Nix

Кап Вонь из унитаза распространялась по душной камере с феноменальной степенью токсичности, которая могла привести, по ощущениям, к довольно-таки колоссальному ожогу дыхательных путей, да и к тому же въедалась в кожу так, что самый стойкий крем от чудо-косметических фабрик Южной Кореи показался бы бесцветной водицей. Уж лучше бы эта вонь разъела всё к хуям и внутри, и снаружи, не пришлось бы это терпеть. — Этот грёбанный унитаз скоро явит миру новый химический элемент, блять, — фоном гудел раздражённый голос одного из сокамерников — то ли Чесона, то ли Джуна — уже на второй день их совместного заточения. — Готов поспорить, что там кто-то мутирует, чуваки... Или разлагается. Ханбина мутило так, что он не различал ни силуэты, ни тональности голоса. Затхлый воздух забивался в лёгкие тяжёлыми сгустками, сжимая в крепкие тиски сердце. Капли пота нещадно лились по телу так, будто если ведро подложить — оно переполнится. Перед глазами всё плыло, как блики на воде в лунную ночь. Кап-кап Легче не становилось. На третий день им принесли какую-то радиоактивную жижу блевотного цвета, напоминавшую сдохшего слизняка, причиной смерти которого послужило явное отравление мухоморами. — Из чего это готовили? Повар сходил за вторичными продуктами на городскую свалку? — брезгливо и с неприкрытым отвращением плевался опять же то ли Чесон, то ли Джун. Эти двое поочерёдно выдавали демотивирующие фразочки пару раз в сутки, трансформировавшись в вязком сознании торгаша в некое совокупное «оно» — ЧеДжуна. Третьего, блять, было не дано, ибо скромняга МинУ всегда придерживался политики «зашитого рта». П — постоянство, сука. Порой разум БиАйя и вовсе из рациональных побуждений вычёркивал его существование из памяти ради сохранения дополнительных ячеек, способных запомнить более важные детали, события и людей, нежели застывших где-то в углу в режиме сбережения энергии анорексиков с никогда не меняющейся безмятежной миной, сияющей бюджетным вариантом мимики вместо нормального лица со стандартным набором эмоциональных гримас. Сам Ханбин если и не мог сформулировать адекватное предложение из-за сухости во рту и подташнивания, то хотя бы ныл. Или стонал. Или выдавал удрученный вздох. Ну или мычание вселенской богини-коровы, услышав которую, где-то в глубинке Индии наверняка восхищённо помолилась бы парочка крестьян. Короче, напоминал окружающей среде о том, что рановато было списывать его со счетов. Камера будто локализовалась у жерла вулкана, проснувшегося ото сна, настолько воздух в ней казался затхлым, тяжёлым и раскалённым. Будто дышишь чистейшим пеплом и какими-то радиоактивными минералами прямиком из недр земли. А прохладный пот стекал словно не по телу, а по лаве, приобретшей человеческий облик. Кожа уже давно прошла стадию нагревания, начиная плавиться. Кап-кап-кап Одна и та же компания. Одно и то же окружение. Одно и то же нытьё. Одни и те же звуки. Одна и та же камера. Одни и те же мерзкие надменные рожи надзирателей за решёткой. Одни и те же, мать его, сны. Ханбин изобрёл новый ритуал: с утра, как проснётся и оклемается с непривычки, проорёт все матерные и нематерные ругательства в подушку, обведёт всех своих докучающих соседей презрительным взглядом, стукнется об стену, пнёт унитаз, вцепится зубами в решётку и плюнет через неё в коридор. А потом с чувством выполненного долга будет лихорадочно в конвульсиях биться на пропитанных потом простынях, отчаянно борясь с приступами тошноты. Он уже понятия не имел, от чего его так тянет блевать: от убийственной духоты, от замкнутого пространства, от головокружения, от обезвоживания, от гадкого пайка, от зловония или от омерзительных снов, как в плохо срежиссированных порнушках? Или от всего вместе? Хотя, последняя галочка в списке особенно вколачивала его в предсмертный кондратий. Обильно кончать на одни и те же простыни от невнятных жарких снов было, конечно, прикольно, и избавляло от страха за половую незрелость, импотенцию, которая грозилась наступить после всех этих отвратительных тюремных сексуальных сцен, однако было одно «но»: за половую зрелость парнишка БиАй уже давно перешагнул, и — ещё немного бытовухи — стирать простыни в жутко маленьком умывальнике при сующих нос любопытствующих ЧеДжунах было как минимум стрёмно. Кап-кап-кап-кап Всё действовало на нервы. Выдержка и терпение трещали по швам, грозясь излиться в продолжительный приступ истерии. Абсолютно всё напрягало и разгоняло амплитуду вращения закипающего нетерпения до максимальной скорости. Каждый вздох треклятого сожителя. Каждый шаг проходящего мимо надзирателя. Каждый всплеск воды с умывальника, который служил горестным символом отсутствия душа, путь к которому пролегал через несколько этажей и лестниц, охраняемых злыми и не менее нервными, как зверюги, охранниками. БиАй ощущал себя липким и до тошноты гадким на четвёртый день без толкового душа. Мытьё из умывальника уже порядком достало своим неудобством и, ко всему прочему, умывальник находился у изголовий кроватей Чесона и МинУ. Последний раз, когда БиАй там подмывался, то нехило так повздорил с длинноволосым брюнетом. Разборки разгорячённых и распсиховавшихся до крайнего предела заключённых в стиле «с хера ли ты меня обливаешь водой со своего грязного тела» чуть не «вылились» в ещё одно убийство, которое бы продлило этот чёртов душняк и, вдобавок, увеличило бы кому-то срок. Ничего из этого и близко не подходило по темпераменту к планам нашего милого и пушистого наркоторговца. Тогда БиАй решил особо с сокамерником не церемониться, но чтоб события не привели к летальному исходу, предложил тому вполне по его мнению благодушный компромисс: либо тот затыкает своё хлебало, либо они меняются кроватями, либо анорексик огребает по полной и, вдобавок за расшатанные нервы, моет языком заплесневелый обгаженный унитаз, в котором смыв работает хуже, чем кофеварка в прошлой квартире БиАйя. К слову сказать, в жизни не было у БиАйя никакой сраной кофеварки, и он в душе не ебёт, как она там работает. Анорексик, закалённый тюремным опытом, предпочел помалкивать и никого не провоцировать на акции демарша. Кап-кап-кап-кап-кап Ночью с четвёртого на пятый день Ханбин постарался не спать, чтобы днём занять себя сном в этой дрянной камере, где часы ползут ленивее, чем БиАй плёлся выбрасывать мусор в своей прошлой жизни. А как только коридорные лампочки погасли и начались эти ночные шептания да шлепки со вздохами, то попытался завязать диалог и узнать своих сожителей поближе. Альтернатив для развлечений больше не было, но надо было коротать как-то это сумасводящее ночное заключение без сна. А других, более завлекательных объектов для жарких интервью поблизости не нашлось, кроме тех же персонажей, что Ханбину приходилось лицезреть круглые сутки напролёт. Он свистнул, когда Чесон забрался на свою громко, до приступов мигреней скрипящую кушетку. — Чесон-а, — осевшим и низким голосом воззвал БиАй, таращась в темноту камеры. — Что такое? — слегка недоумённо донеслось словно из пустоты. Брюнет опешил от проявленного БиАем внезапного желания почесать языками. Все эти дни Ханбин не отличался особой разговорчивостью. А всё потому, что повисшая атмосфера замкнутости, однообразности и жара в придачу его жутко угнетали, а общение ещё больше было в тягость. Но оказалось, что этой ночью дилер явно не собирался погружаться в сновидения в гордом молчании. Ему нужна была жертва, а вернее, собеседник. А Чесон всегда был рад разнообразить свою жизнь новым общением, после которого тебе гарантировано не всучат член на обслуживание. Так что БиАй с Джуном были его идеальными вариантами сколотить беседу. Ясен пень, что МинУ для этого не годился. — А за какие делишки тебя сюда упекли? — прочистив горло, надломленным от немногословности голосом осведомился БиАй, надеясь, что вопрос подтолкнёт соседа на развёрнутый и содержательный рассказ. Чтобы разбавить обстановку, Ким усмехнулся, поворачиваясь набок лицом к кровати Чесона: — Соперницу на Unpretty избил? — Что это такое? — совершенно искренне и устало хмыкнул брюнет, давая понять, что поддёвку не оценил. БиАй лишь удручённо заключил про себя: «Да уж, видимо, давненько он тут сидит». Чесон зевнул, откашлялся, догадавшись, что на его риторический вопрос ответа не последует, и камеру вновь наполнил его негромкий голос: — Ограбление. Всего-то одно. Потерпели полное фиаско. — Да ладно?! — если бы в камере был свет, все бы смогли разглядеть вылетевшие из орбит глазища Ханбина. Такого признания от анорексика он явно не ожидал. Чесон производил впечатление парня рассудительного и не любящего рисковать без надобности. И тут вдруг осуждён за ограбление. Ну нихуя себе нерискованное дельце. — Вы облажались при первом же набеге? — Это был ювелирный магазин. Мы думали, что всё рассчитали, — хоть голос Чесона и звучал достаточно ровно, будто бы тот вёл вполне светский разговор, не касающийся его сломанной судьбы, всё же где-то в глубине произношения этих реплик затаились сожаление и отчаяние от пережитой неудачи. Оно-то понятно само собой. Уж кто-кто, а БиАй мог понять обиду за по-дестки флопнувшуюся проделку всеми фибрами души. Чесон негромко выдохнул и продолжил так же безинтонационно и сдержано: — С нами даже был парнишка-хакер, системы безопасности щёлкал как семечки. Не поленились и состряпали план. С виду он нам казался вполне добротным, — Ханбин не видел в темноте камеры выражения лица соседа, но готов был поспорить, что тот скривил губы так, как обычно это делают люди, съевшие очень кислый лимон, казавшийся им до этого нереально сладким. — Я даже предположить не мог, что он окажется неидеальным настолько, что чуть позже мне придётся трепать о нём в своей тюремной норе. — Обидно, чувак. Я-то думал, моё осуждение — самая лузерная штука в мире. Но я-то просто в клубе молокососов на аттракционы заманивал, а вы так усердно готовились к большому кушу... — Было бы лучше, если бы не пыхтели так уж усердно, — громкий вздох сожаления заполнил всю тишину в помещении. — После того, как меня закрыли здесь, я первое время каждую ночь не мог уснуть и перебирал в голове этот проклятый план. Разобрал все недочёты. Выявил изъяны, ошибки, упущения. Откорректировал в голове и отшлифовал до идеальных форм. Но реальность не изменилась, — некий зловещий рок звучал в тусклом голосе сокамерника, а от последнего предложения и вовсе веяло чем-то безнадёжным и неизбежным. — Мы поторопились, и в итоге план пришлось дорабатывать уже сидя в этой камере. Ханбин подложил правую руку себе под голову, а левой задумчиво почесал подбородок, таращась пустым взглядом вверх на кровать ДжэДжуна. Наверно, ему и во век не понять, каково это: сидеть в тюрьме для разума и каждый божий день бродить в лабиринтах из этих пресловутых «если бы». Хотя он тоже мог бы заплутать, если бы просидел в Ёндыпхо так долго, как Чесон, и переживал бы такое жуткое надругательство со стороны остальных осуждённых. А что если бы он тогда всё-таки послушался своего соседа по коммуналке и передохнул денёк, прежде чем ринуться зарабатывать на золотой молодёжи? Нет, так можно понапридумывать ещё с тысячу «если бы», а БиАй тут не для того, чтобы искать оправдания для суицида. — Мне жаль, чувак, но мы тут все не от охренительной фартовости сидим, — мирно подытожил Ханбин свои скромные соображения по поводу рассказа Чесона. Прискорбно, конечно, но у кого из здесь сидящих уголовников найдётся светлая и позитивная история осуждения, взятая будто бы из сообществ для будущих маркетологов? У БиАйя чуть с языка не сорвалось примечание, что Джунни так вообще застрял просто за то, что его подставили и надавили ему на нужные места. Вот, что обидно, мда. Но дилер вовремя притормозил с объявлениями, ведь Джуну было бы неприятно вдруг услышать столь наглые сплетни о самом себе в своей же камере. Пусть лучше его секреты остаются при нём. — А МинУ-то за что срок мотает? Он ведь с виду совсем как потерянный на вокзале ребёнок, страдающий от аутизма, — БиАй механически кивнул на уткнувшегося в стенку носом паренька на верхнем ярусе. — Поджог, — без колебаний отчеканил Чесон, тоже отвернувшись к стене. — Ебана-банана, — выскользнуло у БиАйя вместе с глухим выдохом. — Так он у нас пиротехник? — торгаш нервно кашлянул. — Да-а уж, парень — просто огонь оказывается... Пока БиАй прибывал в некой прострации, пытаясь представить этого забитого юношу в роли коварного и безбашенного поджигателя, Чесон сонно зевнул: — Я и сам не так уж много знаю о его приговоре. Только то, что он поджёг машину. И вроде как в ней кто-то был... Там всё мутно. Ханбин поднял взгляд наверх, на койку юного дебошира-маньяка-поджигателя, уже по-иному рисуя себе его характер. А вдруг эта молчаливость вовсе не признак природной забитости, робости или скромности? И вовсе не психологическая травма, а, скажем, настоящее нездоровое психическое отклонение? Хотя медики непременно бы выписали ему путёвку в лечебницу как невменяемому, так что этой самой «мути» можно не бояться. По крайней мере пока нашему любителю огонька не подкинут зажигалку, кхм... Но вообще, честно говоря, видок этого замученного и загнанного в угол парнишки почему-то импонировал БиАйю и не вызывал чисто инстинктивно никаких опасений. Глядя, как тот съёжился в позе эмбриона, грешно было даже думать о нём в дурном русле. Поживём — увидим, в любом случае, у всех свои заскоки, мало ли, что там пережил МинУ в своём безрадостном прошлом. Совсем не адекватным он не казался. А своему нюху Ханбин доверял, ведь тот прекрасно выводил при нём неадекватных ребят на чистую воду. Встроенный радар на всяких психов не раз спасал шкуру дилеру. Но здесь этот радар просто разрывался от концентрации психов разной масти, и дело было далеко не в молчаливом юноше-соседе. Дело было в... Чёрт, даже думать об этом субъекте было чем-то вроде плохого предзнаменования. Уж тем более ночью. Ночь и этот внебрачный сыночек дьявола — весьма дурное сочетание. Всё равно что идти разбираться с оборотнем в полнолуние. Ну или вручить посох Верховному магу перед разборками. Короче говоря, фее было вредно для здоровья вспоминать всяких недостойных в это время суток. Он наложил себе мысленное табу на любое упоминание о гангстерах с комплексом Бога. Целиком погрузившись в собственные мысли, Ханбин не сразу расслышал речь анорексика: — Советую тебе крепко выспаться, иначе завтра днём не сможешь влиться в прежнюю колею. — А? Ты о чём? — Завтра нас уже выпустят. Волна различных чувств в один миг окатила торговца с ног до головы: нетерпение смешалось с предвкушением, азарт со страхом и настороженностью. Сильнее всех преобладал страх, хотя, конечно, оставаться отсиживаться за решёткой было сродни погребению заживо. Будто бы в камере медленно кончался кислород. Духота душила, а просторные коридоры так и манили пройтись по ним. Но они таили в себе множество угроз и опасных встреч, ведь Ханбин в этой тюрьме далеко не единственный и далеко не властвующий авторитет... — А ты уверен в этом? — Сколько сижу, никогда не задерживали дольше четырёх дней. Это пока рекордный максимум. Слышал же, о чём надзиратели шептались? Пришили-то всего одного мужика. Как-то даже удивительно, что продержали максимальное время из-за одного мертвеца. Ханбину передалась эта чесоновская озадаченность. Он пригладил волосы и прикусил губу изнутри. Вскоре послышалось сонное сопение брюнета. Пока что факты были на лицо, и они его не радовали. Что бы его завтра не ожидало в этой дыре, сколько бы стервятников и недоброжелателей не поджидало часа расплаты, Чесон был прав: нужен был трезвый выспавшийся ум, чтобы со всем справиться. И другим помочь в придачу. Он, конечно, не мать Тереза, но к этим ребятам уже успел притереться. Ханбин перед тем, как забыться сном, горько усмехнулся: где ещё он мог бы с большой вероятностью завести друзей, если не в тюрьме? Отвыкший от столь громогласного звука утренней сирены, БиАй чуть в штаны не наложил с утра пораньше. Отличное начало, мать его, нового дня. По громкоговорителю объявили об окончании душняка и таким же бодрым голосом сообщили о поимке виновного в смерти заключённого, добавив, что тот уже находится в карцере. — Пф-ф, байка старее, чем материк, на котором построили эту сраную тюрьму, — усмехнулся себе под нос Чесон, отливая в унитаз прямо над головой всё ещё сонного, разбитого и помятого БиАйя. — Значит, они никого не поймали? — обеспокоено спросил Джун с верхней полки, едва приходя в себя ото сна и ощущая липкое волнение в груди. — Повесили это убийство на левого уголовника, увеличили ему срок, и вот тебе правосудие. Эти ребята не любят заморачиваться и копаться в мусоре. Мы все здесь для них на одно лицо. — Ну, мы теперь хотя бы в столовке поедим, да, хён? — натянув хрупкую улыбку, склонил свою голову к нижней кровати торгаша парень-шатен. — Конечно, Джунни, — ядовито процедил торговец сквозь стиснутые от приступов душащей вредности зубы, — вместо помоев нас ожидает роскошный шведский стол по лучшим стандартам гостеприимства Ёндыпхо в честь воссоединения со столовой. По такому случаю они, наверняка, потрудятся над особым меню: потроха сырой рыбы, каша с заусеницами повара и многое другое. М-м, пальчики оближешь, — с деланным энтузиазмом завершил изливать поток желчи и сарказма Ханбин, всё так же валяясь на боку и не желая как-либо покидать свою несчастную грязную постель. Джун лишь хмыкнул, ничуть не смутившись от довольно-таки паршивого настроя соседа, спрыгнул с кровати и тряхнул хёна за плечо: — Поднимайся, умывайся, хён! Мы же не хотим разборок с Ёном? Сегодня его смена на нашем этаже... — Гм-м, а ты научился убеждать, — хмуро признал БиАй, решительно вставая с постели и приводя себя в порядок. Он решил не париться по поводу той громадной палитры выбора одежды, что представала перед ним,и отправился в серой майке и тёмно-синих штанах. Чем проще, тем лучше. Тюрьма тряслась от перевозбуждения и бурлящей энергии внутри своих стен. Осуждённые, будто выпускники ста школ в крохотном клубе, в своё удовольствие бранились, орали, яростно спорили, хохотали и поддевали друг друга. Все коридоры были переполнены, пока все как единый организм двигались в сторону столовой. Но неприятный басистый галдёж был отнюдь не самой стрёмной проблемой, с которой пришлось столкнуться ребятам в коридоре после длительного душняка. Кругом смердело похуже, чем в свинарнике. Сказывались деньки без нормального душа. Ну, некоторые хоть нашли ему замену в виде умывальника, но, увы, встречались в толпе особо пахучие, которые явно не додумались до таких тотальных инноваций в сфере личной гигиены. Ханбин мысленно обратился к хаотичной шумной толпе: «Я нарекаю вас отныне и навсегда стадом баранов, дети мои!» Скажи он это вслух, его бы здесь же затоптали нахуй. Но с Королевы фей уже достаточно публичных выступлений. Как оказалось, ей не мешало бы подтянуть свои ораторские навыки. А то того поглядишь, в следующий раз его прямо во время речи как на аукционе распродадут на органы. В столовой было ни вдохнуть, ни пропихнуться. Сокамерники с трудом нашли в дебрях помещения стол на четверых. Раньше все ели дуэтами и не заморачивались на столики побольше, которые тут же расхватывали бывалые заключённые. Но теперь все четверо уже на уровне инстинктов держались бок о бок. Конечно, БиАй разумом смекал, что на людях водить дружбу со шлюхами было бы дурной саморекламой, но сердцем он уже не мог разглядеть в них опущенных до низов проститутов, а видел лишь ходячую Энциклопедию Чесона и своего безобидного антипода МинУ, который нуждался в опеке. Среди всей этой разнокалиберной, местами уродливой толпы Чесон и МинУ казались чуть ли не самой приятной компанией. Перед тем, как пойти за похлебкой, он рассмотрел толпу, владея большой информацией: теперь он мог чётко отличить столы, принадлежавшие определённым кастам. Ближе всех к четверке оказались японцы, которые держались независимым особняком, придерживались собственных строгих устоев и были не особо любимы другими крупными группами. Бритоголовые, куда входили, по собранной информации, все радикалы/неформалы: это были и сектанты, и неонацисты, и скинхеды, и антиимпериалисты, и иные представители различных радикальных шовинистских течений. Они казались теперь более жуткими и пугающими, нежели тогда, во дворе. Недалеко расположилась и горячо любимая БиАйем китайская группировка: организованная, самоуверенная и весьма дерзкая, судя по тому, что они без стеснения обсуждали остальных на чётко выраженном китайском диалекте, при этом не скупясь на различного рода принижения и маты. Ветераны в почти полном составе тоже собрались в одну кучу и выглядели довольно респектабельно: туча татуировок, порезов, шрамов, груда мускул, негаснущая жажда крови в глазах и небывалый опыт как «приятная» изюминка развернувшейся ужасающей душу картины. В противоположном, дальнем углу столовки расположилась ещё одна довольно любопытная группа. Отличала её особая аура и необыкновенный для этого места шарм. Местные девицы. Или, как БиАйю уже успели растолковать, дивы. Один краше другого, будто сошли с сайта для ольджанов. Безукоризненно идеальная кожа как у кукол или человеческих манекенов, потрясающие фигуры, талия, линия бёдер. Просто головокружительно даже для отпетого натурала-гомофоба. Во главе этого цветника сиял обворожительной улыбкой ТэГи. Глядя на него, невозможно было убедить себя, что он тоже один из рядовых заключённых, переживших изнурительный душняк. Нежный и хрупкий парень казался свежим и обновлённым, словно бы не покидал сегодня гнилой гадюшник, а все четыре дня провёл в спа-салоне в центре Сеула. — Ходят слухи, что он спит с начальником тюрьмы. Это бы объяснило тот факт, что от него на милю несёт мылом в то время, как мы разлагаемся без душа в своих каморках, — возмущённо прошептал всем троим Чесон, вернувшийся уже с выданной на утро порцией еды. — С начальником тюрьмы?! Обалдеть можно! Неужели этот солидный дяденька падок на красивеньких юношей?! — искренне изумился Джунни, хлопая большими и ещё многое не увидевшими в этой жизни оленьими глазками. — Как такую экзотику не попробуешь, имея столько власти? — усмехнулся Чесон, запихивая в рот кусок хлеба с блаженным видом. БиАй был солидарен с его рассуждениями, так что ограничился лишь понимающим кивком. В любом случае, в таком испорченном и богом забытом месте, где правит лишь Содом и Гоморра, мало чему можно удивиться. А осуждать ТэГи за свои методы выживания, в которых он использует те очевидные преимущества и навыки, что у него есть, было бы просто признаком незрелости или недоразвитости. БиАй снова обвёл цепким взглядом всех собравшихся здесь персон, самых разношёрстных, скучкованных, организованных и непредсказуемых. Японские якудза, китайская группировка, радикалы-фанатики, бывалые гангстеры, интернациональные преступники. Так или иначе всех можно было бы сгрести в чью-то определённую охапку. Намётанным глазом он идентифицировал почти всех, с кем ему доводилось иметь дело в этой тюряге за прожитый короткий срок. Но вот огромнейшая, массивная, просто жирнейшая точка в переписи населения Ада всё же не была поставлена. Не хватало в этом аквариуме самой крупной и проблемной для БиАйя зубастой узкоглазой акулы. «Принцы Прачечных не трапезничают с простолюдинами, ха? Не царское это дело? Сначала частная душевая, потом приватная столовая... Что дальше, подонок? Может, шёлковую пижамку к своим позолоченным простыням от фей потребуешь? Выродок с особыми привилегиями», — брови Ханбина от полыхавшего внутри презрения сомкнулись на переносице, а пальцы правой руки хрустнули, сжавшись в кулак. Но он всеми силами постарался отогнать от себя мрачные мыслишки и постараться вернуться к важному наблюдению. 
 Все эти группы, безусловно, настораживали бывшего дилера и заставляли его кровь застывать в жилах. Но сейчас он должен был сфокусировать своё внимание не на них. А на кардинально иных личностях. БиАй высматривал одиночек. Тех самых, что тогда скитались вдоль стены, пряча свои бледные лица в тени. Непривязанные ни к одной конкретной банде, они могли являть собой всё или ничто. Например, пока что БиАй являл собой то самое ничто, которое не представляет никакую ценность, кроме собственной туши. А вот под «всем» БиАй подразумевал те возможности, доступы и ключи, которые не имеют члены группировок в силу своего социального напора, рамок и ограничений. Они пленники собственной структуры, именно поэтому у них должны быть те, кто не связан обязанностями группы для каких-то более сложных махинаций и афер. Товарооборота, к примеру. К таким рассуждениям Ханбина подвёл именно длительный душняк, за что ему отдельное спасибо, ведь если бы не он, дилер вряд ли успел бы продумать хоть какую-либо тактику дальнейшего выживания. Он воспринял душняк как шанс не просто отоспаться, а начать наконец-таки действовать. В его нынешнем положении ему придётся либо предоставить горло для петли, либо уже вертеться во имя жизни. Он долго анализировал различные манёвры и пути доставки внутри стен всего необходимого для незаконного рынка. Как ни крути, ничего толкового не выходило без внешних или хотя бы частично внутренних посредников. И после этих четырёх дней плодотворного мозгового штурма, Ханбин был твёрдо убеждён, что одиночки играют здесь не последнюю роль. По крайней мере те, что сумели раскусить положение вещей и наладить связи. И одну из этих возможных связей БиАй собирался проверить прямо сейчас. Приметив для себя одного бывалого одиночку, который, судя по данным Чесона, давно уже начал отбывать срок и так и не смог скентоваться с ветеранами, Ханбин решил последовать за ним в очередь за завтраком. Его не задирают, он шагает решительно и хладнокровно, в нём не чувствуется никакого смущения или стеснения перед другими группами, он знает тюрьму достаточно хорошо, но, тем не менее, не дружен ни с кем из тех, кто сидит так же долго, как и он сам. БиАй находил все эти факторы нечистыми и весьма подозрительными. Здесь явно прослеживалась закономерность, ведь не зря этот мужик прослыл опытным одиночкой. Почему он ведёт себя достаточно беззаботно, несмотря на то, что опора или почва для праздной жизни при первом взгляде у него отсутствует? Значит, всё-таки не отсутствует. А просто хорошо завуалирована. И БиАй, хоть тресни, но должен был докопаться до этой тайной прописной тюремной истины. Должна была быть причина, почему он не шляется с низко опущенной головой, как многие трусливые одиночки. И БиАй нутром чувствовал, что он ищет в верном направлении. Линия очереди из уголовников с пустыми подносами выстроилась довольно внушительная. Повар, с кислым хмурым табло неспешно накладывавший утреннюю похлёбку осуждённым, был ещё далековато от БиАйя и мужчины-одиночки, следом за которым и пристроился. Спустя несколько занудных минут очередь значительно сдвинулась и наступил ответственный момент. Ханбин глядел в оба глаза так, словно от этого зависела вся его дальнейшая судьба. Мимолётная встреча глазами тучного бритоголового повара и одиночки длилась секунд тридцать. Как БиАй и предполагал. Затем повар сделал привычное движение руки, накладывая заключённому его порцию. Получив своё, одиночка тут же удалился, но перед этим сделал какой-то взмах рукой, кажущийся со стороны довольно спонтанным. Сразу наступила очередь БиАйя. Торгаш попытался установить с поваром зрительный контакт, но, как и ожидалось, его порыв с треском провалился, ведь повар этого намеренно избегал, вновь состроив недовольную рожу. С заслуженной долей пюре БиАй вернулся к столикам, но не переставал украдкой наблюдать за действиями того одиночки. Перед тем, как сесть за свой стол, он неожиданно похлопал по спине другого одиночку, который сидел за соседним столом. Но оба продолжали вести себя так, словно в упор друг друга не видят и не замечают. Эти секундные мелочи абсолютно не бросались в глаза, а незаметно растворялись в толпе. Тем более тогда, когда тюрьма была переполнена шумными и активными уголовниками, а всё внимание приковано к выходкам представителей более авторитетных классов. Но БиАй уже это приметил, и теперь его ожидал следующий занятный тюремный эксперимент. Стоило только вновь выждать подходящий момент. Запомнив второго одиночку, Ханбин уточнил данные о нём у своего бесценного ходячего справочника Чесона, которого после всей выуженной информации очень берег и старался особо не капать на нервы своим неуживчивым характером (а это было уже и без того особой привилегией, которой торгаш наделял не каждого). Второй одиночка оказался серой неприметной мышью, о которой опытный Чесон слышал плачевно мало, но знал, что тот со второго этажа Блока А. Теперь БиАйю предстояло попасть туда во что бы то ни стало для осуществления второго этапа своего нехитрого замысла. Пока на горизонте не маячили серьёзные угрозы в лице заклятых врагов, Ханбин решил воспользоваться возможностью и вести себя тише воды ниже травы. После завтрака он нашёл спасение и уединение за швейной машинкой, всеми силами разыгрывая восточное трудолюбие и упорство в освоении техники и навыков шитья. Он бы почти преуспел, если бы новые догадки и теории не лезли в голову, отвлекая его от чьей-то порванной футболки. А после работы в швейной он незаметно растворился в потоке порядочных фей, отправлявшихся на отдых в камеры до следующего гудка. И вот, уже спустившись на второй этаж, авантюрист-первопроходец БиАй стоял перед Блоком А. В этом блоке на втором этаже располагалось примерно тридцать камер. Нужно было обойти их все, пытаясь заглянуть в каждую и не вызвать агрессию или подозрения в ответ ни у заключённых, ни у надзирателей этого блока. Надо было просто врубить всю свою сохранившуюся в глубине души безмятежность и воззвать к актёрскому таланту, чтобы смотреться более-менее непринуждённо на чужой территории. «Веди себя естественно, чёрт возьми, ты тут на правах обитателя этого блока. Ты не школьник, забравшийся в музей поздно ночью. Дыши, БиАй». Было сложно сохранять невозмутимость, когда все местные жители прекрасно знали своих в лицо и легко могли заинтересоваться гостем на своём этаже. Ханбин шумно сглотнул подступившую слюну. Пока что его лишь обводили любознательными взглядами всякие кривые и косые побитые жизнью нищеброды, не представлявшие явной угрозы. БиАй опешил, обнаружив искомое прямиком в пятой или шестой камере. Одиночка выглядел чем-то озабоченным, копаясь в пожитках в глубине двухместной камеры. БиАй поспешил встать в естественную позу между камерой незнакомца и следующей. Прикинулся, что просто от скуки ворон считает, дожидаясь то ли сирены, то ли товарища, чтобы в карты порубиться. Через минут шесть-семь одиночка быстрым и уверенным шагом вышел из камеры, без оглядки направляясь к лестнице. Ханбин не мог не поразиться тому, насколько удачно его догадки сбывались одна за другой. Всё шло на удивление гладко и без серьёзных осечек. Подождав минут десять, БиАй тоже направился к выходу из блока. Здесь он уже получил то, что хотел. Теперь дело было за самым основным: время подтвердить одно из главных подозрений. Прекрасно помня дорогу к медпункту, Ханбин лёгкой походкой спустился на первый этаж следующего блока, в душе радуясь, что на глаза пока не попадались те типы, которые могли бы доставить ему крупные неприятности. Похоже, Фортуна ещё не совсем разочаровалась в бедолаге-торговце. После нескольких поворотов БиАй дошёл-таки до медицинских палат и кабинета того самого нудного тюремного врача. Вход послушно караулили двое рослых надзирателей. — Чего припёрся? — задал вопрос первый очнувшийся после самозабвенного транса мужик в форме. — Учти, что сюда только с серьёзными недугами, без этих ваших вечных геморроев и ангин, — лениво оповестил он же. — Блюю на каждом шагу, сэр. Надзиратели моего блока отправили меня сюда, а то я уже успел обгадить прекрасные ботинки двоих из них, — Ханбину не составило труда сымитировать рвотный позыв, ведь он ещё не совсем отошёл от омерзительного душняка, так что охранники сразу купились и пропустили его без дополнительных вопросов. Взгляд Ханбина прошёлся по всем кушеткам, пока не упёрся в то, что так отчаянно ожидал здесь увидеть. Тот самый одиночка прохлаждался на самой дальней от двери кушетки в ожидании врача. Он лежал с закрытыми глазами и не особо реагировал на появление ещё одного уголовника в медпункте. Это роял-флэш, господа. Ханбин мысленно забросал себя цветами с зрительного зала. Воистину все ожидания оправдались, и теперь БиАй больше не ощущал себя беспомощным кроликом в клетке со львами. Он вольётся в эту игру с большим потенциалом, чем от него ожидают, можно было не сомневаться. Открыв в себе новое дыхание, БиАй поспешил ретироваться из медпункта, пока ситуация не осложнилась. Вылетев за дверь, БиАй пожал плечами, глядя на удивлённых божественным исцелением охранников: — Оказалось, мне просто нужно было пройтись. Спасибо, ребята, услужили, — после этих слов воодушевлённый своим первым успехом в этих стенах БиАй удалился, оставляя двух увальней в полном недоумении. Ханбин сам не помнил, как добрался до своей коморки и кого встречал по пути. Его это мало заботило. Теперь нужно было продумать более масштабные вещи, чем эти жалкие насущные проблемы. Пора было обеспечить себя прочным иммунитетом, пока у него имеется туз в рукаве. Он ощущал себя словно родившимся заново и цеплялся за это чувство как за спасательный круг. Первым в камере на него налетел ДжэДжун: — Хён, ты где шатался всё это время? Я уже успел сходить в прачечную и постирать наши простыни... Молчаливый МинУ смотрел на всех сверху вниз со своей кровати на втором ярусе. Чесон, наблюдавший за явившимся Ханбином, недоверчиво сузил глаза, сидя на кушетке, и ухмыльнулся: — Ты какой-то задумчивый и взволнованный в последнее время. Колись, ты что-то замышляешь? К чему были все те твои уточнения в столовой? Три пары любопытствующих глаз уставились прямо на БиАйя в ожидании ошеломительного признания в какой-то грандиозной планируемой им выходке. Но торгаш лишь лукаво улыбнулся, не собираясь пока открывать всё как на духу. Он же не простак с провинциальных деревушек, чтобы выкладывать сразу все карты на стол. Его роял-флэш обязательно будет продемонстрирован другим игрокам во всей красе, но ещё рановато для подобного эффектного хода. Требуются ещё долгие репетиции и подготовки, чтобы всё прошло так, как задумал Ханбин. Только было ДжэДжун хотел взвыть в приступе негодования из-за всей этой таинственности в поведении БиАйя, как на пороге камеры незаметно для всех материализовался утончённый, костлявый и нежный мальчишка лет восемнадцати. Все слегка опешили, уставившись на незваного гостя с такой поразительно хрупкой юношеской красотой. Судя по его ухоженности и привлекательности, он явно был в числе тех самых обожаемых всеми местными бруталами див. — А ты зачем явился, мальчишка? — недоумённо поинтересовался Чесон. Этот неожиданный визит неслабо так смутил длинноволосого, ведь обычно брезгливые и изысканные дивы Ёндыпхо не считают целесообразным посещать сумасбродные камеры-бордели таких оплёванных шлюшек, как его с МинУ. Стеклянный взгляд глубоких чёрных глаз юноши выражал нулевую эмоциональность, будто они принадлежали бездушной кукле. Парень достал что-то из кармана и протянул это Ханбину, стоявшему к нему ближе всех. Его мягкий и нежный голосок наполнил камеру: — Я выполняю поручение по доставке пригласительных. Было решено провести отвязную пятницу сегодня. Вашу камеру почтили приглашением. Правила вам известны. Мои собратья-дивы в очередной раз выступят организаторами развлекательной части. После этих равнодушных слов парнишка-дива оставил всех четверых пребывать в оцепенелом гробовом молчании. Как минимум двое из присутствовавших вообще не могли осознать, что это только что было. — Дерьмо... — первым нарушил тишину обеспокоенный голос Чесона. — Сегодня что, пятница? Он вдруг встал с кровати и принялся хаотично метаться по камере, из угла в угол, крепко ухватившись за волосы на затылке. МинУ вообще предпочёл накрыться постиранной простыней, симулируя визуальное исчезновение. Джун и БиАй переглянулись между собой, уловив повисшее напряжение в камере. Озадаченный пригласительным Чесон — это явно дурная примета, намекающая не на клёвую вечеринку в честь чьего-то дня рождения. Что вообще за чёрт с этой «отвязной пятницей»? Какая-то коллективная экзекуция или оргия под креативным названием? И что ещё за пафосное пригласительное? Ханбин с недоверием уставился на свёрток потрёпанной бумаги у себя в руке. С виду выглядела как обычная туалетная бумага, из которой состряпали стрёмную записку в две-три строчки кривым почерком. — Сука, — тихо донеслось из того угла, в который предпочёл уткнуться анорексик. — Сука! Мы ахуеть как хреново так попали. Блядское пригласительное. Чесон всё продолжал тихо выражаться такими ёмкими фразами, как «сучья тюрьма», «ёбанная пятница» и т.д., не вдаваясь в более подробное объяснение всей сложности ситуации, в которую угораздило попасть всех обитателей этой камеры. — Я так понимаю, «отвязная пятница» — это вовсе не местный эквивалент тим-билдинга. Чесон-а, просвяти-ка, — помрачневший Ханбин старался сохранить остатки шаткого самообладания, чтобы не податься в самый апогей внутренней паники, — что за подстава с пригласительным? — Это типа ужина для каннибалов, а мы приглашены в качестве блюд? — дрожащим, загробным голосом вопрошал запаниковавший Джун, на глазах белея и теряя какие-либо силы для того, чтобы оставаться устойчивым. — Ох чёрт, я видел такой же трюк в одном фильме ужасов, — нервно добавил младший. Он готов был грохнуться в обморок в любую минуту. Видя, как Чесон, обернувшись к ребятам, стал судорожно подбирать слова в голове для адекватной попытки выразить весь объём той безнадёги, в которую их угораздило вляпаться, Ханбин стал рассматривать всученный ему в руку адский свёрток, источник всей этой разыгравшейся кутерьмы. Развернув его, он обнаружил всего два предложения: «Приглашение на одного человека. Время: после ужина, локация: без изменений». — Ну и как это понимать? — сорвался с губ торгаша вполне разумный надрывный вопрос. — «Отвязная пятница» — это элитная тусовка всех группировок. Раз в пару месяцев они устраивают её в одну из пятниц. Туда приглашают лишь ограниченное количество заключённых, всякий левый сброд не проберётся, — длинноволосый брюнет с опаской уставился на бумажку в руке БиАйя, словно им в камеру подкинули бактериологическую бомбу. Он едва нашёл в себе силы отвести от неё обвинительный взгляд и оглядеть померкшими обеспокоенными глазами окружающих, чтобы продолжить: — Хрен его знает, что там конкретно творится, ибо разглашать эту информацию строго запрещено. Разболтаешь другому или, не приведи Иисус, надзирателю — пришьют в тот же день. Но пара надзирателей всё же в курсе и в доле с главами банд. Всем известно, что элита зазывает туда как своих, так и мелких сошек, чтобы поразвлечься. Многие из тех, кто принимал участие в этой их движухе будучи простым обывателем, после вели себя хуже зомби. — Ну и что там устраивают? Оргии? Побои? Издевательства? Что ещё они могут придумать?! — БиАй ощущал закипающую в груди душераздирающую панику, но старался контролировать свой скачущий интонационно истеричный тембр голоса. — Я сам жертва и первого, и второго, и третьего, БиАй, но что-то мне подсказывает, что там всё не так безвкусно и заурядно. Лидеры группировок не такие неопрятные идиоты, чтобы устраивать подобное пафосное сборище ради повседневной для них веселухи, — Чесон принялся потирать пальцем губы, стараясь удержать вырывающейся истерический хохот. Эта тюрьма уж точно решила дух из них выбить... — Там же дивы! — вдруг озарило Джуна. — Они бы не стали участниками чего-то низкосортного, вроде банальной оргии, верно? Они ведь покруче классом будут. — Верно-то это верно, но не забывай, малыш, про их прямое назначение как див, — хмуро откликнулся Чесон. — Элитные шлюшки для элитной вечеринки, всё логично, — столь же хмуро поддержал Чесона БиАй, чем окончательно и бесповоротно лишил младшего всякой надежды на лучшее. Парнишка тут же поник, а БиАй снова заговорил, обращаясь к самому опытному в камере: — Обеспечить развлечение — значит просто позволить отодрать себя во внештатном режиме, так ведь? Чесон неоднозначно пожал плечами, поднося подушечку большого пальца ко рту для укуса. — Как знать, что входит в шоу-программу для этих избалованных тюремных выскочек. — Но если у этих мразей есть красавцы-дивы, на кой черт им сдалась наша камера? — Ханбин развёл руки в стороны в открытом непонимающем жесте, а в глазах у него заплясали свой яростный танец разгневанные бесы. Стоило только попытаться наладить свою житуху, как обстоятельства тут же рушили все надежды, аки морские волны разрушают песочный замок. — Они часто разбавляют кем-то из низших своё «элитное» времяпрепровождение. Опять же, из тех, кто там не был, никому неизвестна причина и то, через что там придётся проходить, — угрюмо ответил в тон гуру-Чесон. БиАй резким движением руки взлохматил волосы, шумно выдавливая весь воздух из лёгких. Из руки дилера ловко стащили злосчастную записку, а затем в диалог вновь вклинился голос ожившего Джуна: — Здесь написано, что приглашение на одного. А нас четверо. Значит, явиться должны не все, а только один из нас? — Да, так и есть, — Чесон активно закивал с засиявшими от прозрения глазами, будто вспомнил давно позабытый пароль от старого аккаунта. — Это их издевательство из золотой коллекции: приглашение дают четверым, но идёт в итоге только один. И мы сами должны выбрать, кто из нас пойдёт. Парень-проститут сделал многозначительную паузу, глядя на реакцию двух новобранцев и давая им возможность переварить это сообщение, Ханбин и Джун застыли как статуи в ожидании продолжения. А затем добавил, чтобы жизнь мёдом не казалась, ещё одну продуманную верхами деталь: — Если мы никого не выберем, и никто так и не явится от нас четверых, то расплата ждёт абсолютно каждого. — Вот же ублюдки! — БиАй подошёл к кровати и пнул её ногой со всем дури, абсолютно не почувствовав боли, хоть она и была из добротного железа. Лязг металла на секунду заполнил собой всю комнату, заставляя сердца соседей по камере пропустить глухой удар. Да, БиАй был на взводе, в отчаянии, в панике, в истерике, называйте, как хотите. Он зарыл пальцы обеих рук в свои отросшие тёмные волосы и готов был вырвать их с корнями. — Раньше... — от переизбытка злости и возмущения БиАй запнулся, откашлялся, прочистил горло и снова негромко, подавляя в тоне вырывающейся гневный рык, обратился к изначальным хозяевам этой камеры: — Раньше вы не получали эти сраные пригласительные? Чесон сразу уловил подоплёку вопроса и ответил без раздумий: — Ни разу. Как-то везло с этим. Возможно, просто никому бы и в голову не пришло приводить на фешенебельную тюремную сходку обычных отшпиленных всеми шлюх. На лице анорексика ни один мускул не дёрнулся, он выглядел уверенным в правдивости своих слов, так что смог без затруднений убедить Ханбина в своей правоте и заставить не сомневаться в честности собственного признания. Как не анализируй, а оно звучало логично. Что абсолютно было не на руку самому торгашу. БиАйя прошиб ледяной пот и сковала сильная жажда. Если всё так, как ответил Чесон, то эти бывалые проституты уж точно не входят в список желанных блюд на сегодняшнем тюремном мероприятии. Кто бы не оказался инициатором этого, мать вашу, любезного пригласительного, он явно ожидал увидеть на организованном «празднике» иное лицо. Механизм работы инстинкта самосохранения был успешно запущен, и теперь мозг Ханбина отчаянно искал пути избежания этой смертельно опасной вечеринки. Глаза как у обезумевшего шарили по камере, пока не зацепились за фигуру, прячущуюся от внешнего мира под тонкой белой простынкой. Грешная и весьма циничная мысль промелькнула в голове у дилера: почему бы не отправить на растерзание самое слабое звено в цепи? Всё равно оно уже фактически не функционирует и не принесёт никакой пользы в будущем, если останется такой же застывшей непродуктивной субстанцией. Чесон и Джун ухватились за долгий сверлящий верхнюю полку взгляд БиАйя и занервничали. Им было явно не по душе, что сосед уже принялся вершить суд для вынесения вердикта над безобидным МинУ. Хотя чисто логически, все понимали, кому из четверки было адресовано это пригласительное. Тут даже гадалку не зови. И Ханбин это ясно и чётко осознавал. Просто не хотел признавать. Не хотел отдуваться. Снова. Не хотел быть козлом отпущения. Снова. Не хотел проходить через ад. Снова. Хотя он один был виноват в том, что сегодня эта чёртова бумажка была доставлена к ним в камеру. До появления новеньких Чесон и МинУ проживали свои дни без встрясок и потрясений, вызванных одной лишь запиской. Он, конечно, мог бы извертеться, надавить на сокамерников, чтобы избежать очевидной запланированной для него пытки в наказание за все грешки. Но слишком подло было бы заставлять МинУ проходить через новые испытания вместо языкастого засранца, которому эти страдания, похоже, были предназначены по карме. Черты лица угрюмого и заведённого БиАйя смягчились, когда он смиренно вздохнул, вырвал у Джуна записку из рук и сунул в свой карман с выражением полного принятия своей незавидной судьбы. Эта дрянная бумага будто из кармана транслировала торговцу на ушко злорадства насмехающимся голосом: «Повеселился, Ханбин? Успел почувствовать себя непобедимым и несломленным? Тогда пора платить по счетам» — Ладно, я порадую своим визитом этих достопочтенных мудазвонов. Надеюсь, тюремная роба пойдёт по дресс-коду? А то ничего оригинальнее мой элитный дизайнер придумать не смог, — с долей горечи в голосе усмехнулся БиАй. — Хён, если ты туда пойдёшь, то... то... — Джун выглядел жалостливее побитого щенка, у которого отнимают родную мать. — Не надо, хён, не надо туда соваться! Серьёзно! Подумай, насколько это опасно! — Бессмысленно уже думать об опасности. У него нет выбора или возможности отказаться, — слова Чесона, от которых веяло ледяным холодом, хоть и были сказаны жёстко и безапелляционно, всё равно в исполнении анорексика приобретали форму сожаления и сочувствия. А ещё не слабо так бодрили, не позволяя БиАйю раскисать и продолжать искать отходные пути. Нужно был взглянуть правде в лицо: этих путей нет. Только два варианта: либо Ханбин туда явится, либо нет. И он не готов был брать на себя ответственность и отвечать совестью за то, что произойдёт потом с остальными по вине его трусости и слабохарактерности. Пусть даже тот же МинУ, отрешённо прятавшийся под простыней от обсуждения вопроса жизни или смерти в этой тюрьме, не поступил бы так же во имя БиАйя, торгаш всё равно не бесился и старался не жалеть о принятом решении оставить беднягу в покое. Хватит с него, и так уже настрадался изрядно. Судя по его виду, он и без того был в шаге от полного распада личности. А БиАй что? А БиАй обязательно вернётся оттуда живым. Целым, конечно, не гарантирует, но живым и всё таким же несносным уж точно. Возможно, даже сможет пробраться в их тюремный торт и эффектно выскочить оттуда. Или фанфары для танца черлидерш захватит. В общем, постарается не скучать и разнообразить этот унылый праздник. Не исключено и то, что ему могли подарить дивную возможность провести вечерок в кругу тюремной интеллигенции. Когда и где ещё можно было бы обсудить с толковыми людьми минусы плохого слива в местной системе канализации? В общем, некогда было горевать. Неплохо было бы забить шуруп на страх и как следует подмарафетиться к предстоящему балу. Ким БиАй, как-никак, важная приглашённая вип-персона: сама Королева Фей осветит этот светский, мать его, раут. Развлечёмся в лучших традициях Ёндыпхо, джентельмены.