Protect me

- Ты постоянно что-то скрываешь, и это ни черта не способствует доверию! – пылал я праведным гневом. - Так надо, Акира, - флегматично отвечал Широгане. Вот уже около пятнадцати минут мы разговариваем с ним на повышенных тонах. Но, если быть до конца откровенным, он разговаривает, а я то и дело срываюсь и пытаюсь свести диалог к тривиальному скандалу. Ну, право слово, сколько можно? Это давно перестало быть забавным. Всякий раз, когда я прямо спрашиваю его, что он от меня скрывает, этот мерзавец принимает наисерьезнейший вид и прикладывает все возможные усилия, чтобы я в конечном счете ощутил себя безмозглым ничтожеством и неисправимым эгоистом. Словно все мои попытки воззвать к его наставническим чувствам тонут в безмятежном черном океане невообразимого равнодушия. Почему у меня такое впечатление, будто я безуспешно стучусь в закрытую дверь? И есть ли что-нибудь отдаленно напоминающее человеческую природу в сотканном, казалось, из самой Тьмы Широгане? - Уже более двух лет миновало с тех пор, когда я слышал это в последний раз! Тогда ты тоже не стремился мне ничего объяснять, прикрываясь словами о том, что так будет лучше. И каков результат? Ты предлагаешь мне и в этот раз спокойно дожидаться момента, когда тебе взбредет в голову меня устранить? Нас разделял письменный стол, и я был несказанно рад данному обстоятельству. Неизвестно, что скрывалось под маской вселенской усталости на лице Широгане, который, не прибегая к лишним телодвижениям, без тени сочувствия наблюдал за моими передвижениями и выслушивал гневную тираду. Пальцы, сжатые в кулак, легко коснулись губ, когда он раздражающе спокойно произнес: - Похвально, что ты беспокоишься о своем благополучии. Замечательно. Нет, просто лучше некуда! Его хладнокровие планомерно выводило меня из себя. Нет ничего абсурднее ситуации, когда из двух спорящих людей один взбешен до предела, а второй образцово-показательно спокоен. Но самое интересное заключалось в том, что подчеркнутое равнодушие второго вызывало бурную реакцию первого. Собственно, это сейчас и происходило в личном кабинете Широгане, никогда прежде не знавшем столь откровенной ярости Светлого короля. Да он просто измывается! - Какое к черту благополучие? Я хочу тебе верить, Широгане. В этом чертовом мире я могу полагаться только на тебя. Что неестественного и постыдного в желании рассчитывать на того, кто прикрывает твою спину? На все остальное я плевал! «Есть»! - Сопляк! – он с грохотом опустил ладони на стол и поднялся. - Я два года пытаюсь вбить в твою неразумную голову простую истину, что никому нельзя доверять. Королевская власть – это тебе не увеселительное мероприятие! Я надеялся, что хотя бы пример Рюуко тебя чему-нибудь научит. Напрасно, как видимо. - Рюуко тебе верил. И я хочу тебе верить, потому что ты – мой напарник! - Для короля это непозволительная роскошь, мой мальчик, - с изрядной долей яда в голосе сообщил Широгане. Я оперся руками о стол, зеркально отобразив позу Темного короля, и бесстрашно посмотрел в синие глаза. - Чего ты пытаешься добиться, отталкивая меня от себя? Широгане долго вглядывался в мое лицо, словно пытаясь понять, что может скрываться за толщей показного возмущения. Да только безуспешно. Я в отличие от него никогда не пытался скрыть свои эмоции, более того - видел в лицемерии абсолютно безнадежное и низкое явление человеческой натуры. Но Широгане не человек, и двуличничать он мог воистину виртуозно. Так, что от его милейшей вежливой улыбочки мурашки пробегали по коже, когда я осознавал, какое неистовое чувство глубочайшего презрения таится за демонстративным благодушием. Дурачить и блефовать Широгане умел настолько профессионально, что даже опытный шулер едва ли заподозрил в этом разыгрываемом действе бездушный фарс. Но нужда в подобном лицедействе отпала два года тому назад, когда воспоминания Рюуко воссоздали перед моими глазами его истинный облик со всеми редкими достоинствами и еще более исключительными недостатками. И я должен признаться, в своем подлинном обличье он импонировал гораздо больше, нежели то неподвластное осмыслению пугало, что однажды окликнуло меня по дороге домой. Широгане обреченно закатил глаза и скептически покачал головой. - Дело не в моих чувствах к тебе, Акира. На сей раз все намного серьезнее, нежели дворцовые перевороты. Давай же, расскажи мне все, чертов упрямец! - В таком случае я, как король, обязан знать, что происходит. Широгане с недоверием посмотрел на меня как на безродного щенка, смерив поистине брезгливо-оценивающим взглядом. Стоило бы оскорбиться, да только именно этого он и ждал. Ждал и верил, что вот, с минуты на минуту я по негласному правилу обижусь и замкнусь, нахохлившись и усевшись в кресло, не смея поднять на него злые глаза. Черта с два, Широгане! Сегодня ответом на твое провокационное поведение будет мое неожиданно гордое молчание. - Нравится тебе это или нет, но, пока ты мой ученик, я несу за тебя полную ответственность, - соблаговолил, наконец, ответить он. - Это касается и твоей безопасности. - Значит, мои догадки касательно угрозы жизни все-таки были верны, - совсем безрадостно сказал я скорее самому себе и отошел от стола. - Вполне, если твое любопытство будет этим удовлетворено. Выходит, все настоящее время, разыгрывая предо мной эдакое мало занимательное действо с собой в главной роли расчетливого циника, он в очередной раз старался оградить меня от очевидной правды. Но, возможно, на сей раз эта правда окажется не настолько горька, как та, что скрывалась в самом моем естестве двумя годами ранее. Но разрыв… Как насчет него? Я чувствовал на себе внимательный, цепкий взгляд нацеленного на конструктивный диалог Широгане. Теперь он желает со мной говорить по существу дела, после того, как мотивы его поведения стали более-менее ясны. Но значит ли это, что я могу ему верить? - Почему же мне нельзя знать о том, что может угрожать моей жизни? Ведь логичней было бы сказать правду и таким образом уберечь от непоправимых случайностей. Широгане усмехнулся и, опустившись в кресло, без намека на иронию сказал: - Проблема в том, что я не могу оценить весь масштаб происходящего. Это может оказаться как ложной тревогой, так и вполне серьезной опасностью. Собственно, именно поэтому я и пригласил тебя. - Теперь я действительно ни черта не понимаю. И это было святой, озвученной вслух истиной. Он окончательно меня запутал в своей искусно сплетенной паутине недомолвок. - Мне нужны твои математические способности, чтобы произвести кое-какие расчеты по возможности остановки роста разрыва на семьдесят девятом, не уничтожая при этом сам разрыв, - пояснил Широгане и принялся что-то искать в стопке беспорядочно сложенных бумаг. - И ты собирался просить меня об этом, не посвящая в суть проблемы? – не на шутку удивился я. - Ты точно логик, Широгане? Он тихо рассмеялся и, не глядя на меня, с долей несвойственной ему тоски ответил: - Раньше мне удавалось впутывать тебя в свои авантюры без должного посвящения. Этот смех. Такой соблазнительно низкий, сдержанный, обманчиво непринужденный. Я крайне редко видел, как Широгане смеялся, почти никогда. И от того сия неожиданно искренняя положительная эмоция казалась чрезвычайно интимной, завораживающей, сбивающей с толку. В такие моменты я действительно им любовался. Жаль, что они бывали настолько исключительны и кратковременны. Словно я имел неосторожность разглядеть за очередной маской безупречного самодержца ускользающее видение его истинной природы. - Я с тех пор несколько… - подходящее слово никак не шло на ум, - король, знаешь ли. - Это мало сказывается на твоем желании мне верить. - Ты жесток, Широгане, - я печально улыбнулся. Он поднял на меня изучающий взгляд и растянул губы в ответной улыбке. - Спасибо ты все равно не скажешь, но века спустя, возможно, задумаешься над моими словами. - Значит, смерть от твоей руки мне не грозит. Это успокаивает. - Если бы я хотел от тебя избавиться, я давно бы это сделал, Акира, – как мне казалось, вполне искренне сказал Широгане и опустил глаза, продолжая поиски. - Сейчас для меня куда важнее тебя уберечь. Наверное, стоило бы сесть. Какое редчайшее откровение! Пусть озвученное черство и без намека на какие-либо мало-мальски серьезные чувства, но вполне прямое, неподдельное, начисто лишенное лицемерия… возможно. Такое пронизанное человечностью откровение. - Звучит почти как признание, - решил подначить его я, опустившись в кресло. - Я этого не слышал, - холодный, решительный тон в ответ. Так даже интереснее, Широгане. Ты само воплощение хладнокровности, пока я не завожу разговор о банальных, приземленных, опостылевших тебе человеческих чувствах. Что бы это значило? О, да, что бы это, черт возьми, значило, госпожа Гармония? - Зависит от того, как ты понял мои слова, - не унимался я, наблюдая за тем, как постепенно рушится его титаническими усилиями воздвигаемая невозмутимость. - Не дерзи. Да, я действовал в высшей степени нахально, подражая тактике Рюуко, и знал это прекрасно. Широгане тоже знал, что и выводило его из себя моментально. Это была та единственная исторически значимая партия, в которой Рюуко удалось выиграть, вернее, в которой Широгане позволил ему выиграть с разгромным счетом. Должно быть, не слишком приятно вспоминать собственное унизительное поражение. Взять и сдаться на милость глупых человеческих чувств со всей их животной страстью. Как же, черт побери, это невыносимо зазорно для вечного и непоколебимого короля самой Тьмы, не так ли? Нет, не так. Ведь и этого непонятная мне мудрость Широгане в итоге не стыдилась. Как истинный философ, он и в своей неземной, далекой от людской похоти привязанности увидел неминуемо глубокий смысл. Это ему принадлежит толкование Гармонии как нерушимых уз Истинных, полной, безграничной взаимосвязи двух констант мира Баланса. Не думаю, что Широгане сентиментален, он просто логически поразмыслил, сведя все возможные факты воедино, и пришел к неопровержимому заключению о существовании некой силы, удерживающей две постоянные от возможного слияния или не менее вероятного отторжения ими друг друга. Две противоположности ровно настолько же непримиримо разные, насколько глобально похожие. Рюуко называл эту силу с присущей ему математической точностью – Баланс. Широгане был более поэтичен в этом вопросе, именуя ее Гармонией. А мне все равно виделся в этом некий романтический подтекст. Математически выверенный мир Света и Тьмы с начала времен существовал за счет громко воспеваемой столетиями человеческой эмоции. Так может, не напрасно воспеваемой? Ей-богу, дайте мне перо в руки, я готов самозабвенно марать белоснежные страницы своими бесконечными рассуждениями о смысле бытия! Широгане бы оценил. Ему вообще нравится, когда я начинаю разражаться философскими речами о чем-либо действительно значимом вслух, желательно в спорах, конечно. Когда рядом с тобой находится воплощение самой вечности, ты в силу своей подростковой впечатлительности начинаешь им восхищаться, как неразумное дитя - фантастичным киногероем в неизменной маске, затем постигать, а уже после признавать в нем недосягаемого наставника. Когда-нибудь, очень нескоро, я буду равен Широгане, но никогда не превзойду его. Этого, к счастью, и не требуется. Как бы я ни гнался за его исключительным, невероятно масштабным величием, он всегда будет на пару шагов впереди, время от времени оборачиваясь ко мне и протягивая руку, когда я устану и почти решу сдаться. Бесконечный марафон, которому нет конца и края, в котором не будет победителей и побежденных. Рука об руку в вечность по замкнутому кругу. Связь Истинных. Гармония. Баланс. Неуместный пафос, скажете? Не совсем так. Вечность кажется такой грандиозной лишь в силу своей недоступности для простого смертного. Слова Широгане, кстати. Я буду часто его цитировать, если не возражаете. Впрочем, какое мне дело до ваших возражений? Я теперь несколько вечен сам. Широгане не стремился прервать ход моих далеких от недавнего спора мыслей. Он был всецело сосредоточен на поиске необходимой бумаги, начиная постепенно злиться на собственную достойную осуждения неаккуратность в безмерно уважаемом им делопроизводстве. Ловкие пальцы с чинной неспешностью перелистывали страницы сложенных документов и откладывали рассортированные стопки докладов, приказов и всевозможных, еще не отписанных по направлению писем в сторону. Иногда он так по-человечески подносил руку к губам, увлажняя подушечки пальцев, и, не задумываясь, продолжал перебирать бесконечные листы. Брови в напряжении сводились к переносице, придавая лицу выражение высокомерной строгости. Все его действия, движения, взгляды были пронизаны этой тысячелетиями закаленной королевской надменностью. Он не просто шел, он себя нес. Я не раз замечал, как непомерно уставший и запачкавший идеально черные одежды в дорожной пыли пограничного мира, он мгновенно преображался, едва переступая порог дворца. Словно Широгане всякий раз напоминал себе о своем положении и королевском статусе. Он - лицо дворца, представитель изначальной династии синов, воплощение Тьмы - ни в коем случае не может позволить себе выглядеть как заправский простолюдин, возвращающийся с тяжелой работы. И в глазах своих подданных Широгане являл собой образец недосягаемого, властного, не знающего усталости и боли Темного короля. Даже я, ведающий о том, что случается, когда закрываются двери за его спиной, невольно дивился этой уникальной способности и выпрямлялся сам. А уже в кабинете он, не стесняясь моего присутствия, падал на свой узенький диван, прикрыв глаза и вытянув ноги. Передо мной не надо было кичиться, мы оба смертельно уставали, начисто забывая о неподобающих королям позах. Так что, пожалуй, можно с уверенностью сказать, я знал Широгане всяко лучше, чем кто-либо другой. Неловкое молчание резко прервал настойчивый стук в дверь. - Входи, Ирэн, - громко сказал Широгане, кинув взгляд на запертую дверь. Я еще не настолько хорошо ощущал ауру своих подданных, чтобы безошибочно определять, кто может находиться за дверью, кто вообще присутствует во дворце, кто ранен или подавлен. Лишь двоих представителей этого мира мое врожденное чутье определяло прекрасно – Широгане и Шисуи. Иногда я угадывал появление во дворце Света Хомураби, но данное обстоятельство - скорее исключение из правил, нежели частое явление. Определять Шисуи не составляло совершенно никакого труда, его Свет невозможно было спутать ни с чьим другим. Если вы видели целителей по призванию, вы наверняка понимаете, о чем я говорю. С Широгане все обстояло несколько сложнее. Во-первых, мне никак не удавалось разглядеть его объемную, однородную, усмиренную Тьму. Он был излишне тих и привычен, как самая настоящая Тень. Во-вторых, лишь с достижением определенного уровня связи короли могли всецело ощущать настроение и местонахождение друг друга. Я был еще не слишком хорош в этом, но Широгане без труда отыскивал меня в огромном Светлом дворце и всегда точно знал, когда со мной стоит заговаривать, а когда - просто проводить воспитательные беседы. Ирэн вошла в кабинет, опустила голову в знак почтения и заучено произнесла: - Широгане-сама, Акира-сама, завтрак готов. Прошу вас спуститься в столовую. - Спасибо, Ирэн. И проследи, доставили ли конверт Хомураби, - не отрываясь от своего занятия, сказал Широгане. - Конверт у Хомураби-сама. Он сегодня же намерен дать ответ на Ваш запрос. - Прекрасно. Можешь идти. Ирэн снова слегка поклонилась и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь. - Они все у тебя так вымуштрованы? – спросил я, нахмурившись. - Никто их специально не обучал, если ты об этом, - ответил Широгане, вчитываясь в текст официального письма. - В таком случае ты их зомбируешь? В жизни не поверю, что они по собственной воле перед тобой раскланиваются. - Осмелюсь Вам напомнить, юноша. Два года тому назад Вы по собственному желанию преклонили предо мной колено, - ехидно заметил Широгане, бросив на меня возмущенный взгляд. - Это было простым импульсом. И вообще с тех пор много времени прошло, - набычился я. - То есть ты считаешь зазорным - проявлять почтение к особам королевских кровей? - Ничего я не считаю. Просто это как-то… непривычно. - Акира, люди сами выбирают, перед кем им лебезить. Это у них в крови. В любом человеческом обществе будут ведущие и ведомые. И это вовсе не моя прихоть, - спокойно проговорил Широгане, оторвавшись от бумаг. - Но ты совсем не человек. - В этом все и дело, - будничным тоном сообщил мне Широгане, извлекая из стопки необходимый документ. - Зачем ты тогда просил Харуми обращаться ко мне должным образом? – продолжал допытываться я. Широгане приподнял бровь и, листая документ, сказал: - Потому что, в отличие от меня, ты, похоже, все еще не осознаешь свое положение. - А тебе не кажется, что это уже слишком? Я имею полное право строить удобные мне отношения с подданными. - По-свойски ты можешь беседовать со мной, Шисуи, Хомураби, даже с Ко по целому ряду причин, - терпеливо объяснял он мне. - Но свита обязана знать, кто ее король, и обращаться к нему так, как того требует этикет. Не надо переписывать созданные тысячелетиями до твоего рождения правила в угоду своей свободолюбивой натуре по собственной прихоти. - Ты закостенелый консерватор, Широгане. Вот что я скажу. - Хорошо. Предположим, что ты прав. В таком случае объясни мне, пожалуйста, почему тебе не приходило в голову нарушать человеческие законы, ведь в какой-то степени они тоже пережитки прошлого? - Для чего необходим закон, я знаю. Я не понимаю, что дурного в банальном уходе от этого треклятого пресмыкательства. Широгане посмотрел на меня так, будто я осмелился высказать редкостную глупость. - Это не пресмыкательство, Акира. Это выражение уважения к тому, кто выше тебя по статусу. В любом случае я прошу тебя не проявлять подобного неуважения к заведенному Рюуко порядку. Иными словами, меня только что виртуозно поставили на место. Действительно, одно дело спорить с живым и здоровым Широгане, которого я имею счастье видеть каждый божий день. И совсем другое – пытаться доказать усопшему, что он был в чем-то неправ. Если честно, я и сам не знал, так уж ли неправ был Рюуко. Лучше, конечно, вообще отказаться от этой затеи, пока я еще ни черта не смыслю в сути вещей. Вернее, мне кажется, что я абсолютно все знаю, и мои представления о хорошем и плохом подобны двуцветным мраморным плитам в центральной зале. Но, к моему вящему сожалению, Широгане считает диаметрально иначе. Нравится мне это или нет, я обязан брать в расчет его мнение как более опытного. Ненавижу это! - Если ты закончил обсуждение этикета, я предлагаю спуститься к завтраку, - он поднялся из-за стола, взяв в руки несколько бумаг. - Как скажете, Ваше Величество, - я встал и отвесил издевательский поклон. - Ну что Вы, Ваше Величество, - вернул мне дерзость Широгане. Я невольно улыбнулся, встречаясь с ним взглядом. - Идем, анархист. Широгане направился к двери. - Ты все переворачиваешь с ног на голову, - оправдывался я, следуя за ним. - Где-то я это уже слышал, - ответил Широгане, открывая дверь и поворачиваясь ко мне. - Должно быть, в моей прошлой жизни, - без тени иронии сказал я. - Возможно. И мы оба покинули его кабинет.