~~~
Гарри кажется, он привык к этому всепоглощающему чувству слишком быстро. Но, когда Луи рядом, ему хочется летать. Тело и душа обретают необъяснимую легкость. Граничащую с невесомостью. Гарри влюблен в эту невесомость. Она заставляет мир сочиться краской, образами, штрихами. Заполняет его воображение ощущаемыми, почти неотделимыми от реальности линиями. Акварель растекается по бумаге. Впитываясь в оживающие наброски. Гарри еще никогда не ощущал ничего подобного. — Вернись ко мне, — просит мягкий голос. И губы, что опускаются на выпирающий седьмой шейный позвонок, ползут в сторону, к левому обнаженному плечу. А руки пробираются под смятую простыню, что обернута вокруг Гарри. Стайлс проводит еще одну линию, прежде чем отложить на столик мокрую кисть и палитру. Несколько капель все же падает на белоснежное постельное белье, окрашивая ткань в нежно-голубой. Холст, шурша, спадает на ковер у кровати, когда рука Луи скидывает его с покрывала. — Эй! Возмущение Гарри прервано уверенным натиском, Луи целует его вишневые губы, наваливаясь вперед, вынуждая Гарри рухнуть на подушки. Гарри обожает это ощущение во всем своем теле. Оно несравнимо даже с творческим экстазом. Поцелуи Луи вообще несравнимы ни с чем, что прежде Гарри доводилось встречать в своей жизни. Глаза Луи голубые. И прямо напротив. Гарри и Луи разглядывают друг друга между поцелуями, и Гарри млеет от осознания, что Луи здесь, рядом с ним. Разделяет их сокровенную близость. Гарри понятия не имеет, какие отношения между его близнецом и Томлинсоном, но в эти мгновения ему и не важно. Ведь Луи приезжает к нему, Луи выбирает его. Губы Луи замирают на горячей мочке уха Стайлса, и мужчина чуть отстраняется назад, разрывая нежно-серебристое сияние. Гарри следует за его движением расфокусированным счастливым взглядом. — Хочу молока, — Луи улыбается, а его пальцы завершают путешествие по бедрам Гарри. — В холодильнике, — отвечает Стайлс, уютнее устраиваясь на кровати, переворачиваясь на живот. — Принести тебе? — ладонь Луи дарит последнее прикосновение, проскользнув по обнаженной спине, порождая в теле Гарри ленивый ответ. Стайлс кивает и прячет лицо в подушке. Он слышит, как Луи босыми ногами шлепает по полу, и поворачивает голову на бок, чтобы приоткрыть один глаз. Чтобы проскользить взглядом по идеальному, подкаченному телу Томлинсона, который голышом расхаживает по его просторной студии. Тело Гарри не настолько совершенное. Скорее напротив — недосформированное. Посредственное. Как кусок необработанной глины. — У тебя много магнитов, ты любишь путешествовать? — доносится вопрос. И Гарри делает глубокий вдох. — Нет, это… подарки, большая часть от моих родителей, от Ники или знакомых, — отвечает парень. Дверца холодильника приглушенно хлопает. А Гарри продолжает: — У меня почти нет на это времени, и не было, а вот Ники много путешествует. Гарри сам не понимает, зачем упоминает имя своего брата. — Ты нигде не был? — удивляется мужчина. — Только… в Риме, это было четыре года назад, — Гарри помнит эту поездку, фактически подарок на совершеннолетие. — Мне понравилось там. — И…? — Стайлс ловит на себе взгляд голубых глаз. — Не хотел бы поехать куда-нибудь еще раз? — и отворачивает лицо, скрывая легкое замешательство за потягиванием. — Может когда-нибудь, — отвечает он и слышит, как молоко заполняет стакан с легким журчанием. — Я был бы не против. Снова шлепанье ног, Луи возвращается к нему в кровать, усаживаясь на край, опуская стакан на столик. — Как-нибудь… Улыбка трогает губы Луи, а Гарри прижимает стакан к губам, надеясь, скрыть за иллюзией задумчивости свое волнение. Они оба делают по глотку. — Что-то еще необычное о тебе, чтобы ты хотел мне рассказать? — голос Луи звучит легко, только вот эти слова обрушиваются на Гарри тяжеленным грузом. Как камни. В первую же секунду ему хочется быстро закачать головой. Но он сдерживается. Потому что это самое странное резкое «нет» на свете. Кто в него поверит? Поэтому он выдерживает паузу. Чтобы совладать с губами и растянуть их в легкой улыбке. Это первый раз, когда он врет Луи. Гарри вообще ненавидит врать. Скрывать, молчать, но не врать. Но еще больше каждый раз он ненавидит врать для того, чтобы скрыть правду, к которой он не готов. И это тот самый момент. Момент, в который Гарри лишь прикусывает нижнюю губу в надежде, что этот жест будет выглядеть больше сексуально, нежели нервно. Момент, в который Гарри еще не готов признаться. Возможно, он должен. Он знает, что должен. Потому что Луи тот самый, кому он сможет сказать об этом. Но он не хочет говорить об этом вот так. Сейчас. — Больше никаких необычностей… — произносит он выдыхая. Мягко и гладко. Луи давит легкий смешок, видимо, удовлетворенный этим ответом. — Ты сам одна большая необычность, — он подсаживается ближе, а его рука, забравшись под ткань, проскальзывает наверх по отзывчивой коленке. Луи заглатывает лживую наживку на крючке, это всё, что сейчас важно, Гарри позволяет себе немного расслабиться изнутри. Возможно, в этот раз ему просто повезло ускользнуть от внимательного взгляда Луи. Но, видимо, все дело в том, что мысли самого Томлинсона сегодня где-то далеко. Его взгляд вдумчивый, не далекий, но отстраненный. Гарри старается не задумываться о причинах подобного явления. Хотя его подсознание и так знает правильный ответ. Но отношения Ники и Луи — это не то, о чем Стайлсу хотелось бы знать, совсем не то, куда бы ему хотелось лезть. Не то, что Гарри хотелось бы понимать. Пусть часть его уже делает все это. Пусть. Гарри старается уцепиться за одну единственную мысль, которая имеет для него значение: Луи с ним. Гарри не может запретить Луи думать о Ники, грустить по Ники. Все, что он может, это сделать свою собственную связь с Луи сильнее, ярче. Необходимой и неразрывной. Все, что он может, подарить сегодня Луи кусочек своей нежности. Это осознание такое новое и такое доступное. На уровне инстинкта. Так что Гарри пододвигается ближе под ласкающее его бедро прикосновение руки.~~~
Ники был готов продержаться без Луи неделю. Несколько, если придется. Но его раздразненное появлением Томлинсона тело заныло уже на вторые сутки. Он больше не чувствует ни злость, ни обиду. Только грусть. Ники скучает по Луи. По его сообщениям, по его голосу в динамике, по нему самому. Ники давится завистью, потому что Гарри довелось быть с Луи так близко. Ники немного бесится на свои тренировки и дела, и что нужно было послать все нахуй и выбрать Луи. А теперешняя неопределённость в ситуации его только бесит. Да и гордость все еще мешает ему первому ее разрешить. Так что он ждет первого шага от Луи. И ждет. И ждет. Профессионально накручивая себя. Очевидно, что Луи тоже выжидает. Пока буря немного стихнет. Ники не может винить его в этом. Телефон звонит почти в ночь, Луи срывается. Ники вздрагивает под стандартный вызов iPhone и первый гудок не решается пошевелиться. Часть его все еще не уверена, что должна взять трубку, хотя, казалось бы, он дал себе обещание не ломаться. Но, черт возьми, мозги отрубает напрочь. Телефон повторяет музыкальную фразу, ерзая по поверхности стола. И Ники, потянувшись вперед, берет его в руку. Дрожащий палец проводит по значку принятия вызова. Остается надеяться, что голос будет ровным, обычным. А не уйдет в ненужную тональность. — Да? — Я не разбудил тебя? Ники понимает, что воздуха на второй ответ ему уже не хватает. Он издает что-то среднее между 'нет' и 'угу'. Ему нужно еще пару мгновений, чтобы взять себя под контроль, удержать в узде все нахлынувшие эмоции от затянувшегося ожидания. Поэтому Ники просто ждет, когда Томлинсон продолжит. — Мы должны это прекратить. Голос Луи звучит уверенно, видно, что он настроил себя решительно. — Прекратить это игнорирование. Я знаю, что ты обижен на меня, но я бы хотел поговорить, чтобы ты понял меня. — Говори, — Ники ругает себя за такой пустой ответ. Наверное, для Луи он звучит… отстранено и незаинтересованно? На самом деле у Ники дрожат руки и подергиваются коленки. Голос мужчины доводит его до состояния тотальной взвинченности. — Все, что происходит между тобой и мной, и между мной и Гарри… это то, что я не способен контролировать. Мне нужно время, чтобы разобраться со всем этим, найти какое-то решение… — Оно вообще есть? — Ники чувствует горечь на языке, на небе, во всем рту. — Когда мы с тобой ведем себя вот так, я вообще могу думать с трудом. Ники выдыхает, а ноги поднимают его и вышагивают на другой конец спальни, чтобы остановиться там и зашагать в обратную сторону. Дрожащие и ослабленные. — Тебе просто нужно выбрать, — произносит он, а внутри кто-то сворачивает в трубочку его желудок. — И как ты хочешь, чтобы я выбрал? Не зная вас обоих. Не зная Гарри. Не зная тебя. Ники знает, что Луи прав. Эта мысль витала где-то на задворках его сознания. И прямо сейчас Луи вытаскивает ее наружу. Демонстрирует. Озвучивает то, чего Ники опасается больше всего: потерять свой шанс по глупости. — Как ты хочешь, чтобы я выбрал тебя, когда ты обижаешься и не говоришь со мной? Луи прав. — Я не знаю. — Самый правильный ответ: наверное, никак. Наверное, лучше выбрать Гарри. Луи ведь уже выбрал его, позволил им так быстро сблизиться. — Ты можешь не верить мне, но я думаю о тебе. Постоянно, — произносит Луи, а Ники чувствует, как привкус сладковатой надежды на кончике языка вносит разнообразие в приевшуюся горечь. — Даже когда я с Гарри. Единственное, чего боится Стайлс, чтобы его надежда не оказалось призрачной. Не ускользнула сквозь пальцы. Они замолкают. Несколько секунд вслушиваясь в дыхание друг друга. Ники изо всех сил старается разобраться с этим странным чувством непонимания. Которое подталкивает его что-то сказать. Ники знает, что ему нужно сказать. Просто что-то мешает ему. Какая-то неловкая пауза. — Ты… — начинает Луи, и момент почти утерян. У Ники остается мгновение, чтобы удержать его. Язык реагирует быстрее мозга. Возможно, после у них будет целый конфликт на этой почве, когда в мозге все прояснится. Но прямо сейчас язык выручает. — Луи. Ники перебивает мужчину, позволяя себе после еще одну на этот раз уже короткую паузу: — Я хочу увидеть тебя.