***
Пока Гробыня Склепова пыталась реанимировать и привести к жизни Таню. В кабинете пожизненно-посмертного главы Тибидохса, лауреата премии Волшебных Подтяжек академика Сарданапала Черноморова, творилось невесть что. Каждый день преподаватели собирались и пытались придумать, как спасти школу от беды. Это все настолько надоело усталому директору школы, что он просто сидел, скрестив руки на груди за своим столом и смотрел на то, как в камине пылал огонь. Вот уже на протяжении недели, он не мог спокойно спать, его тревожили мысли и чувства беспокойства, нет не за школу, а за Таню. На эту девочку, уже точнее сказать девушку, каждый год обрушивались беды и несчастья, и вот теперь снова пришла беда, откуда ее не ждали. Но и Таня в ней не виновата, всю кашу заварило Магщество, а почувствовав угрозу для себя, предоставило решать все проблемы Тибидохсу, улизнув, с острова как можно скорее. — А я вам говорю, надо поговорить с этим мальчишкой…точнее с некромагом…ну, в общем вы меня поняли, узнать, что он хочет и спровадить его с Буяна, — категорично заявил Поклеп Поклепыч, сурово обводя своими глазками буравчиками всех присутствующих, как будто убеждая в своей правоте. — Мы не можем, бросить Глеба, на такой произвол судьбы, — холодно отчеканила Медузия, смотря чуть выше плеча завуча, ее рыжие волосы гневно шипели, изредка превращаясь в змей, что очень не нравилось завучу. — Мальчик не виноват. — Мы очень сильно рискуем, ведь здесь Жуткие Ворота, а если этот мальчишка доберется до них, школа взлетит на воздух! — продолжал напирать завуч Тибидохса, гневно подпрыгивая. — Мальчик, действительно опасен, но пока Тантал ничего не предпринимает, это настораживает, — в слух размышляла Великая Зуби, не к кому конкретно не обращаясь. — Не хватало нам жертв в школе, о Тибидохсе и так идет дурная слава, а если еще появятся и трупы, нас вообще могут закрыть и лишить лицензии, — не унимался Поклеп. — Сарданапал, почему вы молчите? Академик устало поднял глаза на своего завуча, медленно обводя взглядом всех преподавателей, казалось, главу Тибидохса совсем не интересовало то, о чем говорили. Чуть помолчав, он все же заговорил: — Мы действительно ничего не можем сейчас предпринять, потому что каждую ночь Глеб приходит ко мне, и я стараюсь выяснить все, что знает мальчик, не говоря уже о том, чтобы помочь ему. Но Поклеп, в одном я с тобой соглашусь, над Тибидохсом повисла новая напасть, нужно усилить охрану у Жутких Ворот, расставь циклопов на нижних этажах, — спокойно отозвался Сарданапал, поправляя свои усы, что заботливо придерживали очки с расшатанными дужками. — А что с Таней? — напряженно спросил Соловей, до этого молчавший. — Она мужественно восприняла всю информацию, что я ей сказал, не скрою, она была в шоке или даже ужасе, но пока ей не грозит никакая опасность, — твердо заявил академик Черноморов. Соловей О. Разбойник кивнул, он так же сильно переживал за Гроттер, как и сам директор, может даже чуть больше. Поклеп Поклепыч раскрыл рот, собираясь что-то сказать, насчет магспирантки Гроттер, но его прервал странный звук, похожий на утробное рычание золотого сфинкса академика. Видимо кто-то пытался пройти в кабинет, но был остановлен рычанием своенравной кошки, которая не пускала никого к своему хозяину. Рычание повторилось, но тот, кто пришел видимо не собирался уходить, терпеливо ожидая аудиенции почтенного главы Тибидохса. — Кто бы это мог быть? — заинтересованно откликнулся Поклеп, обводя всех присутствующих проницаемым взглядом. — Думаю, я знаю, кто это, на сегодня наш совет можно завершить, если появятся какие-то новости или новые зацепки я сообщу, теперь же попрошу оставить нас наедине, чувствую, этот разговор затянется, — хмуро отозвался Сарданапал, провожая взглядом учителей. — Входите, — властно окликнул академик Черноморов. Услышав разрешение хозяина, сфинкс присмирел, но все же иногда из его груди вырывалось утробное рычание, стоило юноше зайти, как египетская кошка проскользнула следом за ним в кабинет, усевшись возле стола директора. Смуглый юноша с интересом оглядывал кабинет директора, держа в руках бамбуковую трость, весь его вид говорил о том, что некромаг предельно собран и решителен. Лишь несколько резких черт выдавало опасного некромага и некая неуклюжесть в действиях, видно иногда Глеб все же на краткие секунды мог шевелить своим телом, что не нравилось Танталу. Сарданапал же не отрывал взгляда от Бейбарсова, отмечая все изменения, все-таки сожительство двух некромагов отражалось и на теле: залегли легкие круги под глазами, само лицо было чуть бледнее обычного. В черных глазах иногда можно было увидеть не холодный и расчетливый взгляд Тантала, а затаенную боль и усталость Глеба. — Чем обязан твоему приходу? — решив, заговорить первым начал директор Тибидохса, здраво рассудив, что чем быстрее они начнут этот разговор, тем быстрее его закончат. — Я хотел бы, поговорить, как не странно, — холодно отчеканил Тантал, его голос мальчишески то дрожал, то наоборот гудел как труба, что некромагу совершенно не нравилось, — я выдвигаю требования, которые вы исполните, и мы расстаемся тихо и мирно, либо мы идем по пути войны. — Я тебя внимательно слушаю, — выпрямившись как струна, твердо отозвался академик. — Вы не пытаетесь изгнать меня из тела этого слабака, и я покидаю Тибидохс, но с одним условием, — медленно начал выдвигать свои требования Тантал, зло сощурившись. — Я хотел бы, чтобы внучка Феофила Гроттера стала моей, как я мог видеть, это она сегодня смотрела на меня, точнее, на этого ничтожного мальчишку в чьем теле я нахожусь. Должен признать, у этого выскочки есть вкус, поэтому это мое маленькое требование. Пожизненно-посмертный глава Тибидохса побелел от такой наглости, он был готов пожертвовать многим, но не своими выпускниками, не жизнью Глеба, не судьбой Тани. И он не собирался уступать темному магу. Видимо, без радикальных решений и мер здесь не обойтись. — Я вынужден отказать, ты просишь слишком много, ты не смеешь ломать жизнь молодых людей и тем более просить у меня руки внучки Феофила, ты же знал, что я отвечу отрицательно, — загромыхал академик, никто бы никогда не сказал, что в этом пухленьком директоре столько твердости и жизненной силы, сразу видно, что дядька Черномор был военным человеком. — Догадывался, но раз так, то я сведу с ума юную Гроттер и заставлю ее стать моей. И в этом мне поможет тело мальчишки, и он сам, я буду давать ему столько свободы, сколько потребуется для того, чтобы дщерь Гроттеров стала моей, а затем ты увидишь ее мучения. Она добровольно станет моей, и ты не сможешь помешать. Как славно поработал этот молодой некромаг, она почти его любит, это видно по ее взгляду. — Ты не посмеешь! — Скоро ты все сам увидишь, старик, — холодно отрезал Тантал, покидая кабинет директора под утробное рычание сфинкса, который словно говорил, что обратной дороги ему нет. Стоило двери закрыться, как Сарданапал стушевался и состарился еще на несколько тысяч лет, усталым голосом он произнес, щелкнув пальцами, вызвав портрет Медузии: — Немедленно отправить третий курс по домам, у нас проблемы.Пропуск в темноту
4 ноября 2015 г. в 19:42
Еще на лестнице, ведущей в Зал Двух Стихий, Таня ощутила смутную тревогу, не было привычных громких криков и веселого смеха учеников. Слышался лишь странный волнующий шепот, походивший на бушующий ветер в кронах деревьев, который нарастал с каждым шагом.
Плетясь позади Ягуна, Таня пытливо осматривала тех, кто присутствовал на обеде. За дальним столом расположились третьекурсники, угрюмо поедающие манную кашу, доставшуюся им по жеребьевки. С пятого стола на нее с привычной презрительностью и истеричностью взирала Лиза Зализина, бурча себе под нос, если и не проклятия на голову Тани, то беды во всяком случае.
Гробыня же радостно помахала ей рукой, вызвав улыбку у девушки. Как все-таки хорошо, что Склепова не покинула Тибидохс, а осталась еще на какое-то время, без этой дамочки Гроттер, скорее всего бы чокнулась или взвыла от скуки.
— Привет, как ты? — послышался еще один до боли родной голос, обернувшись, Таня, поспешила занять место рядом с Ванькой. Теперь понятно, почему Зализина так и не уехала, решила попортить ей жизнь, изображая из себя великую мученицу.
— Хорошо, — прошептала Таня, вглядываясь в васильковые глаза Валялкина, что смотрели на нее с такой нежностью и некоторым недоверием, словно указывая на что-то. — Гипс, скоро снимут, — поняв намек Ваньки, буркнула девушка, пододвигая к себе тарелку с картофельным пюре.
Неуклюже ковыряясь в тарелке, Таня избегала смотреть на встревоженных преподавателей, что сидели за отдельным столом и тихо переговаривались, использовав заклинание против подслушивания Ушкус намакушкус, от которого несколько четверокурсников усердно чесали уши. Ягун что-то без умолку тарахтел, о чем–то Лотковой, первая красавица Тибидохса лишь кивала, изредка вставляя свои реплики. Боясь обвести вновь взглядом зал, Таня упорно смотрела в тарелку или на загипсованную руку, когда чья-то нога слегка пнула ее, привлекая внимание.
Возмущенно подняв голову, собираясь разразиться гневной тирадой, Таня осеклась, Ягун глазами на что-то показывал, пользуясь, случаем, что ни Ванька, ни Катя на них не смотрят. Стараясь выглядеть как можно более естественной, внучка Феофила чуть повернула головой в сторону, прикрывая рот рукой, будто смеялась шутке друга. Ее глаза быстро впились в мужскую фигурку за столом некромагов.
Лена и Жанна напряженно сидели, изредка поглядывая на Бейбарсова. Заметив Таню, две некромагини мрачно кивнули головами, здороваясь с девушкой, продолжая дальше обедать. Но Таню интересовал лишь Глеб, который пока что не смотрел на нее, отпивая из стакана чай. На первый взгляд, казалось, что это тот самый нахальный некромаг, который доставал ее два года назад, и если бы Сарданапал не сказал ей вчера всю правду, Гроттер никогда бы не поверила, что в его теле самый сильный и безжалостный маг вуду, за всю историю.
Уже собираясь отвести взгляд от Бейбарсова, Таня замешкалась на какую-то долю секунды, но этого хватило юноше. Тантал приподнял голову и встретился взглядом с Таней. Несколько секунд он внимательно разглядывал ее, как до этого делала сама Гроттер, после чего улыбнулся. От чего по всему телу девушки прокатился холодок и полное осознание того, что это не тот Глеб. Бейбарсов никогда не улыбался с такой алчностью и похотью, сомнений не оставалось, это Тантал в теле юного некромага. Его резкие черты лица и движения были такими не родными для ученика старой ведьмы и такими неестественными.
Нехороший прищур и насмешка в черных глазах некромага, заставила девушку отвернуться от него. Лопоухий внук Ягге, имеющий свойство подзеркаливать, да и просто за то долгое время дружбы, мрачно смотрел на подругу. Ему тоже не нравилось то, как посмотрел Тантал, но вслух не озвучил, лишь потому, что в зале было слишком много народу и лишних ушей, да и не хотелось говорить об этом в присутствии Ваньки, что ненавидел Глеба всей душой и Кати, которую предусмотрительный комментатор не желал впутывать в это дело.
— Кажется, я наелась, — как-то вяло проговорила Таня, отодвигая от себя тарелку, настроение опустилось до отметки ниже плинтуса, а голова предательски начала болеть, выскользнув из-за стола, под недоумевающие взгляды Лотковой и Ваньки, и заинтересованный взгляд Глеба, девушка поспешила подняться к себе, спрятавшись от всех.
Вслед за Таней, поспешила Гробыня, предусмотрительно выждав несколько минут, дабы не привлекать слишком много внимания к своей скромной персоне. Стервозно стуча каблучками по мраморному полу, Склепова старалась как можно быстрее добраться до их комнаты, но ей все время кто-то попадался на дороге, выводя ее из себя. То несколько девиц, одетых так, что сама Гробыня не смогла бы назвать одеждой, а лишь тряпочками, стайкой разлетевшись в разные стороны при виде грозной телеведущей с Лысой горы. То из стены показался поручик Ржевский, увязавшийся за ней, рассказывая новую трель ужасных анекдотов, после чего получил дрыгусом, исчезнув в противоположной стене, с громким возмущением.
Наконец, добравшись до комнаты, Склепова ворвалась внутрь, запечатав дверь несколькими охранными заклинаниями. Таня лежала на кровати, лицом к стене, насколько позволял ей гипс, но проницательная Гробыня догадалась, что подруга плачет, но силится угомонить поток слез, до боли закусывая губы.
— Кажется, дождь собирается, — на манер Пятачка проговорила Гробыня, стараясь хоть как-то разрядить обстановку, — Ты так расстроилась из-за Бейтарелочкина? Где же прежняя русская Гротти, которую боятся бабаи и которая разбивает сердца бедным англичанам в очочках?
— Почему, он не борется?
— Эй, ну ты чего, прекрати, — подсев к Тане на кровать, Склепова принялась вытирать дорожки слез с лица рыжеволосой, вся дурашливость исчезла с ее лица. — Если, верить нашему дядьке Черномору, то он борется, борется с ним каждый день, но власть старого некромага намного больше, и всякая любофф не может ему помочь, — задумчиво проговорила Гробыня, слегка щелкнув по носу подругу, вызвав легкую улыбку на ее лице.
Поднявшись на ноги, мадмуазель Склеппи принялась кружить вокруг своего пажа. Паж от такой радости, скрежетал старыми костями, а шляпа с плюмажем упала ему на пустые глазницы, закрывая обзор. Дырь Тонианно заметался на одном месте, после чего рухнул, разлетевшись по косточкам.
— Старенький ты уже, — промурлыкала Склепова, отходя от пажа, вновь заинтересовавшись Гроттершей, — ну-ка, Татьяна расскажи, тете Гробыне, когда это ты успела влюбиться в Глебушку и забыть своего ветеринара? Не уж то, черепки да куколки вуду стали милее, нежели больные и перебитые зверушки? — ехидно пропела Склепова, только она умела так быстро переключаться с одной темы на другую и ласково расковыривать ранки.
От такой наглости Таня даже поднялась, хмуро уставившись на подругу, что смотрела на нее разными глазами.
— Ладно, не хочешь не говори, знаем, проходили, снова твое сердечко мечется, выбрать не может, — понимающе хмыкнула Гробыня, радуясь, а может и нет тому, что в ее жизни не было такого ужасного выбора, Гуня как-то сам укоренился в ее сознании, а насмотревшись на метания рыжеволосой соседки по комнате, остался единственным любимым мужчиной.
Ох, уж эти Гроттеры, никогда не умеют жить спокойно.