Разумеется, ни о каком "завершении Турнира в нужное время" речи уже не шло. Камикадза два дня пролежала в постели, будучи не в состоянии оторвать голову от подушки, не то что сражаться. Сказывалось напряжение последней седмицы и потеря крови на арене. Иккинг приходил к ней каждый день. К слову, его теперь побаивались все. То есть решительно все. Даже всадники старались лишний раз его не беспокоить, так что кроме Камикадзы, с ним почти никто не общался.
И юноша искренне этому радовался. Теперь у него появилось время, чтобы обдумать происходящее и принять рациональное решение. То, что с ним происходило не описывалось ни в одной книге из довольно скромной библиотеки Олуха (он мысленно отметил, что надо бы её пополнить). Книжицу Рыбъенога он прошерстил от корки до корки, но некоторые страницы были затёрты до дыр, а несколько просто вырваны. Хэддок подозревал, что именно на них и было то, что ему нужно, но спрашивать Ингу не стал. Мало ли, как девушка отреагирует, а портить отношения сильнее не хотелось.
Головные боли преследовали юношу. Периодически он не мог контролировать своё тело от боли, и просто падал на ближайшую горизонтальную поверхность, не в силах терпеть, и старался не кричать, хотя выходило явно из рук вон плохо. Постепенно он привыкал к постоянному шуму на периферии сознания, который мешал сосредоточиться, но всё меньше вызывал дискомфорта. Тело всё так же ломило от боли, кости выворачивало из суставов, кожа становилась чересчур чувствительной, так что каждое прикосновение вызывало странную волну эмоций от лёгкого раздражения до желания порвать человека на мелкие кусочки. Он чувствовал, как что-то внутри меняется, но старался этого не показывать. Всё реже жители деревни могли увидеть его эмоции, он закрывал их внутри, не позволяя злости пробиться сквозь барьер и навредить кому-либо. А в том, что это непременно случится, он не сомневался.
Последний этап должен был состояться уже через день. Иккинг с Камикадзой сидели в овраге, Беззубик лежал рядом с другом, наблюдая за ним из-под прикрытых век. Человек вёл себя по-другому, не так, как раньше. Мало улыбался, говорил кратко и спокойно, ни следа былого озорства граничащего с мечтательностью во взгляде. Это пугало. Происходило именно то, чего дракон боялся: его человек переставал быть его человеком, становился другим.
Хэддок глядел в небо, затянутое сеткой белёсых облаков, сквозь которые пробивалась мягкая голубизна. Он скорее по старой привычке положил руку на голову рептилии, мягко проводя пальцами по сухим горячим чешуйкам, и в этом единственном таком знакомом Беззубику жесте угадывалась вечная привязанность, которая не исчезнет, что бы ни случилось, то самое, что осталось от его всадника.
Камикадза молчала, она сидела, привалившись к огромному валуну, и глядела на ровную поверхность воды, не изменяемую даже ветром. Тело всё ещё не восстановилось полностью, но она уже чувствовала себя лучше. Девушка коснулась своего клыка на шее. Прохладный, чуть шероховатый и пустой. Она уже смогла это понять. Кулон её друга был наполнен чем-то тяжёлым и одновременно мягким, своеобразной энергией, он был полон жизни и даровал эту жизнь по воле хозяина. А её кулон был обычный волчьим клыком, не более.
Девушка поднялась и взобралась на камень, оглядывая с высоты овраг. Хэддок даже головы не повернул, и было что-то хищное в его лице, и во всей его позе, что-то звериное, не людское вовсе, однако спокойное и величественное.
Она смотрела на дракона и человека и впервые не видела их. Оба сидели молча и не шевелясь, кажется, даже не глядели друг на друга, но было что-то в этом образе единственное, одно на двоих. Они казались одним организмом, без разделения на "ты" и "я". Камикадзе даже показалось, что они думают одновременно, хотя как можно было сказать точно?
Юноша сидел, вслушиваясь в окружающие звуки, отделяя один от другого, мысленно их соединяя и переплетая, создавал новые, словно писал музыку из природы вокруг. Тонкие нити неслись плавным потоком в его сознании, раскрываясь и опутывая в свои сети. Он умело управлял ими, разделяя и сводя вновь, рисуя мелодию леса, ветра, гор. Музыка деревни получалась рваная и быстрая, но от этого не менее красивая. Она быстрым маршем проносилась сквозь потоки мыслей, то взлетая вверх, то падая с высоты. Люди слишком суетливы и непостоянны, в этом их беда, их личное проклятье.
Мелодия воды то бесновалась адской гончей, то затихала до еле слышного шёпота волн на песчаном берегу. Океан тоже непостоянен, но он завораживает своей неординарностью и силой, его голос звучит в голове мягко и успокаивающе, словно убаюкивает, заставляет окунуться в сине-зелёную пучину, обещает открыть все свои тайны, показать неведомые до сих пор миры.
Что-то не так. Он понял это прежде, чем тело само подкинулось с места, готовясь отразить удар. Он не думал, просто действовал. Как в тумане Иккинг стащил Камикадзу с валуна и жестом показал молчать. Он оглянулся на Беззубика, дракон внимательно осматривал стены оврага. В такой тишине был слышен вой ветра и шелест листьев, и Хэддок подумал, что было бы неплохо, если бы эти звуки на время исчезли. И стало тихо. По настоящему тихо, словно кто-то опустил на овраг прозрачный купол, не пропускающий звуки.
Девушка испуганно заозиралась и потянулась к кинжалу за поясом, но юноша остановил её одним движением руки. Он подошёл к брату и встал рядом, точно зная, где враг и кто он. Камикадза, озираясь, попятилась к пещере, но споткнулась и рухнула на землю. Иккинг отвлёкся всего на секунду, и в этот миг на них выбежало пятеро викингов. С громким криком трое бросились к Фурии, закидывая верёвки, а ещё двое - к девушке. Беззубик, дезориентированный ударом по голове, не мог бы оказать должного сопротивления, хотя и понимал, что должен. Он успел заметить, как Камикадзу скрутили о оттащили в сторону, сам чувствовал, что тело, только отошедшее от мучительной боли, придавливают к земле. Хэддок стоял и переводил взгляд с брата на подругу, ощущая, как в душе просыпается зверь, так тщательно сдерживаемый им. Ярость застилала глаза красной пеленой, дыхание стало ровным и глубоким, сердце размеренно билось в груди, отдаваясь гулким эхом в сознании.
- Что ты такое? - прошипел один из викингов, обращаясь к юноше и указывая остриём меча ему в грудь.
Мужчина не приближался, и парень чувствовал его животный страх, переходящий в наглость. Свойство человеческого разума. Он неслышно фыркнул, совершенно чётко осознавая, что сам себя к людям уже не относит. Нет, о, нет, эти мешки, неповоротливые и твердолобые, ему не ровня!
Викинг всё ещё ожидал ответа, а Иккинг даже не помнил, какой вопрос ему задали. Он медленно пригнулся к земле, почти опускаясь на четвереньки, из горла вырвалось глухое рычание, хотя сам юноша и воспринял это как само собой разумеющееся. Викинг попятился, крепче сжимая рукоять меча, остальные тоже напряглись, хоть не сдвинулись с места. Хэддок не сводил взгляда с мужчины, стоящего прямо перед ним на расстоянии удара, и знал, что потратит меньше секунды на его убийство. Ещё две секунды на одного из тех, что держат Камикадзу, и три - Беззубика. Они даже ничего не поймут. И юноша не испугался своих мыслей.
- О, Один, - прошептал один из мужчин, глядя, как чуть голубоватым светом загорается кулон на шее юноши.
Дракон в ужасе распахнул глаза. То, что происходило сейчас не должно было повторяться никогда, но этот человек... Его всадник становился тем, кем восхищались и кого страшились больше самой Смерти многие века. Беззубик не понаслышке знал, как всё живое дрожало в страхе перед могущественным существом, рождённым между Небом и Преисподней. Этого не могло быть. Все они исчезли много лет назад, и дракон с замиранием сердца представил, что произойдёт сейчас.
Окружающие звуки вновь ворвались в овраг, оглушив практически привыкших к тишине викингов и дракона. Беззубик зажмурился, вновь слыша природу, а Камикадза, высвободившись из хватки, быстро поднялась на ноги, но от напряжения пальцы её подрагивали, а колени едва не подкосились. Зрение стремительно менялось, и Хэддок изо всех сил старался удержать более чёткий образ перед глазами. Мужчины попятились, крепче сжимая в руках оружие, но он чувствовал их страх, наслаждался им.
Иккингу казалось, что температура вокруг стремительно поднимается. Лёгкие уже горели от неожиданно горячего воздуха, попадавшего в них, на коже чувствовался жар, словно он находился у самого огня, потому он с благоговением принял волну прохлады, прокатившуюся по его телу от позвоночника. Послышался хруст костей, отчего Камикадза вздрогнула и сильнее стиснула кулаки. Она смотрела, как тело её друга меняется, и не могла пошевелиться. Вокруг Хэддока поднялся вихрь, почти скрыв его от друзей и викингов.
Он чувствовал, как внутри него что-то меняется местами, словно органы перемещались прямо в теле. Желудок скрутило, он упал на колени и упёрся в землю ладонями, тут же впиваясь пальцами в почву и выгибаясь в спине. По телу прошёлся электрический разряд, словно поразивший разом все клетки и изменивший что-то в самой сути юноши. Он зажмурился, пытаясь прервать сводящий с ума поток изображений и вернуть зрение, а, когда вновь открыл глаза, картина мира была на удивление чёткой. Он смотрел на замерших в ужасе людей и не хотел останавливаться. Всё существо Иккинга наполнила ярость, обида, которую он думал, что похоронил в себе, вырывалась наружу в виде глухого рычания и скрежета когтей по камню. Память услужливо подкинула образ Астрид и тонкий шлейф её аромата, исходящий от Эверила, Беззубик, связанный и не имеющий возможности спастись от огня, годы, проведённые в одиночестве.
Дракон, чувствуя, что его больше не держат с нужной силой, вырвался и замер в метре от всадника. Треск ткани разорвал тиишину. Никто не смел пошевелиться, а Беззубик хотел прорваться сквозь невидимую стену и не мог. Что-то останавливало его, не позволяло приблизиться, и он метался из стороны в сторону, стараясь придумать выход. Над поляной снова повисла мёртвая тишина, и он с болью и отчаяньем смотрел, как волк ростом почти с человека мягко ступает по примятой траве. Шкура его отливала серебром, словно на каждой шерстинке было по жемчужине. Огромные когтистые лапы будто едва касались земли, существо, казалось, передвигается по воздуху. По радужке глаз разливался алый туман, оставляя изумрудный цвет только по краю чёрного зрачка. Зверь оскалил клыки и пригнулся к земле, готовясь к прыжку. Уши были прижаты к голове, но ловили все звуки до единого.
Плавность движений слишком неожиданно и быстро превратилась в резкие росчерки. Волк с глухим рыком бросился на первого викинга, отбив неловкий удар меча мощной лапой. Клинок отлетел в сторону, а зверь тут же вцепился зубами в горло мужчины, раздирая, не оставляя надежды на жизнь. Тёплая кровь вскружила голову, алая пелена застила глаза. Быстрее вихря он метнулся к другому воину, тут же смыкая клыки на его запястье и наслаждаясь животным воплем. Отгрызенная кисть упала прямо перед ногами Камикадзы, гипнотизируя сочащейся кровью.
Викинги разом пришли в движение. Кто-то подхватил оружие, кто-то попятился к выходу из оврага, однако зверь одним прыжком преградил им путь к свободе, раскатисто рыча. По его морде стекала кровь, на белоснежных ранее клыках появились бронзовые разводы.
Это было сродни ночному кошмару, только проснуться было невозможно, как Камикадза ни старалась. Волк убивал их одного за другим. Викинги кричали, но вопли всё чаще и быстрее сменялись противным бульканьем. Шерсть на морде зверя уже окрасилась в ярко-бордовый и местами слиплась, а его низкое рычание доносилось словно сквозь вату. Дракон понимал, что не сможет остановить брата. Это был тот самый раз, когда он был бессилен и не мог помочь, как бы ни хотел. Он слышал слишком много легенд, большинство из которых были правдой, видел подобное и знал, что остановить сейчас Хэддока - значит либо убить его, либо лишиться жизни самому.
Что бы викинги там ни думали, он никогда не желал им смерти. Беззубик долго наблюдал за людьми, прячась в тени, сливаясь с темнотой, и понимал, насколько они хрупки на самом деле, как цепляются за свои жизни. Его прозвали самым грозным драконом, потому что ничего о нём не знали, а он знал достаточно, чтобы не убивать их без причины. Отвернувшись он подошёл к Камикадзе и присел рядом, не глядя на бойню, толкнул её в плечо, заставляя отвернуться. Девушка уткнулась лицом ему в шею и обняла, на чешуйки закапали слёзы. Плечи Бой-Бабы тряслись, а до чуткого уха дракона доносились глухие всхлипы. Это было слишком для неё, да и сам Беззубик не хотел верить в происходящее.
Всё стихло слишком быстро. Просто в какой-то момент истошные крики, перебудившие, кажется, весь лес, прекратились и наступила тишина. Оглушающая и выворачивающая наизнанку. Девушка не замечала этого, а дракон не хотел открывать глаза, чтобы не видеть лица - морды, поправил он себя - брата, безжалостно растерзавшего пятерых сородичей.
- Как вы нашли это место? - услышал Беззубик со стороны озера.
Он обернулся и увидел, как один из викингов вжимается в ствол дерева, стараясь казаться меньше, чем он есть на самом деле, а над ним возвышается огромный волк. Мужчина, видимо, оказался в ещё большем замешательстве, чем когда-либо, и в ужасе молча смотрел на зверя, явно терявшего терпение. Волк подался вперёд и опустил тяжёлую лапу на грудь викинга, едва касаясь острыми когтями рубахи. Воин едва не задохнулся от такой неожиданности и зажмурился, готовясь принять смерть, но прямо над его ухом раскатисто прозвучало:
- Я жду ответа. Как вы сюда пр-ришли и зачем напали?
Камикадза развернулась на голос и тоже уставилась на волка, всё ещё изредка всхлипывая. Беззубик медленно приблизился и встал за плечом брата. Взгляд мужчины метнулся к дракону, потом обратно на морду зверя, викинг зажмурился и снова посмотрел на встревоженную рептилию, когда услышал мягкий и тихий смех:
- Сейчас тебе бы стоило бояться не его, - волк дёрнул ухом и неожиданно рявкнул: - Отвечай!
Мужчина вздрогнул и сильнее вжался в дерево, глядя на его корни, но промямлил:
- М-мы просто шли по лесу за дровами, з-заблудились... Потом-м вышли на троп-пинку... Н-ночная Фурия... Мы... Мы и не думали, что встр-ретим тут Л-лунного волка...
- А теперь правду, - спокойно прервал его зверь, и викинг почти оскорблённо вскинул на него взгляд, но тут же стушевался и побормотал:
- Это вся правда.
- Предположим - голос вновь сорвался на рык, - Я тебе поверил, - волк чуть отступил, позволяя викингу вздохнуть. - Но это не отменяет того факта, что ты пытался убить нас. Безуспешно.
Зверь снова оскалился, обнажая клыки, и мужчина вздрогнул, что-то залепетал себе под нос, постоянно сбиваясь с мысли. Беззубик подошёл ближе и замер, настороженно глядя на брата, словно ждал новой вспышки агрессии, но её не было. Волк ещё с минуту глядел на воина, а после фыркнул и отошёл к озеру, бросая через плечо:
- Убирайся. Если хоть кто-то узнает о том, что здесь произошло, я найду тебя, - голос был холоден и спокоен, отчего мурашки пробежали по спине у всех присутствующих.
Как только мужчина скрылся из виду, волк тяжело опустился на землю и прикрыл глаза. Ярость отступала и реальность обрушилась на сознание. Он убил. Своих же. Не стал даже разговаривать с ними, как сделал бы раньше, просто разорвал. Иккинг чувствовал кровь на губах, ощущал её металлический привкус во рту, и от этого становилось одновременно спокойно и противно. Самое ужасное, что ему это нравилось. Нравился вкус чужой крови на языке, страх в глазах жертв, их безрезультатные попытки спасти свои жалкие жизни... Нет, так нельзя. Он не убийца, не хочет им быть, он...
Хэддок зажмурился в попытке избавиться от мыслей, осознания, что он натворил. Ситуация превратилась в нерешаемую проблему, и он не представлял, что делать дальше. Очень захотелось спрятаться, закрыться ото всех, чтобы никто не видел, чтобы не знал, чтобы не было больше этих осуждающих взглядов, чтобы не казалось, что каждый в этом грёбаном мире знает, что он натворил. Это случилось уже однажды, и он навсегда запомнил, через что потом пришлось пройти, и не был готов вновь так рисковать тем, что ему дорого.
Камикадза нашла в себе силы подойти к чудовищу - да, она точно решила это для себя - и опуститься рядом, но не смогла заставить себя коснуться шерсти на загривке. Волк лежал на земле неподвижно, вперив взгляд в гладкую поверхность воды. Он бы и хотел поговорить с подругой, сказать, что он... Да хоть что-нибудь, чтобы и самому убедиться в том, что он не чудовище, что не безжалостный убийца. Но что он мог сказать в своё оправдание? "Прости, я не хотел"? А разве это правда? Да и за что извиняться? Чего не хотел?
Это было похоже на безумие, лавина мыслей, каждая из которых опровергала предыдущую. Сотня голосов в одной голове. Теперь это разрывало сознание изнутри и не давало нормально воспринимать ситуацию. Очень хотелось собрать все эти проблемы, всё, что с ним произошло за последние дни, в один большой комок и выбросить, зажить новой жизнью.
Так, вот тебе, живёшь уже. И жизнь новая - не поспоришь - и тело вроде как бы и не твоё. Раньше ведь мечтал всё изменить, чего сейчас не нравится? Наслаждайся.
Иккинг изо всех сил старался заглушить ехидный внутренний голос, хотя отголосками здравого рассудка соглашался с ним. И чего ему спокойно не жилось, спрашивается.
Камикадза едва заметно вздрогнула, когда волк рядом с ней с тихим рыком уткнулся мордой в лапы. Беззубик, сидевший за спиной брата, напряжённо наблюдавший за малейшими изменениями в его поведении, медленно двинулся к ним. Он осторожно ткнул девушку носом в локоть, не сводя взгляда с Иккинга, и постарался как можно спокойнее отстранить её. Дракон вклинился между ними, оттеснив Бой-Бабу так, чтобы теперь, если волку внезапно изменит самообладание, она не была на линии прямого удара. Девушка отодвинулась за спину рептилии, чувствуя себя предательницей. Хэддок, ощутив движение рядом, повернул голову и замер. Его брат, родной Беззубик был готов защищать Камикадзу от него самого. Что-то под рёбрами кольнуло и тут же погасло. Конечно дракон защищал единственное существо, не способное защититься самостоятельно. Бесконечно преданный, умный и понятливый Беззубик, знающий цену жизни, оберегал её от самого опасного существа здесь. Иккинг рассмеялся, нервно и немного сипло, чувствуя подступающую истерику.
Беззубик должен был дать брату понять, что пора превратиться, но как это сделать дракон не знал, оставалось только наблюдать за поведением и непроизвольно ждать удара. Все инстинкты вопили с самого начала о том, что нужно бежать и как можно скорее. Но он бы, наверное, не смог уйти, даже если бы захотел.
- Жди, - тихо и на грани слышимости, но дракон уловил голос в своей голове.
Тот же, что и в прошлый раз, и сопротивление ему казалось невозможным. Это не его испытание, понял Беззубик, а ему остаётся только укрывать Камикадзу.
Волк перевёл взгляд на передние лапы. На них остались кровавые следы, а во рту слишком отчётливо почувствовался металл, и от этого юноша ощутил прилив ненависти к себе. Принимать такую свою сущность не хотелось, верить в то, что он способен
желать убийства невинного. Богатое воображение подрисовало красочную картину его, стоящего на горе трупов, среди которых и Беззубик, и отец, и Камикадза, и Астрид... Он резко замотал головой, стараясь выбросить из сознания ужасный образ. Невыносимо захотелось снова почувствовать себя человеком, стать им, словно ничего и не было, просто забыть эти полчаса навсегда и не вспоминать.
Воздух вокруг стремительно накалялся, обжигал изнутри лёгкие, шерсть противно липла к телу, обтягивала кожу, нос неприятно резала пыль, перед глазами плясали разноцветные круги. Сознание расплывалось, Иккинг не мог сосредоточиться на одной мысли, всё время перескакивая и тут же теряясь. Он зажмурился и припал к земле, словно со стороны слыша хруст собственных костей, и ощущая как затягивается мелкая царапина на щеке - кто-то всё же успел ранить его, пусть и несерьёзно. Словно каждая клеточка перестраивалась, возвращаясь на своё законное место, мышцы ныли, кожу едва заметно покалывало, а дёсны почти разрывало. Он скорее уловил запах, чем почувствовал кожей, как из уголка губ потекла тонкая струйка крови.
Камикадза с ужасом смотрела из-за плеча Беззубика на скорчившееся на земле тело друга, стремительно меняющееся. Лапы уменьшались в размерах, морда укорачивалась, хвост тоже, пока не слился с позвоночником, а когда юноша открыл глаза и повернул голову, она заметила, как алая пелена радужки завихрениями стягивается к самому зрачку и постепенно исчезает, заменяясь на привычную зелень. На пару минут воздух снова будто вскипел, но дракон резко отстранил её за широкую спину, пережидая волну.
Хэддок усмехнулся, слишком дёргано и будто наиграно, сам не веря, что так умеет, да и не осознавая в полной мере. Он приподнялся на четвереньки, снова ощущая себя человеком, пусть и только наполовину, облизал губы, опять чувствуя кровь.
- Что, брат, теперь мы и у меня втягивающиеся клыки имеются, - голос звучал негромко и почти с надрывом, словно юноша только справился с неслабой истерикой, однако это было только начало.
Смех был колкий и сухой, лающий, будто наждачкой по горлу проводили, и за этим смехом дракон вдруг с удивлением услышал такую боль, о которой хочется молчать, никому её не показывая, а после выть в одиночестве, выплёскивая накопленное. И это был самый ужасный момент в его жизни.
Дракона пригвоздило к месту, а безумие вокруг всё продолжалось. Иккинг с интересом разглядывал свои кисти рук, провёл ладонями по губам, размазал уже засыхающую кровь по пальцам. И всё это происходило в теперь уже полной тишине. Никто не говорил, даже звуки притихли и доносились словно сквозь слой ваты. Беззубик с Камикадзой с замиранием сердца ждали, что же будет дальше.
***
Слишком больно и сложно. Небольшой камешек отправился в воду. Время летело слишком быстро, и теперь эта простая истина представлялась куда более реальной. Зеркальную поверхность всколыхнула теперь уже горть мелких камней.
Камикадза отправила на дно ещё пару камней прежде чем прервать установившуюся тишину своим голосом:
- Как думаешь, он скоро придёт в себя?
Дракон неопределённо заурчал, не открывая глаз, а девушка тихо вздохнула. Слова тут были не нужны, да и она сомневалась, что смогла бы выразить все эмоции вслух. Молчаливой поддержки хватало обоим.
После неожиданного эмоционального всплеска Иккинг в какой-то момент просто рухнул на песок, сиплый смех заменился глухими рыданиями, слёзы обжигали щёки, а всё тело трясло в припадке. Мысли и образы заполоняли голову, картины прошлого и неопределённого будущего - кажется, и не его вовсе. Успокоился он не сразу, и всё это время дракон не подпускал девушку к другу, несмотря на её довольно внушительные попытки, в ловкости она всё же уступала Ночной Фурии.
Беззубик сам вздрагивал он каждого всхлипа со стороны всадника, от каждого болезненного стона и глухого удара о землю, но, собрав все свои силы, оставался на месте и держал Камикадзу. Светловолосая валькирия извивалась, с беспредельной болью глядела на лучшего друга, и от этого становилось ещё хуже.
Едва лишь успокоившись и немного придя в себя, юноша постарался собраться с мыслями и вспомнить, что хотел сделать. Он успел дойти до пещеры, но почти сразу рухнул без сил. Дракон еле успел подхватить ослабшего брата, а девушка быстро отыскала оставшуюся между корней дерева старую одежду.
Сейчас Хэддок спал в пещере, укутанный в пару шкур, что нашлись тут же, и Бой-Баба только надеялась, что он хоть немного придёт в себя к утру. Поначалу Иккинг метался во сне, пару раз ударил дракона и случайно попал Камикадзе в живот, когда она его укладывала, но после как-то резко успокоился. Тёмные круги под глазами теперь стали ещё сильнее заметны даже в полумраке пещеры, а чрезмерная белизна кожи наводила на неутешительные мысли. И всё же это было лучше, чем безумная истерика.
***
В маленькой комнатке царил полумрак, от запаха трав и корений немного подташнивало, а молчание давило на нервы. Росчерки алого мелькали по стенам среди теней - обрывки видения в реальном мире. Они тут же сменялись белыми проблесками, иногда чуть желтоватыми, выстраивались в образы, рисовали карты в сознании.
На песке на полу быстро появлялись и исчезали символы, пока не замерли, словно разделённые напополам резкой неровной линией. В серых глазах мелькнул ужас, а через минуту порыв ветра стёр надпись на песке и тут же стих, колыхнув напоследок пламя свечи.
***
- Эй! - крикнула Камикадза, и столь неожиданно прозвучал её голос, что дракон подскочил, чуть не скинув девушку в воду. - А ну стой!
Беззубик обернулся в сторону пещеры, куда уже неслась Бой-Баба, и замер. Тёмная фигура, склонявшаяся раньше над его всадником, повернулась к ним, но не пропала. И самым странным было именно последнее. Ночная Фурия медленно двинулась вперёд, не сводя взгляда с фигуры и одновременно следя за Камикадзой, чтобы в случае чего успеть закрыть её от удара. А уж
насколько сильно это существо он знал.
Девушка подбежала и остановилась в метре от пришедшего, гневно глядя в глубину капюшона.
- Что с ним происходит? - спросила она, но ответа не услышала. - Вы точно знаете, так ответьте же! Я должна знать.
Старик повернул голову к дракону, что неспешно подошёл и встал рядом с Камикадзой. Беззубик очень сомневался, что с ними вообще станут разговаривать, но неожиданно старик ответил, всё так же глядя на рептилию:
- Он завершил Испытание и выжил. Как только он проснётся, - фигура снова склонилась над юношей и провела костлявой рукой над его головой, словно снимая невидимую паутину. - Инициация завершится, но он навсегда изменится.
Старик посмотрел на дракона, и тот заставил себя выдержать и не отвести взгляд. Из-под капюшона послышалось одобрительное хмыканье:
- Теперь понимаю, почему именно ты. Хотя это и странно для Лунного, но он будет отличаться ото всех из его рода.
- Так значит, теперь я не человек - немного хрипло сказал юноша, приподнимаясь на локтях и смотря прямо на фигуру.
Камикадза было бросилась к нему, но замерла, только взглянув в глаза. По краю радужка теперь отливала кроваво-алым, а к самому зрачку изумрудный становился всё темнее, пока не сливался.
- Ты им и не был никогда, - в голосе послышалась насмешка. - А непонятливость, очевидно, является ещё одной чертой нового Лунного.
Иккинг ничего не ответил на это, только перевёл взгляд на брата, и тот сразу же подошёл ближе, помогая подняться. Старик немного отошёл от них и задумчиво посмотрел на воду озера. Определённо, этот мальчишка сильнее всех из своего рода, и дракон-спутник этому подтверждение, а их связь просто невероятна, но значит ли это появление того, кого так ждали и на кого молились, кого боялись многие тысячелетия, и кем так хочет стать Последняя?
***
В деревню шли молча. Иккинг пытался разобраться с ещё более обострившимся слухом и старался как можно более спокойно реагировать на всё, чтобы не врезаться в деревья. Камикадза же внимательно следила за ним - что, к слову, ещё более нервировало юношу - и старалась придумать, что же делать дальше. Завтра последний этап Турнира, а подробности родословной Хэддока не способствовали продуктивной подготовке. Нужно было ещё привести Кривоклыка, собрать ребят и потренироваться, а голова у неё итак уже кружилась - всё же потеря крови и изнурённость после предыдущих этапов давали о себе знать. Только она собиралась открыть рот, как Иккинг замер, уставившись куда-то в сторону. Он шумно втянул носом воздух и сорвался с места.
За короткие пару секунд он успел понять, насколько это тело медлительно и неповоротливо по сравнению с волчьим, насколько слабы его слух и нюх. Он слишком поздно почувствовал, слишком долго бежал. Камикадза что-то кричала, но юноша не слышал, он был словно одержим новым открытием и корил себя только за то, что не смог почувствовать этого раньше. Слабый аромат, такой, что его можно было с трудом различить среди запахов леса.
Он вылетел на небольшую поляну прежде, чем смог остановиться, и замер посреди цветов. Маргаритки и лютики мягко покачивались на слабом ветру и источали слабый аромат, сбивающий ориентир, но не теперь. Поляна упиралась в скалу, слишком гладкую посередине. Юноша провёл рукой по камню и почувствовал иррациональный страх. Сама порода будто сулила ему смерть, но по другую сторону совершенно точно находилась Астрид, он чувствовал её запах даже сквозь скалу, слышал рваные вздохи. Она плакала.
Камикадза выбежала на поляну, запыхавшаяся и тяжело дышащая. Иккинг даже не повернулся, он продолжал исследовать скалу.
- Здесь должен быть вход, - негромко и будто для себя проговорил он.
Наконец, рука коснулась некоторой неровности, незаметной даже его глазу. Хэддок снова провёл ладонью, отыскал нужное место за листвой плюща и надавил на камень.
Послышался скрежет, и стена сдвинулась с места. Из открывшегося прохода потянуло сыростью, Иккинг отшатнулся, дикими глазами глядя в глубину пещеры. Из его горла вырвался рык, а в глазах читались ужас, смешанный с яростью.
- Ас-стр-р-р-рид, - прорычал он, но не сдвинулся с места, не смог заставить себя даже шага сделать.
Это место было подготовлено для него, оно было способно удержать его, но не способно отпустить. Это тюрьма, понял парень, для него, и если он войдёт, то выйти не сможет. Камикадза нерешительно сделала шаг в сторону пещеры и позвала:
- Астрид, ты здесь?
Из темноты послышался судорожный всхлип и хрип, а девушка уже увереннее ступила внутрь. Когда глаза немного привыкли к полумраку, она тихо вскрикнула и бросилась к Хофферсон. Блондинка полулежала у стены и тёрла глаза, слезившиеся от резкого света. Камикадза помогла ей подняться и буквально на себе вытащила на поляну. Астрид тут же рухнула на колени, закрывая лицо руками. Камикадза быстро вернулась к пещере и постаралась нащупать хоть что-нибудь, что могло бы закрыть её.
Иккинг не мог сдвинуться с места. От скалы всё ещё исходила угроза, но Астрид перед ним... Лицо её осунулось, волосы потускнели и растрепались, пальцы заметно подрагивали, плечи ходили ходуном. Запястья девушки были в синяках и царапинах, как и руки до плеч. На щеке тоже наливался фиолетовым синяк, а на затылке волосы слиплись и окрасились в красный. Слёзы блестели в солнечных лучах, падая на траву.
Как только скала встала на место, он кинулся к девушке, падая рядом и осторожно беря её руки в свои. Астрид дёрнулась и отскочила в сторону, сразу падая и зажмуриваясь. Юноша не сдвинулся, продолжая смотреть на девушку:
- Астрид, - позвал он.
Хофферсон издала нервный смешок, но тут же затихла, сжимая и разжимая пальцы, шепча:
- Нет, не может быть, нет. Это галлюцинация, нет. Не верь, не верь...
Иккинг никогда не видел Астрид такой разбитой. Она вцепилась в свои волосы и всё шептала, шептала, не останавливаясь. Он медленно приблизился.
- Астрид, я действительно здесь, - тихо проговорил он, на этот раз не касаясь, но отчаянно этого желая.
Блондинка подняла голову и с трудом приоткрыла глаза, быстро моргая, пытаясь привыкнуть к свету. Через несколько безмерно долгих мгновений она неверяще глядела на Хэддока и осторожно, словно боялась, что он превратится в пыль, коснулась его руки, и тут же обняла, утыкаясь в плечо. Он чувствовал, как сильно она дрожит, ощущал горячие слёзы на своей коже, но мог только мягко обнимать девушку, шепча, что всё наконец закончилось, что она теперь в безопасности. Теперь-то он действительно мог её защитить.
***
Огонь в камине потрескивал, успокаивая сердце, но не решая проблемы.
- Ты же знаешь, он сильный. Он сможет это выдержать, половина уже сделана, так с чего бы ему умирать теперь? - Старый Сморчок отпил немного из своей кружки, глядя на взволнованную старейшину.
Он ловил себя на мысли, что Готи слишком беспокоится за юношу. Безусловно, Испытание - сложная вещь, не каждый смог его пройти, но разве он не показал уже, что способен? Но старейшина всё равно нервничала, и это было заметно. Сморчок вздохнул:
- Ты знаешь, что спутник выбирается не просто так, - он улыбнулся старушке и постучал пальцем по подлокотнику кресла: - Спутник будет следовать за ним всегда всю его длинную и опасную жизнь. И чем раньше Лунный обретает спутника, тем сильнее он.
Готи кивнула и снова уставилась на огонь в камине. Действительно, очень рано. Означает ли это перемены к лучшему?
***
У большого костра на старом маяке сидело шестеро человек в полном молчании. Рыбъеног сидел и смотрел на огонь, потом пришёл Сморкала, опустился рядом, не говоря ни слова. Затем появились близнецы и тоже молча уселись на брёвна. Выражение усталости и тяжёлых мыслей непривычно искажало лица всадников, и это было первым, что заметил Хэддок, подойдя к друзьям. Старая команда. Не хватало только Астрид, но сердце немного успокаивало, что она в безопасности - с Камикадзой и Беззубиком. Иккинг присел рядом с двоюродным братом и тяжело вздохнул.
- Я не хочу втягивать Кривоклыка, - честно признался он, глядя в середину пламени.
Йоргенсон еле заметно вздрогнул и кивнул. Никому не хотелось. На второй план отошли мысли о потраченном впустую времени, а о том, каково Сморкале, было страшно задуматься. Рыбъеног неуверенно подал голос:
- Иккинг, помнишь, я хотел рассказать тебе про нового дракона?
Наследный принц удивлённо поднял голову, а Ингерман негромко продолжил:
- Когда всё это, - он неопределённо махнул рукой. - Началось, я хотел рассказать, что нашёл новый вид. Ты тогда даже не стал слушать, но сейчас это может помочь. У нас на арене заперт один. Предположительно он может менять свой облик в зависимости от обстановки и собственного желания. Теоретически, мы могли бы выпустить его. Он за счёт своих способностей сбежит, а мы по возможности поможем.
Молчание длилось слишком долго, и к тому моменту, как Иккинг решительно поднялся с места, Рыбъеног уже погрузился в свои мысли и вздрогнул от неожиданности.
- Показывай.
