому не мешало, а только делало образ моего героя более нелепым и комичным. Потом Сане скажут, что это был очень хороший ход — пустить первый «звоночек» будущей трагедии с помощью такого забавного персонажа.       Сцену со мной снимали одной из первых, несколько вечеров подряд. Я зазубрил полторы страницы этого сомнительного доклада про Есенина, Маяковского и Цветаеву, а в окончательный монтаж вошла пара предложений и пара моих общих планов. Если бы я знал об этом в момент съемок, волновался бы гораздо меньше. - Паш, соберись, - злобно цедила Саня сквозь зубы, когда я запарывал дубль. Режиссером она оказалась на редкость сволочным. - И галстук завяжи нормально, а то как будто вешаться собрался! - Н-не умею я за-завязывать галстук! - огрызаюсь я. - Так, кто-нибудь, завяжите галстук полудурку! - Саня закатывает глаза, и ко мне тут же подскакивает Марек, начинает торопливо возиться с узлом, а я невольно перемещаю эту мизансцену в гораздо более интимную обстановку. Лицо у него трогательно-сосредоточенное, он картинно отстраняется, чтобы проверить качество узла, и поправляет воротничок моей рубашки. - Все, порядок, - улыбается он, его ладони все еще лежат у меня на плечах. Он усмехается и тихонько кивает головой в сторону Сани. - Не слушай ее. Она возомнила себя Стэнли Кубриком. Расслабься, все у тебя получается. - Вы там умерли с этим галстуком?! - вопит Саня. - Паша, поехали! Позже оказалось, что в этот момент она и нажала на «запись»: камера успела заснять, как Марек, отскочив от меня, юркнул за границу кадра, и то, каким идиотически-влюбленным взглядом я его провожаю, прежде чем переключиться на «актерскую задачу».       Тогда мне удалось добиться от Сани довольно щедрой похвалы: на ласку режиссер не скупился так же, как и на ругань. Впрочем, некоторым доставалось только что-то одно. Марек ходил у нее в любимчиках, что, конечно, понятно: он был непогрешим. Саня признавалась мне, что он играл лучше, чем она представляла себе в воображении, опережал наголову ее «режиссерское видение». Я, разумеется, ничуть не удивлялся: Марек постоянно перевоплощался в каких-то незнакомцев, ему ничего не стоило по вечерам становиться пылким, стыдливым, запутавшимся юношей. У него все получалось блестяще, Саня в приступах нежности называла его «Марек-Один-Дубль», а он каждый раз прятал ужасно польщенную улыбку. Я редко видел его таким счастливым, как в то время - и редко когда чувствовал себя таким одиноким, находясь с ним в одной комнате.       Сцену со мной отсняли еще в первую неделю, я вполне мог не приходить на съемки, но я приходил — потому что туда приходил Марек. Вскоре Саня превратила меня в мальчика на побегушках, чтобы от меня была какая-нибудь польза: я переставлял парты, придерживал дверь кабинета, чтобы она не закрывалась или наоборот не открывалась, я переносил с места на место вещи, подносил маэстро-режиссеру кока-колу и приводил классы в пристойный вид после съемочного вечера. Все эти поручения не казались мне обидными, мне хотелось приносить пользу. Только один раз мне стало не по себе: когда поручение мне дал не режиссер, а Марек. - Паш, слушай, - он подбежал ко мне в перерыве, как всегда, после отснятой сцены, немного взвинченный, взбудораженный актерством. - Я обещал отцу, что сегодня сам с Жан-Полем погуляю, и забыл. И Саня говорит, мы только минимум через час закончим... - было не совсем понятно, чего он так мнется, мог бы попросить меня прямым текстом. - Х-хочешь, чтобы я с н-ним погулял? - спросил я. Марек облегченно улыбнулся и протянул мне ключи от квартиры. Я схватился за колечко, но Марек почему-то его не отпускал. Он вдруг быстро приблизился и чмокнул меня в щеку. У меня тут же будто разом отнялась половина лица, как от инсульта. - Спасибо, - сказал он, как ни в чем не бывало, и отдал мне, наконец, ключи. - Ты лучше всех. Не дожидаясь от меня ответа (а он бы и не дождался), Марек устремился обратно на съемочную площадку, как будто ничего не произошло, как будто все идет, как обычно, как будто он всегда целует меня, когда отправляет выполнять вместо себя скучную работу.       В том поцелуе было что-то странно унизительное, как будто он таким образом расплачивался со мной или благодарил. Какой-то странный бартер: ты гуляешь с моей собакой — я целую тебя в щеку. Хотелось бы узнать все тарифы: «ты моешь за меня посуду — поцелуй в губы, средней продолжительности; за уборку дома полагается поцелуй долгий и страстный, приемлемая влажность гарантирована». Что, интересно, нужно сделать, чтобы он меня трахнул?       Это были злые, обидные мысли — не знаю, почему я никак не мог перестать их думать, гуляя в тот вечер с Жан-Полем. Может быть, потому что сам понимал, как глупо выгляжу, таскаясь за Мареком, как привязанный, может, потому что он поцеловал меня прилюдно, без спросу, ужасно нагло. А может, меня просто злило то, что, несмотря на унизительность, беспардонность и, вообще, мимолетность поцелуя, я - спустя полчаса - как будто чувствовал его кожей, мой пульс зашкаливал, голова кружилась, и жалко было, что не курю и не могу занять руки сигаретой. Жан-Поль будто чувствовал мое состояние, все время оглядывался на меня печальным слезливым глазом, заискивающе привставал на задние лапки, упираясь передними мне в коленки. - Отстань, Жан-Поль С-сартр, и без т-тебя тошно, - буркнул я, когда он, желая привлечь мое внимание, тихонько заскулил. Пес посмотрел на меня с укоризной и демонстративно отошел к кусту. - Ох, п-прости... я идиот.       Интересно, они уже закончили? Я потянул Жан-Поля за поводок и повел его к окраине парка — оттуда было видно школу, мне хотелось посмотреть, горит ли свет в окнах. В какой момент я стал таким жалким? Преследую его, думаю о нем постоянно, выгуливаю вместо него собаку, едва не пылинки с него сдуваю, пока он изображает перед камерой безумную любовь к Лизе.       Мы почти перестали разговаривать с тех пор, как он начал сниматься в кино, и теперь я уже жалел, что уговорил его. Если бы не Санин фильм, я не брел бы сейчас по расквашенным дорожкам парка вдвоем с Жан-Полем, не чувствовал бы себя таким брошенным, не высматривал бы, горит ли свет в двадцать четвертом кабинете. Мы были бы здесь втроем, Марек бы уже давно подхватил дрожащего Жан-Поля на руки, целовал бы его полированную макушку, рассказывал бы мне какую-нибудь очередную маловероятную историю из прошлого его семьи или спойлерил бы финалы фильмов, которые я не смотрел, а я бы ругался только для вида — его пересказы мне нравились больше, чем сами фильмы. Мы были бы такими счастливыми... Впрочем, Марек, похоже, счастлив и сейчас — и это самое обидное и самое жалкое. Ему ничего не стоит быть счастливым самому по себе. С каких пор мне обязательно нужен он, чтобы быть счастливым? Что в нем такого особенного?       Свет в школе все еще горел, когда я отвел Жан-Поля домой и вышел из подъезда, тоже собираясь идти к себе. В освещенных квадратах окон было заметно какое-то движение. Они все еще снимают? Или уже собираются по домам? Даниила не было в квартире, когда я отводил Жан-Поля... наверное, нужно вернуть Мареку его ключи, иначе как он попадет домой?       Мне не хотелось идти туда, не хотелось скрестись в дверь, красться внутрь под взглядами съемочной группы, не хотелось публично изводить Марека своей раболепной заботой. Но я так хорошо представлял, как он, вымотанный после съемок, добредает до дома в надежде поскорее завалиться спать и обнаруживает запертую дверь, а значит — ему топать ко мне, подниматься по лестнице, спускаться, идти обратно — и все это на пронизывающем ветру, по разъезжающейся под ногами снежной грязи...       Я приложил ухо к двери и услышал Санин голос — значит, в этот момент съемка не идет, можно зайти без риска запороть им дубль. Уже открыв дверь, я стал разбирать слова. - …любить кого-то без малейшего шанса на взаимность?.. - спросила она Марека, как раз, когда я зашел. - Извините... - пробормотал я, прошмыгнув через порог и тихонько усаживаясь рядом с бездействующим официальным оператором на первую парту. Саня почему-то уставилась на меня, прервав объяснение сцены. Марек и стоявшая рядом с ним Лиза тоже уставились на меня, как на привидение. - Ты откуда здесь, Паш? - спросила Саня. Я почувствовал, что заливаюсь краской, представил, как по-идиотски прозвучит мое «Я Мареку ключи принес» и ответил пассивной агрессией. - В с-смысле? М-м-мне что, н-нельзя здесь быть? Я д-думал, я п-помощник режиссера, - выпалил я. Саня с Мареком неловко переглянулись. У них что, какие-то секреты от меня? - Ну конечно, просто я думала, ты уже ушел... - улыбнулась Саня, но я уловил фальшь этой улыбки. - Ты, в принципе, можешь идти домой, если хочешь... - Т-ты что, в-выгоняешь меня? - да что же у них на уме? Теперь я точно не ушел бы, пока не выяснил это. - Ой, Паш, давай без истерик, - фыркнула Саня, - Оставайся ради Бога. Только помогать сейчас особо нечем, - отрезала она и снова отвернулась к Мареку и Лизе. Они, очевидно, обсуждали сцену, в которой герой Марека пытается поцеловать героиню Лизы, подкараулив ее после уроков, и получает по роже. - Для тебя это скорее жест отчаяния, ты и не надеешься на взаимность, чувствуешь себя жалким, ненавидишь себя, но все равно не можешь не попытаться. - Может быть, я даже хочу, чтобы она меня оттолкнула, оскорбила — чтобы появилась причина ненавидеть ее, - предположил Марек, и Сане идея предсказуемо понравилась. - Да, это очень может быть. Одновременно и признание, и провокация — да, это хорошо. Тогда ты можешь быть даже довольно грубым, жестким... Я не хочу, чтобы здесь были мелодраматичные сопли, ты должен пытаться ее поцеловать так, чтобы зритель подумал: «О нет! Он ее изнасилует!» Лиза и Марек смущенно рассмеялись. Мне кажется, или между этими двумя действительно происходит... какая-то гадость? - Ладно, давайте попробуем... - Саня заняла позицию за штативом, оператор заметно оживился, стоило ей наклониться к видоискателю, отклячив задницу. - Ииии, начали!       Лиза обернулась к Мареку хорошо отрепетированным движением — на этом повороте будет монтажная склейка, так что она выучила его досконально, как танцевальное па. Ее крашеные в черный волосы откинулись за спину густой блестящей волной. - Хватит ходить за мной! Хватит меня преследовать! - выпалила она, мне показалось, довольно достоверно. - Ты, как пиявка, ты... В этот мучительный момент Марек резко рванул к ней и, крепко сжав ее плечи, властно притянул к себе. Я, конечно, знал, что это случится, но едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Лиза, видимо, не ожидавшая такого нешуточного напора, дернулась, в попытке вырваться и неуверенно толкнулась ладошками ему в грудь, но уже через секунду оказалась втянута в яростный поцелуй, самый что ни на есть всамделишный. Не знаю, много ли прошло времени, прежде чем я осознал, что сижу с открытым ртом, наблюдая, как парень моей мечты присасывается к девчонке, которую едва знает. Мне показалось, они целовались целую вечность. Наконец, Лиза собрала силы в кулак и отпихнула от себя Марека. Секунду она смотрела на него полоумными глазами, а затем влепила ему пощечину — такую же неподдельную, каким был поцелуй. - Ты... - задыхаясь, проговорила она. - Ты... вообще... нормальный?! Этого не было в ее тексте, там был эмоциональный, синтаксически выверенный монолог о том, как парень ее достал, но Лизина импровизация куда более лаконично и доходчиво говорила в точности о том же. Испепелив Марека взглядом, она выбежала из класса. Марек с тревогой и отчаянием смотрел на захлопнувшуюся дверь, не зная, надо ли ему бежать за ней или им теперь вообще лучше держаться друг от друга подальше. - Снято! - воскликнула Саня, и Лиза вернулась в класс, довольная, прямо-таки сияющая и гордая собой: действительно, молодец какая! Не выпала из образа в стрессовой ситуации, смогла сымпровизировать, и как удачно!       Я искренне надеялся, что про меня все забыли. Я надеялся, что все хотя бы сделают вид, что меня здесь нет. Теперь ясно было, зачем Марек услал меня гулять с Жан-Полем, почему Саня не хотела, чтобы я торчал здесь... Господи, насколько же заметна моя влюбленность, если все кругом так единодушно берегут мои чувства? Пока Саня рассыпалась в похвалах актерам, я уныло смотрел в одну точку, уговаривая самого себя остановить внутренний диалог, но ничего не выходило. Перед глазами стоял Марек, целующий Лизу, и от этого зрелища нутро наливалось свинцовой тяжестью. Как я мог не заметить раньше? Они постоянно ходили вместе курить, она давала ему диски, книги, они ходили друг к другу в гости, кажется... Они проводили вместе столько времени: как же я не догадался раньше? Я не был зол или обижен — я вдруг почувствовал, что ужасно устал, невыносимо устал, устал настолько, что с удовольствием лег бы и проспал несколько лет. А может, и вовсе бы не просыпался.        - Паш, поможешь мне отнести книжки в тридцать второй? - я не сразу понял, что Саня обратилась ко мне. - Паш, возьми, пожалуйста, эту стопку и пойдем со мной. Как во сне я поднимался за Саней по лестнице на третий этаж, перед глазами у меня зациклилась сцена из ее недоснятого фильма. Когда мы запихали учебники в шкаф, и я поплелся к выходу, Саня вдруг положила руку мне на плечо. - Паш, подожди, - я обернулся. Саня присела на край парты, нашей старой парты, за которой мы сидели вместе, когда Марек только перешел в нашу школу. Я равнодушно опустился на соседнюю, напротив нее. Саня выглядела виноватой и смущенной, ее крашеная челка почти закрывала глаза. - Я... не думала, что так выйдет. Прости, если... ну ты понимаешь. - Не понимаю, - сказал я и будто со стороны услышал собственный бесцветный голос. - Марек не хотел играть это при тебе, говорил, твое присутствие будет его смущать, - сказала Саня, и многозначительность ее тона наводила на подозрение, что она ждет от меня каких-то выводов, но я понятия не имел, каких. - Что-то не похоже, что я его смутил, - сказал я. - Вроде, он отлично справился, да? Наверное, мой тон показался ей язвительным — ее губы сжались в нитку, она явно пыталась сдержаться, чтобы не отплатить мне тем же. - Паш... я знаю, как хреново влюбляться в кого-то в первый раз и безответно. Да я ж фильм снимаю о безответной любви... Но у тебя-то все не так... - Сань, ты опять? Я же говорю, нет у меня никакой любви, Марек может делать все, что хочет и целоваться с кем угодно, с Лизой или нет, мне все равно, просто... - я сам слышал, как истерично и фальшиво это звучит, и даже рад был, когда Саня заставила меня замолчать, вдруг резко встряхнув за плечи. - Эй! Я скажу, а ты решай сам, прислушиваться ко мне или нет. Тебе не кажется. Она действительно уводит у тебя парня. Саня решительно вскочила на ноги и зашагала прочь из кабинета. Я дальше разглядывал носки собственных ботинок, чувствуя, как меня пропитывает отчаяние. - Сань! - она оглянулась на пороге. Свет из коридора бил ей в спину, очерчивал только силуэт, так что я не понимал, какое у нее выражение лица. - Что мне делать? - Поговори уже с ним наконец, идиот, - судя по голосу, Саня улыбнулась. Она отвернулась от меня и зашагала вниз по лестнице. Ей еще закрывать кабинеты, сдавать ключи вахтерше, договариваться с актерами на завтра... - Поздно уже разговаривать, - сказал я, и мой голос в пустом кабинете показался совершенно чужим и незнакомым.       Я не стал разговаривать ни с ним, ни с кем-то еще. Самым лучшим мне показалось — просто уйти, исчезнуть хотя бы на какое-то время, переждать, отсидеться. Я надеялся, что если забаррикадируюсь в своей комнате, моя голова каким-то образом проветрится, сомнения разрешатся, и все пойдет так, как ему положено, без моего участия. - Ты сегодня в школе был? - спросил отец, вернувшись с работы и застав меня дома — взъерошенного, несчастного, кое-как завернутого в одеяло, занятого хандрой и слушанием «Сплина». - Я п-плохо себя чувствую, - ответил я, с трудом перекрикивая Александра Васильева. Я весь день крутил одну и ту же песню - «Прочь из моей головы». Отец чуть убавил звук и присел рядом со мной на диван. - Расскажешь, что случилось? - спросил он. Я только с деланным недоумением пожал плечами, надеясь его успокоить, но папа посмотрел на меня своим фирменным выразительным взглядом, означавшим: «ну мне-то можешь не заливать!» - Нет, п-п-пап, серьезно, н-ничего такого... П-просто голова б-болит. - И поэтому ты решил врубить «Сплина» как можно громче, да? - обычно меня смешила его ирония, но в тот раз чувство юмора мне отказало. Я только посмотрел на него с угрюмым видом и отвернулся. - Что ж, ладно, мы оба имеем право хранить свои секреты, верно? - Да, - ответил я, не оборачиваясь. Я ждал, что он уйдет на кухню, наверняка он был голоден после работы, но папа почему-то продолжал молча сидеть, то ли думая, что еще мне сказать, то ли заслушавшись песней. «Прочь из моей головы! Босиком, кувырком, с чемоданом в руке Или БЕЗ чемодана в руке - налегке, вдалеке Пока я по тебе не проехал катком. Прочь из моей головы! Над Москвой на метле, через тернии к звездам. С буквой "У" в левом верхнем углу, В треугольнике равностороннем на заднем стекле». - И давно ты ее крутишь? - спросил он, наконец. - Как проснулся, включил, - ответил я, решив не врать. В конце концов, что такого уж криминального в том, чтобы слушать весь день одну и ту же песню? Мало ли, вдруг мантра «прочь из моей головы» действительно поможет мне вытравить из себя Марека? - Ого, - присвистнул отец. - Боюсь, сегодня ты вверг всех соседей в депрессию. Я выдавил из себя улыбку, опять же, в надежде его успокоить. Отец вздохнул с каким-то странным понимающим выражением и сочувственно потрепал меня по плечу. - Паш, ты, если не хочешь, не рассказывай... просто имей в виду: что бы ты там ни натворил, я на твоей стороне, - я не успел придумать, как отреагировать на это неожиданное заявление, а он уже вскочил, снова прибавил громкость музыки и пошел на кухню. - Чай будешь? - бросил он через плечо, как ни в чем не бывало.       Папа больше недели покрывал мои прогулы, не пускал на порог Марека и время от времени беседовал с классной, уверяя ее, что у меня страшные мигрени. Однако я чувствовал, что его терпение готово вот-вот лопнуть. В среду он объявил, что мне пора возвращаться в социум, хочется мне этого или нет. - И кстати, - добавил он как бы между прочим. - Я встретил твою подругу Александру в магазине. Она пригласила меня на премьеру вашего фильма. Ты хоть знаешь, что она его закончила? - Нет, - буркнул я. Не было в тот момент вещи, которую я ненавидел бы больше, чем Санин фильм. Отец же наоборот отчего-то светился энтузиазмом. - И тем не менее, это так. Я намерен пойти, это уже послезавтра, в вашей школе. - П-премьера ф-фильма в школе? - серьезно? Саня и на это их раскрутила? - Да, Саша сказала, ей разрешили взять школьный проектор... Я так понял, будет большое мероприятие. Весь класс задействован, да? И ты там тоже есть? - В эпизоде, - пробормотал я, надеясь этим и отделаться, но отец жаждал и других подробностей. С каких пор он так интересуется школьной общественной жизнью? - Т-там, в основном, Аня, Л-лиза и Марек. - О, ничего себе, Марек так быстро влился в коллектив, - заметил отец. Да уж, сам удивляюсь. - Наверное, его мама в полном восторге. Ты говорил, она актриса? Отец опять вел себя как-то по-идиотски, как будто пытался что-то у меня выведать, вот только я никак не мог понять, что именно. Он будто изображал частного детектива под прикрытием: «О, эти гортензии прекрасны! Особенно в закатном свете. Кстати, где вы были вчера на закате?» - Да, актриса. Н-но она с-сейчас на съемках, может, она в-вообще не в курсе, что он т-тоже в к-кино снимается. З-зато его отец, н-наверное, умрет от г-гордости, - злость на Марека заставляла меня злиться и на Даниила, хотя уж он-то тем более ни в чем передо мной не провинился. Отец слушал меня с поразительным вниманием и как будто ждал, что я продолжу. - Он, н-наверное, т-тоже придет, - сказал я просто чтобы что-нибудь сказать, потому что пытливый взгляд отца мне совсем не нравился. - Наверное? - быстро переспросил он. - То есть, может и не прийти? - Н-не знаю. А ч-что? Т-ты х-хочешь с ним п-познакомиться? - предположил я, хотя это не было похоже на правду. Просто отец был как-то слишком воодушевлен, и пытался скрывать это — в таком состоянии люди надеются на знакомство — минимум — с Фредди Меркьюри. - А... да, - коротко кивнул отец, ухватившись за мое неправдоподобное предположение. - Просто ты столько о нем рассказывал, ну и вообще — вы с Мареком лучшие друзья, а я ни его самого не знаю, ни его отца. - Как будто ты Сашкиного отца знаешь, - фыркнул я, и уши отца слегка порозовели. Почему все вокруг что-то от меня скрывают?       Стоило мне на следующий день, в четверг, переступить порог школы, как я оказался в центре возбужденного хоровода одноклассников. Никогда меня не встречали после болезни с большим воодушевлением. Кажется, никто из них не поверил в «мигрени», все вели себя так чутко, словно точно знали: я возвращаюсь после добровольного депрессивного затворничества. Со мной говорили так осторожно и ласково, будто я в любую секунду мог выскочить в окно или заглотить пачку транквилизаторов. Только Марек ворчал на меня за то, что я игнорировал его все это время. Я и теперь старался не бросать начатого: отвечал ему односложно, старался не слушать, что он говорит, и вообще всячески пытался сбежать от него подальше. Это было не так уж сложно: Марек стал довольно популярным, рядом с ним была Лиза, Саня с Аней то и дело норовили пристать к нему с разговорами про монтаж и какую-то таинственную вечеринку. Я даже не успел огорчиться, что меня на нее не зовут. - Ты ведь придешь на вечеринку, Паш? - спросил Марек, состроив щенячье выражение лица, которому я физически не способен был сопротивляться. - Ну я н-не знаю... - пробормотал я. - Конечно, он придет, - вмешалась Саня, - Все актеры должны прийти. Паш, это вечеринка по случаю окончания работы над фильмом, - теперь ее тон тоже стал умоляющим. - Ну пожалуйста, может, это наш первый и последний фильм! - Л-ладно. Куда и к-когда? - спросил я. Саня и Марек радостно взвизгнули. После этого фильма единодушие моих друзей достигло просто тошнотворного апогея. - Сегодня в семь вечера, у Сани. Зайти за тобой? - спросил Марек и хотел закинуть руку мне на плечо, но я успел отскочить. Все уставились на меня округленными глазами, только Саня демонстративно отвернулась, показывая, что не одобряет мою линию поведения. - Нет. Я с-сам приду. Извините, я д-должен... - пробормотал я и бросился прочь из коридора, оглушенный стуком крови в ушах. Черта с два я приду на эту вечеринку.       Хотел бы я написать «сам не знаю, как так вышло, что я напился» - и вернуться к началу, сделав временную петлю. То же место, те же люди, только на этот раз есть повод — мы сделали вместе что-то, отдаленно напоминающее фильм. Никто не помогал нам, никто не учил нас, как это делается. Мы просто решили сделать это — и сделали. Мало кто добивается даже такого скромного успеха — здесь действительно есть, что праздновать. И мы праздновали: Санина квартира опять наполнилась одноклассниками, опять звучали тосты, музыка, опять все пьянствовали и смеялись, опять звенели бокалы, опять хлопала балконная дверь, когда курильщики выходили на воздух. Вот только на этот раз у меня никак не получалось напиться.       Хотя я плотно участвовал в съемочном процессе, меня не покидало ощущение, что на праздник я попал по ошибке, что я здесь совсем чужой. Я просто сидел на диване, потягивая пиво из банки, вяло прислушиваясь к разговорам и шуткам, для имитации веселья слегка качая ногой в такт музыке. Саня толкала тост за тостом, активно выражала благодарность актерам, монтажерам, мне и Ане — отдельную благодарность. Она была такая раскрасневшаяся и счастливая, накануне премьеры своего первого фильма, такая растроганная всеобщим вниманием, что я невольно засматривался. Почему мне было не влюбиться в нее?       Я поискал глазами Марека: он слушал Санин тост, сидя по-турецки на полу, и, как оказалось, тоже в этот момент смотрел на меня. Мы оба моментально отвели взгляд, блики на стеклах его очков заслонили глаза. Он подходил ко мне несколько раз за вечер, но разговора не получалось: его постоянно кто-нибудь звал: то, чтобы выпить с ним, то, чтобы он подтвердил какой-нибудь слух о съемках или спойлер из фильма. В какой-то момент я потерял его из виду. За окном стало уже совсем темно, веселее мне никак не становилось, но окончательно я засобирался домой, когда кто-то заменил Muse на Сплина. «Прочь из моей головы! Наугад в темноту, c середины концерта Сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь двери, сквозь парк Чтоб чуть-чуть постоять над водой на мосту». - Да в-вы издеваетесь, - пробормотал я и рванул на выход, даже не попрощавшись с Саней, вообще никому ничего не сказав. Нашел свое пальто в куче чужих, накинул его на плечи и вышел в подъезд. Запах сигарет Марека сразу ударил мне в нос, и я ощутил, что он здесь, еще до того, как понял это головой. Однако на площадке его не было. Я решил, что он уже ушел, и шагнул было к лифту, как вдруг услышал голоса — похоже, они доносились из закутка мусоропровода. В припадке паранойи я тут же решил, что — кто бы это ни был — они говорят обо мне, и метнулся в тень, весь обратившись в слух. - Там кто-то идет? Вроде, дверь хлопнула, - я узнал этот слегка гнусавый голос: Лиза. - Не знаю, я не слышал, - язык Марека изрядно заплетается, похоже, он здорово набрался. - Ты докурила? - шаркнули по подъездному полу его кеды, разворачивая хозяина обратно к Саниной двери. - Подожди немного, - сказала Лиза, и что-то в ее голосе было такое, что я понял, зачем она просит его подождать. И я понял, что она сейчас взяла его за руку и потянулась к нему губами, чтобы поцеловать. - Лиза, слушай... - пробормотал Марек, и его голос звучал уже гораздо трезвее, чем до этого.- Не думаю, что это хорошая мысль... Лизины каблуки дважды отрывисто стукнули по полу, она отшатнулась от Марека, и, судя по хрусту пачки, потянулась за новой сигаретой. - Боже, - проговорила она. - Прости, Марек... я такая дура... - Нет, ты не дура, ты... - Знаешь, не надо, не говори ничего, все и так ясно, - она чикнула зажигалкой, и через секунду я снова почувствовал запах дыма. - Просто этот фильм, и тот вечер... когда ты меня поцеловал... Этого ведь не было в сценарии, ты должен был позволить мне тебя оттолкнуть, и я подумала... черт, зачем я это говорю? Мне надо заткнуться. Я подслушивал и понимал, что мне надо прекратить, что я омерзителен. Но если сейчас вызвать лифт или начать спускаться по лестнице, они услышат меня, поймут, что я подслушивал с самого начала... - Лиз, - голос Марека звучал ужасно пристыженно и смущенно. - Я тогда... я просто играл, это вообще был не я, а ты была не ты... - Я поняла, теперь я понимаю... - перебила его Лиза. - Извини меня. Я просто не правильно тогда это все интерпретировала, - она рассмеялась, довольно нервно, но как будто искренне. - Это ты меня прости, - с явным облегчением в голосе ответил Марек. - Я, наверно, перегнул палку. Но ты так круто играешь, что сам тоже невольно начинаешь играть лучше! - Лиза засмеялась снова. - Нет, правда! Лиз... это ведь... ну, мы с тобой можем остаться друзьями? - Конечно, что за вопрос! - напряженность уже совсем испарилась из ее голоса. Она действительно была хорошей актрисой. - Теперь, когда мы все прояснили, у нас опять все в порядке. Похоже, она и правда не очень-то в него и влюбилась. Во всяком случае, не так фатально, как я. Уж я-то точно знал, что между мной и Мареком никогда ничего не будет «в порядке». - Правда? - обрадовался Марек. - Да! - воскликнула Лиза и захлопнула форточку. Я успел юркнуть обратно к Саниной двери к тому моменту, как они вышли из мусоропроводного закутка, оба все еще покрасневшие от алкоголя и пережитой неловкости. - Паш, ты куда? - всполошился Марек, увидев меня. - М-мне надо д-домой. - Что, так рано? - удивилась Лиза. Я только развел руками. - Но завтра-то ты придешь? - Д-да, конечно, я т-такое не п-пропущу, - улыбнулся я ей даже не через силу. Железная хватка ненависти ко всему сущему вдруг отпустила меня. - А, М-марек! Да-даниил собирается завтра прийти? - Еще как! - закатил глаза Марек. - Уже приготовил костюм — выпендрится, как на премию «Оскар». Я подозреваю, что он завел роман с кем-то из учителей, - выпалил он, и Лиза залилась смехом. - Нет, серьезно, иного объяснения нет! - Л-ладно, тогда з-завтра увидимся. Мой отец х-хочет с ним п-познакомиться, - сказал я. - Без проблем, устроим, - улыбнулся Марек и посмотрел на меня с каким-то странным выражением. - До завтра!       Назавтра я едва замечал происходящее вокруг, все прокручивая в голове подслушанный накануне разговор. Почему Марек отшил ее? Потому что она ему не нравится или потому что ему нравится кто-то другой? Какова вероятность, что этот «другой» - я? Что, если я признаюсь ему и услышу в ответ все эти «извини», «ты не правильно понял» и «это не лучшая идея»? Лиза держалась молодцом, а я, наверное, умру на месте. Или придушу Марека голыми руками.       Я не следил за временем, доверив это отцу, и мы опоздали на пять минут. Ввалились в зал в разгар Саниной вступительной речи (она по такому случаю вырядилась в платье, так что я даже не сразу узнал ее), схлопотали по красноречивому, полному презрения, взгляду и тихонько примостились в последнем ряду. Я нашел глазами Марека и Даниила — они сидели впереди. Марек, обернувшись, послал мне возмущенно-вопросительный взгляд, Даниил тоже оглянулся, но смотрел куда-то мимо меня. Я попытался найти взглядом Лизу, но она словно испарилась. Черт, до чего же глупо было опоздать.       Санин фильм немного отвлек меня от терзаний. Теперь я понимаю, что для первого опыта это было очень и очень неплохо. Местами, конечно, смотрелось занудно, местами не дотягивала актерская игра, но в эпизоде со мной в зале звучали смешки, та злополучная сцена с поцелуем действительно произвела впечатление насилия, я специально наблюдал за реакцией зрителей, и многие невольно отпрянули от экрана в этот момент. Я с нетерпением ждал финала. Саня и Аня не рассказали никому, кроме актеров, решатся ли все-таки герои на самоубийство. Саспенс Сане удался знатно: напряжение так и висело в воздухе, когда на экране Аня, Марек и Лиза приехали в лес с тремя патронами и украденным пистолетом. В молчании Марек вытащил три спички из коробка: от одной отломил головку, от второй — чуть больше, третью оставил целой. Аня вытащила самую короткую спичку, Марек — ту, что чуть-чуть подлиннее, Лизе досталась целая. Они обнялись на прощание, точно так же, ни слова не говоря. Марек отдал Ане пистолет, и она скрылась за деревьями. Марек и Лиза остались стоять друг напротив друга, молча, глядя как будто в никуда, прислушиваясь. Зрители тоже прислушивались, но слышали только тихий синтезаторный стон саундтрека. Наконец, прозвучал выстрел. Лиза и Марек сорвались с места в ту же секунду, как гончие на собачьих бегах. В давящей тишине — Саня исключила в финале не только саундтрек, но и вообще все звуки — они выбегают к оврагу, возле которого лежит Аня. Из простреленного виска сочится кровь, пальцы все еще сжимают пистолет. Мы видим замедленную нарезку: Лиза беззвучно кричит и плачет, Марек просто в ужасе таращится на тело, пока не сгибается пополам в рвотном спазме. В смерти оказывается гораздо меньше романтического, чем они ожидали. Лиза выхватывает пистолет из мертвой руки и делает два беззвучных выстрела в воздух.       Когда на экран полились финальные титры, маленький школьный зальчик взорвался овацией. Я посмотрел на папу: он аплодировал, но выглядел каким-то потерянным, как будто фильм действительно задел его за живое. - Н-ну как? - Паш, может, пойдем домой? - выпалил он. Этого я совсем не ожидал. - Что? П-почему? - изумился я. Папа нервно теребил пуговицу своего серого пиджака и воровато озирался по сторонам. - Я... мне надо... - он не успел договорить — к нам подскочила Саня, возбужденная и раскрасневшаяся после триумфа. - Здрасьте! Что скажете? - выпалила она, обращаясь, в основном, к папе. - Честно — не ожидал. Очень сильно, Саш. Смело, - он стиснул Санину бледную лапку своим рукопожатием. - Я под большим впечатлением, когда немного отойду — скажу чуть побольше, ладно? - Ловлю вас на слове! С вас рецензия! - засмеялась Сашка и, состроив мне гримаску, упорхнула к другим зрителям. Все хотели поговорить с ней. А мой папа с упорством барана продирался к выходу. - П-пап! Да п-подожди ты, - я ухватил его за рукав и потащил обратно: к нам с другого конца зала мчался Марек, за ним следовал Даниил — тоже какой-то приунывший. Какие они впечатлительные, вроде солидные мужики — а все туда же. - Привет! - Марек настиг нас первым, потрепал меня по плечу и протянул руку отцу. - Марек. - Алексей, - представился папа, пожимая его руку. Папин голос показался действительно каким-то замогильным, я даже почти испугался, что ему стало плохо, но он улыбнулся и, словно придя в себя, добавил: - Наконец-то познакомились! И года не прошло... - А это мой отец, Даниил, - сказал Марек, когда Даниил тоже подошел к нам. Вблизи оказалось, что он выглядит совсем больным, бледным до прозрачности. - Здравствуйте, - сказал он, и, наверное, от общего нездоровья его взгляд казался испуганным. - Добрый день, - улыбнулся отец и протянул ему руку. Даниил секунду просто смотрел на нее, как будто не решаясь пожать. Отец вопросительно вскинул брови и, будто спохватившись, представился: - Алексей. - Даниил, - отец Марека неуверенно улыбнулся моему и пожал его руку. Все это выглядело немного странным, родители казались окосевшими, я перехватил недоуменный взгляд Марека и понял, что не я один это заметил. - Вы не курите? - спросил папа. - Я просто как раз собирался выйти на улицу... Даниил рассеянно ощупал карманы в поисках сигаретной пачки. - Я... забыл сигареты дома, но если вы меня угостите... - Разумеется. Они, кажется, ни на секунду не вспомнив о нас с Мареком, синхронно двинулись к выходу. - Эй! - окликнул их Марек, и они обернулись на пороге. - На территории школы курить строго запрещено! Имейте в виду! - с деланной строгостью предупредил он и посмотрел на меня. Секунду мы сдерживались, но потом все-таки расхохотались, как идиоты, вспомнив, как глупо началось наше знакомство. Когда мы отсмеялись, наши отцы уже исчезли, и, стоит признаться, я почувствовал, что без них стало значительно менее неловко. - К-как тебе ф-фильм? - спросил я. - Доволен м-монтажом? - Ну блин еще бы! Я вообще не ожидал, что будет... ну, похоже на фильм. Саня — просто нечто... Когда в следующий раз приедет моя мать, я усажу ее смотреть этот фильм, и чтоб я сдох, если она не поможет Сане пробиться в кино. - Т-только С-сане это не говори, - усмехнулся я. - Она н-наверняка хочет все сделать с-сама. - Никто себя полностью «сам» не делает. Всем кто-нибудь да помогал, - пожал плечами Марек. - Вообще, я думаю... Но, что он думает, мне узнать так и не довелось. В этот момент на пороге появилась завуч Любовь Анатольевна, и ее фельдфебельский голос пронзил гомон зрителей. - Марек Тилипман здесь?! - О, черт, - прошептал Марек и повернулся к ней. - Марек Тилипман здесь?! - повторила она все тем же истеричным тоном. Она всегда говорила довольно экспрессивно, поэтому сначала никто не заподозрил неладное. Лишь когда я взглянул на нее, по моему позвоночнику пробежала первая дрожь: Любовь Анатольевна была напугана, напугана до черта. Марек перехватил мой взгляд и, кажется, тоже встревожился. - Я здесь! - крикнул он и махнул рукой. Любовь Анатольевна одним профессиональным движением схватила его за рукав рубашки и дернула на себя. - За мной, это срочно, - она старалась говорить тише, но ужас так и звенел в ее голосе, делая его приметным. Она потащила Марека к выходу, и я, естественно, бросился следом. Она вела его в свой кабинет, но зачем? По пути она отпустила наконец его рукав, заметив, что он и не пытается сопротивляться, и я нагнал его. - Т-ты что-то натворил? - шепотом спросил я. - Нет! - клятвенно прошептал Марек. - Я не знаю, - подумав, добавил он. - Лю-любовь Анатольевна, что с-случилось? - спросил я, и она удивленно обернулась ко мне. Видимо, она не заметила, что я увязался следом. - А ты здесь что... - сказала она рассеянно и перевела взгляд на Марека. - А, ну да... тебя ж от него палкой не отгонишь... - пробормотала она совсем себе под нос, кажется, не осознавая, что говорит вслух. - Куда вы меня ведете? Что я сделал? - перехватил инициативу Марек. Завуч переводила маленькие слезящиеся глаза с него на меня и обратно и выглядела удивительно беспомощной в этом гулком пустом коридоре, ведущем в ее кабинет. - Вы... вы все равно узнаете скоро, - сокрушенно проговорила она. - Ваша одноклассница, Лиза Медведева... Она повесилась.