Into the darkness of soul.

— Мэтт, как Вы себя чувствуете? — Низкий голос Доктора Сандерсона вывел парня из ступора, его голубые глаза направили свой взор сквозь слегка встревоженного Нила, — Вы звонили мне ночью. Рассказывали что-то о волках, охоте. Мэтт начал приходить в чувства, голова его слегка опустилась, взгляд метался из стороны в сторону, разглядывая все окружающие предметы. — Я ничего не помню, Доктор Сандерсон. Все словно во сне — туманное, размытое. — Мэтт не врал, но кое-что не договаривал. В его голове путались мысли, витали обрывки предыдущей ночи, звучал голос Нила, с тревогой шептавший в трубку поздней ночью. «Что-то случилось, Мэттью?». «…Мэттью? …» — Снова мучили кошмары? — Сандерсон аккуратно присел в своё кресло, провел рукой по волосам, причесывая их назад, и пристально уставился в собеседника, ожидая ответ. Мэтт тяжело глотнул, поднапрягся, и, упершись руками в свои колени, положил на ладони голову. Светлые взъерошенные волосы прикрыли лицо, пряча его от дневного света. — Почему Вы зовете меня Мэттью, когда я дома, но когда я здесь — просто Мэтт? — Аккуратно уходите от темы? — Встречный вопрос повис в воздухе, ещё сильнее накаляя обстановку, — что ж, хорошо. Но я, и, думаю, Вы, здесь не затем, чтобы обсуждать мои поступки и действия, а Ваши. Вы платите мне не за рассказ обо мне. — Да, конечно, — сухо промямлил Мэтт сквозь ладони, и приподнял голову, — я спал спокойно. — Вы лжете. Мы работаем с Вами довольно давно. — Три месяца, а мне не стало лучше. Это Вы называете лечением? — Раздражение нарастало внутри голубоглазого парня, он поднял голову и кинул недовольный взгляд на Доктора. — Я не спал всю ночь, как меня могли мучить кошмары? Нил внимательно рассматривал своего пациента, когда в том начинало закипать напряжение. Его ресницы медленно опускались и поднимались, глаза сузились, взгляд пытливо проедал кожу Сандерсона, а Доктор не проявлял никаких эмоций. — Вы пьете перед сном таблетки, — он медленно встал с кресла и подошёл к окну, — хотя я велел Вам этого не делать. Мэтт озадачено уставился в пол, чувствуя некую обиду, словно его поругали, как маленького ребенка. Он сцепил ладони в замок и провёл большим пальцем одной руки по другой, затем, заметив кольцо на левой руке, Мэтт начал его нервно крутить вокруг пальца. — Не хватает сигарет? Сколько Вы уже не курили? — Примерно два дня. — Хотите закурить? — Доктор Сандерсон подошёл сзади к креслу, в котором сидел Мэтт, и протянул перед ним сигарету. Уолст резко отвел взгляд в сторону, дабы не видеть её. Легкий запах табака ударил ему в ноздри, он невольно вздохнул поглубже, и слабая нотка наслаждения прокатилась по его телу. Руки нервно дрогнули, и он развернулся посмотреть на Нила. Желание преобладало над волей, и он судорожно вдохнул запах табака ещё раз. — Думаю, сегодня можно. — Я не хочу, — через силу выдавил Мэтт, пронзительно уставившись в серые глаза Сандерсона. Лёгкая улыбка появилась на лице Доктора, отчего бывший курильщик слегка удивился. Его настроение немного приподнялось, ведь в глазах Нила он стал чуточку лучше — появилась сила воли. Мэтту за все время их общения всегда хотелось произвести на него впечатление — это вызывало не только улыбку, но и налаживало контакт между парнями. — Тогда вернемся к нашей проблеме, — низкий голос Сандерсона прозвучал твердо, и Доктор тут же сжал сигарету в руке, раскрошив её на пол. Во взгляде Мэтта отчетливо читалось разочарование, но он овладел собой и отвернулся, усевшись поудобнее в кресле. — Чаю хотите? — Не откажусь, — с натяжной улыбкой выдавил парень, — без сахара. — Вы говорили мне про свою тёмную душу в нашу первую встречу. И я вижу, что потихоньку появляется просвет, — монотонно, но без лжи, произнес Сандерсон, наливая в чашку чай, — а теперь Вы говорите, что ничего не меняется, хотя сами это видите. Сигареты — Ваша зависимость, но это не она причина кошмаров, поэтому я разрешил Вам сегодня закурить. — Пауза. Тишину в кабинете прерывали только редкие звуки с улицы: рев моторов, басы автомобилей, уличная жизнь. — Вы же знаете, что это было трудно. — Да. Это был самый обычный тест. Ничего сложного: если бы Вы сломались сейчас, значит Вы ещё духовно слабы. — Не скажу, что это было легко. Я до сих пор ощущаю запах табака, — Мэтт почесал голову, — почему я не могу пить те таблетки? Доктор Сандерсон поднес красивое блюдце с чашкой, от которой одурманивающе пахло ягодами. Малина — запах узнаем сразу. Свежие ягоды, медленно падающие на дно чашки, размягчались, выделяя сок. — Они — сильнодействующее снотворное, вызывающее привыкание. Сколько Вы уже пили их до этого? — Где-то года полтора, — Мэтт понимал, к чему клонит Нил, но, отхлебнув чая, внимательно устремил взор на Доктора. — Ваша проблема не в том, что Вы не можете уснуть, и потому пьете таблетки. Ваша проблема внутри Вас, её нельзя вывести препаратами, нельзя пропить или заглушить чем-нибудь. Это как внутреннее ранение — Вы его чувствуете, но не видите. Оно съедает Вас изнутри, и если вовремя не найти источник, вероятен смертельный исход. — Слова Сандерсона ничуть не испугали Мэтта, он день ото дня думал, что часы его на жизнь уходят все быстрее и быстрее, словно песок в песочных часах. Голубоглазый сделал ещё глоток и поставил чашку на блюдце, что уже находилось на столе. Он посмотрел Нилу прямо в глаза, — все это требует времени. Мэтт задумался, так пристально вглядываясь в серые, как грозовые тучи, глаза Нила. На несколько секунд он выпал из реальности, мир остановился. В глазах почернело, но быстро прошло. Мэтт тряхнул головой. Он оставил чай и встал, не сказав ни слова. — Порой мне кажется, что я обречен. Что нет другого выхода, — Мэтт рассматривал чайный сервиз, стоящий на столике у книжного шкафа. Прекрасные серебренные чайные ложки поблескивали от чистоты, а оставшиеся четыре чашки аккуратно были сложены в коробке, — что это будет преследовать меня всегда. Причем, я даже не знаю, что «это» такое на самом деле. Мэтт разглядывал ложку, когда руки у него затряслись. В глазах снова потемнело, воздуха становилось мало. Снова крики, громкие, пронзающие голову насквозь. Глухие шаги, щелчок, потрескивание ламп, снова щелчок и тишина. Сердце бешено колотилось, серебренная ложка звянкнула об пол. Мэтт чувствовал, как теряет сознание, и вновь балансирует на краю. Тело тяжелеет с каждой минутой, он теряет равновесие и почти падает, но ноги все ещё слушаются его, и удерживают в вертикальном положении. Затем кто-то подхватывает его руками сзади. Сандерсон. Очень вовремя. — Мэтт? Мэттью…? — Сквозь туман и шорохи в голове слышит Мэтт до жути спокойные возгласы, его кожу обжигает тепло рук, голова невольно откидывается назад, упираясь в плечо Нила, — Все в порядке, в порядке, — приглушенно шепчет низкий голос. Мэтт смутно видит плавно перетекающие линии на потолке, в мыслях беспорядок, дыхание учащается все сильнее и сильнее, перед глазами появляется дымка. Резкая, пронзительная боль в области живота. Сердце бешено отстукивает ритм и на долю секунды замирает. Пульс учащается, страх овладевает телом, а во рту появляется солёный привкус. По горлу медленно поднимается поток крови, и Мэтт невольно хватается рукой за болящую часть живота — густая жидкость проливается на его руку, сквозь пальцы тонкой струйкой на ковер. Из уголков рта уже стремятся ручейки крови, Мэтт бледнеет, почти теряет сознание вновь, и уже не чувствует поддержки Нила. Он закрывает глаза. Жгучая боль. Мэтт издает стон и приоткрывает глаза — все плывет, виднеется потолок, но перед его лицом мелькают знакомые очертания. Сандерсон пытается оставаться спокойным, но его взгляд выдает его. Он что-то кричит Уолсту, но гул в ушах заглушает каждое слово, каждый звук. Глаза Мэтта закрываются, он теряет сознание и возвращается вновь, кровь так и струится из его рта, растекаясь по шее и заливая диван. Мэтт чувствует огненное дыхание у своей шеи, легкое прикосновение, такое горячее и отчетливо выделяющееся из общей краски чувств, что он с точностью может распознать его — Сандерсон. «Мэттью» снова звучит в его голове.

Темнота.