Nix

— Короче, посадили в тюрьму наркомана и сифилитика. Сидят, у сифилитика нос отвалился, тот его берет и выкидывает за решётку. Затем ухо отваливается, сифилитик выкидывает его за решётку. Со вторым ухом такая же ситуация. Наркоман смотрел, смотрел и говорит: «Я смотрю, ты потихоньку съёбываешься?!» — Хён... — Умора, а? Слушайте дальше. Укатайка, отвечаю. Так вот, в зале суда у 4 индейцев судья спрашивает: «Как вы сбежали из тюрьмы?» Один из них отвечает: «Мы сидели, и через четыре дня Зоркий глаз заметил, что одной стены нет». Прикиньте? Ржака, не могу! — Хён, пожалуйста... За что эта пытка? — И почему здесь не организуют камеди клаб? Такие миниатюры бы заделали, только за животики хватайтесь да не помрите со смеху! О, кстати, я ещё один знаю. Как-то раз встретились два мафиозника... Новую реплику (то бишь важную составляющую часть клоунады, разыгравшейся на нервах обитателей одной из камер Блока Б) кощунственно прервал разъярённый полурык-полувопль отчаяния щуплого дрыща с соседней полки: — Где он, матерь божья, их берёт?! Что за тёмная сила подкинула ему сборник тюремных анекдотов?! «Шуточный» негодяй, который уже битый час после обеда компотил мозги ничем не провинившимся сожителям, был вероломно закинут подушками, ранее принадлежавшим жертвам его насмешливого издевательства. Генератор этой идеи (суть её заключалась в надежде, что под осадой прицельного подушечного огня мучитель просто задохнётся), молодой парнишка, отчаянно пробубнил: — Боюсь, вдруг он сам эти недоразумения придумывает... Может, совсем крыша съехала? — Это у нас скоро крыша съедет с таким соседом, Джунни. Слушать шутки про тюрьму, находясь в ней, это как... — Запивать масло маслом, — подхватил ход мыслей Чесона юнец. — Соджу, — любезно поправил своего хубэ его более опытный сонбэ с отросшими почти до пояса чёрными жидкими волосами. — Определённо, да, соджу соджей, — вняв мудрости старшего, уверенно закивал младший на его высказывание, не давая БиАйю возможности вклиниться в разговор. Наказание за все земные проступки в облике взъерошенного корейского двадцатидвухлетнего дилера с нижней полки не расслаблялось ни секунды, ища малейшей лазейки в диалоге подопытных для вставки долгожданного напоминания о себе (даже будучи захоронённым под тонной — всего тремя — застиранных до побледнения подушек). И вот, дождавшись долгожданной секундной заминки, он всё же вставил: — Закончили с нытьём и метафорами? — А ты закончил с анекдотами?!! — неистово сорвалось рявканье двух сокамерников слева и сверху от эпицентра тюремного юмора. — Похоже, что придётся закругляться... — чуть угрюмее ответило существо, выбравшееся из-под подушечного завала и наткнувшееся прямым взглядом на неплохо узнаваемую фигуру со светлыми вьющимися локонами за порогом камеры. — Йоу, цыпочки, соскучились? Как настроение? Как погодка в камере? — Ван выглядел так, словно он постоялец роскошного отеля на Чеджу, недавно въехавший в него для проведения умопомрачительного солнечного летнего уик-энда. Его амплуа, представшее перед обитателями в камере, было небрежно оформлено в курортно-туристической манере: белоснежная расслабленная улыбка, солнцезащитные очки, приспущенные на переносицу, слегка опалённые светлые вьющиеся локоны, подзагоревшая бронзового отлива кожа (словно только что из солярия), которая хорошо резонировала с майкой светло-голубого оттенка, тёмно-синяя, завязанная на талии роба и приспущенные до линии трусов штаны. А на ногах, что бы вы подумали? Конечно, ещё один атрибут беззаботно отдыхающего — сланцы! Ну прям готовая модель для буклета про какой-нибудь тихий райский уголок в сердце Полинезии. — Не твой этаж, выродок. Вся атмосфера лёгкости и солнечности, которая на секунду воцарилась благодаря гармоничному появлению блондина, вмиг разрушилась тяжёлым звуком поступи берц надзирателя. Да ещё ого-го какого — дежурного Ёна. Теперь на пороге норы БиАйя и его товарищей разразилось нешуточное зрелище: столкновение сил руководства Ёндыпхо и непосредственно Джокера всея учреждения, неизменного любимца-помощника Туза Бобби. — Ох, ты так думаешь? — Ван поднялся на цыпочки и порхающим движением грациозной бабочки обернулся на источник грозного звука за спиной, плавно избавляясь от очков и убирая их в карман. — А мы почему-то с Бобби решили, что нам похуй, чей это этаж. Самодовольная ухмылка не сходила с лица верного подручного. Что-то в его поведении подкупало, даже предвзято настроенного БиАйя: то ли это упрямое сумасбродство, то ли не угасающая даже в медовых глазах парня, противоречащая здравому смыслу жизнерадостность и уверенность в себе. — Дерзить мне вздумал? — Вздернув подбородок на правах представителя власти, Ён Хон начал наступление на непокорного уголовника, будто пропустив мимо ушей роковое кодовое слово "Бобби", которое применялось для вызова амнезии и приступов растерянности у местных надзирателей. — Ух ты, какой сюрприз, — Ван оказался высоким малым — поравнялся лбом с вытянутым подкаченным охранником. Напряжёнка между ними уже искрила молниями, а на нижних этажах собралась парочка любопытных зевак, заметивших перебранку свояка и смотрителя. — Ещё не перевелись желающие наехать тролли в форме... Занятно. Ён Хона было не узнать. Под гипнотизирующим взглядом удава в тропиках он чуть отшатнулся назад, съёживаясь от мощи возвышающегося оппонента. Хотя Ван продолжал всё так же ехидно и невинно улыбаться, как дразнящийся школьник. Что за аномалия? БиАйю даже пришлось встать, чтобы получше разглядеть тёплые медовые глаза блондина и стальной, как обычно, взгляд бугая Ёна. Теперь, подойдя чуть ближе к порогу, но всё же сохраняя разумную дистанцию с границей коридора, торгаш почувствовал разницу — во взгляде Вана так и читалось капслоком: «Я без тормозов, могу ебашить по твоей роже до тех пор, пока меня на виллах не оттащат от твоего мокрого пятна». БиАй с хрипом проглотил возникший ком. — Захотелось острых ощущений, правоохранитель? Уверен, что пара минут доблести и мужества стоит постоянных проблем с Бобби, м-м? Боги, вот это интонация... Что Ван с ней творил! Ханбин еле удержался от того, чтобы не зааплодировать ему стоя и не кинуться ему в ноги с воплями: «О, Великий Гуру, научи меня!». Под обманчиво дружелюбным тоном товарища, дающего дельный совет, маскировалась настолько опасная, металлическая угроза, что напрочь отбивала желание продолжать эту перепалку. А взгляд блондина дополнял впечатление от того, что даже следующий выдох оппонента может спровоцировать Вана на превращение жизни надзирателя в ад. БиАй с хрипом проглотил второй возникший ком. А перекошенный от бессилия и ярости Ён подавился собственными вырывающимися ругательствами, издав лишь недовольное: — Аргх... Ступай, куда шёл, только не нарушай тут порядок. — Хорошо, спасибо, — Ван совершенно не принуждённо шлёпнул мужика-охранника по щеке, а затем потянул его за неё же, как какого-то лапочку-младшеклассника, добавив издевательски, словно обращаясь к котёнку, примерившему шкуру тигра: — Улыбнись же, милый надзиратель, денёк ведь прекрасный на дворе! Заметив насмехающийся над ним и его положением взгляд не только терроризируемого им раньше БиАйя, но и ещё нескольких заключённых из ближних камер и коридоров, охранник испытал дикое унижение, гнев и смущение. Стряхнул с себя руку Вана, сплюнул на пол и потопал тяжёлой походкой прочь, без прежней спеси и горделивости. Словно действительно злой тигр был приручен одним заветным словом: «Бобби». Действовало эффективнее заговоров и заклятий, блять. Вот серия реклам, которая сама напрашивается заполнить собой эфир во время перерывов на телеканале «Криминальный Ёндыпхо»: Ваш двадцатидвухлетний ребёнок не слушается и совсем отбился от рук? Просто пригрозите, что его ночью отшлёпает Бобби, и он заткнётся. Работает исправно даже без ведома самого Бобби. Короче, хочешь, чтоб всё блестело, — зови мистера Бобби. Все в восторге от тебя, а ты — от Бобби. Все новые инновации от Бобби. Бобби — без твоих идей не обойтись. Бобби — живи на мрачной стороне. Бобби решает вопрос, ёпта. Бобби, сука, везде идеально вписывается, куда его не присобачь. Он, нахуй, повсюду. В самом составе воздуха и пыли этого гниющего заведения... Кажется, БиАй уже почти привык, что Бобби. Не, это не опечатка, что просто Бобби без отмазок, без вариантов и ходов-выходов, без пояснений и всё тут. Бобби — сам по себе обособленное, полноправное и законченное предложение. Как же ему удалось дойти до такого величия в говнотюряге, мазафака? Стоя у порога и погрузившись в свой саркастичный мир пессимизма, БиАй не сразу вернул внимание на лучезарно светящегося самолюбием блондинистого чуда запугивания. — Ты это видел, симпатяжка? — Ван снова прикинулся дурачком, неким таким вычурным персонажем по типу Эйса Вентуры или Маски, героев Джимма Кэрри, нацепив очки, а локтем упёрся в стену на пороге камеры. — Оппа был крут, да? Молодой шатен с верхней полки, на которого были направлены эти восхитительные чары сногсшибательного «самца-соблазнителя», эмоционально закатил глаза. — Редкостный выпендрёжник, — хмыкнул Чесон, вставая рядом с БиАйем. — С языка сорвал, — тут же признался сам БиАй, глядя безнадёжным взглядом на рокового красавца Ёндыпхо. — Чем обязаны Вашему визиту, достопочтенный хён? — С чего ты решил, что я ради всех вас тут стою? — почти одновременно вместе с хохотом изрёк тот самый хён, который буквально вчера без зазрения совести уподоблялся Бобби в его играх в песочнице с Ханбином. — Я пришёл проведать своего малыша, — голливудская улыбка на идеальных контурах лица выглядела победоносно и абсолютно безапелляционно. — Выглядишь, как всегда, очаровательно, — одобрительно промурлыкал Ван, снова обратив взор на верхнюю полку, где Джун сидел по-турецки и смущённо фыркал. — «Своего» малыша? Моё мнение о таком щедром звании не в счёт? — негромко и хмуро прокомментировал Джун, но его слова растворились в следующей громко зазвучавшей фразе торгаша: — Да ну? Пёсик Бобби в самоволку вытащил свой зад? Ай-яй-яй, Ван-а... Даже намордник не надел, аж бедному надзирателю досталось, — ощутив прилив энергии и почуяв рядом свежую кровь, голова БиАйя стала яснее мыслить и откинула в сторону никчёмные анекдоты, которыми от бездействия и бессилия была вынуждена пытать бесполезных и безобидных сокамерников. Неужели так нужно лезть на рожон, почувствовать опасную грань, чтобы начать соображать? С утра мозг не в силах был выдать абсолютно ни одной путевой идеи избежать роковую участь, а теперь вон как навострился покорять неизведанные горизонты... Эх, БиАй, неисправимый ты камикадзе, на роду, видать, написано. А что? Всё можно спихивать на гены и род, если толком не знаешь, что там было намешано. Особая привилегия дворовых бродяг. — Зря ты так, БиАй-я, — притворно насупился Ван, надув губки и всё так же краем глаза продолжая любоваться милым мальчиком по имени Джун. — Не так уж я и зависим от мнения Бобби. Демократию ещё никто не отменял. — Шпионишь за нами для своего работодателя? — не отступая, настаивал Ханбин, теперь уже мрачнее, сложив руки в замок на груди. Чесону эти выяснения порядком наскучили, так что поняв, что блондин пока серьёзной угрозы не несёт, он удалился к своей постели, оставляя БиАйя самому вести переговоры у порога. — Да какой уж тут шпионаж? Я к вам в открытую пришёл, — раскинув руки в широком жесте, искренне молвил приспешник киллера. В глазах засияло лукавство и он с умилением добавил чутка нежнее: — Ну, вернее, к Джуну. Тебя ведь так зовут, милашка? Скажи-ка, а с тобой постоянно этот цепной пёс околачивается, или у него есть выходные? — Ван невзначай кивнул на серьёзного Ханбина, от чего тот вскинул бровь и закатил глаза. Дон Жуан всё не отступал от своих намерений. БиАй даже не мог представить, что из всей этой мути в тюрьме хуже: стать потенциальной мишенью местных слащавых Ромео, подкатывающих яйца в обязательном формате, или стать интертейментом для местных убийц-садистов? Сдаётся БиАйю, что тут явная ничья. — Не нужно ко мне так фамильярно. Я Вон ДжэДжун, знаешь ли, — чувствуя, что ухажёр хамеет и наглеет, жёстко пресёк его игривый тон Джун, накидывая на узкие плечи робу, чтобы не дать этому мартовскому коту повода облизываться. У Джуна всегда было неплохое зрение, и он успел подметить этот тупой взгляд Вана в область его ключиц. Грёбанный фетишизм. — Пардон, мой прокол, — словно очнувшись от сна после звучания мальчишеского голоса, выпалил Ван. — К слову, мне нравится твоё имя. Тут полно див с фальшивыми манящими вывесками типа «Дэ Гим», «Су Он», «Му Эн», будто они помесь китайских принцесс с корейскими айдолками. А у тебя такое звучное, мужественное имя, прямо из реального мира, «ДжэДжун»-а, — Ван с видом полного умиротворения низко протянул имя Джуна. Если бы такое зазвучало во время просмотра порно, у Джуна бы точно покраснели кончики ушей, так как уж чересчур этот тембр отдавал чем-то пошлым и возбуждённым. Но благо сейчас Джун был избавлен от такой концентрации похоти поблизости, ибо вокруг были его хёны, да и обстановка не предрасполагала. Ван был красивым, притягивающим взгляды видным юношей, что тяжело было отрицать. Поди да встреть его случайно в гей-клубе и наткнись на его жилистые длинные твёрдые руки, а потом ещё прослушай от него уйму головокружительных комплиментов утробным низким тоном и, выслушав заманчивое предложение быть уведённым им из гущи толпы прямо на встречу весёлому и беззаботному драйву и новым ощущениям, твёрдо откажи — тогда и можешь говорить, что ты закоренелый натурал, и к парням тебя не влечёт. Вот это да, вот это стойкость. А восемнадцатилетний Джун, едва знающий о соблазнах и искушениях этого мира, в жизни не встречал таких харизматичных парней, способных одаривать его своим вниманием, и ему было слегка лестно и слегка не по себе... Джун понимал, что БиАй был настроен резко отрицательно в силу сложившихся обстоятельств, но сам он ещё с первой встречи не чувствовал угрозы или неприятия со стороны Вана, отнюдь, тот будто всегда оберегал его где-то в очень далёкой, недоступной стороне, куда новичков попросту не подпускали. Однако дерзкий, вальяжный курортный вид, будто рекламирующий специально для него совсем другую, беспроблемную жизнь в Ёндыпхо, порядком раздражал и дразнил зажатого и неопытного юношу. Присутствие Вана слегка пошатывало мужское самолюбие Джуна, так как его прежние понятия и принципы разбивались вдребезги от одного взгляда на такого вольного, распущенного, похотливого и беспринципного блондина... Это была несметная для него роскошь: вести себя развязно и без оглядки на окружающие взгляды. Пока Джун, уставившись в потолок, дошёл в уме до рассуждений о плюсах и минусах бисексуальности и ценности анальной девственности в тюрьме, змей-искуситель продолжал свою хвалебную речь с пущим запалом: — А возраст-то какой, самый сок! Восемнадцать лет! Эх, помню свои беззаботные восемнадцатилетние деньки... Вообще о будущем не думал, бездумно прожигая жизнь... Такой красивый, подтянутый, упругий... Это я уже о тебе, ДжэДжун-ши, — у Вана вдруг голос охрип, так что ему пришлось прочистить горло, прежде чем продолжить своё обращение: — Кхм, так сурово, сесть за изнасилование 16-летней похотливой девахи Нам Ко Хен. Судя по фоткам, её только парализованный не шпилил. А мотаешь срок за всех в итоге один ты? Такому восхитительному ребёнку с ангельскими глазками нельзя пропасть и загубить себя в этом дерьме... Ван с ликом проповедника, взывающего к заблудшим, оступившимся душам, порывался сделать небрежный шаг за порог к БиАйю, но тот не потерял бдительности во время напыщенной речи уголовника и вовсе не собирался снисходительно пропускать его внутрь. — Попридержи своих голубых коней, амиго, — молвил Ханбин, преграждая замечтавшемуся блондину дорогу. Краем глаза торгаш заметил, как мелкой дрожью стало колотить Джуна, застывшего на полке с окаменевшим взглядом. Со злости хотелось врезать беспечному прихвостню убийцы за то, что своим болтливым языком напомнил малышу о его самом главном кошмаре в жизни, из-за которого он вынужден торчать в этой свалке хромосом. Но вместо побоищ Ханбин жёстко процедил: — Рыть инфу — это не признак заботливости, если тебя ещё не просветили. Заявляться с такой слезливой речью — тоже какой-то неудачный трюк. Давай-ка ты не будешь нам пыль в глаза пускать, а? И тем более вплетать сюда Джуна, ведь ты здесь не ради него. Ты пришёл проверить мою готовность сдаться на милость Бобби. Пару секунд БиАй в молчании сверлил придирчивым взглядом высокого кента Бобби, который на выправляющееся состояние ДжэДжуна внимание обратить не успел, но ухмыльнулся реакции БиАйя, сравнивая его с «мамочкой-медвежихой». — Это, конечно, тоже неплохой повод, но красота Джуна предлог посерьёзнее. Ради такого стоит навести небольшие справки. Да ты только взгляни на него! Конфетка! — не унимался явно веселившийся белобрысый шизик. Наблюдая за его поведением, трудно было угадать, за какие прегрешения он сидит. БиАй уже перебрал в уме с сотню вариантов и ни один не подходил в идеале. Оставалось только полагать, что Бобби уж точно не сошёлся бы характерами с простым воришкой универмагов. — Хватит. Я парень. Я и вмазать могу, — вдруг донеслось весьма строгое предупреждение с верхней полки. Ван ещё пуще расправил плечи, ощущая себя чуть ли не хозяином всего учреждения, и самодовольно заявил: — Как раз в моем вкусе. Я тоже люблю страстные спарринги перед самым главным действом... — Пи-и-ип, конец передачи! А что будет дальше, мы узнаем в следующим выпуске! Спасибо за светский визит и комплименты нашему макнэ, ах да, и за красочное шоу, в полной мере раскрывшее нам секреты мужской брутальности, крутости и бестактности! Мы оценили! Теперь до свидания! До скорой встречи! Ханбин поспешил прикрыть эту ярмарку саморекламы и неуместного подката к несовершеннолетнему самым традиционным путём: просто вытолкнув за плечи Вана дальше в коридор, дабы тот больше не наносил травм психике Джунни и не агитировал тут за непристойную половую жизнь и специфичные предпочтения. Хватит и того, что альфачья натура Бобби сотворила с мышлением и снами торгаша, малыша пусть пока не трогают. Ван особо не сопротивлялся, слегка расслабившись и сказав скучающим тоном лишь тогда, когда оба оказались уже у перил лестницы: — Ладно-ладно, чертёнок, я не для глупого флирта притащился, — он слегка отряхнул плечи после прикосновений БиАйя, будто тот был чем-то болен, чем вызвал стопроцентный кисляк на лице торговца. Но дилер смиренно ждал продолжения: — Решил осведомиться, как у вас тут житуха налаживается. И, сдаётся мне, слабенько преуспеваете в этом... Впрочем, это даже хорошо. Бобби такой отчёт понравится, даже настроение поднимет. Хотелось катком проехать по довольному наглому табло этого посланника джунглей, блять. Но, сознавая последствия, Ханбин лишь крепко сжал кулаки и раздражённо прошипел: — Передай своему боссу, чтобы не беспокоился. Мы тут просто шикуем. Жизнь мёдом кажется, аж не по себе от такой прухи. Цветём и пахнем! — Надо же, какие приятные новости. Горд вами, — как-то даже подозрительно спокойно и расслаблено ответил на эту голую ложь блондин, слегка почесав затылок. Плавящийся мёд в его глазах как-то подозрительно сверкнул перед тем, как он двусмысленно спросил: — И даже крысы от вас по углам прячутся? Вот подонок! Они со своим начальником одного разлива! Не, Ханбин не параноик долбанный, но здесь ведь явный намёк на всяких мудил, которые лезут до свободных жоп в Ёндыпхо, уж тем более в камеру опущенных шлюх — тут уж сам Бог велел. Пусть сегодня до них ещё не доёбывались, но сдаётся БиАйю, что весь трэш проснётся к вечеру, после того, как придёт в себя от вчерашней «Отвязной пятницы». Вот уж тогда могут закатить светомузыку по второму кругу... — Мы ж не изверги. С крысами у нас мирный договор. Может быть, для достоверности нам заполнить анкету постояльцев? — сумев сохранить самообладание и не выдать своего состояния «блятькаквсёплохоязаебалсямаленько», ровным голосом молвил БиАй, с вызовом глядя на белобрысого. Ван как-то вмиг переменился, выдохнул, достал из кармана сигарету и зажигалку (ублюдок с достатком), закурил и как-то по-другому, без насмешки, серьёзно взглянул прямо в нутро Ханбину: — Слушай, ты не кипятись на меня понапрасну, ладно? Отходчивость — полезная черта характера в этом месте. Ты мне даже нравишься, ты ж смышлёный малый со стержнем внутри, и прочая хвалебная херь. Мой тебе совет: держись поближе к нам и заживёшь так, как достоин. — О, то есть с именным ошейником Бобби на шее? Спасибо, польщён, — привычно огрызнулся Ханбин больше на инстинктах, чем по логике. Смысл слов собеседника до него доходил постепенно. Он дал ему, мать его, совет! Ещё один бфф? Стоит ли создать в какаотолке чатрум «Реальные пацаны Ёндыпхо»? — Да брось ты эти инфантильные подростковые выдумки, — после этой брошенной фразы Ханбин не на шутку испугался, что светловолосый преступник умеет читать мысли. Но последующие его слова усыпили эту нелепую тревогу: — Ты ведь знаешь, что Бобби ошейник не нужен, чтобы держать на привязи. Лучше придти добровольно, когда он зовёт. Без его позволения тут жизнь не наладишь, я сам помогал ему все тут устроить. Поэтому он сейчас просто наблюдает, как быстро до тебя это дойдёт. Чем быстрее, тем лучше для твоего безоблачного будущего функционирования. Просто сдайся. Его не переиграть на его же игровой площадке. Улавливаешь? БиАй хотел бы прыснуть от нервного смешка. Хотел бы вновь подобрать набор для словесной атаки или дерзкого ответа. Хотел бы просто послать нахуй пуп Земли, возомнивший о себе чёрт знает что. Хотел бы, но не стал. Вместо этого он в кои-то веки прислушался к голосу разума и закрыл рот, позволяя посторонним голосам с других этажей и из камер заполнить нарастающее молчание. Ханбин знал, что ввязался в партию с компьютеризованным создателем этих игрушек. И знание этого не приносило желаемого облегчения, а лишь оставляло тяжкий груз на сердце с припиской: «Сдайся, ты всё равно в проигрыше». Тяжёлый выдох заполнил собой лестничную площадку. Сузив глаза, которыми до этого чуть не отправила здоровяка Ён Хона на пенсию, светловолосая угроза наблюдала за реакцией и мыслительным процессом торгаша в ожидании ответа. Вместо пустых заявлений в духе «не попробуешь — не узнаешь», нелепых самонадеянных пафосных цитат по типу «не важно, чья шахматная доска, важно, как ты будешь играть фигурами», и прочих ударов в собственную грудь, как в гонг, Ханбин просто ближе подошёл к Вану, впервые откровенно показал, что нервничает, облизнув нижнюю губу, заметался взглядом по местному пейзажу и заговорил слегка надрывно и как-то даже устало: — Скажи, что ему от меня нужно? У него есть власть, авторитет, лучшие условия, верный друг и помощник. Любая дива захочет к такому орлу под крылышко, стоит только пёрышком поманить. На кой ляд я ему сдался? Я просто заурядный дилер с патологическим невезением, да ещё и вредный, как аджума в период менопаузы, и сварливый, как аджосси на пенсии. Я даже как развлекаловка не гожусь, у меня проблемы с давлением, чуть заставить меня понервничать — и капилляры лопаются! Вот разве это интересно, возиться с таким недоразумением? Если я провинился чём-то, то пусть выставит какой-то счёт, условие наказания, ну как это у ганстеров обычно бывает... Палец там отрубите и отправите в изгнание, ну и разойдёмся на лет пять, а? Ханбин разочаровался в том, что действительно вслух предложил отрубить себе палец, только после всего сказанного и навороченного. Аж ледяной пот пробил. А вдруг идейка им приглянётся? Лучше бы пять лет этим пальчиком им фак показывать и бегать от них по всей тюрьме. Язык мой — враг мой! А ведь ещё хотел тут себе банду сколотить, сдружиться с кем-нибудь влиятельным... Наполеоновские планы, а душонка далеко не так грандиозно устроена, мда. Всё это время, отведённое на сокрушительный поток любознательности со стороны бывшего торговца, Ван с довольно близкого расстояния глазел на Ханбина так, словно тот ему как снег на голову объявляет, что ждёт ребёнка, и поясняет свои чувства по этому поводу. Ну, как бы, здорово, но, м-м, блять, и чё ему делать с этой инфой? Не он же отец ребёнка. Он вроде как слабо похож на тюремного психотерапевта, хотя доля сочувствия к судьбе Ханбина в нем всё же была зарыта. Вопрос только в том, насколько глубоко. Выкинув окурок, блондин как-то рассеяно улыбнулся: — Ага, вот и я Бобби то же самое сказал в начале этой заварушки. Типа, зачем ты взялся мучить этого сорванца, так-сяк, и дальше уже объяснил твоими словами. Слово в слово передал. Словив скептический вопросительный взгляд торгаша, Ван не выдержал, усмехнулся и признался: — Ладно, слегка подсократил высказывание, заменил всё фразой «малец с не обсохшим молоком на губах», но смысл старался донести. Веселящаяся интонация и это неуместное озорство в глазах напротив, которым явно было пофиг на жизнь заключённого, стоявшей на кону, вернули почву под ноги захандрившего БиАйя. На что рассчитывал, Ким, когда бабочками срал от напряга перед этим засранцем, объясняя своё неведение и страх? Надеялся получить вразумительный ответ без подколов и подставы? Рассчитывал на поддержку и утешительную жилетку от братана Бобби, совсем недавно вкатившего в приватный сектор телик с кинцом не для слабонервных? А может, на понимание и жалость сволочи, без угрызений совести отправившей на тот свет семьдесят два человека? Вау, совсем крыша слетела. Теряешь хватку, Ким Ханбин. С него достаточно. Он попытался воззвать к остаткам своего разума, отказываясь от присущей ему конфликтности и стараясь пойти на контакт, но вот этот перегидролинный (похуй даже, если цвет естественный, как до лампочки эти аспекты) нихуя не старался воззвать к своей человечности. Так что будь как будет, Ким БиАй снова в своём репертуаре а-ля «ну и зря, сударь, заговорили Вы со мной». Облизнув теперь верхнюю губу и на секунду приложив кулак ко рту, БиАй импульсивно помахал перед глазами Вана указательным пальцем: — Знаешь что? Ну вас двоих нахер, — он почувствовал спокойствие и облегчение, показав слегка изумлённому от такого перепада настроения Вану указательный палец. — С вами изъясняться как с обычными людьми — будто плясать перед макакой. Пошли. Вы. Нахер. Время моё только тратишь, у меня и так его в обрез. С чувством выполненного долга и без капли сожаления, БиАй развернулся и направился обратно в камеру. Визит Вана в какой-то мере повлиял благотворно: мозг Ханбина снова привели в рабочий режим. Видимо, небольшие эмоциональные встряски всё же положительно влияют на такого раздолбая, как этот, что сейчас беспечно шагает в синей накидке и приспущенных штанах в свою конуру. Он лишь на ходу расслышал притворно обиженный голос блондина, оставшегося позади у лестничной площадки: — А я думал, что мы подружились... Мы втроём. БиАй знал эту уловку. Ждал, когда же белобрысый ему припомнит тот зародыш болезненной дополненности и завершённости, который возник в ходе вчерашних разбирательств между бесчувственным остроязычным чурбаном Бобби и безалаберным «бескостноязычным» хитрецом Ханбином. Промелькнувшая между ними искра азарта, увлечения, опасности и жестокости будто самой своей природой намекала на возможность воспламенения некой породы устойчивого человеческого общения. Искра. Буря. Безумие, блять. И что это было-то? По мнению Вана — дружба? Ханбин слегка сгорбился, убирая руки в карманы штанов, ухмыльнулся и кинул через плечо: — В этом месте дружба — сраный наёб. Есть только враги и соучастники. — И любовники, — вдруг добавил к фразе чей-то голос откуда-то из камеры на этом же этаже. БиАй по слуху определил, откуда звук, проследил краем глаза и идентифицировал камеру: голос донёсся из берлоги Гризли. Но говорил не Гризли, а юношеский молодой голосок его любовника, который всё это время едва заметно наблюдал за баталией, хоть и не мог увидеть всю картину полностью. Ханбин ему неоднозначно подмигнул в качестве приветствия и обозначения того, что заметил его. Не зная, заметил ли он сам этот жест. — Через два дня лично потолкуешь о прелестях гнобления со своим палачом, ковбой. Но я думаю, ты и сам знаешь, почему он прёт на тебя как танк со всех сторон. Главное со сроком не ошибись: два дня. Ван решил объявить о своём уходе итоговым напоминанием о сроках сдачи домашнего задании для непутёвых заключённых, попавшихся на глаза злюке-киллеру. Какие ж мы, блять, дисциплинированные и пунктуальные. — Я ж сказал, чтоб вы шли нахер со своим дэдлайном, — «тоже мне тайм-менеджеры, хули» — уже в уме подчеркнул БиАй, пропадая в потёмках своей норы. «Но я думаю, ты и сам знаешь, почему он прёт на тебя как танк со всех сторон». Нихуя он не знал. И почему это должен? Киллер с манией преследования и комплексом Бога ищет себе забаву, чтобы не помереть со скуки, и выбирает чувака, который в первый день подрался в общественном душе (ну надо же, какая редкость в тюрьме) и просто отверг его благодушное полотенце. Можно подумать, что он ему там пяткой в пах заехал, а не полотенце отбросил. Какие мы, сука, ранимые и обидчивые. Не, ну реально, какого хера, а? Пора выбираться из этой вырытой могилы. Ничего не изменилось, планета вращалась, население плодилось, а Джун торчал на своей верхней полке, Чесон развалился на нижней, едва ли полноценно живой МинУ отгородился от мира на своей постели, таращась пустым взглядом в сторону вошедшего воинственного Ханбина, который тут же начал решительное наступление: — Пора, Джун, доставай ложку. Наконец-то дождавшись команды старшего, паренёк спрыгнул со второго яруса, приземляясь прямо около хёна, который резкими шагами дошёл до пустой стены между унитазом и раковиной. Теперь-то Джун узнает, для чего во время завтрака БиАй стащил эту ложку и передал ему на хранение. Мальчишка достал из-под матраца столовый прибор и протянул старшему: — Теперь ты настроен серьёзно? Что-то случилось? Округлённые глаза мальчишки и вправду в такие моменты любопытства казались детскими и блестящими, как огоньки. Но Ханбин был мрачен как никогда. Впрочем, это было ему свойственно во время глубоких и важных раздумий. Первые вопросы ДжэДжуна не увенчались успехом, но он продолжал сбоку прожигать взглядом профиль товарища. — Мы будем рыть в стене проход? —с придыханием выдал осенённый Джун. — Ты, мой заштампованный любитель клише, пересмотрел на воле художественных фильмов, — вынес свой вердикт сосредоточенный на каменистой сырой стене БиАй. Изучая её, он сделал вывод, что дешёвые строительные материалы и долгие годы потрепали её, доведя до состояния действительно пригодного для побега. Но пробивать её ложкой показалось нетерпеливому заносчивому Ханбину слишком томительной и однообразной пыткой. Так что романтичный вариант Джуна тут явно не катил. Он принялся фанатично высекать что-то на голой пустой стене, тут же погружая камеру в нехарактерные и несвойственные для неё звуки скрежета металла, который оставлял на поверхности странные полосы белого оттенка. Все обитатели тут же навострили уши и обратили своё полное внимание на скульптора посередине помещения, который что-то подправлял, что-то вносил, корректировал и даже умудрялся вписывать. Ко всему прочему ,удивительным в этом процессе оказалось и прикованное целенаправленное внимание МинУ, который, сведя брови на переносице, явно пытался в уме разгадать, для чего поднялся этот шум. — Уже и до пентаграммы дошёл? Или решил оставить потомкам послание? Креативный же ты парень, не перестаёшь удивлять, — комментировал высекание наскальных надписей Чесон, который придвинулся на кровати ближе к стене. Ложка была с дребезгом откинута в угол камеры, да так импульсивно и театрально, словно Ханбин трудился ею над своим творением не день и не два, а столько же, сколько Леонардо корпел над Мона Лизой — 12 долгих лет. — Вот и всё! Мой календарь для вынесения нужных пометок, — нарёк Ханбин своё творение, отходя чуть в сторону, чтобы все могли его рассмотреть. Это действительно было смутное подобие календаря, как и представил восторженно БиАй, с указанными числами и днями недели в столбик и в строчку для удобства. Затем он снова кинулся за ложкой, беря её как ручку, словно собирался малевать стену её чернилами и вносить те самые пометки, которые уже упомянул. — На дворе двадцать первый век, мог бы и у охранников листочек попросить, — будничным тоном заключил Чесон про проделанную Ханбином работу. Тот факт, что стервозный анорексик не впечатлился стараниями и изобретательностью дилера, порядком раздосадовал творческого торговца. Он язвительно парировал реплику: — Да ты что, может надо было у него ещё айпад попросить, раз уж он всё равно пошлёт меня нахуй? Колких ответов на этот раз не нашлось. И Ханбин с чистой совестью приступил к самому главному, для чего всё затевалось: — Теперь попрошу ответственно отнестись к дальнейшему брэйнсторму. Вы станете соучастниками моих разработок! — торжественно воскликнул Ким. Вспомнив своё же изречение о «врагах и соучастниках», торговец самодовольно заулыбался себе под нос. — Брэйн что? Так сложно говорить на чистом корейском? — ровным тоном вопрошал Чесон, с натяжкой покидая пригретую постель и двигаясь навстречу каракулям БиАйя. — Мозговой штурм, — учтиво перевёл гораздо более заинтересованный происходящим ДжэДжун, стоящий верно около своего кумира и наставника, чей энтузиазм находил заразительным. — Молодец, пятёрочка тебе за четверть, — энергично закивал Ханбин своему преданному протеже. После этого он тут же вернул себе прежний серьёзный и сосредоточенный лик, что был на нем в течении всего процесса упёртого высекания. — Чесон, мой незаменимый вредный скелет, ты просто находка для изучения внутренней системы Ёндыпхо. От тебя можно получить такую ценную информацию, которой владеешь только ты. Мне нужны будут твои уточнения и наводки. Покончив с официальной частью, Ханбин вздохнул и приготовился фиксировать, не спрашивая о готовности Чесона. Судя по тому, как тот сузил глаза и присмотрелся к узорам на стене, он был во все оружии. — Итак, когда плановые проверки внутреннего состояния камер? Чесон прикоснулся рукой к костлявому подбородку, выуживая из памяти требуемую информацию: — Каждое второе и четвёртое воскресение каждого месяца. Корявая памятка на календаре, после которой последовал следующий вопрос: — Отлично. Идём дальше. Медицинские осмотры? — Раз в три месяца обычно в начале первой недели. Соответствующая запись была сделана. Теперь, когда Чесон полностью настроился на интервью, опрос пошёл интенсивнее. — Санитарная уборка столовой? — Раз в месяц в четвёртое воскресенье. — Смена рабочих мест? — У некоторых заключённых раз в две недели, у других раз в три месяца. Не реже. — Хорошо. Посещения родственников и знакомых? — В третий и четвёртый вторник каждого месяца. — Завоз новеньких в тюрьму? — В зависимости от распределения. В последние два года не чаще одного раза в четыре-пять месяцев. — Ясно. С этим разобрались. Теперь более специфичные задачки. Когда все группировки могут контактировать между собой на виду? — Раз в два дня на прогулке во дворе. Или в спортзале ближе к ужину. Или на «Отвязных пятницах». — А что известно о тайных сходках? — Уж простите, не посвящён в такие детали. — Проехали. Перейдём к насущному. Когда вы с МинУ получаете наркоту? — Где-то на второй неделе каждого месяца... — Каждый раз от разных группировок? — Вроде да... Иногда нам не до расспросов, кто нас ебёт и от кого у него заветная доза. — Без дозы к вам приходят? — Конечно. Регулярно. Но... с вашим приходом график немного сбился, если заметили. — Ещё как заметили. Считайте нас своим временным оберегом. Так с наркотой приходят во вторую неделю? — Да, где-то так. — Когда у табачников заканчиваются сигареты? — Ну... Примерно тогда же, когда и у нас начинается ломка после того, как все потратим. — Это когда? — В первую неделю месяца приблизительно. — Отлично, ты просто мозг, Чесон! Для наркомана ты очень даже здраво мыслишь! — Ханбин увлёкся и слегка потерял ориентацию в местности и во времени, представив себя членом жюри на очередном корейском конкурсе талантов. А что, он бы с радостью справился с оцениваем на шоу «Минута славы» в Ёндыпхо. — Сочту за комплимент, спасибо, — криво усмехнулся Чесон, со скепсисом и любопытством наблюдая за поведением сокамерника. — Но как эти истины помогут нам? Я и до твоего прихода сюда всё это знал. И как-то слабо удалось выбиться в независимые и неприкасаемые персоны. — Ты — потребитель наркотиков, самого ходового и ценного товара в этой дыре, — БиАй всем корпусом обернулся к длинноволосому бледному «скелету», говоря воинственно и поздравительно, будто провозглашал его феодалом богатых пастбищных земель. — Дурь и табак — это бесценная здешняя валюта. Разобравшись в её циркуляции, мы разберёмся со всей схемой жизнедеятельности этого поганого гнилого организма. Ухватимся за самые яйца и не отпустим, пока яичницу не сделаем! — теперь же Ханбин примерил на себя облик профессора, защищающего научную работу в области тюремных анатомических особенностей хомосапиенса. Отвернувшись от Чесона и развернувшись вновь к своей самодельной «карте сокровищ», БиАй уже с меньшим запалом продолжил: — Осталось только сложить все полученные данные и мы доберёмся до премудростей местного трафика. Откуда входит и куда выходит. А с учётом того, что я уже просек кое-что про подходящих одиночек-поставщиков, мы двигаемся в правильном направлении. Абсолютно точно. Осталось выяснить, кто кого и как крышует, что где и как достаёт и какими путями распространяет или избавляется. — Звучит очень просто. Как дважды два. Вот как нехуй делать. Но даже если выяснить, как это всё осуществляется, не факт, что тебе не попробуют перерезать глотку, если сунешься в этот подпольный бизнес. — Считай, что уже пробуют. Я влез по самое не балуйся и деваться уже некуда с тонущего дирижабля. — Корабля, — вновь поправка от внимательно слушавшего и вникавшего Джуна. — То бля, и то бля, но спасибо, Джунни. Вторая пятёрка за четверть, — уже на подъёме произнёс Ханбин, подмигивая парнишке. Повисло секундное молчание. Все трое вопросительно уставились на календарь, будто ожидая, когда тот сам даст ответы на все жизненно важные вопросы. — Хён, и как ты будешь складывать полученные данные? — нарушив молчание, скромно поинтересовался младший в камере. Будто желая тоже поучаствовать в этой дискуссии, МинУ шатнулся вперёд, но через секунду вновь занял прежнюю каменную позу. — Попробуем порассуждать вслух, — выдвинул предложение дилер, начав медленно расхаживать по камере: — Какая сейчас идёт неделя? — Третья, — подсказал Чесон, втягиваясь в это занятное рассуждение и следя взглядом за передвижениями Кима. Ханбин подошёл, ткнул ложкой в условное обозначение третьих недель на самодельном календаре. И снова продолжил ходьбу. — Получается, нас привезли сюда в конце второй недели? — Да, так и есть. — На второй неделе вы получили свою дозу? — Да, где-то в начале второй недели потный тюфяк принёс товар. — Значит, сейчас у вас этого добра хватает? Впервые за весь допрос с пристрастием анорексик слегка замялся и засмущался, словно почувствовал вину как пойманный подросток перед смирившейся матерью. Но эта реакция быстро сменилась утвердительным кивком: — Пока хватает. Ханбин приткнулся лбом к решётке и забубнил что-то приглушённо, будто сверяя данные. Внимательные и восхищенные юные глаза ДжэДжуна с любознательностью наблюдали за ним, будто мечтая также решительно входить в полемику и в допросы, как это делал он. Да, он бывал знатным придурком, рассказывающим дебильные анекдоты от заторможенности мышления. Но в целом он мог сейчас думать так, как многие были не способны даже в самых элементарнейших стрессовых ситуациях. — Выходит, что самые стабильные промежуточные недели здесь — это третья и четвёртая. У всех всего хватает, волки сыты и довольны. Поэтому встречи с внешним миром проводят в это время. Проверка камер — на второй неделе перед самым поступлением, когда ещё не всем нуждающимся завезли товар, и на четвёртой, когда товар заканчивается и его нетрудно припрятать. То есть камеры предварительно чисты. А в конце месяца плановая санитарная уборка столовой — подчищают перед началом месяца. Хм, пока все логично и все состыковывается. Отойдя от решётки, БиАй вновь приблизился к календарю, вводя в него новые сведения. И опять ударился в размышления: — То есть, первая неделя самая хардовая. По крайней мере должна быть гипотетически. У всех ломка, сушняк, чесотка, гон и прочее-прочее. Все на нервах. Готов поспорить, что убийства статистически приходятся именно на эту неделю. — Опросов никто не проводил, уж не знаем. Ты что, с Гарвардским дипломом к нам пожаловал? — Теперь уже впечатлённый такими познаниями и разумными суждениями, высказался Чесон. — Значит, первая — самая плохая и опасная? — попытался уяснить для себя Джунни, глазея на своих хёнов. МинУ же выглядел абсолютно растерянным, что было ему не присуще, хотя никто из сокамерников пока этого не заметил. — Формально, для бесхребетных — да, потенциально опасная неделька, — подтвердил догадку БиАй, но на календаре высек какую-то иную формулировку. — Но для тех, кто собирается тут ужиться более комфортно — это просто золотая жилка! Не неделя, а персик! Чесон с Джуном недоуменно уставились на БиАйя, как на ребёнка с дурными идеями. Ханбин с радостью пояснил: — Именно это время отводится на привоз и установку контакта для дальнейшего налаживания поставки и товарообмена. Скорее всего именно в эту неделю поставщики получают каким-то способом извне нужные им безделушки и сообщают о своей готовности вести бизнес с группировками. Сокамерники идейного вдохновителя слегка замялись, переваривая полученную информацию. БиАй решил им в этом слегка помочь: — Сами посудите, как это удобно: наркозависимые слишком заняты своими глюками и ломкой, так что попросту им не до каких-то незначительных телодвижений в тюрьме. Большинство протеиноголовых сносят друг другу башню, чтобы компенсировать энергию, которую не могут потратить на дорогих див, берущих оплату скорее всего сигаретами, едой или выпивкой, вывод: энергия не тратится на игры с оружием, сигаретами, жопами, членами, короче, вы поняли. Они либо идут сюда за домогательствами и издевательствами, либо устраивают побоища, или тупо храпят в своих берлогах, ожидая второй недельки, но уж точно не следят за внутренней игрой поставок. Идеальное время. Чесон шумно выдохнул, вернулся к постели и присел на край: — Что ж, пусть будет так, как ты говоришь. Допустим, с этим разобрались. Но как узнать, откуда они все это достают или через кого? Не поставишь ведь круглосуточную слежку за каждым потенциальным добытчиком. Ханбин почесал макушку, присел на прохладный неровный пол и растянул ноги перед собой. Джун присел на его кровать. Все трое задумались. — Свидания? Может, в них всё дело? Друзья или знакомые проносят все необходимое... — озвучил гипотезу Джун, желая помочь решить эту загадку. — Исключено. На свидания они явно не рассчитывают. Туда не пронесёшь крупный улов на всю тюрьму и уж никак этим не обменяешься. Об этом свидетельствует и время, подобранное и заведённое здесь для свиданий. Промежуточные недели. В это время они могут добирать какие-то мелкие нужды, но запасаться предусмотрено в начале и по-другому, чтобы пройти все этапы спокойнее, — умозаключил Ханбин, откинувшись спиной на стенку, где над его головой красовался календарь. — Тогда какие ещё варианты? — нетерпеливо подгонял Чесон, принявшийся взволнованно стучать ногой по полу. — Я немного об этом пронюхал. Уверен, что замешаны общепит и медицинское крыло. Они в одном котле варятся. — Гм, — произнёс задумчиво Чесон, и Ханбин сразу понял, что тот вспомнил о чём-то значительном. — Есть предположение, что завозят продукты и необходимые медикаменты в начале месяца. — Бам! Страйк! — вдохновлённо выдал Ханбин, имитируя выстрел из пистолета правой рукой. — Это уже ближе к делу. За практическую часть не переживайте, я покопаюсь. Вы просто мои маленькие гении, — нахлынувший на Ханбина приступ нежности и сантиментов был встречен сокамерниками неоднозначно: Джун готов был завилять хвостом, как довольный щенок, а Чесон скривил рожу, словно проглотил лимон, но был польщен такой благосклонностью дилера. Вдруг Ханбин, переменившийся в лице, вопреки ожиданиям присутствовавших, не вскочил, готовясь отмечать научный прорыв, а спокойно встал, культурно отряхнулся, снял робу и принялся скручивать, при этом очень критично оглядывая её. Чесон с Джуном настороженно переглянулись, что уже вошло у них в привычку, не зная, как вообще реагировать на непредсказуемые выходки торгаша, и стоит ли спрашивать о его психическом состоянии. Тем временем БиАй отбросил на пол накидку, достал простыню Джуна и также принялся её скручивать в тонкую дудку, чем ещё больше озадачил товарищей по несчастью. — Эм, БиАй-я, можно узнать, что ты делаешь? — осторожно поинтересовался макнэ, снизу глядя на абсолютно невозмутимого торговца. — М? Что я делаю? — отрешённо переспросил Ханбин, пытаясь связать одеяло с простыней. — Пытаюсь найти способ повеситься. Мысли Ханбина были таинственными, как омут чертей в глубокой лесной ночи, но сейчас одно с другим как-то явно не складывалось. Пазла не доставало, чтобы воедино собрать портрет заключённого, который минуту назад ликовал от того, что всё получается, и даже пообещал, что разберётся со всем остальным сам, а потом вдруг заявил, что собирается вешаться. Самое настоящее втф? — Ты снова свои анекдоты травишь? Чё-то не залетает, — подозрительно произнёс Чесон, понятия не имя, что происходит вообще. — Нет, я реально вешаюсь. Потому что всё куплено, всё продумано, всё скомпрометировано и всё через постель в этом гнилом мире. — БиАй-я, ну что опять на тебя нашло? — уже с откровенным испугом спрашивал ДжэДжун. Ханбин встал в центре камеры, вздохнул и приготовился объяснять ребятам перед отходом в другой мир причину его вселенской печали: — Дело в том, родные мои, что я, блеять, снова попал. И сам этого не заметил, воспарив к своим поднебесным мечтам. Эти расчёты нихуя не помогли. Меня только сейчас озарило, что на третьей неделе пытаться внедриться в трафик также бессмысленно, как мужику родить, мать моя моржиха. Два дня не помогут. Даже неделя роли не сыграет. И две, вот так сюрприз, тоже. Мне нужна первая, мать её, неделя месяца, чтобы всё лихонько провернуть и проверить теорию. Я влип. И если я сейчас себя не убью, лизать мне унитаз в камере этого ушлого проклятого киллера. — Д-два дня? Ты хотел попасть в эту структуру за каких-то два дня? — ошеломлённо трясся Джун, не веря услышанному. — Три, если быть точнее. Сегодняшний день я просрал на анекдоты и твоего ухажёра, — отвечал ему Ханбин, глядя на потолок и пытаясь отыскать крючок, на котором удобно было бы повеситься. — Мда, ловко же тебя подставили. Чему я не удивляюсь. Это же Бобби, что ж ты хотел, пирожков и пончиков? Не стоило вообще вестись, — нотационно провозгласил Чесон. — Да, ты так думаешь? Стоило дать ему себя выдрать и кишки спустить? — привычно язвя, издал Ханбин, выпуская из рук измученную простыню Джуна. — Слушайте, почему бы не перестать строить стену отчуждения и разыгрывать тут мужское достоинство, а? Джун, — Чесон конкретно завёлся и обратился непосредственно к младшему, чем сильно его напугал, — вот почему бы тебе не перестать ломаться, как тёлка малолетняя, и не прыгнуть в объятья к дружку Бобби? Он же хочет сделать из тебя свою подстилку, знаешь, сколько див готовы отказаться от своего заработанного потом и кровью статуса, чтобы просто прикрыться его светловолосым хером? Джун слегка оскорблённо, но все же задумчиво опустил глаза. Ханбин, приготовившийся к тому, что сейчас подойдёт его очередь, встал у стены с календарём и с вызовом встретил заведённый взгляд анорексика, предназначенный теперь для него: — А ты мог бы перестать бегать от Бобби и напрямую узнать, чего ему надо. Крови твоей, смерти твоей, службы твоей или жопы твоей. Тут, знаешь ли, выбор невелик. И тогда уже можешь спокойно погибать от его руки и не бояться, что тебя предадут забвению. Поверь, жертвы Бобби разделяют его славу киллера после смерти, запомнишься навеки, как его семьдесят третье убийство. Как знать, может татуху наколет в честь тебя с соответствующей цифрой. Чесон отдышался, подошёл к крану и испил немного мутной воды, прежде чем устало посмотреть на тех, кого недавно попытался поставить на место и вправить немного мозги. Ханбин замер, устремляя взгляд, который не нёс абсолютно никакой эмоциональной характеристики, внутрь себя. Его медленно стала накрывать лавина осознания. — Ты в чём-то прав, хён. Почему бы Бобби не устранить невзгоду на своём пути, сделав своим семьдесят третьим трофеем? Чесон было уже открыл рот, чтобы донести до общественности заготовленный обидный ответ в стиле самого же БиАйя, но тут же закрыл, увидев этот полуживой взгляд Ханбина. Он, походу, очень глубоко нырнул в себя и сейчас больше говорил не с внешним миром, а с самим собой. И на этот вопрос собирался ответить сам. — Как же всё, оказывается, предельно просто! Нет у него никакого точного числа жертв. Бьюсь об заклад, что даже в его деле не зафиксировано, сколько трупов у него на счету. Он попросту не считал свои заказы, потому что это ему не нужно. Контроль — это хорошо для процесса, но не для итога. Ну конечно! Он просто позволил этому слуху блуждать, чтобы устрашать людей таким вопиющим числом. Слухи — страшная сила, как упоминал ТэГи. Он использовал ситуацию себе в угоду, чтобы психологически манипулировать жертвой, на которую будет непременно лучше давить конкретное число, а не размытые показания. Стихия Бобби — покорение неуправляемого. Всё, что распознано — скучно для него. Вы просто подумайте, о чём мечтает хладнокровный киллер после выполнения заказа? Глаза Ханбина горели таким неистовым энтузиазмом и кипучей энергией, что Чесон готов был поклясться, что хватит на освещение всего Сеула, а Джун просто был убеждён в том, что ещё ни разу не видел хёна таким зажжённым и увлечённым разгадками, как сейчас. Даже мог поручиться, что живее, чем сейчас, он его не видел. — Мечтает о новом заказе? — застенчиво предположили соседи. По крайней мере те, что предпочитали говорить и коммуницировать. — Бинго, да, так и есть! Он убивает и идёт дальше. Но не в убийстве суть, — Ханбин хлопнул в ладоши, усиленно кивнул и тыкнул в пустоту указательным пальцем, в одно из мгновений даже провернул все эти действия одновременно, чем ещё пуще изумил своих сокамерников. — А в чём же? — так же застенчиво поинтересовалась публика, затаив дыхание в ожидании амбициозной тирады заключённого. — Благодаря Чесону я понял, в чём. Ему стоит почаще бомбить, — Чесон нахмурился, пытаясь понять, на что именно его подгорание натолкнуло БиАйя. Долго думать не пришлось, тот сам ударился в ускоренное рассуждение: — Бобби наслаждается самим процессом выяснения, изучения, и чем больше он увлекается, тем дальше откладывает результат. Он подстерегает меня, потому что я продолжаю убегать. Ему интересно, потому что страх не вгоняет меня в ступор, а заставляет сопротивляться сильнее. Он поддаётся, потому что я борюсь. Потому что такова его суть: ему не нужен авторитет, красивейшие дивы, дорогая выпивка или наркота. Ему нужна охота, разжигающая кровь. Пьянящее чувство хищника, преследующего добычу. Для него десерт — вовсе не сам итог, как это обстоит у импульсивных маньяков-психопатов. Те отнюдь не столь беспристрастны и рациональны, как этот убийца. Он, в качестве выслеживающего охотника с винтовкой, ведёт охоту и наслаждается ею больше, чем финишем. Потому что когда он до него добирается, всё заканчивается, все одинаковы, все мертвы. А ему нужна погоня, нужны игры, нужно постоянное сопротивление и адреналин. Поэтому он не убивает добычу, которая так далеко может убежать, а продлевает период игры, продолжает щекотать нервишки. Только тогда его мозг из спящего режима переходит в активный. Узнаёшь, на кого похоже? — На тебя, ни дать ни взять, — выпалил анорексик, глядя в шальные глаза БиАйя и начиная сомневаться в том, кто из них двоих под кайфом. Речь БиАйя казалась спутанной, сбивчивой, но он из всех сил старался донести до внимающей ему аудитории свои страстные гипотезы, полные надежд и веры: — Именно. Я нужен ему, так как я прыткий и живучий, а значит, потенциально могу послужить ему добычей с расчётом на будущее, поэтому он позволяет мне убегать. Пока всё само не решится в пользу какого-нибудь определённого варианта, которых не великое множество. Смерть или жизнь. Соучастник или враг. Я пока ни то, ни другое. Я — его «или» которое он не хочет определять, но и не может игнорировать. Вот, что происходит. И я должен либо сохранять этот баланс, либо примкнуть к чему-то одному, но Бобби не из тех, кого интересует однозначность и определённость, так что во втором варианте я буду либо устранён, либо навеки выйду из его поля зрения, перестану представлять интерес, а значит — и существовать. И ещё... Камера застыла, не перебивая возникшую тишину, чтобы дилер мог выдохнуть и произнести то, что собирался. — Его тянет к неизведанному так же, как меня. Вот, что я понял, — на этом БиАй уже собирался отвернуться к раковине, чтобы умыться, ибо в помещении стало вдруг непозволительно душно, но разговор, как оказалось, не был доведён до ума. Так решил вмешавшийся незнакомый голос: — А как же третий вариант? Ты снова забыл про любовников. Но ты прав, в отношении Бобби эти касты слишком однозначны и примитивны, — на пороге камеры стоял невысокого роста кореец среднего возраста с отросшей чёлкой, прикрывавшей его узкие щёлочки-глаза, тощий, судя по тому, как мешковато висела на нём футболка и накидка, а брюки и вовсе волочились где-то по земле из-за короткого роста их носителя. Он уверенно продолжал, не заходя за границу дозволенного: — Он тянется к чему-то посложнее, чем общепринятые понятия: может быть, враг-любовник? Или соучастник-враг? А может, любовник-соучастник? — голос его казался глубоким, проникновенным, как у старых, повидавших многое на веку профессоров, сложивших весь накопившийся опыт в лекции, которые позже озвучивались именно таким мягким, вкрадчивым и убедительным голосом. — Его влечёт к тому, что представляет собой столь же отчаянно сложное и запутанное, как и он сам. Бобби нехарактерен и неоднозначен. Непредсказуем, коварен и жесток. Может улыбаться, продумывая в уме твоё убийство. А может скалиться, желая тебе больше не попадаться ему на глаза, и отпускает с миром. Сдаётся мне, что подобное притягивает подобное. Правую бровь рассекал шрам, напоминавший некогда глубокий порез. Он в большей степени был прикрыт длинноватой несуразной чёлкой, которая никак не вязалась с морщинистым лицом мужчины среднего возраста. Может, дело не в возрасте, а просто тюрьма так его состарила? Джун с Ханбином сами не осознавали, как крепко вцепились в заявившегося гостя взглядом, поглощая его образ и пытаясь сохранить у себя в памяти под новой системой ассоциаций. Джун нарёк этот файл «Чудак со странной причёской и манерой влезать в чужие разговоры». А Ханбин пока оставил пробел. Ибо, порывших у себя в файлах, он не нашёл такого, что, как этот парень, стал бы так открыто и без стеснения рассуждать об убийце номер один в Корее. — Вы кто? — по-хозяйски вопросил Джун, явно не заметив безразличный взгляд Чесона и МинУ, который красноречиво доложил догадливому Ханбину о том, что они уже были знакомы с новоявленным для ДжэДжуна лицом. — Будем знакомы, я СонКи. Из камеры напротив, — нижняя часть лица сморщилась от широкой любезной улыбки, которую продемонстрировал визитёр. Он неспешно переступил порог камеры, и в глаза тут же бросился заметный дефект: хромота. Вспомнив разговор с Гризли и сочтя его любовника явным доброжелателем, БиАй оставался расслабленным и молчащим. Он метнул взгляд на Чесона, который явно напрягся после появления СонКи. Чем же была обусловлена такая реакция? — Зашёл, как только смог, поприветствовать новых соседей, — несуразная для здешних мест широкая вежливая улыбка не сходила с лица СонКи. Сам он излучал спокойствие и миролюбие, словно на самом деле пришёл в голубятню птичек покормить. БиАй скептично вскинул бровь и недоверчиво молвил: — Решили, наконец, убедиться в своих догадках? Или слухи зашли подтвердить? Вы, насколько я знаю, любите на досуге порассуждать о личностных качествах осуждённых. — Хм, но ведь обсуждая здесь нашего местного киллера, вы делали то же самое. Разве нет? — спокойно и ровно отвечал мужчина, ничуть не смутившийся пристального внимания. СонКи, источающий дзен и полное смирение, присел на край кровати БиАйя. Этот акт совершенно не смутил владельца постели, так как по гримасе боли на лице гостя стало понятно, что долго стоять мужчина попросту не мог из-за боли в ноге. Интересно, это старая, врождённая или недавно приобретённая травма? Вряд ли кто-то посмел бы повредить ногу любовника Гризли. Ханбин в уме прикинул габариты коренастого уголовника и посочувствовал тому, кто когда-либо зарился на его собственность. Кстати, по СонКи нельзя было сказать, что его используют в качестве подстилки. Выглядел он жилистым, широкоплечим, с большими руками и длинными пальцами, крепкой шеей и не менее крепкой, коренастой фигурой, несмотря на явную нехватку нужных килограмм. Совершенно отличался от костлявых, неповоротливых, хрупких и измученных Чесона и МинУ, и уж точно не походил на изнеженных и таких из себя прям бархатных, воздушных куколок див с длинными ресничками и тонкой талией. Словом, ничего в нем манящего и сексапильного БиАй не разглядел, признал его обычным неприметным мужчиной с висящей чёлкой, чем отверг свои стереотипы о том, что подстилкой здесь может являться только нечто женоподобное и симпатичное. Значит, не только такие, как Джун, в опасности. Похоже, реальность такова, что о вкусах не спорят. Ханбин хмыкнул себе под нос, даже не зная, посочувствовать ли участи СонКи или порадоваться за него, сравнив со своими несчастными сокамерниками, вынужденными вечно терпеть давление и унижение в надежде получить столь необходимую дозу. Из всех разносортных присутствующих здесь осуждённых в первую очередь стоило бы пожалеть МинУ, который забился сверху на своей постели в клубок и жадно грыз ногти. Постойте-ка, с каких это пор в обычном состоянии МинУ грызёт свои ногти? БиАй целенаправленно сфокусировал взгляд на своём названом «антиподе» и был изрядно шокирован. Парень, свернувшись в клубок, грыз поочерёдно то края простыни, то свои ногти, будто дикий зверёк, и испепеляющим взглядом прожигал в СонКи дыру, что тот с успехом игнорировал. Что же этот буддист ему сделал? За что такая сосредоточенная ненависть от безразличного ко всему травмированного паренька? — Уже и спросить нельзя, как у нас дела? — вдруг как-то обиженно и хамовато поинтересовался Чесон, оглядывая любовничка Гризли недружелюбным взглядом. Хотя до ненавистного взгляда МинУ ему было ого-го как далеко. СонКи перевёл свой точечный взгляд прищуренных глаз на анорексика, сидевшего на кушетке напротив. — Вижу, что живы и здоровы. Хотя, насчёт второго не уверен, — внезапно от гостя повеяло высокомерием и даже... брезгливостью? Что за херня тут происходит? Очередную часть «Игры престолов» снимают, или чё? Ханбин тупо переводил недогоняющий взгляд с приятеля Чесона на возникшего из ниоткуда СонКи, решившего познакомиться в такое неподходящее время. — С каких это пор ты ходишь по камерам? — слегка насмешливо произнёс Чесон, кивая на хромающую ногу СонКи. Словив взглядом кивок анорексика, СонКи инстинктивно положил ладонь на колено повреждённой ноги и слегка помял его. Жутковатая улыбка озарила его лицо: — С тех пор, как почувствовал себя в безопасности под присмотром Гризли. Чесон тут же поблек, отвёл взгляд и вообще сделал вид, будто укрылся сгущающейся тенью камеры. Световой день подходил к концу. — Не стоило так ради нас утруждаться, — изрёк Ханбин, нацепив на себя фальшивую улыбочку и продолжил говорить в вежливой форме: — Приятно было познакомиться, проследуйте, пожалуйста, в свою камеру до начала ужина. Гризли наверняка будет вас искать. СонКи как-то обиженно поёжился, слегка замялся и привстал. Встав на ноги, он неоднозначно поглядел на Ханбина, будто разглядывая его внутренности — придирчиво и любознательно — и, склонив голову в бок, заговорил: — Уже расстаёмся? Неужели я не сумел зацепить вас знаниями о Бобби и осведомлённостью о положении любовников в этой тюрьме? Теперь БиАй точно знал, как назовёт файл с фотографиями этого типа: «Жуткая подстилка Гризли». Ханбин не ощущал больше ни тени симпатии или уважения, которыми надеялся проникнуться к незнакомцу в начале беседы. Теперь ему становилось как-то жутковато-неуютно под присмотром этих узких глаз, прячущихся за занавеской его ровно свисающей чёлки. БиАй вновь провёл по СонКи недоверчивым взглядом и ещё раз убедился в том, что его мнение и видение Гризли во многом расходятся. — Всё это, конечно, очень занимательно. Но нам правда нужно собираться на ужин. Не хочется придти в числе последних, сами понимаете. Всю вкуснятину разберут! Джун смотрел на хёна как на полоумного, явно прокручивая в голове местные деликатесы и размышляя, о каких вкуснятинах БиАй решил неудачно пошутить. А СонКи же не стал ожидать третьего предупреждения пойти вон и кивнул, направляясь к выходу. — Передайте Гризли сердечный привет, — солнечно попросил Ханбин, лучезарно, но, конечно же, наиграно и фальшиво улыбаясь. СонКи помрачнел, явно не ожидая, что новенькие так холодно его примут, кивнул и скрылся в темноте своего логова. — Зачем ты прогнал его, хён? А вдруг он хотел помочь? — звонко и возмущённо забарабанил словами ДжэДжун, требовательно заглядывая в лицо торговцу. Ханбин жестом отодвинул вставшего на пути к кровати Джуна, плюхнулся в неё и уставился изнемождённым взглядом на дно кровати сверху. — Лучше спроси Чесона, что за отношения у него с этим фруктом и чего от него ждать, — ловко перевёл стрелки БиАй, поручая теперь единственному говорливому свояку в этой дыре глаголить здешние прописные истины. Чесон весь надулся, как шар, от напряжения, насупился и явно демонстрировал полное нежелание выдавать какие-то сведения. Тем не менее Джун не отступался: — Чесон-а, что это только что было? Вы не ладите? Брюнет брезгливо фыркнул, будто едва научившийся гадить в унитаз ребёнок спрашивал, зачем его какахи смывают. — Вот, что я тебе скажу, Джун-ши: бывают шлюхи по обстоятельствам, а бывают — по натуре. Вот СонКи как раз-таки относится ко второй категории, — анорексик резко встал, подошёл к раковине и жёстко процедил: — А теперь дай мне привести себя в порядок перед ужином. Без расспросов. Макнэ внял просьбе старшего. Оставшиеся полчаса до сирены, возвещавшей о времени принятия пищи, Чесон мылся в полной тишине под звуки текущей под напором водяной струи. С очередным приходом в столовку БиАй ещё раз убедился в том, что с каждым разом он узнает о рассадке и положениях местных всё больше и больше. Шире круг знакомых лиц — уже тех, на кого стоит обратить внимание. За сегодняшним ужином Ханбин почему-то вспомнил свой первый день, когда каждый сидящий неподалёку амбал казался ему смертельной угрозой. Да такой, что кусок в горло не лез. Куда уж там, хотелось просто блевать без передышки. Но нынче меньше было внимательных, пожирающих взглядов, и елось значительно легче. Все более-менее привыкли к непоследовательности Королевы Фей, которая оставалась в окружении шлюх и не выкидывала больше никаких эксцентричных выходок. Да и знание иерархии как-то помогало контролировать свои приступы паники. Не зря говорят, что в знании сила. БиАй реально ощущал себя более защищённым, ясно представляя, что стол справа от него, забитый мускулистыми бритоголовыми, не навредит ему, пока он говорит на идеальном корейском без иностранного акцента. Повёрнутые неонацисты, скинхеды и прочая шмаль. А слева находился столик ветеранов, который не считал нужным признавать присутствие около себя самого дна всеобщей социальной ямы. БиАй в этот раз посчитал нужным сесть напротив МинУ, а не подле, как он до этого повадился делать. Лицо парнишки оставалось таким же бледным и безжизненным. Но различие в поведение было существенным: сегодня МинУ не ел. Ни крошки. Просто раскатывал рис по тарелке, пялясь куда-то сквозь посуды. — МинУ, знаю, блюдо не шедевр, но ночью урчание в твоём желудке не даст нам уснуть. Не будь эгоистом, дружище, — действительно дружелюбно и озадаченно молвил БиАй, стараясь быть с мальчишкой помягче и доходчивее. Ханбин уставился во все глаза на соседа, но тот никак не отреагировал ни на фразу, ни на пристальный взгляд. — Не грузись, у него бывает такое. Может не кушать днями, а потом снова уминает за обе щеки. Фиг поймёшь, что за перебои в аппетите, — буднично сообщил всезнающий мудрый Чесон, доедая свою порцию. Из-за плеча оглянув другую половину столовки, остававшуюся вне зоны видимости, БиАй подтвердил свою догадку и ухмыльнулся: — Похоже, не только наш МинУ страдает от перебоев в аппетите. У неподражаемого Бобби тоже нет склонности есть в отведённое время. — Ему наверняка приносят в камеру. К чему утруждаться? — подключился к беседе Джун, который тоже завершал свой приём пищи, ставший уже менее стрессовым с появлением стабильного круга общения. — Ты прав, еду доставляют прямо в камеру. А вот и курьер, — Чесон туманно указал взглядом на вход в столовую, которая тут же немного оживилась с приходом популярной здесь личности. Игривый взгляд медовых глаз, поднятые обе руки, беспардонно машущие всему помещению, словно звезда, пришедшая на свой концерт. Белокурые волосы теперь были приподняты банданой. Ван прошёл мимо стола ужинавших местных «шлюшек», двое из которых не могли не поднять на него взгляды. Он им лишь насмешливо подмигнул, направляясь к повару, выдававшему хавчик. БиАй расценил это подмигивание в качество адресованного ему послания вроде: «Неудачник, не ошибись со временем». Сжал кулаки и нервно кашлянул. А вот Джун скорее воспринял этот жест на свой счёт, так и слыша в ушах заговорщический голос этого гадёныша, взывающий к нему: «ДжэДжун-а». — Ван-болван. Ван-тиран. Ван... — Хён, перестань. — Ван-обман. Ван-Тарзан. Ван-капкан. Ван-дурман. — Хён, ну в самом деле! Что за чушь ты несёшь?! То один глюк, то другой... — выпалил Джун, уже не в силах терпеть очередной бзык соседа, который он поймал по дороге из столовой, гневно насилуя имя помощника Бобби своим фантазёрским языком. — Не, ну ты думал? Что за тупая кликуха? Хорошо, если кликуха, а прикинь, если он и по паспорту Ван! Как же его в детстве-то травили! — всеми фибрами души обвиняя этого блондина в своём нарастающем беспокойстве, продолжал изощряться БиАй, надеясь наконец-то вывести свой мозг из отупленного состояния в работающее. Но пока тщетно. — Это все, что тебя сейчас заботит? Что происходит в твоей башке?! — негодованию Джуна не было предела, но по-настоящему сердиться на Кима он не умел. В отличие от Чесона, который, сославшись на головную боль, попросил обоих новеньких даже не пытаться с ним заговорить, иначе завтра без аппетита проснутся они оба. Вернее, без кишки. Отбой произвели, как обычно, ровно в девять, и Джун тут же воспользовался возможностью отгородиться от надоедливого хёна и его проблемных мыслей напускным сонным видом. В итоге ни Чесон, ни ДжэДжун не собирались более ничего обсуждать и разделять с БиАйем его бремя пиздобольства и революционные Нобелевские речи. И, конечно же, МинУ тоже не вызвался добровольцем развлечь хёна светской беседой, если это вообще стоит упоминать, блять. Ханбин, терзающий себя мыслями о будущих планах и вариантах пробиться в нужное русло, ворочался и не мог уснуть. Он почти подобрался к заветному окошку в другой тюремный мир. Ему только не хватало какого-нибудь проводника. Но где его откопать? Где найти смельчака, который решится вести дела с нагремевшей на всю тюрьму Королевой Фей, за которую даже вознаграждение объявили? Тем более на «Отвязной Пятнице» по-любому пошёл слушок, что Ким БиАйя уволокли в приватный сектор. А это уже повод не телиться за ним от дури. Вот же фак. С такой подноготной в торговлю не лезут. Как же ты встрял, Ким Ханбин! К чему тут осознание природы Бобби, если торгаш вот-вот сам попадётся ему в когтистые лапы и на шкуре проверит, что там предпочитает гром и молния Ёндыпхо. Чёрт бы вас всех драл. И не один раз. БиАй не сразу понял, от чего сморщил лоб. Вроде что-то ударилось об него, вызывая подобный рефлекс. Он слегка покрутил головой на подушке в поисках этого нечто, что прилетело ему аккурат между бровей. Вскоре он обнаружил на полу под своей кушеткой маленький клочок бумаги, сложенный в несколько раз. Ханбин похлопал глазами, пытаясь убедиться, что не спит, после чего развернул листок и прочитал в полутьме написанное: «Прости, что не участвовал в брэнсторме. Но я хочу тебе помочь. Остерегайся СонКи, но не Гризли. Гризли хороший человек. Чесон сам не свой, потому что ему больно думать о них с СонКи, но он это хорошо маскирует. Не дави на него. Что касается Джуна, то я знаю о его планах, пусть не приближается к ТэГи: этот «дива» способен на страшные вещи. Захочешь узнать больше — лезь в вентиляцию». БиАй перечитал послание раз пять. Запихнул под подушку, лёг на неё и закрыл глаза, пытаясь осознать и систематизировать в базе данных прочитанное. Не смог. Вновь достал записку и ещё пять раз пробежался глазами по её содержанию. Анализ позволял сделать вывод, что эти строчки были написаны МинУ. Именно тем забитым парнишкой, который целиком ушёл в себя и не разговорил уже на протяжении долгого времени. Невероятно, но это точно было его послание! Глупая ошибка в слове «брэйнсторм», несостыковки в грамматике, которые бы точно не допустили образованные и грамотные Чесон и Джун, которые, к тому же, участвовали в брэйнсторме. Всё написанное указывало на то, что автором являлся МинУ, третий сосед торгаша. Но мозг упорно отказывался в это верить. БиАй встал, скрипнув пружиной кровати, и взглянул на лежащего к нему спиной МинУ, мирно сопящего и прижатого лбом к стене. Стоя в центре камеры в мутном ночном освещении, Ханбин зарыл пятерню в отросшие, густые и тёмные волосы, пытаясь уловить в уме тот момент, когда бы МинУ успел написать это странное письмо. Вроде бы он всегда находился у всех на виду. Но в то же время нельзя было сказать, что сокамерники действительно видели и замечали его. Это как в анекдоте про индийцев и стены. Стены в тюрьме повсюду, они всегда есть, всегда окружают тебя, но играют лишь роль декораций, не влияющих на то, что творится внутри них, и на каком-то этапе после банального привыкания мозг настолько перестаёт придавать значения их визуальной проекции, что самостоятельно приступает к модуляции и воссозданию их образа даже там, где давным-давно ничего нет. Ханбин шумно выдохнул и вернулся в постель, скрипнув повторно всё той же пружинной. Он сжал в ладони клочок бумаги так сильно, словно пытался впитать в себя краткую информацию, изложенную на ней. А информация была бесценна. Более того, МинУ подарил бедолаге Ханбину сокровище неописуемого денежного эквивалента: шанс узнать нечто большее. Оставалось лишь понять, о какой вентиляции шла речь. Ханбин решил узнать об этом на утро, но вовсе не с помощью выбивания из парнишки над Чесоном признаний во всех познаниях, а гораздо элементарнее, по старинке: порыскать тут по местным доступным местам. С мыслями о мало-мальских продвижениях Ханбин крепко заснул. Блять, да, очень крепко, выспался на всю жизнь нахуй, всего-то на пять часов крепкого сна, мда, проснувшись бодрее петухов в четыре утра за два часа до ёбанной сирены(оффтопом Ханбин далеко не мудрыми словами приписывает себе умудрённый преклонный возраст на основании того факта, что настроил свои внутренние биоритмы на определение примерного времени суток без вспомогательных средств). Ну охуеть не встать, как же весело. Два часа в маленькой закрытой камере с дрыхнувшими в зените своих сладеньких грёз соседями было пиздец как много вариантов отвлечься: походить два шага влево, аналогично вправо; можно было в уме овец посчитать, перечитать письмо, съесть его, вырвать и склеить обратно. А ещё можно лежать на твёрдой поверхности кушетки, как на шезлонге, и глотать воздух, как экзотический коктейль. И зашибись кайф, прям если воображение врубить на полную катушку, то просто залипательно. Интереснее только в Диснейлэнде. «Даже книжек нет, смартфонов там, гр ёбанных теликов. Скупые скотины. Хотя бы тетрисы бы выдали, сукины дети. Свихнуться же можно. Интересно, а кому надо вылизать, чтобы раздобыть тут телик? Надо при случае спросить у Бобби». От безумной тоски единственной причиной смешка, прозвучавшего вслух в четыре (сукаблять) утра в камере, оказались несчастные мысли Ханбина, в которых он мог себе позволить гораздо больше вопиющего, чем на деле в суровой действительности. Последнее, сука, пристанище. В жизни бы не подумал, что будет так радоваться сирене. Сиренушка наша хорошая. Да будет жизнь! БиАй, подогретый ночными думами и грандиозными планами касательно вентиляционной системы Ёндыпхо (на которые он бы в жизни не положился, если бы не письменный совет МинУ), вскочил на ноги, скинул серую майку, переоделся в футболку, а верхнюю робу бросил в подкушеточную преисподнюю (как он прозвал свой хлам, припрятанный под собственной ложей). Если сегодня он собирается что-то вынюхивать через вентиляцию, то ему не нужны лишние вещи, способные воспрепятствовать и без того мизерной гибкости, что имелась у торгаша. Дабы проверить свою ловкость и эластичность, БиАй принялся проделывать упражнения, которые помнил из йоги-мёги. Сонные и слегка перекошенные сожители уже традиционным прифигевшим взглядом оглянули чокнутого товарища, не расспрашивая его ни о чем из страха получить ответ. — Уже перехотелось вешаться? — как только заключённые побрели на завтрак, брюнет со скрученными в дульку волосами решил, что горячая тема уже достаточно остыла для того, чтобы снова попробовать её затронуть. Идя в гуще ворчащей и гудящей толпы, Ким чуть приблизил ухо к лицу Чесона, чтобы получше его расслышать. На сказанное он таинственно пожал плечами: — Всегда успею тут помереть, в этом ты был абсолютно прав, — при этом по туманному взору дилера Чесон понял, что БиАй вновь ломает над чем-то голову и пока не собирается сдаваться. Что ж, по крайней мере теперь и анорексик чувствовал себя спокойнее, зная, что у Кима под контролем суицидальные мысли. А то каждый раз, когда у торгаша случался упадок, становилось не по себе всей камере. Уж так повелось, никуда от этих навязчивых уз не денешься в закрытом пространстве. Столовая вновь превратилась для Ханбина в объект наблюдения, вот только теперь его интересовало не прожорливое население, а стены. Вернее, вентиляционные выходы в них. Торговец как мог вглядывался своим зрением средненького качества под самый потолок, обыскивая глазами углы и стороны, их образующие, на предмет вентиляционных проходок. Нет, здесь на видном месте их не разглядишь. Значит, не столовая. Ханбин вычеркнул это помещение из списка мест для проникновения в вентиляцию. Через пару часов, досконально изучив почти всю швейную мастерскую, он исключил и её тоже. Приближался полдень, а БиАй все никак не мог выйти на след. Лёгкое нетерпение и отчаяние овладевало им. Ну где-то же должны были оставить лазейку в вентиляции, про которую знал МинУ! И, быть может, даже пробовал ею воспользоваться. Наверняка так и было, ведь иначе откуда ему было знать о её пользе и пригодности для торговца? Переполошенный, Ханбин пришёл в камеру с работы раньше ДжэДжуна и Чесона. А вот МинУ уже лежал на своём верхнем ярусе в излюбленной позе, которую БиАй метко прозвал «суперклей для лбов и стен». Ханбин уже думал попросить у надзирателей ручку, чтобы написать МинУ ответ с просьбой дать координаты необходимого вентиляционного выхода, но Ён Хон, лютующий после проделки Вана, срывался на каждом, кто подходил к нему на этаже, так что торгаш, вспомнив, что почти не за что чуть ли не был выебан в рот этим мудаком, мысленно выкинул проклятую ручку, не стоящую рисков, в карьер. — МинУ, слушай, — жалобно позвал Ханбин, чувствуя, что опускает руки. Он присел на кровать Чесона, не надеясь на ответ, но продолжая говорить: — я ценю твой вклад в мои расследования, но я в тупике. Чтобы продвинуться в исследованиях дальше, мне нужно найти вентиляцию, о которой ты говорил. Не такую уж лёгкую задачку ты мне подкинул. Знаю, ты думал, что я сообразительный, но, быть может, я ищу не там... Ты не мог бы мне дать подсказку? Если не хочешь говорить, то окей, как насчёт второй записки? Я ведь хочу нам всем помочь здесь устроиться, ты ведь понимаешь? Когда Ханбин закончил говорить, воцарилось гробовое молчание, будто до этого он говорил сам с собой. Никого не было, кроме него самого. Не от кого ждать ответа. МинУ даже не шевельнулся наверху. Выдохнув, Ханбин уже собрался вставать с чужой кровати и отправиться в скитания по уголкам Блока, которые могут оказаться полезными, как вдруг внезапно сверху пошевелились. Зашуршала простыня. Опустились на уровень глаз БиАйя сначала ноги, а потом и вся болезненно худощавая фигура МинУ. Он, как бледное приведение, прошёл к раковине и принялся долго умываться. И Ханбин бы так не перепугался за него, если бы тот не начал издавать какие-то неясные звуки, похожие на беспорядочно льющуюся воду. Это было впервые, когда изо рта паренька что-то доносилось, пусть и нечеловеческое, но явно настоящее и живое. Сердце БиАйя забилось чаще, а мозг принялся активно работать: этот непонятный звук, воспроизводимый мальчишкой, что-то означал! Но что же пытался донести МинУ до сокамерника? Ну же, Ханбин, подумай, что напоминает этот звук?! Какое-то журчание... Плеск воды? Льющиеся потоки воды? Душ! Это определённо было похоже на звуки душевой! — Я понял! В яблочко! Спасибо, МинУ! — с этими визгами Харбин кинулся вон из камеры в коридор, где чуть не сбил с ног возвращавшихся Чесона с Джуном. Пробежав мимо них и не сказав ни слова, он вызвал очередные настороженные и осуждающие взгляды. — Кому он это крикнул? Нашему МинУ, что ли? Совсем уже не в себе? — с насмешкой изумлялся Чесон, недоверчиво заглядывая в камеру. Стремительный бег в сторону Блока, отведённого под специальные душевые, был прерван сразу двумя надзирателями: старичком с ястребиным взглядом и молоденьким сморчком. — Из Блока Б? — Строго спрашивал старик. — Да. — Так и оставайся в своём блоке, куда бежать-то? — Мне, это, как бы, в душевую нужно, сэр. — Сейчас не время посещения для вашего блока. Вас приведут мыться по расписанию, — вредно пропищал напарник старика. — Думаю, вы не понимаете, мне срочно нужно помыться, сейчас что, занято? — БиАй всеми силами пытался придать себе взволнованный и отчаянный вид, который бы смог пробить броню этих двух занудных дотошных задниц, помешанных на правилах и дисциплине, мать вашу. Такие ещё не сгнили под гнетом коррупции, правящей здесь во всем злате? — Это ты, сынок, не понимаешь, — серьёзно пробубнил старик, кладя грузную и тяжёлую ладонь на плечо Ханбину, — дело не в занятости. Сегодня в душевую ни один блок не пускают. Иди в свою камеру, или тебя уволокут в карцер за нарушение режима. В противовес поставить было нечего. В карцере вряд ли найдётся вентиляционка, а значит, снова тупик. Но если не попасть в душевые сейчас, потом вместе со всеми будет уже невозможно что-то проделать. Сейчас или никогда, Ким Ханбин. Торгаш облизал нижнюю губу и удручённо молвил старику: — Понял, сэр. Простите, я не хотел влезать без очереди, это надзиратель Ён Хон отправил меня сюда, сказав, что Бобби ждать не любит, а то не поздоровится, вот я и бежал... Но раз уж нельзя, придётся мне вернуться, — БиАй поджал губы и выдал мученическую улыбку сквозь боль, самую искреннюю из тех, что мог изобразить. Надзиратели обеспокоено перекинулись взглядами. Ханбин воспользовался заминкой, чтобы сгорбиться и развернуться, а затем уже в таком поражённом виде поплестись к лестницам. Он начал в уме обратный отсчёт, и его окликнули как раз на цифре «три». — Эй, парниша, — старческий голос звучал уже менее строго и решительно. Сегодня у нас первый урок волшебства и чародейства в Ёндыпхо. Записывайте, дорогие мои, волшебные слова, которые помогут отпереть любые двери: сим-салабим, абракадабра, разумеется, «Бобби», блять, и его мифические семьдесят две жертвы, творившие с живыми людьми чудеса. — Если так подумать, сегодня действительно день ветеранов, — старикан погладил морщинистый лоб, сузил глаза и выговорил своему помощнику: — У тебя что, голова опилками забита? Ты чем занимался? Как мог проворонить приход Бобби? Щуплый дрыщ виновато склонил голову: — Простите, я отходил отлить, скорее всего он тогда... — Айгу! — злобно обрубил мямлящего надзирателя его старший коллега. — Хватит уже. Будь внимательнее. БиАй всё ещё стоял у входа в крыло, когда старик, не решавшийся поднять на него пристыженный подкупностью взгляд, резко бросил: — Не стой уже, заходи, раз звали. БиАй не винил старика, ведь Бобби здесь боялись и опасались практически все здравомыслящие. Потому что почему? Да, потому что Бобби. Вы ж умнички, быстро учитесь. Всё, как и в первый день: сначала блеклые, ободранные раздевалки, а потом бежевые (бывшие в незапамятные времена белоснежными) душевые с плохо отмытыми кровяными следами. От воспоминаний слегка передёрнуло, но перенасыщенность эмоций БиАйю не грозила обмороком, как заведено это у впечатлительных аристократичных утончённых натур. Так что, не мешкая, торгаш стал обыскивать тихое пустое помещение, отдававшее эхом, на предмет наличия вентиляционных выходов. Над первой душевой, отгороженной от соседних двумя боковыми стенками, на которых пятнами потрескался и обломился кафель, ничего не обнаружилось. Так же обстояло дело и со второй. И с третий. БиАй уходил в глубь, не оставляя надежды на то, что он правильно понял МинУ. А вдруг его нездоровый звук был истолкован неверно? Ошибка в расшифровке? Если подумать логически, сюда не мог проникнуть такой трусливый мальчишка, как МинУ, до которого все домогались... Выходит, что мог. Так как вентиляционная дырка обнаружилась под самым потолком над предпоследней душевой. Ханбин позволил себе лёгкое ликование в душе и приготовился к следующему испытанию: пробраться в эту самую дырку и не сдохнуть. Он снял с себя футболку, бросил под ноги, схватился за резинку штанов, собираясь её оттянуть, но вовремя спохватился, поняв, что это не стриптиз какой-то и не принятие душа, так что ни к чему такие радикальные меры. Уперевшись руками в бока и с голым торсом, что называется «разнорабочий осматривает домашнюю сантехнику», Ханбин принялся прикидывать, как бы ему пролезть туда, чтобы вылезти обратно. Не хотелось бы все пять лет провести в столь узком пространстве. Размышления прервали очень медленно приближавшиеся шаги. Твёрдые, но медленные, будто церемонно отбивавшие похоронный марш. Ханбину вдруг показалось, что в душевой пора бы заделать дыры в стенах, а то чересчур холодно. Аж арктическим холодом повеяло. Вмиг отмёрзли кончики ушей, носа, пальцев, и, блять, как неловко, соски. БиАй весь напрягся и вытянулся, как струна, вынужденно выпрямляя рельефную спину, ведь в неё упёрлось лезвие. Не буквально, но всё же БиАй ощущал это острие, пробудившее в нём лёгкие покалывания конечностей и слабость в области поясницы. Острый взгляд обжигающим холодом металла застыл на спине и дальше, проникая сквозь неё как рентгеновский луч, коснулся каждого позвонка застывшего на месте дилера. — Не прояснишь-ка, Ким БиАй, для чего это мне понадобилось тебя вызывать? Ханбин не видел, но чувствовал по вибрации, что Бобби наклонил голову, не переставая прожигать спину неморгающим убийственным взглядом. Рокот его сдержанного сердитого голоса эхом отлетал от стен и бил прямо по барабанным перепонкам. БиАй даже неосознанно зажмурил глаза, будто у киллера был заготовлен хлыст, который он вот-вот готов был испробовать на открытой и доступной спине провинившегося. Карма, судьба, Бог, Фортуна — ко всем простой вопрос: за что?! БиАй чуть развернулся боком к телепортировавшемуся Дьяволу, который тоже не стал стоять на месте, а вместо этого обошёл полукругом и явился перед скривившимся Ханбином во всей красе: роба, застёгнутая на все пуговицы, замки, верёвки, но подчёркивающая чёткую форму его подтянутого тела, будто шепчущего: «Я не оголяюсь, чтобы ещё больше не напугать тебя, покойник». Снова та странная толстая цепь на шее, а выше неё поднимать взгляд не хотелось. И без того было слишком колко и резко, как от блестящих на солнце лезвий. Воздух вдруг стал слишком солёным, влажным, так что БиАйю пришлось вздуть крылья носа, чтобы постараться глубже отыскать в нём необходимое количество кислорода. — Так что, не хочешь признаться, с каких это пор ты так бессовестно используешь моё имя в своих крысиных целях? Надеялся, что до меня не дойдёт твоя выходка и она останется безнаказанной? — пауза. Ханбин не решался дышать слишком громко, так как знал, что этим влез бы в звуковую дорожку, отведённую сейчас для Бобби, ведь он ещё явно не закончил, судя по нарастающей интонации. — Похоже, что ты очень любишь выходить сухим из воды. Как самонадеянно, парень. Ты ведь знал, чьё имя произносишь. Нога Бобби делает роковой шаг вперёд, в то время, как руки вальяжно убраны в карманы штанов. Нельзя ему позволить идти в грёбанное наступление в этой пустой, абсолютно безлюдной и изолированной душевой! По нему ведь даже не скажешь, когда он собирается убить, а когда просто припугнуть или поиздеваться. «Может улыбаться, продумывая в уме твоё убийство. А может скалиться, желая тебе больше не попадаться ему на глаза, и отпускает с миром». БиАй в душе чувствовал, что это определение ещё будет удостоено отдельного упоминания. Но не ожидал, что так скоро. Вторая нога Бобби делает вслед за первой шаг вперёд, и именно в эту секунду Ханбин отходит, сохраняя спасительную дистанцию, попутно заявляя: — Да вот, решил предаться ностальгии, видишь ли. Ты, я и душевые, — голос сел, БиАйю кажутся собственные слова неразборчивыми, неровными и дрожащими. Контроль над эмоциями катиться к черту все стремительней. БиАйю надо было посмотреть Бобби в глаза, иначе они не на равных, иначе он абсолютно не почувствует дальнейшие действия соперника, а значит, и не будет способен их предсказывать и контролировать. Надо установить зрительный контакт, ведь от этого же ещё никто не умирал? Хотя как-то не кипело желание стать первым... Короче, в жопу все эти тактики и стратегии, если приходится иметь дело с Бобби. Тут уж как суждено, так и суждено. Если Бобби зол, он закончит это здесь и сейчас. Если ему надоело, он прямо сейчас без свидетелей и прикончит возникшую помеху. Хах, ну давай, БиАй, спроси у него перед смертью, кому тут надо вылизать. Что, ссыкуешь? Прощай, жизнь, ты была стервой, но я тебя по-своему любил. — Ностальгии, говоришь? — умеренный рык, напоминающий человеческий голос, или низкий брутальный голос, напоминающий рык, но эхо от этого неясного хищного звука всё ещё било по перепонкам, будто Бобби с собой микрофон таскал. С колонками. По сравнению с этим собственный тон голоса БиАйя казался детским эгьё. — То есть. захотелось полежать голым в крови со сломанным ребром? А мне, для атмосферы, предлагаешь принять душ позади себя? О такой ностальгии ты мне тут лечишь? Насмешка или раздражённость? Издевательство или интерес? Нетерпение или жёсткость? Ханбин терялся, ведь пары капель мужества не хватало до уровня узких глаз Бобби. Пока что собранных сил хватало лишь на упёртый взгляд в его адамово яблоко, которое то вздымалось, то слегка опускалось. Ориентироваться по этому мощному усиленному акустикой звуку было крайне тяжело, ибо он оседал в ушах как сажа, мешающая чётче расслышать эмоциональную составляющую произносимого. Ко всему прочему, палитра эмоций, внесённая в такой мощный ультразвук, была слишком велика, что уже само по себе не поддавалось распознанию, не говоря уже о том, что этот самый вибрирующий звук выбивал, путал в голове адекватные слова с легкомысленными междометиями. Через секунду в помещении прогремел эхом звонкий звук удара. Будто железной штукой запустили в стену. Ханбин инстинктивно зажмурил глаза и боялся открывать, как только ощутил затылком острую боль и понял, что звук произошёл от его резкого столкновения со стеной в одной из полуоткрытых душевых кабинок. Боль была не столь поражающей, как сам по себе парализующий липкий страх того, что жизнь БиАйя под угрозой и вот-вот может оборваться. Нажима на своё тело Ханбин не ощущал, как и иного давления, полагая, что его просто приложили башкой, но пока ничего другого предпринимать не стали. Другой вопрос заключался в том, как за доли секунды Бобби умудрился преодолеть то расстояние, что БиАй заготовил себе для спасительного манёвра в случаи атаки, да к тому же так, что Ханбин ни размытой тени не заметил, а ощутил лишь сыплющиеся искры из глаз. Ледяные пальцы, схватившие торгаша за подбородок, послужили жёстким требованием немедленно открыть глаза. Хоть и сказано это не было, БиАй сам догадался по очевидным действиям, говорящим о том, что Бобби был не в настроении сюсюкаться. Железный захват, которому не могла противиться вся челюсть попавшего в беду дилера, вынуждал подчиниться приказу, и через секунду Бобби добился своего: заставил упрямого сучонка посмотреть ему в глаза. Ровные, разграниченные черты лица киллера нависли прямо над беспомощным лицом торговца, принуждая затаить дыхание и прикусить язык. Глаза Ханбина впервые за долгое время покрылись мутной пеленой растерянности и потерянности. Чернота, как густая смола, грозила излиться из узких щёлочек и утопить в себе Кима, которого не держали ноги. Подвижность его была ограничена правой рукой Чживона, пригвождённой ладонью к стене над правым ухом дилера. Его тёплое дыхание щекотало лоб. — Неужто ты собрался обустроить свою жизнь, прикрывая свои мелкие делишки моим громким именем? Я недооценил твою борзость, сучёныш. Что ты на самом деле здесь забыл, Ким Ханбин? Ханбин сглотнул ком. Ханбину стало жарко. Потом холодно. Потом снова жарко. Потом к Ханбину пришло осознание того, что если Чживон ещё раз произнесёт его настоящее имя таким требовательным жёстким тоном, то он упадёт в обморок, прямо как впечатлительная утончённая аристократичная натура.