Туз червей

– Ляг на пол. – Что, прости? – Кас хмуро уставился на Дина, который указывал на ковер. Была следующая ночь, и Кас пришел в дом Дина, готовый к обещанному музыкальному просвещению. – Ляг на пол. Просто сделай это, ладно? Поверь мне, так оно будет лучше. Кас поднял плечи, в замешательстве открывая и закрывая рот, но Дин уже отвернулся, направляясь к полкам. – Так, я поставлю тебе собственную музыкальную нарезку, – Дин вытащил с нижней полки кассету и извлек ее из подкассетника. – У винила самое лучшее качество звука – немного потрескивает, но он реальный, понимаешь? Но все мои самые любимые записаны по порядку на этой ленте, так что я просто включу ее, и мы сможем послушать. Ты на полу? Кас вздохнул и улегся на ковер. По крайней мере, Дин держал свой дом в чистоте и порядке, подумал он. Его одежда не запылится. – В общем, первая композиция называется «When the levee breaks». Это Led Zeppelin, и это… ладно, я дам тебе понять это своим собственным умом. Готов? – Готов, Дин, – сказал Кас со своего места на полу. Лампа источала обычный золотистый свет; Кас зажмурился и услышал, как Дин нажимает кнопку Play. Свет просачивался сквозь его закрытые веки. Первым звуком, который он услышал, были ударные, тихие и медленные, а затем вступила гитара – горловым скулежом, неритмичным и странным, перекрывающим барабанные удары. Он осознал, что Дин подошел, чтобы лечь рядом с ним на ковер, но попытался сконцентрироваться на музыке. Она была немного визгливой и неуютной, но ему понравился ритм ударных. Ему стало интересно, будет ли в композиции какое-то пение, когда вломился вокал. If it keeps on raining, levee’s going to break... Голос был немного скрипучий и слегка мямлящий, странно произносящий слова. Кас попытался сконцентрироваться на словах, но они, казалось, не имели никакого смысла. Так или иначе, что он знал о плотинах? Это были конструкции, ограждающие города от наводнений. Но Кас был абсолютно уверен, что мужчина рассказывал в песне не о каком-то надвигающейся техногенной катастрофе. Он обнаружил, что несколько раздражен из-за отсутствия смысла в словах, и был рад, когда они закончились, а песня вновь стала инструментальной. Барабанный ритм теперь был ровный, а гитара вторила ему рокочущим ритмом, так что Кас обнаружил, что ему начинает нравиться. В некоторой степени, музыка ощущалась так же, как поездка на машине Дина. Было то же ощущение, словно движешься медленно, не углубляясь в собственные мысли, а вместо этого позволяя им проплывать мимо ровным потоком. Когда вновь вступил вокал, Кас все еще не понимал его – но ведь он не пытался действительно понять дерево, или холм, или поле, мимо которого они проезжали в машине Дина! Это не нужно было понимать, нужно было просто смотреть – или слушать – и позволять мыслям бежать свободно, не теряясь в них полностью. Гитара внезапно стихла, оставляя только тяжелый ударный ритм и бас-гитару. Going down, going down, going down… Прежде, чем Кас был к этому готов, песня подошла к концу. Он не шелохнулся, медленно выходя из чувства погруженности; когда он был готов, спустя пару секунд, он глянул на Дина. – Нормально? – спросил Дин, легко улыбаясь и отстраненно глядя в лицо Каса. Кас кивнул. – Следующая песня – что-то похожее. В этот момент заиграла гитара – легко и ровно; через несколько секунд вступил аккомпанирующий ей духовой инструмент. Кас расслабился, закрыл глаза и позволил музыке окутать себя. There’s lady who’s sure all that glitters is gold, And she’s buying a stairway to heaven… На этот раз голос певца звучал очень грустно. Кас почувствовал, что его сердце слегка сжимается, хотя он даже никогда не встречал женщину, о которой рассказывал певец, а грусть, которую он испытывал, не была его собственной. Это ощущалось странно и по-новому – переживать эмоции кого-то другого просто потому, что слышишь его голос и слушаешь сладкий, грустный звук гитары позади него. There’s a feeling I get when I look to the west And my spirit is crying for the leaving. Кас чувствовал, как эмоции распирают его изнутри. Это были слова, которые он понимал полностью: несколько раз бывало, что он стоял у окна своей комнаты, недвижимый, глядя на закат и желая последовать за солнцем, опуститься за горизонт и исчезнуть. Он впервые почувствовал, как музыка затронула что-то внутри него, тот уголок его разума, который, как он думал, принадлежал ему одному. And it’s whispered that soon, Then the piper will lead us to reason, And a new days will dawn for those who stand long And the forests will echo with laughter. Кас почувствовал, как уголки его губ поползли вниз. Эта мысль, эта идея нового дня – свежего начала, после того, как он буквально выживал так долго в школе – вызвала грусть, которая была его собственной, немного болезненной и не лишенной надежды, смешивающейся в его груди. Это была такая прекрасная идея. Кас ощущал, что музыка будто бы тянулась к нему и брала его за руку – руку, которую он в глубине разума держал сжатой в кулак. Песня стала нарастать, стала громче и яростнее, и Кас последовал за ней, катясь на ней, как на русских горках, и оживился, когда мелодия вернулась на прежний уровень и начала замедляться. And she’s buying a stairway to heawen… Последняя нота растаяла. Кас глубоко вдохнул. Он хотел послушать эту песню снова и никогда не слышать ее вновь. Ощущение в груди начало слегка ослабевать, но не ушло полностью. – Хэй, – сказал Дин мягким и ненавязчивым голосом. Кас открыл глаза и посмотрел вверх, надеясь, что странно мощные чувства, испытываемые им, не столь очевидны. Дин, однако, наклонился, взял Каса за руку и сжал ее. – Все хорошо, – сказал он, и Кас кивнул. Он приподнял уголки губ, улыбаясь – Она очень грустная, – тихо сказал он. Эти слова не описывали и сотой доли чувств, которые вызвала в нем песня, но это лучше выразиться он не мог. Дин заметно сглотнул и кивнул. – Следующая – другая, – сказал он. Песня началась, и Кас тотчас понял, что имел в виду Дин. Она была другой. Гитара была громкой и низкой. Она нарастала, становилась выше и выше, заставляя Каса чувствовать себя так, как будто он приближается к чему-то важному или готовится к битве. Казалось, музыка заставляла его чувствовать себя сильнее с каждой секундой, и она продолжала восходить. Все вокруг, казалось, движется в замедленной съемке. Oh, let the sun beat down upon my face, stars to feel my dream I’m a traveler of both time and space, to be where I have been… Кас чувствовал, словно поднимается вверх, будто музыка каким-то образом возносила его душу и отправляла ее в стратосферу. Все вокруг тотчас же показалось таким маленьким и таким прекрасным; гитара чуть нарастала и заглушалась вокалом, вновь и вновь, и опасность, скрытая в этих повторах, заставляла сердце Каса пускаться вскачь. Он позволил тексту окутать себя, не цепляясь за каждое слово, но улавливая общий смысл. Мелодия нарастала и снижалась, стихая и вновь усиливаясь, и Кас чувствовал, будто бы летит, устремляясь вверх с каждым взмахом крыльев, а затем чувствует тягу гравитации, зовущую его назад на Землю, и так вновь и вновь. Он чувствовал себя выше всего, сильным и неприкосновенным. Он чувствовал себя так, будто если он двинется, то рассыплет звездную пыль из рукавов. Когда песня закончилась он почувствовал, что Дин встал и пересёк комнату, чтобы нажать кнопку Stop. – «Kashmir», – благоговейно произнес он. – Это… это было… – сказал Кас, подыскивая слова. – Да, я знаю, – услышал он слова Дина. – Это музыка, Кас. Это то, почему мы слушаем. Потому что она заставляет нас чувствовать себя вот так. – Я раньше делал это неправильно, – признался Кас, пялясь в простой белый потолок. – Нет, – сказал Дин, и Кас мог расслышать улыбку в его голосе. – Это не так. Но я думаю, на сегодня достаточно. Я не хочу взорвать твои мозги. Но ты можешь взять вот это. Кас сел и увидел, что Дин вновь направился к нему через маленькую гостиную, держа в руках белый провод. То, что свисало с его конца, оказалось маленьким розовым айподом, который Кас поймал ладонью; Дин отпустил провод, и в руку Каса упала еще и пара наушников. – Здесь есть все мои любимые вещи, – сказал он. – Возьми его, слушай что хочешь. О, тут есть и пара дрянных композиций… э-э, мой брат закачал их туда. Но, как бы то ни было, может, они тебе понравятся. В любом случае, наслаждайся. Ты хочешь сыграть в карты? Кас вернулся в свою комнату спустя пару часов, в течение которых Дин учил его играть в покер. Комната была погружена в мягкий, молочный лунный свет, который превращал его грубые занавески в шелковые и проливал серебро на зеркало и металл остова кровати. Кас сел на кровать и включил айпод. Ему потребовалось несколько минут, чтобы разобраться, как управлять айподом; он прокручивал список жанров – или, возможно, плейлистов – которые Дин, очевидно, называл сам. Один назывался «Рок-гимны», другой – «Еще больше рок-музыки», еще один – «Все Лед Зеп, да, чёрт возьми!». Ближе к концу Кас обнаружил плейлист, названный «Классическая хрень». Он нажал Select, и открылся список песен; он выбрал одну наугад и откинулся на подушки, чтобы послушать с закрытыми глазами. Музыка началась медленно, легко и робко. Кас обратился в слух, чувствуя, как сонливость начинает одолевать его… А затем вступили скрипки, и Кас открыл глаза. Каждая нота, казалось, пробегала по струнам прямо через него, высокая и острая, как серебро, прекрасная, и грустная, и полная надежды. Это было – Кас вздохнул про себя, и еще раз – это было то самое ощущение, которое возникало каждый раз, когда он смотрел на Дина, но усиленное, или каким-либо образом сконцентрированное, дистиллированное до полной чистоты, более болезненное. Мелодия становилась тише, в ней появлялись более мягкие, более счастливые нотки, но в ее основе все еще лежала скорбь – она создавала ощущение, что он полностью счастлив и ужасно страдает, и делает чего-то одновременно ужасно важное и разрушительное, и никогда не остановится, никогда не захочет останавливаться. Музыка достигала пика, росла, струилась – Каса бросило в дрожь, как только она достигла абсолютной кульминации – а затем, когда она начала угасать, он ощутил влагу на щеках. Он нажал Select на айподе, и экран вернулся к жизни. Кас прочитал название композиции, «Arrival of the birds», и выделил ее, чтобы проиграть снова – и, возможно, снова и снова. Меж тем, он захотел чего-то чуть менее эмоционального, чтобы расслабиться перед сном. Он прокрутил обратно к экрану с плейлистами и пролистнул список. «Баллады восьмидесятых», – прочел он. «Сентиментальное дерьмо семидесятых». Он наугад выбрал последнее и включил первую песню – «Hooked on a feeling», гласило название. Он почти упал на кровать в начале, когда песня началась как бы с воплей туземцев. Он поставил на паузу на мгновение, усмехнулся про себя и снова нажал Play. I can’t stop this feeling, Deep inside of me… Кас вновь откинулся на подушки, позволяя песне раскрыться. Он чувствовал, как сон приходит к нему, и оттого расслабился. Музыка сопровождала его до конца, отвратительно жизнерадостная. Последняя мысль Каса перед тем, как провалиться в беспамятство, была о Дине, лежащем рядом с ним на полу, держащем его руку и смотрящем на него с такой серьезностью, которая заставляла Каса хотеть одновременно бежать прочь и никогда, никогда больше не двигаться… Музыка продолжала играть, когда он заснул, все еще полностью одетый, подпираемый подушками. I’m hooked on a feeling, I’m high on believing That you’re in love with me…