***
Час дня — означает обед. Наконец-то, я дождался момента, чтобы выбраться из этого адского места. — Вам что-нибудь принести, Фрау Энзельм? — несмотря на свою неприязнь к ней, вежливо поинтересовался я. — Не подлизывайся, щенок. Знаю я вас. Думаешь, я такая беспомощная, что сама не могу… — Ваше право, — бросил я и быстро выбежал за дверь. Фух… пронесло. А то б сейчас такое понеслось… Но, если так осмотреть, мне её даже немного жалко — несчастная и одинокая женщина, наверное, поэтому так себя и ведёт. Я зашёл в знакомую и светлую кондитерскую в лице небольшого ларька. Здесь всегда продавали мои обожаемые сладости. И продавцы были приветливые, не то, что некоторые… — Пауль! Ты сегодня рано, — поприветствовал меня пухлый продавец, по совместимости повар, с добрым лицом и пышными усами, по имени Уто. — Да, подумал, пока перерыв, можно и заскочить. — Тебе тут, кстати, посылка. — Мне? — посылка? Это уже интересно… — Клубничный бисквит и мартини. — От кого? — в растерянности спросил я. — В том то и дело, что неизвестно. Заказ был сделан через письмо, там и оплата заранее лежала. Было написано передать Герру Паулю Ландерсу. Мне осталось только выполнить заказ. Вот. Может, загадочная поклонница? — Уто насмешливо улыбнулся. Я даже лукаво усмехнулся такому приятному сюрпризу. Так мне ещё никогда не везло. Охренеть… Бисквит лежал в красивой коробке, повязанной яркой лентой. Клубничный с шоколадным кремом. Прямо мой фаворит. Значит, это мог быть не кто угодно. Такое знали обо мне только близкие и друзья. Загадочная поклонница? На вкус угощение было даже лучше, чем на вид. А мартини было тоже кстати. Кто бы это ни был, ей или ему, я был очень благодарен. Звук о входящем сообщении отвлёк меня от пожирания в три щеки лакомства. «Завтра в 6 ч. Репетиция. Не забудь.» Отправитель: Тилль. Хах, думает, что опять забуду… Всю дорогу меня мучило любопытство. Кого это угораздило так расщедриться? И ведь посылка недешёвая… Может, девушка, которой я интересен? Припоминаю — таких достаточное количество. Вспомнить хотя бы Марту… И если так, то она попала в точку. А может, это и друзья? Хах, нет, не думаю, от них прямо дождёшься, ага… В любом случае, надо обсудить это с Олли. Он всегда всё про всех знает, но молчит как партизан.***
Голые стены освещались лучами заходящего солнца персикового цвета. Кажется, и пахли они подобной свежестью. Они спускались с высоты, дотрагиваясь до самого дальнего уголка. Лёгкое колыхание тонких листьев на хрупких деревьях вызывал шаловливый ветер. Он игрался с ними, пользуясь тем, что сопротивляться они все равно не смогут. И какого чёрта я припёрся так рано? Только пол шестого, а я уже задолбался ждать этих алкашей. И инструментов их здесь нет. Очень странно. Уже сорок минут восьмого! Где их черти ебут? Блин, да у меня ещё и зарядка на мобильнике со вчерашнего дня села. И не связаться с этими дебилами… Хотя вроде у нас телефон есть на первом этаже, которым никогда никто не пользуется. Я, спохватившись этой мыслью, спустился вниз по лестнице и сразу схватил трубку телефона серого цвета, уже нервно набирая заученный номер. «Гудок. Второй. Третий. Четвертый. Перезвоните пожалуйста позже…» Куда, блять, ещё позже? Тилль, ты издеваешься? Окей, набираю Флаке. — «Абонент не доступен» Розыгрыш — пронеслось у меня в голове. Сейчас-то и узнаем… «Абонент занят» — Занят, гнида. Чёртов Шнайдер. Тогда последняя надежда на Оливера. «Этого номера не существует» — Заебись теперь. Мне стало смешно и не смешно в то же время. А вдруг, что-то случилось? Хотя вряд ли. Это всего лишь грёбаный розыгрыш. Ведь так? Конечно. И что же мы в таких ситуациях делаем? Ну-ну, отгадайте. Правильно. Бесимся. Без вариантов. Разозлённый и нервный, я вышел из студии, громко хлопнув дверью, чуть не забыв закрыть её на замок. Эти тупые ублюдки у меня еще попляшут. Я им обеспечу шашлык из пол тонны человеческой идиотины! Уже дома я наткнулся на разрывающийся от звонков домашний телефон. Как кстати… — Пауль, где тебя носит? — слышу как всегда звонкий низкий голос ничего не подозревающего Шнайдера. — Ты… какого хрена ты меня это спрашиваешь?! Ты прикинь, сколько я вас ждал! Я… — Ландерс, что ты пиздишь там? Без меня пил что ли? Тебе Хельнер разве не звонил и не сказал, что репетиция будет у Оливера дома. В студии скоро ремонт должны сделать, мы все инструменты вытащили. Рабочие должны завтра прийти. А ты где? Мы все тебя давно ищем, я тебе звонил, у тебя отключено было. Блять… — Скоро буду, — почти умирающим тоном ответил я и поставил трубку. Без комментариев. Я вообще лучше промолчу о том, какой я идиот, потому что всё и так понятно. А тогда почему у них телефоны не доступны? Быстрыми шагами я направлялся к кирпичному дому с зеленой крышей. Скромный, аккуратный и красивый. Именно такой дом должен быть у Оливера. Так я думал до сегодняшнего момента. Сейчас же, для меня это симпатичное здание было местом позора и презрения. Сейчас начнётся: «Пауль, ну ты и идиот…». Как же меня раздражает быть в центре тупых ситуаций. А особенно, когда надо мной смеются. Ожидая худшего, я нажал на дверной звонок. Слышимые быстрые и приближающие шаги, были ненавистны мне в данную секунду. Хотелось провалиться сквозь серый и твердый асфальт. — Где ты был? Мы волновались, — чего я больше не ожидал, так этих слов от Оливера: «Мы волновались». Нифига себе, они что, волноваться умеют? Вот это поворот. Зайдя в гостиную, я сразу же словил на себе тревожные обеспокоенные взгляды. — Пауль! Что с тобой? Ты вообще, где был?! — встрепенулись все хором. Ну почти все, кроме одного. Этот «один» лишь медленно затягивал сигарету и внимательно наблюдал за мною, как всегда не произнося ни слова. — Я… — и что мне им сказать? Что полчаса назад я был готов сделать из них пережаренное барбекю, а потом вручил бы себе награду за лучшую невхерственную тупость за последние происшествия нашего города? — Почему у вас у всех мобильники отключены? — лучшего вопроса от себя я бы и не нашел. — Я дома телефон забыл. У Флаке зарядка села. Со шнайдеровского мы тебе звонили, а у тебя недоступно. Оливер номер недавно поменял. С Рихиного тоже звонили, ещё вчера, а ты не брал, — технично пояснил за всех Тилль размеренным тоном. Что-то у меня всё не складывается в голове, дурдом какой-то. — Разве Якоб тебе не звонил? — Я телефон на работе забыл, — нагло соврал я. Может, хоть вранье спасет меня от тупого положения. — Ну, тогда ясно. Хорошо, что всё прояснилось. Мы-то уже чего и не напридумывали… — Тилль, наконец-то, улыбнулся. — Серый волк тебя не обижал? Потеряла дорогу, бедняжечка, — Шнайдер начал издевательски шутить — а значит всё в норме. Барабанщик подбежал ко мне и по-дружески обнял, взлохмачивая мои волосы. Блять, ненавижу, когда он так делает… Я игриво ударил его по плечу, выбиваясь из его рук, не сдерживая улыбку. В крепких тисканьях Шная, я ощущал на себе настороженный взгляд Круспе. Заметив, что я вижу его внимание к нашим с ударникам шалостям, он демонстративно отвернулся. Теперь какая-то надменная безразличность читалась на его красивом лице. Во время разгара репетиции Тилль тихо, чтобы никто не слышал, напомнил мне о тексте для моей песни. Блин, совсем забыл про это: — Я ещё думаю, — и Линдеманн не стал меня торопить, за что я ему и благодарен. Несмотря на всеобщее помутнение из-за моего абсурдного исчезновения, играли мы на довольно похвальном уровне. И я почти в первый раз обменялся несколькими предложениями с Рихардом. Но говорил он очень сдержанно, без лишних слов, что немного настораживало. После выматывающей репетиции, Оливер по-хозяйски пригласил нас на кухню. Пока все открывали шампанское, вкус которого я ненавидел, я, начхав на все приличия, уверенно поплёлся к холодильнику, где ничего годного кроме клубники не нашёл. Хмыкнув и подумав, что так даже лучше, я в наглую взял её и вернулся ко всем за стол. Конечно же, меня ожидали насмешливые пары глаз и неудержимый мужской хохот: — Принцесса захотела похавать, блять! — я тоже посмеялся над шуткой Шнайдера, хоть она и была в мой адрес. А по выражению лица Оливера, было видно, что ему похуй на мою выходку. Хотя, наверное, он просто привык, что с любым моим появлением в его доме из холодильника обязательно что-то пропадает. Я так увлекся хавушкой, что не заметил того, кто впритык сел рядом со мною. — Не поделишься? — снова этот прокуренный голос из сна. Я, недоумевая, непонимающе уставился на обладателя бархатного тембра. И, опять же, этот взгляд, полный вызова и азарта. Всем своим видом, он будто предлагал шаловливо поиграть. — Если смелости хватит, — слышал я свой шутливый тон, и как у меня получилось его сделать? Усмешка. Он теснее прижался, вытягивая руку. Бледные пальцы с серебряными кольцами аккуратно обхватили спелый плод и аристократично, не спеша, стали подносить его к гладким губам. Рихард томно опустил глаза, вкушая красный фрукт. Я ещё никогда не видел, чтобы кто-то так соблазнительно ел. Я даже на девушек так сильно не реагировал, как на этого искусительного демона, который понимал, какое впечатление он на меня производит. Что заставляет чувствовать себя неловко… Я, как полный дурак, засмотрелся, зная, что он замечает каждую эмоцию не только на моем лице, но и у меня внутри. Ему явно доставляло вот так вот безжалостно издеваться над моими неприличными фантазиями, которые подогревались воспоминаниями из бара. Дьявольские глаза, бледная кожа, нахальная усмешка… Он сидел настолько близко, что я улавливал аромат его одеколона, смешивающийся с запахом сигарет и клубники. Не вслушиваясь в разговоры друзей, я прикрыл глаза, чувствуя, что внизу начинает теплеть. Вот чёрт…***
— Знаешь, Тилль, я тут подумал, что я, наверное, сам сочиню лирикс для песни, — сказал я вокалисту уже в машине Шнайдера. На что он удивленно поднял брови: — Сам? — Ага. И завтра принесу тебе текст. — Быстро же… — Тилль игриво вскинул бровями. — Вдохновение появилось? — я заметил его улыбку. — Наверное, — ответил я, тоже улыбнувшись. Дома, сняв только обувь, я машинально завалился в комнату в поисках хоть какой-нибудь бумажки и карандаша. Зов творчества с каждым ударом влёк меня в приятное состояние. Я утопал в омуте романтики, ощущение которой заполняло меня всего. Я не понимал, что из этого получится, ведь я никогда не писал стихи или хотя бы прозу, в отличие от Тилля… «Безумие — это лишь узкий мост Берега: разум и инстинкт. Я преследую тебя. Солнечный свет сбивает с толку. Слепой ребенок, ползущий вперёд, чует мать. Я найду тебя. След свежий, и на мосту, капли пота и твоей теплой крови… Твой запах так хорош…»* Утром меня снова разбудили орущие вопли будильника. Надо будет заменить эту железную истеричку на что-то более терпимее. Так, я походу так и уснул на полу вместе с… Я поднял бумажку, с которой заснул, начав пробегать глазами по тексту. Тексту, который я так отчаянно чиркал вчера ночью. — Полный бред, — усмехнулся я. И я это написал для… него?***
— Пауль, ты… — Тилль всё недоверчиво всматривался в текст, снова и снова пробегая по листку недоумёнными глазами. — Знаю, что херня какая-то, но… — Это очень круто, — перебил меня вокалист, на что я приподнял брови. — Что у вас там? — любопытно протолкнув свой нос, спросил Шнайдер, задев меня своими короткими непослушными кудряшками, невольно вызвав ими у меня щекотку. — Пауль написал охеренный текст для своей песни, — от таких слов Линдеманна я даже немного засмущался. — Он преувеличивает, — опуская смущённый взгляд, разглядывая свои кеды Converse, сказал я. — А он, — тыкая в меня пальцем начал Тилль. — Скромничает. Ребят, наш Пауль, оказывается, толковый поэт. Скрывал от нас, походу. Все вопросительно покосились на маленький помятый листочек. — Так это вдвойне интереснее! — Шнайдер вырвал бумажку из рук вокалиста и стал бегать глазами по строчкам, прищурившись и поджав губы. — Хах, не ожидал от тебя, Ландерс, такой пиздатости… — Да, хорошо получилось, — согласились Флаке с Олли, которые втиснулись читать за компанию с ударником. — Спасибо, — я смущённо усмехнулся, думая о том, что знали ли бы они, благодаря кому получился этот несвязный, на мой взгляд, текст. От этой мысли мне самому становилось пиздец как неловко. — Рих, почитай это великое и пиздатое творение от Герра Ландерса, — Шнайдер с той же издевательской улыбкой протянул, изнасилованную всеми согруппниками, бедную бумажку тому, кому я посвятил эти стихи. Рихард медленно провёл томным и внимательным взглядом по бумаге, немного задрав нос вверх, что немного озадачило меня. На его губах застыла таинственная улыбка. Я трепетно наблюдал за каждой реакцией на его лице. И только сейчас заметил, что он похож на американца. Точнее, на американского вампира из комиксов про супер-героев. Прочитав, Круспе поднял на меня довольный взгляд: — Очень необычно, — он блеснул мне своей милой улыбкой, но этот образ добродушности портили знакомые, азартные чертята в его зелёных глазах, переваливающие ярким светом. Не догадался ли он случайно?