Без должной подготовки

Лизнуть. Лизнуть. Медленнее медленного… лизнуть. Лизнуть. Подумать. Прищурить глаза. Ткнуться носом в солоновато-сладкую кожу Джона. Снова лизнуть. Поерзать-соскользнуть ниже. Нюхать, нюхать, нюхать живот Джона. Прикусить восхитительную плоть, лизнуть, провести языком, остановиться. Подумать. Скользнуть-поерзать, потом замереть с сопением между бедер Джона и… …ооооо. Там, волшебно там: Пупок, пупочек, восхитительный маленький пупочек, как же Шерлок любил соблазнительный маленький бутончик Джона. Сосать, сосать, сосать смазку с восхитительного выступа пупка Джона. Они хором застонали, радостно сделав открытие, что вот это, именно это, сексуально для них обоих. Еще немного нежно прикусить чувствительную плоть, настойчиво толкнуть языком, словно Шерлок мог проникнуть внутрь в этом месте, еще одна симфония совместных стонов, и Шерлок наполнил голову, и язык, и нос интенсивным неуловимым ароматом сосны и смолы. Шерлок лизал, и стонал, и сосал этот кусочек плоти, и вдруг ощутил вкус виски и дыма. Шерлок вдавил член в постель снова, и после еще одного прикосновения языка к туго свернутому бутончику, он неровно медленно выдохнул, а потом прошептал: - Чай Лапсанг Сушонг. Джон ухмыльнулся, потерся членом о грудь Шерлока. Это случилось за пять дней до того, как они стали любовниками, и они думали, что знают, кто они такие. Они, разумеется, были соседями по квартире, очевидно, любителями приключений, несомненно, раскрывающими преступления. Они были дружескими кусочками мозаики, которые так легко соединялись друг с другом, что они не ставили под сомнение правильность своего союза, но и не осознавали его глубину. А потом Джон взял и сделал себе чаю. Нет, серьезно, Джон сделал себе чаю. Это был день накануне того, когда Шерлок отправился в Глазго ради дела. Это был день накануне того, как все изменилось, и он заложил основу для всего, что последовало, и все, что пытался сделать Джон – это, черт побери, наконец расслабиться. В тот момент Джон не задумывался, почему он был так напряжен, что все его мышцы завязались в дрожащие узелки. Нет, что касалось Джона Уотсона, ему вскружила голову мысль о том, что он сможет провести неделю в одиночестве, в чистой и тихой квартире. Так сильно вскружила, что вечером накануне отъезда Шерлока, плечо Джона ныло, он снова начал прихрамывать, и он был в капризном и дурном настроении, и очень устал. Поэтому Джон подумал, что попробует ту штуку, о которой ему однажды рассказывал друг: набрать ванну, настолько горячую, насколько можешь выдержать, бросить туда несколько чайных пакетиков, хорошенько отмокнуть, и это то, что доктор прописал вашим расслабленным мышцам. Началось все неплохо: Он купил новый чай, который всегда хотел попробовать, бросил пригоршню пакетиков в полную ванну, потом залез сам, в воду, настолько горячую, что он стонал, пока в нее опускался. И вот именно в этом и была проблема. Спустя несколько секунд после того, как Джон простонал свой медленный спуск в исходившую паром ванну, бывший рядом-в-кухне Шерлок оказался настолько отвлечен задыхающимися, захлебывающимися звуками, исходившими из ванной комнаты (единственной, где была ванна), что он добавил две капли капсаицина в эксперимент с детским питанием вместо одной, потом потер глаз, и к тому времени, как он с грохотом распахнул дверь в ванну, воспаленный сразу в нескольких смыслах, все пахло дымно-странно, и внезапно он это и увидел: мягкий член Джона, всплывающий в мутной заварке в ванне, и Шерлок уставился на него так, словно его только что познакомили с самим фактом существования пенисов, а затем, с истекающим слезами, спрыснутым перцем глазом, с членом, который проблематично подумывал о том, а не зашевелиться ли, Шерлок проворчал: «Я пойду соберу вещи», - и так драматично хлопнул дверью в ванную, что она вдарила ему по его собственной заднице. Спустя тринадцать недель, свернувшись вместе в теплой постели, один из них сказал: - Тогда все и началось. - Все началось еще раньше, - ответил другой. - Неделями ранее. - Месяцами ранее. - Все началось, - проурчал Шерлок, - в день, когда мы повстречались. Джон спихнул третью бутылочку смазки на пол, подумал о том, чтобы запихнуть некоторые вещи в определенные места, но Шерлок вытащил из красивой коробочки последнюю, запечатанную, сделанную на заказ бутылочку смазки и зажал ее между ними. - Этот будет твоим любимым, - пробормотал он, - потому что ты знаешь, что он будет моим любимым. Как столь малое способно рассказать этому человеку так много? Джон не спрашивал. Возможно, Джон никогда не спросит. Но Джон скажет. - Я хочу, чтобы тебе понравилось. Начиная с сегодняшнего дня, я хочу, чтобы этот аромат заставлял тебя думать обо мне. Запах вещей жизненно важен в работе Шерлока. Он засовывает свой нос в места, в которые не каждый станет, глубоко вдыхает запах вещей, от которых другие отворачиваются. Потому что так часто случалось так, что ниточка была найдена, связь обнаружена, просто благодаря тому, что он унюхал нечто в том месте, где этого быть не должно. И все же для Шерлока запах – это только средство достижения цели. Вот Джон, с другой стороны, любит глубоко вдыхать аромат вещей – дымящегося кофе мокка, насыщенного летнего вина – но что он любит нюхать больше всего, лениво, неспешно, - так это тело Шерлока. Они занятые люди, эти двое, учитывая всю борьбу с преступностью и прочее безрассудство. Так что некоторыми ночами остается слишком мало энергии на то, чтобы скользнуть членом в рот или раздвинуть бедра и скользнуть членом еще куда-то. И все же у Джона всегда найдется время перед тем, как сон сморит их, чтобы прижаться лицом к шее Шерлока и вдохнуть сладость волос или кожи. А как кончится ночь, пусть даже и не будет времени, чтобы собственно кончить, но у Джона найдется время, чтобы зарыться под одеяло и прижаться лицом между теплыми со сна бедрами, глубоко вдыхая мускусный запах пота и жара, что является Шерлоком. Что мы хотим сказать, так это что Джон учит Шерлока нюхать-вдыхать-обнюхивать вещи ради удовольствия. И потому несколько долгих минут Шерлок не открывал последнюю бутылочку смазки, нет, вместо этого он, медленно моргая, смотрел на скользкие пятна на теле Джона… …шоколад и кофе… …лимон и чай… …а потом стрельнул глазами вниз к налитому члену Джона и, потираясь собственным о простыни, Шерлок приблизил нос к волоскам, обрамляющим эрекцию Джона, вдыхая волшебный запах после, тот аромат, что их тела создали вместе прошлой ночью, поражаясь его абсолютной правильности. Потом подумал, интересно, что они создадут сейчас. Спустившись ниже между ног своего любимого, Шерлок поднял последнюю бутылочку, прижал ее к носу, потом опустил ниже, скользнул ею по губам, а потом… - О. …в рот. Посасывая эту бутылочку, удобно сделанную размером в член, Шерлок наблюдал сквозь ресницы, как Джон наблюдает за ним. И сказал, не произнеся ни слова: это ты, Джон, это мы, вот, что я хочу давать и получать, удовольствие предложено, удовольствие получено, всю ночь, каждый день, Джон, Джон, о… - …боже, сейчас. Это прозвучало, как команда, как мольба, и разумеется, оно было и тем, и другим одновременно, и, возможно, это был первый раз, когда один из них сделал это с другим, приказывал и молил, брал контроль в свои руки и сдавался. - Да, - ответил Шерлок, открывая бутылочку зубами, хищно оскалившись, зажав крышечку во рту. Джон снова хихикнул, вытянул серебряную вещицу изо рта Шерлока примерно тогда же, когда Шерлок накапал слишком много драгоценной жидкости на истекающий член Джона. Потом, закрыв глаза, наполняя нос и горло, легкие и мозг ароматом, Шерлок высунул на мгновение язык, пробуя на вкус воздух. И это было оно: намек, прозрачнейшее указание, крошечная подсказка о том, что находилось в дюймах от извивающегося языка. Сахар. Но это было нечто большее, разумеется, потому что Джон Уотсон не валяет дурака. Когда Джон Уотсон решает что-то сделать, он, черт побери, делает это как надо. Так что, когда Джон решил отметить тот факт, что он влюбился в своего соседа по квартире, подарив ему сделанные на заказ лубриканты, ну, добрый доктор заплатил очень большую сумму живущей отшельником в Сассексе женщине-химику, которая продавала свои редкие товары на Амазоне, и он сделал это потому, что понимал, что подарив Шерлоку нечто необычное, он без слов скажет Я люблю тебя, необыкновенный ты человек, я настолько сильно, до головокружения, тебя люблю, что мне пришлось сказать миссис Хадсон, что с платой за квартиру будет задержка, потому что я купил тебе сделанную на заказ анальную смазку. Вот настолько сильно я тебя люблю. Так что разумеется в этой смазке было нечто большее, чем просто сладость. Еще движение, ерзанье, и от всего этого смазка распределилась по члену Джона, по горлу и подбородку и губам Шерлока, и он ощутил вкус… …намек на древесный… …цветочный… …нечто тяжелое, глубокое, многообразное… - Мед. Джон низко застонал от удовольствия, звук завибрировал сквозь его тело и пошел прямо в Шерлока, который отозвался собственным стоном. Обнаженная колония из двух особей, теплый, зарывшийся в постель улей, они вибрировали-жужжали о своем удовольствии друг другу, а потом Джон Уотсон принялся танцевать для своего партнера, если ерзанье и хихиканье можно назвать танцем, и о, разумеется, они могли. Он говорил всем телом - крошечными толчками, вздохами открытым ртом, обеими руками, тянувшими Шерлока вверх. Шерлок танцевал в ответ чувственным скольжением по плоти своего милого, стонами, и вздохами, и жадными поцелуями, и он подумал обо всех местах, куда можно было применить эту сладкую смазку, и от этих мыслей он вибрировал еще сильнее. Когда волнение Шерлока от жадных рыков перешло в жаждущие стоны, Джон вплел пальцы в волосы Шерлока, и прошептал в его рот: - Я обещал. …я управлюсь с тобой. Особым образом… Потом Джон ерзал, и извивался, и двигался по кровати, пока Шерлок инстинктивно не сжал плотно ногами настойчивое бедро Джона. И замер. Робкий. Робкий. В постели Шерлок все еще иногда робеет, так что сперва добрый детектив ничего не делал, просто красиво дышал, ожидая. Джон позволил ему. Потому что ожидание – это щепки для пламени Шерлока. Ожидание того, что будет дальше, зажигает яркое пламя предположений и любопытства в его разуме. Так что Джон заставил его ждать. А потом, с легким движением сильного бедра, Джон тихо сказал: - Покажи мне. Не робкий. Не робкий. Внезапно совершенно не робкий. У Шерлока могут оставаться фрагменты девственной чувствительности, он может все еще вспыхивать румянцем от пошлых нежностей Джона, но эта периодическая деликатность куда чаще поглощается приливной волной сексуальной раскрепощенности, подобных которым Джон Три-Континента Уотсон не видел никогда. Потому что любимый Джона готов трахаться почти где угодно, делать почти что угодно, давать или иметь в практически любую часть тела, и он будет делать это молча или громко, в зависимости от того, что будет шипеть или бормотать Джон в этот момент. Так что потом Шерлок приподнялся на руках, отбросил назад косматую голову и с плотно зажмуренными глазами он принялся тереться о ногу Джона так, словно завтра никогда не наступит – и он позволил миру это услышать. Миром, в данном случае, был один маленький человек, который выдыхал маленькие, нежные слова. - Да…да…о ангел мой, милый, любимый… Сквозь собственную какофонию Шерлок слышал эти нежности, что побуждало его к еще более громким звукам, еще более лихорадочным движениям. Он плотно обхватил ногами бедро Джона и ощущение этого твердого-мягкого мускула под собой, этого двигающегося, умоляющего, жаждущего мужчины… - Джон, - простонал Шерлок в потолок. - Джон, - рычал он, и двигался, и вздыхал. А потом Шерлок прижался лбом к груди Джона, и сладкий аромат был повсюду. Он чувствовал себя так, словно тонет в меду, что он наполняет его рот и легкие, идеальный кислород, и в то время как мокка, и лимон, и чай были их прошлым, этот аромат будет их будущим, с этим запахом будет связано столько воспоминаний, а это было всего лишь самым первым. Когда скользкие, пахнущие медом пальцы скользнули в рот Шерлока, это его добило, его тело и мозг вспыхнули ярко и горячо, пока он не начал кончать и кончать на бедро и живот Джона.

***

Иногда Джону не важно кончить самому. О, обычно он хочет, разумеется, но иногда реакция Шерлока так роскошна, его тело так отзывчиво, что Джон находит все удовольствие, что ему необходимо, в том, чтобы быть частью удовольствия Шерлока. И прямо после того, как Шерлок кончил? После того, как он упал на постель, весь расслабленный и удовлетворенный? Ну, Джон не намеревался ничего делать, в том числе переставать хихикать, вставать с постели или избавляться от эрекции. У Шерлока были иные планы. Медленно поднявшись, он сел верхом, перевернулся, потом съехал назад, пока его роскошный зад не навис над лицом Джона, а его лицо не оказалось над членом Джона, а потом Шерлок сказал, без всякого намека на робость: - Я буду сосать, сосать, сосать, Джон. Пока ты не кончишь. И хотя Джон провибрировал свое согласие, хотя он танцевал, извиваясь и ерзая, Шерлок не сделал одной небольшой важной вещи: Он не стал сосать. Но Джону, в общем, и так было неплохо. Потому что попробуйте заполучить полное затмение в виде задницы Шерлока над вашим лицом, и посмотрите, не будет ли и вам неплохо, и не отвлечетесь ли вы на эти сочные просторы. Именно в этом месте Шерлок носит свои телесные излишества, здесь – как узнает Джон – Шерлок набирает вес в первую очередь и теряет его в последнюю. Джон всю жизнь будет героически сражаться против того, чтобы иметь любимую часть Шерлока, всегда полагая, что такой фетиш – «Я любитель задниц», «Мне нравятся ножки» - разбивает людей на части и делает их безликими, а Джон просто никогда не любил так делать. Ну, дадим доброму доктору звездочку за старания, но Джон действительно предпочитает определенную часть Шерлока, и черт побери мои гребаные калоши с сапогами, именно великолепная задница и нависала над ним, заставляя его дышать быстрее, потом еще быстрее, пока наконец Шерлок не взял его член в рот, и когда Шерлок принялся двигаться, Джон застонал. Знайте: До Джона, Шерлок не знал, что он может делать так, что он может доставлять удовольствие кому-то. Так что когда терпеливый Джон, спокойный Джон, тихий Джон издает звук, Шерлок отвечает. Он стонет театрально, мощно, словно вот-вот кончит. Его звуки обильны, смешно-торжественны, и когда Шерлок издает их громче, потом еще громче, ну, тогда это окончательно добивает Джона. И единственная причина, по которой добрый доктор не стал кончать, и кончать, и кончать в рот своего милого, - это потому, что впервые (но не в последний раз) Шерлок хотел, чтобы Джон покрыл его целиком, так что Шерлок не стал проглатывать, о нет, он позволил Джону кончить обильно, и горячо, и повсюду, а потом Шерлок вибрировал и танцевал по влажной коже своего партнера, пока не добился того, что где бы он ни лизал или сосал собственное тело позднее, он ощущал, и ощущал, и ощущал вкус Джона… везде.