На два года я — твой толкователь

— Ты знаешь, когда это произойдёт? Они уже почти час молчат, и Шерлок лежит с закрытыми глазами, но Джон точно знает, что тот не спит. Ему доводилось лежать рядом со спящим Шерлоком, он знает, как тот расслабляется, отдыхая, как смягчаются черты лица. Так что Шерлок не спит, нет. Он весь — огромный комок перепутанных оголённых нервов, ради Джона прикидывающийся клубком расчёсанного кашемира. Только вот Джона не так легко обмануть. «Ты про космическую станцию? Я же сказал. Четыре дня». — Нет, я не об этом. Ответ Шерлока для посторонних прозвучал бы многострадальным вздохом. «Какая разница? Случится, когда случится». Джон понимает, что очень рискует, продолжая давить, но лучше уж сделать это сейчас, когда он не собирается оставлять Шерлока одного ни на минуту, чем поднимать тему в любой другой день. — Для меня разница большая, — тихо говорит Джон. — Я никогда не просил тебя что-нибудь предсказать и не собираюсь. Но про это предсказание хочу знать как можно больше. Шерлок молчит так долго, что Джон уже и не рассчитывает на ответ. Он мысленно пытается осторожно и тщательно подобрать слова, чтобы объяснить, почему хочет знать подробности, зачем ему это нужно. Если понадобится, он готов умолять. Но в конце концов этого делать не приходится. «На самом деле я знаю только то, что уже тебе рассказал, — самым безэмоциональным тоном говорит Шерлок. — Это произойдёт, когда мне будет восемнадцать. Но в день рождения, или за день до девятнадцати, или в любой из дней между ними — понятия не имею. Знаю только, что ты там будешь, и я рад, потому что не хочу быть один. Прости, если это эгоистично, но это правда». Джон машинально стискивает в кулаке футболку Шерлока и сквозь комок в горле проговаривает: — Это не эгоистично. Никто не хочет быть один, когда… когда… в такой момент. «Я бы хотел, чтобы это не причиняло тебе боли, — чуть погодя продолжает Шерлок. Он не уверен и даже открывает глаза, чтобы взглянуть на Джона. — Но, полагаю, если бы тебе было всё равно, ты не оказался бы рядом». Джон хочет сказать что-нибудь, что угодно, но в голове вертится только «я люблю тебя», а это не кажется подходящим сейчас, не тогда, когда они обсуждают смерть Шерлока. Говорить такое сейчас — дешёвый трюк. Поэтому вместо слов Джон пытается улыбнуться. Выходит криво и не слишком убедительно, даже палец Шерлока, скользнувший по его губам, не добавляет улыбке уверенности. «Я не знаю где, — добавляет Шерлок вновь прохладным тоном. — В спальне, кажется, но не в поместье. И не здесь. День. Героин. Вот и всё, что мне известно». Тихо кивнув, Джон берёт себя в руки. Не так уж много информации. — А ты пытался когда-нибудь… не знаю. Можешь попробовать… заглянуть глубже? Узнать детали? Слышен ещё один глубокий вздох, но этот мягче, чем предыдущий. «Я могу. Но не стану. Пожалуйста, не проси меня об этом. Я не хочу знать больше». «Но я хочу, — почти возражает Джон. — Очень хочу знать всё. Только так я смогу это остановить». Только вот бесполезно. Шерлок уже не раз говорил, что не верит в значимость собственных предсказаний. Он расстроится, если Джон скажет, что хочет попытаться. И, если уж на то пошло… Захочет ли он вообще, чтобы Джон пытался всё предотвратить? Слова срываются с языка, прежде чем он успевает остановиться. — Шерлок, ты хочешь умереть? Повернувшись на бок и устроившись ближе к Джону, Шерлок почти — только почти — улыбается. «Не прямо сейчас», — тихо бормочет он и прижимается губами к губам Джона. Джон медленно целует его, обнимая так крепко, как только смеет. Этот ответ недостаточно хорош. Настолько, что причиняет боль, и Джон хочет вложить это в поцелуй, в прикосновения, во взгляд, дать понять Шерлоку… Но ведь Шерлок знает, не так ли? Ему необходим кто-то для объяснения его слов остальному миру, но он сам гораздо лучше любого толкователя, когда дело касается определения значения взгляда, касания кончиками пальцев или интонаций голоса. Разумеется, он знает, почему Джон спрашивает о деталях. Знает, что Джон чувствует. И, может быть, из-за того, что ему это и так известно, сказать совсем легко. Разорвав поцелуй, Джон прислоняется лбом ко лбу Шерлока и выдыхает слова, которые больше не нужно скрывать. — Я люблю тебя. На этот раз Шерлок улыбается.

***

Шерлок может воспринимать это как персональное оскорбление от вселенной, но он человек и у него есть мочевой пузырь, за что Джон очень, очень благодарен, потому что его собственный полон уже слишком давно. Выбраться из постели приятно, тем более что двое из соседей по комнате вернулись и устроились с домашним заданием и книжками на своих кроватях, слишком неправдоподобно делая вид, что вовсе не будут сплетничать обо всём, что увидят или услышат. Джон, проявив немного настойчивости, даже уговаривает Шерлока выйти на улицу. День холодный, но солнечный. Они гуляют по территории Академии, идут к дереву, под которым проводили тёплые осенние деньки. Шерлок, оказывается, умеет лазить по деревьям с ловкостью и бесстрашием кошки. Он помогает Джону устроиться рядом на одной из толстых ветвей, а потом рассказывает о том, как в детстве стащил у Майкрофта торт, который тому приготовили на день рождения, и забрался на дерево, чтобы съесть его, а Майкрофт всё это время не переставал возмущаться, стоя на земле. Джон так сильно смеётся, что едва не падает, но Шерлок быстрым, как молния, движением его ловит и помогает вернуть равновесие. Джон благодарит его поцелуем, который затем превращается в два, потом в три, а потом им больше не кажется, что на улице так уж холодно. Закат становится для обоих сюрпризом, потому что они совсем теряют ощущение времени. Находиться на улице так поздно не разрешается, но это один из тех случаев, когда статус Пророка приходится кстати. Шерлок проводит их внутрь незаметно. И ведёт до самой кухни, где перед входом достаёт из кармана латунный ключ, чтобы открыть дверь. Джон молчит, насмешливо наблюдая за ним. Ужин давно закончился, пустая кухня блестит в ожидании завтрака. Шерлок проходит к огромному холодильнику и заглядывает внутрь с таким видом, словно делал это уже много раз. И Джон с немалым удивлением осознаёт, что так оно и есть, скорее всего. — Итак, наконец раскрыта тайна того, как Шерлок до сих пор не заморил себя голодом, — говорит Джон, тихо усмехнувшись. — Поверить не могу, что ты совершаешь ночные набеги на кухню! Шерлок только пожимает плечами, но в уголках его глаз таятся искорки смеха, которые ничуть не хуже улыбки. Холодные бутерброды и тёплый чай не самый лучший ужин, который Джон может представить, но после целого дня без еды и это более чем подойдёт. Точнее, подошло бы, прояви Шерлок интерес хоть к чему-нибудь кроме чашки с чаем. И Джон кладёт бутерброд на стол, так и не откусив ни кусочка. — Если ты не ешь, я тоже не буду, — просто напоминает он. Шерлок закатывает глаза. — Не позволяй бабочкам попасть под дождь. «Ты голоден, не глупи». — Если ты не ешь, — повторяет Джон, — я тоже не буду. И я не только про сейчас. Каждый день. Завтрак, обед, ужин. И я подразумеваю нормальные порции, а не пару кусочков. Шерлок фыркает. «Если думаешь, что сможешь меня шантажировать, советую пересмотреть точку зрения. Ты сдашься первым». Ох, как же соблазнительно пахнет бутерброд и как же громко урчит пустой желудок, но Джон не поддаётся. И не собирается. Он скрещивает руки на груди, намереваясь на этот раз оказаться самым упрямым. — Ты говорил, что не хочешь причинять мне боль, — говорит Джон. — Что ж, мне больно. Смотреть, как ты моришь себя голодом, больно, Шерлок. Шерлок открывает рот, и Джон практически чувствует возражения ещё до того, как хоть слово оказывается сказано. Разумеется, Шерлок вовсе не морит себя голодом. Просто он не хочет есть, вот и всё. Никогда не хочет. Если Шерлок всё это скажет, Джон сразу же почувствует ложь. Но Шерлок не говорит. Вместо этого он делает второй бутерброд, меньше, чем тот, который сделал для Джона, но и это неплохо. Недовольно морщась, откусывает первый кусок, но к третьему, замечает Джон, уже не выглядит так, будто занимается чем-то недостойным. И даже доедает. Правда, за то время, пока Шерлок маленькими кусочками расправляется с одним бутербродом, Джон успевает сделать себе второй и тоже съесть, но для начала и так неплохо. Маленькие шаги даже лучше, тем более в такой день, который, как предупреждали Джона, мог стать просто отвратительным. Они уже допивают чай, как вдруг открывается дверь и на кухне появляется один из поваров. Он хмурится, когда видит Джона, но немедленно расслабляется, едва замечает сидящего рядом Шерлока. — Шерлок! — говорит он, широко улыбаясь. — Как всегда, рад тебя видеть. Хотя ты давненько не появлялся, да? А кто твой друг? — Джон Уотсон, — отвечает Джон, глянув на Шерлока. — Я его толкователь. Шерлок сжимает губы в тонкую линию и, внимательно глядя на повара, молча качает головой. Это… довольно странно. И ещё более странно, что, заметив, как Джон за ним наблюдает, Шерлок моментально утыкается в свою пустую чашку. — А вы друг Шерлока? — из любопытства интересуется Джон. Повар усмехается. — Друг, конечно. Я не настолько хорош, как ты, чтобы быть толкователем, но кое-что понимаю. Шерлок меня как-то раз выручил из одной неприятной ситуации. Так что я… помогаю ему, когда нужно… — Маски давно сняты, — резко перебивает его Шерлок, с громким стуком опуская чашку на стол. «Мы закончили. Пошли». Повар недоумённо наклоняет голову на бок и, нахмурив брови, смотрит на Джона. — Как я и говорил, мне не всегда понятно. Он не уточнил, сколько… — Маски. «Пошли, Джон». Схватив Джона за запястье, Шерлок тащит его за собой к выходу из кухни под недоумённым взглядом повара. Джон понимает не больше, но это ненадолго. Как только до него доходит, в чём дело, он застывает на середине шага. Шерлок, который всё ещё держит его, пытается тянуть дальше, но Джон сопротивляется, вырывает руку и так и стоит посреди коридора, пока Шерлок не оборачивается и не встречается с ним взглядом. — Ты у него не еду доставал, — говорит Джон как можно спокойнее. Шерлок отводит взгляд, что само по себе равносильно признанию. — Камни скатились до самого моря, — бормочет он. «Я много месяцев ничего у него не беру». — Но раньше брал, да? — настаивает Джон. Давно ему так не хотелось закричать, и он всеми силами старается этого не делать. — Он твой дилер. Шерлок выпрямляет спину, подходя чуть ближе к Джону, так что в конце концов практически смотрит на него сверху вниз и шипит: — Скользит и стреляет. Они исчезают в облаках. «Был. Я чист». — Если его не уволит директор, я уверен, Майкрофт… — Защити кроны от дождя! «Он мой друг! Оставь его в покое, чёрт возьми». Джон качает головой, его гнев неожиданно разгорается сильнее. — Друзья не продают тебе наркотики, Шерлок. Они заставляют тебя от них отказаться, помогают… — понимание приходит неожиданно и оказывается не из приятных. Джон фыркает, и как только можно быть таким наивным… — Я должен был понять, что ты слишком легко согласился всё отдать. Почему бы и нет, если в любой момент можно достать ещё? — Джон! Шерлок в третий раз произносит его имя. Ещё никогда оно не звучало вот так: словно молния, разрывающая небеса, оглушающая, физически ощутимая так же ясно, как слышен звук. И ещё никогда оно не было наполнено таким значением. Майкрофт говорил, что Шерлок может в одно слово вместить целую жизнь. Джон поверил. Он даже смог отчасти испытать это, когда Шерлок «прочитал» будущее той неприятной девчонки. Но сейчас… сейчас он знает, каково это на самом деле, и больше всего это похоже на удар великана. Джон, пошатнувшись, поднимает руку, чтобы опереться о стену, но не дотягивается до неё, потому что его ладонь перехватывает и крепко держит Шерлок. Джон хватается за его руку в ответ, пытаясь переварить всё, что Шерлок только что сказал. Всё, что он преподнёс. А то, что это дар, Джон понимает в ту же секунду. Болезненный, переполняющий, но тем не менее дар. Дар понимания того, каково это — быть Шерлоком или настолько близко к тому, как только может получиться у человека, который им не является. Это постоянный, бесконечный, нежеланный поток чистого знания, от которого пульсирует голова. Это раздражение от неспособности общаться с большинством людей — но ведь они не поняли бы его, даже говори он на чистейшем английском, не так ли? Это одиночество, которое он так сильно ненавидит, и ненависть из-за того, что он не может просто ничего не чувствовать, как хочет, а притворство — вовсе не то же самое. Это когда в твоей жизни есть один-единственный человек, на которого совершенно невозможно положиться, потому что однажды он уже подвёл, а Шерлок подвёл его, и пусть Шерлок знает, что ни один из них в этом не виноват, всё равно не может простить ни его, ни себя. Это предсказания, которые он делает независимо от собственного желания, Послания, которые из него вытягивают, и их бесполезность. Это когда скрипка — твой лучший друг, а её у тебя отнимают. Это убаюкивающее онемение, которое он открывает в наркотиках, такое мимолётное облегчение, такое разрушительно, но насколько необходимое, чтобы сохранить здравый рассудок. А затем… о том, как впервые удаётся найти голос. Впервые найти настоящего друга. Почувствовать, словно и для тебя в этом мире может быть место, которое так близко к сильному сердцу, бьющемуся уверенно и ровно, когда собственное сбивается и запинается. О страхе, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой, что он облажается, как всегда. О предоставленном выборе и понимании того, что выбор неверный. Об отказе от наркотиков — не только самих наркотиков, но даже необходимости в них — и не ради какой-то награды, но потому, что сделал выбор, которого его лишили, и выбрал Джона. О том, что однажды он споткнётся, упадёт и больше не поднимется, но до тех пор намерен вновь и вновь делать этот выбор. О желании, чтобы Джон этому верил, действительно верил. По-настоящему доверял Шерлоку. Моргнув, Джон снова обнаруживает себя в настоящем. На лице Шерлока ровная настороженность, но с тем знанием, которое Джон получил — всё так быстро растворяется, но некоторые вещи он никогда не сможет забыть, — он понимает, что Шерлок боится, не сказал ли слишком много, сделав себя чересчур уязвимым. Джон притягивает его ближе и, только обняв обеими руками, замечает, что их обоих трясёт. — Я тебе доверяю, — шепчет Джон. Этого даже близко не достаточно, но это начало. Кажется, что сегодня они положили начало многому. К несчастью, дальше дело не идёт, потому что им попадается патрульный и требует ответа, что они делают в такой поздний час в коридоре, да ещё и в верхней одежде. — Нам нужно видеть директора, — бормочет Джон. Больно сейчас отстраняться от Шерлока, особенно когда он смотрит так, будто его предали. Джон берёт его за руку и слегка сжимает. Патрульный не слишком-то им верит, но всё-таки провожает до комнат директора и оставляет ждать в гостиной. Директор, одетый в халат поверх костюма, появляется чуть погодя с чаем для всех троих. Джон рассказывает ему про космическую станцию, но даже не упоминает повара. Краем глаза он видит, как едва заметно расслабляется Шерлок. Джону кажется странным, что директор ничего не записывает. Да и вообще реагирует, лишь кивнув головой. И только допив чай, директор произносит: — Я дам знать министру, что вы подтвердили информацию. — Подтвердили? — обескуражено повторяет Джон. — Ах, да. Вы ещё не знакомы со своим новым коллегой, — тон директора приобретает едва заметный угрожающий оттенок. — Полагаю, были слишком заняты, валяясь весь день в постели. Этого, кстати, больше не повторится. У нашей Академии есть стандарты и репутация, которую нужно поддерживать, и вы двое будете вести себя соответствующим образом, иначе столкнётесь с последствиями. Шерлок фыркает. Джон думает, что это можно не толковать, но всё же поясняет: — Выгоняйте. Шерлок дождаться не может, когда окажется подальше отсюда. Я тоже возражать не стану. Директор сжимает губы в тонкую линию. — Идите. Отбой уже был. И по своим постелям, джентльмены. По пути в спальню Джон спрашивает: — Как думаешь, что он имел в виду, когда сказал про нового коллегу? Шерлок небрежно отмахивается той же рукой, которой держит ладонь Джона с того самого момента, как они покинули директорскую гостиную. — Тающий лёд. «Неважно». — Ладно, — Джон кивает, хотя и не совсем согласен. Он думает, что это вскоре и так выяснится. — Что же тогда важно? — Преимущество не исчезло, но цветочные горшки заберут. И перьевые подушки. «Ты не рассказал про Анджело. Я сам поговорю с ним. Скажу, что ему нужно найти другую работу, пока его не арестовали, мне он поверит. И ты спишь со мной». Джону требуется пара секунд, чтобы сообразить, кто такой Анджело, но он больше не поднимает эту тему. — В самом деле? Это предсказание или приглашение? В конце концов, не так уж и важно, что именно. Важно только, что постель вовсе не такая маленькая, когда они лежат сердцем к сердцу.