***
Минерва. - Куда мы идем? Куда ты тащишь меня? - Сильная рука Тома крепко сжимает мою ладонь. Глаза завязаны шелковым платком, я ничего не вижу, доверяя лишь ощущениям. Травы щекочут щиколотки, и я чуть фыркаю, пытаясь хоть что-то увидеть из-под темной ткани. - Почему ты смеешься? - обиженно спрашивает Том. - Ты смешной. - Уж такого мне никто не говорил, - я чувствую, точно знаю, что он улыбается и от этого на лице появляются ямочки, в которые безумно хочется тыкнуть. - Вот и все, только смотри не сразу. Ткань сползает с лица, и солнце бьет в глаза, не давая смотреть. Первое, что я вижу, так это облака. Белые сны неба медленно плывут среди синего простора небесных мыслей. Я смотрю вверх, задумавшись о легком, детском, невесомом. - Да не туда смотри! - Том дергает меня за волосы, заставляя опустить взгляд. Небольшой дом, окруженный садом. Сад, словно припорошен снегом. Дом покрашен в черный цвет. Подхожу ближе и уже точно вижу, что это не снег вовсе, а белые лилии. Черный дом, утопающий в белых цветах - страшное, пугающее и оттого до безумия красивое зрелище. Оборачиваюсь и смотрю на него. Хочется плакать и смеяться от его взглядов, таких нежных и живых. - Знаешь, Минерва, влюбиться можно хоть в кого угодно, потому что сердце само выбирает, кого любить. Идешь ты куда-то, в булочную, например, а дорогу медленно переползает червяк. Тебе так и хочется на него наступить, а сердце рррррраз — и влюбляется. И все, до свидания, спокойная жизнь! - он подбегает ко мне, подхватывает на руки и упоенно кружит. Кружит так быстро, что небо сливается с землей. - Я что, по-твоему, похожа на червяка, Том? - Глупая ты! - он опускает меня на землю, обнимает за талию и дышит в затылок, прерывисто, жарко. Улыбка никак не может сойти с лица, и он тянет свои пальцы к моему лицу, проводит по губам. — Почему ты улыбаешься? - задумчиво-обеспокоенно спрашивает он. — Да так. Я нахожу тебя очень милым. — Я бы предпочел, чтобы ты поискала кое-что другое… Что же мне надо поискать, милый? Надежду на то, что это не сон? Так я и так на слишком многое надеюсь... Никак не проходит эта болезненная склонность к надежде. Моя пагубная привычка. — На тебя не угодишь, - решаю ответить, чуть прикусив его палец. — Скольких ты хочешь? — А? - потеряла суть вопроса. — Детей… — Эй! - едва не давлюсь от возмущения. — Ты нарочно или как? — Да погоди ты, я же не говорил, что от меня! - смеется он мне в макушку. - Да ты! - задыхаюсь, пытаясь вырваться из объятий. - Дурочка... Он валится со мной на траву, усыпанную белыми ромашками, катимся вниз со склона. Его губы и мои - одно целое. Ничего. Ничего больше не надо.***
Я знаю только одну причину разрушившихся отношений, она совсем не связана со штампом в паспорте. Недосказанность. Все начинается с нее. С чего началось недоверие? С желтого пергамента с надписью "Мистер Том Реддл; Айленд стрит; ..." С огромной статьи в газете: " Жестокое убийство Реддлов. Кто виноват?" С испачканной кровью рубашки и отчаянной фразы, брошенной сквозь беспросветную тьму: - Он сам виноват! А ты… если ты меня любишь, значит, ты со мной, за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах! Ты ведь со мной!? - он больно схватил меня за руку. И я не смогла ответить "Да". "- Я не могу измениться! - кричит он, зло глядя на мои слезы. - Измениться не может никто, но стать лучше может каждый... - говорю в пустоту." - Том… Я... - "ухожу от тебя" должна сказать я, как и решила вчера, найдя клочок бумажки с заклинанием разделения души. - Молчи. Не надо. Не говори ничего... - шепчет Том, целуя мои пальцы. Что-то мокрое ледяное, обдает руки холодом. - Ты плачешь, Том? Он молчит, лишь продолжая целовать руки. - Какие ледяные у тебя слезы... Словно снег. - Я мертв! - он упирается головой в мой живот, растерянно ищет спасения. - Мертвые не могут плакать... - Завтра буду мертв... - Нет! НЕТ. Нет. Опускаюсь на колени, обнимаю его руками и целую лицо, такое же холодное как слезы. - Я люблю тебя! - шепчет он, и это больнее чем крик. - Я тебя тоже. - Закрываю глаза и целую губы, которые словно покрываются инеем. Его руки дрожат и эта дрожь передается мне. Мы тонем, захлебываемся в отчаянии. И ткань исчезает куда-то, не знаю, куда девается одежда, когда так отчаянно любят. Его дыхание покалывает мою разгоряченную кожу. И сердце сжимается от прикосновения его пальцев. Я не хочу ничего чувствовать. Хочу замёрзнуть изнутри. Хочу, чтобы ледяной поток устремился прямо в сердце. И я отдаю ему всю себя, хотя уже завтра он забудет, что значит любить, ведь мертвецы не ведают чувств. Я подаюсь ему навстречу бедрами, обвиваю сильную шею руками. И забываю произнести одно заклинание, забываю преднамеренно. Том, оставь часть, хотя бы часть себя мне. Он смотрит мне в глаза, читает мысли и кивает головой, сильнее прижавшись ко мне. И что-то новое зарождается внутри...