Doll

Юнги вытекает из бессознательного состояния постепенно, выныривает из темноты, приходя в себя. Он бы спал еще и спал, но что-то будто не дает опять погрузиться в дремоту, вытягивает силком, вырывает. Он открывает глаза и не может сфокусировать зрение. Всё шатается и расплывается. Понимание, что его лихорадит, приходит только через какое-то время. То, что майка липнет к спине, и он не чувствует ног, приходит ещё через какой-то промежуток. Он закрывает глаза и пытается успокоиться. Паникой он ничего не добьется. Старший с трудом подтягивает ноги и трет их ладонями, чтобы не начались сильные судороги. В идеале надо пойти за витаминами, но он чувствует, что не сможет подняться. Последнее время состояние становится все хреновее. Наверное от сигарет. Юнги не хочет об этом думать. Он вообще не хочет ни о чём думать. Жаркий и потный Чонгук дышит куда-то в шею. Юнги уверен, не будь младшего сейчас рядом, такого теплого, его бы начало трясти и крутить намного раньше. Он просовывает руку под шею Гука и обнимает, пытаясь заснуть. *** Он просыпается от хлопнувшей двери и звона ключей. Чимин не понимает ничего, да и просыпаться совсем не хочется. Он нехотя трет глаза и тут же съеживается под одеялом от испуга, когда слышит такой знакомый голос. — Хен? Ты не пошел сегодня на занятия? — в комнату кто-то заглядывает, и с недоумением смотрит на свернувшийся комок одеяла. «Что происходит?» «Что делать?» «Где я?» Чим судорожно пытается вспомнить хоть что-нибудь. Внутри, перебивая друг друга, орут серены. Болит голова. Болит живот. Дерет горло. В комнате — Намджун-хен. Чимина трясет от начинающейся истерики. — Хен? Ты спишь еще? Младший зажмуривает глаза так сильно, как может и закрывает уши ладонями. «Это какой-то бред» Джун приподнимает край одеяла, чтобы увидеть макушку. — Чимин? Это ты? — шепотом, от враз севшего голоса. Мин не отвечает, лишь смотрит широко открытыми глазами. Не может ничего вспомнить. «Вроде, была вечеринка» Ничего не понимает. «Почему я тут?» И боится. Боится. Боится. Сердце стучит где-то в ушах и желудке. Трясутся руки. Жарко. Перед глазами плывет, и он чувствует как по щекам бегут слёзы. — Намджуни-хен… — хнычет. — Намджуни-хен… Единственное, что понимает сейчас Чим, это то, что хен всегда ему помогал. Хен равняется помощи в рыжей голове. *** В семье Намджуна очень любили. Родители хотели дать своему сыну только лучшее. Когда он дорос до того момента, когда смог бы самостоятельно жить в другом городе, не далеком конечно, но всё же не родном, его устроили в более престижное место учебы. Он нашел себе комнату, которую мог снимать для жилья. Квартира была двухкомнатная: одну комнату снимал старший хен, вторую — Джун. Старший был неплохим парнем и с учёбой у него было вполне хорошо, единственное, что Намджуну в нем не нравилось — тот постоянно шастал по всем тусовкам, которые только мог найти. В любом случае, это было дело хена. Нам никогда в это не вмешивался. *** — Да, госпожа Пак, всё в порядке. Да, мы готовились к контрольной, Чимин попросил меня помочь. Да-да, мы разбирали новую тему. Простите еще раз, что не предупредили. Чимин очень расстроен и побоялся звонить. Мы еще позанимаемся. Да, где-то к вечеру. Хорошего вам дня, госпожа Пак. Намджун убирает телефон в карман и смотрит на завернутый в одеяло кокон с кофейной кружкой в руках. Чимин сидит, смотря в одну точку, и шмыгает носом. «Так страшно не помнить вчерашний день» Рыжик чувствует себя ужасно: он так виноват перед всеми. Перед мамой за своё вранье. Перед отцом за свою безответственность. Перед Намджуни-хеном за все. Стыд за свое поведение грызет ему горло.