Nix

Жизнь в мрачных стенах Ёндыпхо на взгляд внешнего обывателя будто бы приостановилась. Заключённые, перед окончанием торговых акций у БиАйя, успели запастись нужными продуктами, забились в свои углы и теперь наблюдали за обстановкой со стороны. Никто не смел высовываться лишний раз, изредка гуляя по этажу и заглядывая в соседние камеры для партейки в карты. Стражи порядка заведения называли это замершее время «затишьем перед бурей», потому что прекрасно понимали, с чем связана эта напускная безжизненная тишина: тюремный народ ждал, когда владыка здешних мест съебется в отпуск. Пак ЮнХо очень редко покидал свой рабочий пост и позволял себе отлучаться от дел. С тех пор, как его назначили начальником, он передавал свои полномочия главе охраны и выходил на отдых примерно раз в два-три года. Эти пару месяцев его сборов осуждённые называли «золотыми ключами» — считалось, если переждать их в тишине и послушании, то местный тиран смоется на курорт не меньше, чем на месяц. Так что тюремная традиция велела сводить всю активность к минимуму, дабы не обломать всем последующий месячный расслабон. А вот охране приходилось в этот месячный разгул особенно обливаться потом, стараясь поддерживать хоть какую-то видимость порядка в поистине расслабившийся зоне заключения. О своих ближайших планах Пак ЮнХо обычно пробалтывался обольстительному ТэГи, но в этом году все перевернулось с ног на голову: сам дива узнал о намечавшемся отпуске директора с чужих уст. Привлекательный утонченный юноша шагал по учреждению, как обозлённый жнец мерти, сокрушённый тем фактом, что в этот раз его обставили, как последнего недоумка. Его бесило, что при всей своей дальновидности, опытности и хитроумности им воспользовались какие-то обосранные новички. Это ведь он первым разглядел в них весь потенциал, рассмотрел в забитом заклёванном мальчишке скрытые возможности, даже сумел раскрыть какие-то из них собственными советами и наставлением. Да он, черт возьми, хренову тучу лет продержался на пьедестале в этом говняном месте, держа в намордниках неуправляемых и отбитых преступников, с удовольствием лизавших ему задницу. А самый привилегированный человек в этой яме изливал ему свою душу, напевая оды его красоте. Мало кто знал, что Пак ЮнХо питал запретную страсть к своей родной кузине, на которую ТэГи был так «восхитительно похож». А эти его опасения насчёт того, что его дед — наполовину японец? Об этом даже женушка начальника вряд ли догадывалась. Повелитель слухов знал все о неприкаянных душах, заточенных в Ёндыпхо. Но в одном он дал промах: к Бобби ему так и не удалось приблизиться настолько, чтобы хотя бы опробовать свои чары на нем. Тот был словно глухая стена, абсолютно не интересовавшаяся внешним наполнением. Ему было плевать, кто сидит в этой тюрьме вместе с ним, подобно тому, как сытой акуле нет дел до иных рыб в океанариуме, пока она не начнёт испытывать голод. ТэГи пытался, но в этом-то как раз и была его стратегическая ошибка. Та же самая, что совершил и его предшественник СонКи, в попытках завладеть вниманием грозного киллера. ТэГи слишком любил иерархию. Он ее придерживался, следовал ей, она его защищала и давала какую-то гарантию. Держаться ближе к верхам, удовлетворять их похоть своими природными данными, играя в кузин и кузенов, а потом собирать необходимые для жизни ресурсы — это была разумная стратегия выживания, которой он и учил своих последователей. Пользуйтесь своими достатками, чтобы восполнить то, чего вам здесь не достаёт. Но он не учёл того, что люди, которые прыгают выше устоявшихся стандартов и стереотипов, иногда выстреливают. Подобные случаи уникальны, буквально один на миллион, и требуют достойного набора волевых, ярких качеств, лидерских установок, целеустремленности и даже удачливости. Но они случаются, ибо даже палка стреляет раз в год. Не удивительно, что такой исключительный случай и сумел привлечь заострённое внимание убийцы. А тот, в свою очередь, сумел это «внимание» выдержать. ТэГи сразу понял, что эти двое не смогут пройти мимо друг друга, как только услышал про заварушку с новичками в душевой. Времени прошло не мало, уже чуть больше четырёх лет. Раз не удалось подцепить на крючок элитного наемника, лидер див решил воздействовать на популярную Королеву Фей через ее щеночка. Так он надеялся не просто занять своё место у кормушки, но даже урвать аппетитный кусок праздничного торта. Но понемногу, совершенно незаметно, эти занозы уничтожали кирпич за кирпичом всех фундаментов, на которых держалось блаженство и процветание ТэГи. Все стремительно менялось так, будто тюремная иерархия становилась жалкой детской игрой в крестики-нолики, которую мог выиграть любой придурок, случайно телепортировавшийся в их реалии. ТэГи был стервозен, но никогда не опрометчив или радикален. Его гибкость и дипломатичность, которых не было у СонКи, помогали ему так долго и успешно лавировать между дикими законами джунглей в закрытом обществе жестоких мудил. Он сдерживал ненужные зависть, гнев и обиду, наблюдая, как с помощью его советов этот сорняк ДжэДжун завоевывает место под солнцем рядом с ХэШу. Глава отдельной социальной прослойки Ёндыпхо был решительно настроен на то, что эти паразиты никогда не смогут отбросить его в сторону в решающий момент. Кан ТэГи никому не позволит так с собой поступить. Стоило директору начать отстраняться от него в последние полгода, как парень сразу просек, кто и как перекрывает ему кислород. А когда он узнал, что начальник собирается в отпуск в ближайшие месяцы не от него лично, это было последним и окончательным подтверждением в изменении его статуса. Связь с начальником была золотой жилкой, которую раскусить не каждому было дано. Но строптивый мальчишка, чьим хёном был сам Ким БиАй(чокнутый авантюрист, забравшийся под рёбра самому Бобби) вполне мог на такое замахнуться. Он расцветал с каждым месяцем, запоздалый пубертат его не подвел, а выработавшийся стержень в тылу у отморозка ХэШу явно укрепил его стрессоустойчивость. Если при этом он заручился поддержкой Бобби и таинственного Вана, о котором диве было мало что известно, то становится кристально ясно, кто мог столь нагло позариться на злачное место. Сведя тонкие ровные брови у переносицы, ТэГи шёл твёрдой поступью на встречу с этим отбросом. Обычно они пересекались в кабинете у одного из подкупленных охранников возле качалки, но на этот раз место встречи изменилось: ТэГи отправился в прачечную. Более бредового места для переговоров придумать было сложно. Кому вообще на ум могло придти такое плебейское паршивое место? ТэГи смотрел прямо на проходивших мимо амбалов, и его всегда забавляла их смущенная реакция, будто они сталкивались в коридорах телевизионной студии со своим биасом. Наконец-то он оказался перед закрытой дверью, которую охранял надзиратель. Мужчина в форме ему кивнул, давая понять, что внутри его уже ждут. Дива со скучающим видом кивнул в ответ, припоминая, что этот охранник был часто на побегушках у Бобби. Оказавшись в помещении, ТэГи брезгливо повел носом от запаха дешевых моющих средств. Первым в глаза бросился Ким ДжэДжун. Мелкий засранец был прилежным учеником и явно преобразился в лучшую сторону за время их общения: его мягкие каштановые волосы вились и кудрявились, были идеально уложены в виде легкого растрепанного беспорядка, будто они естественным образом так легли(он мог провести кого угодно, но не вожака див), глаза научились смотреть томно, будто с поволокой, над телом он тоже явно поработал, набрав упругую мышечную массу, не перегибая с этим, и слегка вытянулся, исправив осанку. В уме ТэГи сделал быстрый чек-лист: Средняя длина волос, доходящая до плеч ✔️ Большинство остолопов в этой тюрьме отрицают влечение к мужикам, поэтому цепляются за любое сходство с женщиной во внешнем виде див. Но оно должно было быть не явным, чтобы не драконить их спящую трансофобию. Джун справился с задачкой на десять из десяти. Упругое, стройное, но не перекаченное тело ✔️ Эти озабоченные самцы мыслят тактильно, то бишь постоянно норовят ухватиться за что-то мягкое, приятное на ощупь, без резких выступов и жесткости. А ещё гребанные латенты тащатся по складным и не затюканным мальчикам. Поэтому и тут Джун не зря слушал мастера. Роба на полразмера меньше ✔️ ТэГи всегда советовал своим при отдаче робы во швейный отдел указывать параметры на размер меньше для пошива. Это выгодно подчеркивает их подтянутые формы. Парень сразу разглядел эту деталь в одежде мальца. Соблазнительный взгляд с поволокой и призывом ✔️ Этому, пожалуй, сложнее всего научиться мальчишкам, так как просто красивой мордашки здесь не достаточно. Тут требуется харизма, природный шарм и постоянная работа над собой. Если сделаешь перекос – будешь выглядеть как жалкая овечка на скотобойне, призывающая себя забить, если недостаточно постараешься – будешь казаться бездушной куклой с пуговицами вместо глаз на базарной распродаже. Признаться честно, ТэГи не верил, что этим главным искусством когда-нибудь сможет овладеть ДжэДжун, уж слишком простым и закомплексованным он был. Поэтому и соперник из него вышел бы так себе. Однако теперь ТэГи оглядывал именно такой взор: оленьи округлые светло-карие глаза, слегка подведённые чёрным, смотрели с интригующей смесью невинности, волнения, томности и интереса. ТэГи сам не мог объяснить, но это тот взгляд, который будоражил всяких мудил: в нем не было напускной сексуальности или развратности, наоборот, он казался чистым, наивным, но в то же время доверчивым и манящим. Не мудрено, что Пак ЮнХо понравилось распивать чаи в компании такого симпатичного и образованного юноши. Этот цветочный мальчик уделал короля див за его спиной. ТэГи не сдержал раздражённый оскал. — Ты теперь такая важная пташка, Джун-ним, что не ходишь на наши встречи без свиты? В одном углу стоял хмурый коренастый Югим, помощник ХэШу. Хотя, как догадался теперь главарь див, ухмыльнувшись, этот загадочный тип был верен явно не ему, раз расхаживал за мелким по его личным стрелкам. Персона по правую сторону от Джуна оказалась более неожиданной: на крышке стиральной машинки сидел, развесив ноги, перегидролинный индюк Ван. Он самодовольно заулыбался, заметив скользнувшую по лицу ТэГи тень изумления. Какого черта вокруг Джуна собрались эти ребята? — Это не обычная наша встреча, ТэГи. — С легким нажимом отметил Джун, от чего по телу дивы прошлась волна негодования. Этот сосунок, который до этого играл перед ним роль нерешительного и застенчивого паренька, бравшего сомнительные советы, теперь держался нагло и напыщенно, как только взобрался выше и обзавёлся прочной крышей. ТэГи заговорил надменно и спокойно, не собираясь церемониться с этим щеглом и ничуть не боясь его компаньонов: — Кто быстро взлетает, тот больно падает, Джун. Кажется, я не успел научить тебя этому? — Почему же? Успел. — Джун принял задумчивый вид, касаясь подбородка. Этот подонок ещё и театральничал перед ним! — Кажется, ты говорил что-то про то, что нужно быть свечой, а не спичкой. Что-то в этом роде. Но на воле я начитался цитаток из фэйсбука, спасибо. Не знал, что по ним ещё кто-то живет. ТэГи ядовито улыбнулся. — Значит, с памятью у тебя все в порядке. А вот с инстинктом самосохранения не очень. От хёна заразился? — Задрав подбородок, ТэГи предупредительно добавил: — Вы оба сыграли всеми козырями, и теперь балансируете на грани. Джун равнодушно пожал плечами: — Если долго держать у себя козырей, их могут запросто отнять. Тебе ли знать, ТэГи? ТэГи не мог поверить в то, что эти слова слетали с губ ДжэДжуна. В этом незнакомом голосе проскользнуло леденящее хладнокровие, которое насторожило лидера див. Вернув себе самообладание, ТэГи кровожадно улыбнулся: — На этом моменте до меня должно дойти, что начальник рассказал о своих планах тебе, а не мне? Лидер див все ещё был уверен в том, что разжевать и выплюнуть эту шавку ему не составить никакого труда. В этих играх он подольше мальца будет. ТэГи в своей стихии, а этот ребёнок – всего лишь мотылёк, прилетевший на заманчивый вид огонька. Юноша закатил глаза: — Господи, Джун, я в этой среде давно, так что сразу чую подставу. Но не тешь своё самолюбие этой проделкой: доверие директора не признак твоего мастерства. Твоя информация просто оказалась свежее и актуальнее моей, ничего аномального. Джун недоверчиво нахмурился: — И тебя устраивает такой расклад? Меня начнёт всё устраивать, когда твоя лодочка с треском пойдёт ко дну. А при твоём нынешнем шатком положении даже штиль потопит ее. ТэГи по-лисьи ухмыльнулся: — Думал, я буду сыпать проклятиями и махать кулаками, поэтому привёл своих грозных корешей? Дорогуша, в этом не было никакой надобности. Мое оружие — информация, а не драки и ругательства. — Ну, вообще-то, — прочистив горло, в разговор вклинился блондин, лихо спрыгнувший с повидавшей виды стиральной машинки, — ты фактически безоружен. ТэГи был обескуражен такой прямолинейной дерзостью этой беспрекословной киллеровской марионетки. Красивые черты лица юноши исказились в выражении отвращения и неприкрытого бешенства. Яд переполнил его легкие, заполняя грудную клетку и вырываясь наружу вместе с разъяренными словами: — Ваши мозги стираются в одной из этих дрянных машинок?! Блондин скептично обвёл взглядом аппараты позади него, не выдавая никакого впечатления или ответной злости на своеобразный злобный панч парня с обворожительной внешностью. Того ещё больше вывело из себя мнимое спокойствие собеседников: вскипевший дива понятия не имел, как эти безмозглые шарлатаны сумели зайти так далеко и не сгнить где-нибудь за колючим забором. — Вы краев перед собой не видите. — ТэГи всего перекосило от ненависти и желания ударить их по-больному. Он сложил руки на груди и сузил выразительные глаза с длинными ресницами: — Стоит мне хотя бы во сне заикнуться о том, что Джун – подосланный мышонок, как вся ваша поляна накроется. И ХэШу разделается с каждым по очереди, но начнёт именно с тебя, мелкий еблан. На последних словах ТэГи сцепился взглядом с ДжэДжуном, который, честь ему и хвала, не повёл ни едином мускулом. Хладнокровная маска застыла на возмужавшем лице и смотрела пристально, без тени страха. Неплохо его выдрессировали обстоятельства. Впрочем, иначе ему бы яиц не хватило одновременно общаться и с ним, и с авторитетами, которые див на дух не переносят. — Тебя уже опередили, — Ван подошёл вплотную к Джуну и приобнял его, свесив руку с его плеча. Они оба глядели прямо и с вызовом на выпустившего когти короля див. — Твоя инфа второсортна. Так что, как и я сказал, ты остался без оружия. ТэГи подавил напрашивавшееся желание выцарапать глаза этому крашеному говнюку и огрызнулся: — Тогда Джуну стоит молиться у себя в коморке, а не тратить драгоценное время на сходки со мной. — Парень устремил убийственный взгляд на бывшего протеже: —Ты без пяти минут труп, приятель. Джун заговорил сразу тем же серьезным и хладнокровным тоном: — С этим я бы поспорил. ХэШу обездвижен затишьем перед отъездом начальника так же, как и все в этой тюрьме. Максимум, что он сделает, это запрет меня без товара и еды, надеясь истощить перед судным днём. Холодный подсчёт малого оказался выше всяческих ожиданий и по-настоящему поразил парня-диву. Теперь Джуна было не так-то просто запугать: он совсем не трясся над своей шкуркой, мыслил трезво, рационально, без эмоций и предвзятости. Вот значит какой апгрейд случается, если долго якшаешься с законченными ублюдками. Малыш явно подтянулся в тюремной этике и механизмах данного учреждения. Ван подхватил рассуждения Джуна, а до ТэГи постепенно начало доходить, к чему они все это ведут: — Джун, безусловно, выдержит его голодовку, а когда начнутся обезьяньи порядки и ХэШу решит устроить показательную казнь, мы возьмём суд в свои руки. Парень слушал крайне внимательно и с интересом изогнул бровь. Разумеется, Кан ТэГи в стороне не останется. С Кан ТэГи так никто и никогда не поступит. — И вас волнует, что я решу поддерживать нашего сварливого старичка в роковой час-икс? — Это будет опрометчивым шагом, ведь старичка скоро не станет. Дива, сколько бы не старался, никогда, наверно, не привыкнет к этой обновлённой версии Джуна, столь непринуждённо говорящего о скорой кончине своего покровителя. Ван утвердительно кивнул. Они выглядели столь уверенными, что, продавая они куриную кровь как бычью на рынке, ТэГи бы запросто повелся и купил. Блондин принялся убедительно рассказывать: — Родник ХэШу исчерпан. Все в руках БиАйя, от него сейчас зависит настроение сидящих. А на их союз с Бобби и вовсе равняется вся тюрьма, боясь перейти дорогу. Мы подготовим площадку для финального родео, и этот выживший из ума старик на радость всем перестанет портить воздух. Тогда на полную катушку заживут лишь те, кто помогал это организовать. Выкупаешь, красавчик? ТэГи был заинтригован. Похоже, ребята готовились основательно к настоящему перевороту и продумали все на несколько шагов вперёд. Задумка была поистине претенциозной и грандиозной, а парниша-дива не любил, когда такие громкие события проходили без его сиятельного участия. К тому же, его взгляд всегда был намётан, и он знал, что Бобби был и останется знаковой фигурой, там, где его люди, всегда будут водиться крупные деньги и мутиться большие дела. Раз уж он замыслил раз и навсегда отделаться от ХэШу и не оставить от былого соперничества и следа, прибрав весь режим к рукам, то Кан, мать его, ТэГи в стороне не останется. С ним придётся считаться, ведь от него зависит настрой сотни молодых заключённых, относящихся к классу див. — Итак, я спускаю с рук Джуну его выходку с фаворитом начальника, делаю свою часть работы в вашем перевороте и получаю свои плюшки? Ван и Джун медленно кивнули. Глава див был капризен и непредсказуем, и от него можно было ожидать всякой реакции. ТэГи нравилось держать их в напряжении, ей богу, лучшего кайфа он бы не отыскал ни у одного барыги. Даже у знаменитого своей находчивостью Ким БиАйя. Дьявольски улыбнувшись, парень произнёс: — По рукам. Введёте в курс дела, когда все будет готово. У самого выхода повелитель див обернулся и брезгливо отчеканил: — Но учтите, что мое имя не вписывается в дешевые театральные постановки, так что постарайтесь как следует. Джун и Ван лукаво переглянулись между собой. Меньшего гонора от ТэГи они и не ожидали, но и сами способны удивлять самовольным креативом, когда возникает такая необходимость. Очередной груз ответственности уютно свернулся клубочком на титанически мужественных плечах Ким Ханбина: он практически ощущал, как те подкачались под постоянным прессингом тюремных неурядиц. Несколько недель его мучила бессонница. В голову без передышки лезли мысли, планы и опасения насчёт грядущего события, а в камеру буквально подселили патологическое чувство вины, которое чаще выражалось абстрактно, но изредка принимало форму Джун-ши, терзаемого голодомором в соседнем блоке под присмотром отмороженных ублюдков ХэШу. После мордобоя во дворе активы ветерана резко упали, так что тот с большим энтузиазмом подошёл к запугиванию малого, возвращая себе былую ганстерскую суровость и славу, что, в целом, не шибко прокачивало его тюремный рейтинг. Зато Бобби прокачал свой имидж аки настоящий Бог маркетинга: на смену неподкупному, неприступному и отчуждённому волку-одиночке с вечным похерфейсом пришёл гордый, но адский гибрид павлина и льва, во всей красе и по-хозяйски обходивший регулярно свои территории, выпячивая озабоченность комфортом его людей. Он отныне совершенно не стеснялся навещать шлюхавскую камеру, которую вскоре после его демонстративных приходов перестали так именовать. Обычно киллер заглядывал под предлогом того, что с БиАйем им нужно было перетереть насчёт планов доставок, но в итоге величественной и молчаливой статуей просто возвышался где-то в углу, делая свои барские ставки на одного из игроков в покер или маджонг. В этом деле его фаворитом был МинУ, и Бобби всегда уходил с выручкой и довольный, как черт. Вся эта простолюдинская забава в начале дико резонировала с его статностью и грозностью, да до такой степени, что Ханбину начало хронически сводить зубы при одном его появлении около камеры. Но постепенно все перестали делать из этого новость дня и бурно реагировать на постоянного гостя, а торгаш даже как-то по-домашнему привык к пристальному взгляду наемника из-за угла и обоюдным подколам. БиАй даже поймал себя на мысли, что ждёт этих визитов, ведь пространство без ауры наемника становилось до убогости безликим и пустым. Ханбин терял фокус, если рядом нигде не ощущал этого колкого напряжения и животного магнетизма в воздухе, которые держали его в тонусе. Он никогда не чувствовал в чем-то нужды настолько, чтобы срываться посреди очередной бессонной ночи к чьей-то камере, откуда потом вместе можно было бы выйти во двор и выкурить пару сиг за совершенно не отягощающим молчанием. Иногда они оживлялись и словами резали друг друга по живому, порой устраивали словесные дуэли и перебранки, отпускали остроумные заметки, копались в психических отклонениях или угадывали стремные факты из детства, которые могли бы сформировать их социальную деструктивность, иногда просто матерились ради мата без какой-либо смысловой нагрузки, но чаще всего молчали. Тревожно, беспокойно, звучно молчали каждый о своём. Ким Чживон стал определением целого периода в жизни БиАйя. И в одну из таких тихих ночей, когда длилось затишье, его вдруг молотом ударило по голове: торгашу не было страшно здесь, где есть Ким Чживон, потому что они были островком персонального гаранта друг для друга в ограниченном пространстве общего смятения. БиАй с каждым днём все больше страшился неизбежного освобождения туда, где смятение становилось безграничным и никаких гарантов нет. Дилер никогда бы не думал, что со временем начнёт так сильно загоняться из-за возвращения в никчемную игру с системой, которая катком прошлась по нему и сравняла его шансы с землёй. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся. Наверно, торгаш в этом был вполне типичен и страдал от типичной проблемы всякого, кто привыкает жить по правилам миниатюрного макета внешнего мира, и попросту опасается жизни после перемен, боится потерять то, чем научился владеть в новых условиях. А ещё, во время стремительно развернувшихся событий, БиАй обнаружил себя полностью зависимым от мира новых ощущений, постоянной проверки на прочность и вшивость, адреналина и бешено озабоченных мыслей, что привнесло общение с Чживоном. Чживон и сам изменился, даже если изменения эти были видны разве что на молекулярном уровне. Но, чем глубже они происходят, тем основательнее, разве нет? Бобби по-прежнему было сложно прочесть, его ход мыслей было не предугадать и вообще тяжело было предположить, о чем именно он думал, разве что тот сам не позволял заглянуть в свои «чертоги разума». А если он и говорил по долгу, то только о деле. Например, когда он навещал их камеру. Хоть это и смотрелось как пустая болтовня на фоне ставок и развлекаловки, настоящая причина его нахождения была кристально понятна участникам сборища. Обсуждения предстоящей тюремной «зачистки» допускались исключительно тогда, когда они находились в компании других ребят. Это правило укрепилось по умолчанию, хотя ни Ван, ни Бобби не потрудились озвучить и обьяснить его принципы вслух, так что БиАйю пришлось принять его как данность. В целом можно было логически додумать, что в легкой непринужденной атмосфере тюремного коллектива никто не смог бы углядеть притаившейся сговор самых серьезных масштабов. А искусственный шум, которые профессионально отыгрывали Чесон, Нам Хван, МинУ и ДжэГу служил прекрасным заслоном от прослушки и утечки инфы. Если бы БиАйю пару лет назад сказали, что лучше всех с «наложением шума» будет справляться МинУ, вернувшийся с лазарета, он бы швейной машинкой проколол себе хуй. Но это оказалось именно так, так что слава богу нехватка времени компенсировала ему нехватку ума, не то бы он точно поспорил с кем-нибудь на пирсинг в члене. Излечившегося от ран паренька после возвращения как будто подменили: он охотно социализировался со своими знакомыми и сокамерниками. В первый день и вовсе вызвал приступ миокарда тем, что воскликнул о том, как он скучал, когда увидел БиАйя и Чесона. Они потом с неделю обсуждали это с Нам Хваном, будто родной ребёнок наконец-то назвал их папашами. А аджосси дразнил их в отместку за все приколы над своим возрастом и сентиментальностью. И вот теперь как раз-таки МинУ издавал больше всех звуков, на подобии вопля отчаяния, когда проигрывал, хрипел, свистел, недовольно рычал, топал и бил по подушкам, а в моменты повышения ставок и выигрыша хлопал и смеялся взахлёб, что смотрелось вполне себе жутко как бюджетная версия какого-нибудь мутировавшего злодея. — Круто, конечно, что он теперь так может, но малой не переигрывает? Я иногда свои собственные мысли не слышу, — сетовал Ван в один из первых дней мозгового штурма. — Я начинаю бояться, что он и не играет вовсе. — Поделился чувствами Ханбин, оглядываясь на свою кровать, на которой пристроился ржущий как морж МинУ. — Скоро вообще забудет, как вести себя тихо, и мы начнём скучать по бесшумным денькам в этой камере. Бобби отвлекался лишь на то, чтобы сделать ставки или бросить остроумную фразу играющим, комментируя их навыки карточного боя, но от темы с Ваном и Ханбином отступать не любил, сразу возвращая их к предмету беседы. Они долго накидывали варианты нужного сценария развития событий, но Бобби не выглядел удовлетворённым ни при каком раскладе. В конце концов Ван и БиАй сдались, поняв, что убийца давно что-то прикидывает на уме и пытается это лучше сформулировать. Заставить его открыть свой замысел было труднее, чем провернуть цирковой номер с раскрытием пасти аллигатора. Разум убийцы, начавшего планировать убийство, был самой заковыристой хуйней на свете, похлеще, чем раскалывание орехов голыми руками. БиАй пару раз пытался инициировать диалог с наемником, пытаясь вывести его на изложение планов, что зрели в его голове, но каждый раз, когда они оставались наедине друг с другом, Чживон деликатно съезжал, с какой-то даже долей меланхолии и разочарования прося не затрагивать этот вопрос до более подходящего времени. БиАй стал замечать, что в редкие моменты уединения Бобби преимущественно представал именно таким: расслабленным, меланхоличным, спокойным и уставшим, будто бы его статусность, долгие годы сковывавшая его загадочную персону тяжелыми доспехами, могла наконец быть отброшена, даря ему роскошь быть собой и оголить те места, что давно были прикрыты ярлыком киллеровского ремесла. В Ханбине этот доверительный акт раскрепощённости пробуждал совершенно нелепую детсткую взволнованность и лестное чувство своей избранности. Но больше всего торгаша поражало то, что он не стремился надавить на уголовника и выудить из него нужную инфу, внося привычные для себя хаос и раздор в эти алогично интимные минуты. Он ощущал, что планам Бобби просто нужно дозреть, чтобы быть представленными публике. А затем, возвращаясь к себе под хор тюремного храпа, торгаш играл в занимательную викторину под заголовком: блять, а с каких пор дилер стал таким тонким психологом в вопросах наемных убийц? БиАй надеялся, что это не какая-нибудь ментальная разновидность ЗППП. И ещё один интересный вопрос из той же викторины: как двое в край отрицательных имбецилов могут в теории положительно влиять друг на друга? Исследование этого вопроса Ханбину пришлось отложить, ведь у Ким Чживона начались внезапные схватки: его мрачный плод наконец готов был разродиться и явиться на свет перед двумя заключёнными, измотанными постоянной бессонницей и беспокойством за умственные потуги своего коллеги. Киллер декларировал как на настоящей научной конференции, приводя доводы в защиту своего замысла. Размышления Бобби базировались на том, что шумиху надо поднять поистине беспрецедентную и безбашенную. Разрушить к чертовой матери все стереотипы, рамки и границы представлений, за которые осуждённые Ёндыпхо привыкли прятаться. Бобби предлагал пошатнуть всю систему жизненных установок, которых заключённые понабрались немало, пока отсиживали тут свои сроки. — Клетка начинается в голове, так ведь? — Обратился с трибуны Бобби, и лекция сразу приобрела мрачные краски. — Если по этой теме заставят писать эссе, то я пас, — настороженно пробормотал Ван, склонившись к БиАйю. Бобби сопроводил реплику Вана безжизненным взглядом и продолжил пояснять: — Наши привычные взгляды, выстроенные окружающим миром, диктуют нам модель поведения и адаптируют ее к здешним условиям. Поэтому и существуют эти ебучие ранги. Проще говоря, привычный менталитет и идолопоклонничество велит нам выводить «див» в отдельную касту, потому что красота неприкасаема, делает иностранцев отщепенцами и изгоями, поэтому они вынуждены сбиться в кучу против наших заморочек насчёт мононациональности и принципа деления на «свой» и «чужой». А ещё даёт статусность тем, кто дольше в этом месте, ведь он «старшак», а внутренний барьер не разрешает идти наперекор этому статусу. БиАй и Ван одновременно тяжело выдохнули и зависли на пять секунду с нависшим над ними значком загрузки. Ханбин первым вышел из транса, ведь все его представления и познания о высокодуховном начинались и заканчивались фразой «тантрический секс». Изогнув брови, он искренне молвил: — У тебя, конечно, было дохуя времени проанализировать погодку в этом месте, но я бы лучше послушал про то, как ты предлагаешь действовать, пока ты не начал цитировать индуистских философов. — Повернув голову к Вану, он озадаченно шепнул: — Он ведь ещё не начал, правда? Бобби удержался от того, чтобы не закатить глаза, и чётко выцедил: — Мы разом вышибем коллективный мозг из черепной коробки, если позволим этим долбоебам творить то, что им и в самом развязном сне не снилось. — О, вот черт. — Ван схватился за голову, как будто вспомнил ответ на тест. — До меня доперло. Наёмник, не обращая на него внимания, продолжил доходчиво изъяснять: — Любой сможет избить диву, к которой раньше даже прикоснуться не мог, иностранцы смогут помахаться с корейцами, доказывая, чей хук, ну или там хуй, исторически лучше, новичок сможет доказать, что у него есть яйца, если надерет зад ветерану. Так и только так будет действовать наш ринг. Повисло молчание. Бобби выжидал, пока его революционная затея дойдёт до соучастников. Но лица Ханбина и Вана выражали вполне справедливое опасение, что нихуя не выгорит. Тихий тон блондина выражал настороженность: — Это посеет сомнения. Не многие пойдут на такое. Для них игра не будет стоить свеч. Бобби кивнул, как бы соглашаясь с точкой зрения светловолосого, но все же утвердительно настаивал на успешности своей идеи: — Там, где сомнения, там и хаос. Стоит только разогреть толпу, внушить им, что этой ночью дозволено то, что в обычное время считается табу, и народ распалится не на шутку. Начнет разрываться между запретным плодом и той иллюзорной безопасностью, которой не хотят рисковать. Нам понадобится настоящая шумиха. — Мы и так зовём в расшатанный спортзал всех сукиных детей этой дранной тюрьмы, куда ещё шумнее? — Озадаченно откликнулся торгаш. — Мы скорее там задохнёмся, чем успеем порушить чьи-то стереотипы. — В унисон ему пробормотал Ван. Бобби жестко выдавил, стараясь выделить каждый слог: — Нам нужно, чтобы спортзал ломился к чертям собачьим, а в коридорах на пути к нему было не протиснуться. Чем больше народу, тем незаметнее будут действия. — Весь соус в том, что без разогрева тут действительно не обойтись, — подумав, качнул головой БиАй. — Если сработает, то бои без правил получатся легендарными. Киллер и торгаш посмотрели друг на друга и кивнули, как бы соглашаясь с общим ходом мысли. Ван хмыкнул: — Да, ведущие заебись и конкурсы интересные, но придётся подключать чуваков для разогрева. — Эту часть вывезем за счет своего домашнего зоопарка. Нахуй мы их все это время содержали, если не выпустим на финальном акте. — Бобби в повелительном жесте приподнял подбородок и обратился напрямую к белобрысому: — Ван, выстроишь с ними коммуникации. Нужно раздать им роли для вменяемого интро-перформанса, и все, с разогревом делать нехуй. БиАй уже почти слышал, как Ван ворчит и бурчит аки недовольный старикашка, но тот лишь почесал шею, удрученно соглашаясь с наемником: попиздеть с братвой и организовать очередную хайповую инсценировку было для него легче, чем хрен в штанах поправить. Торгаш вновь вернул взгляд на Бобби и неожиданно встретился с его ухмылкой: — Я думал, что вас больше напряжёт строительство ринга. Ханбин издал нервный смешок: — Вы двое организовали мне ебанный кинотеатр и притащили чертов лэд-экран в обосранную каморку. Не знаю, из какого помойного говна вы все это смастерили в прошлый раз, но уверен, что и боксёрский ринг соорудите. Бобби обаятельно сверкнул клыками, подавляя вырывавшейся смех. Что-что, а вот угарать из-за одного находчивого клоуна во время обсуждения операции, от которого зависел их срок, он точно не собирался. — БиАй, — торгаш собрался с мыслями, когда наступил его черёд выслушивать указания киллера, — тебе придётся провести вашу не самую радужную беседу с Гризли как можно скорее. Только после неё мы сможем приступить к полноценной подготовке. Дилер ощутил, как душа с неохоты свернулась в комочек, и нервно кивнул. Бобби знал, как торгашу не хотелось общаться с Гризли о предательстве его любовничка, поэтому не торопил и относился снисходительно до той поры, пока планы, цель и время не обозначились достаточно чётко. Его терзала та же викторина: как он, блять, так повысил свой эмпатический айкью, что теперь отчетливо понимал все загоны торгаша и милосердствовал перед ним? Наверно, рядом с Ким Ханбином такая динамика была для него неизбежна. Решив наконец-то перестать увиливать от своих обязанностей и разобраться со своей частью «мелочей», про которые настойчиво напоминал Бобби и Чесон с его подачи, Ханбин принялся за выполнение своей миссии. Гризли был его и только его ношей ещё с того вечерка, как помог вынести Нам Хвана с мудацкой вечеринки, и как бы дилер не хотел, но он не мог переложить ответственность важного разговора на кого-либо другого, сославшись на паршивое самочувствие. Ебанная тюрьма, даже не попросишь себя подменить. Типа: Эй, чувак, я тут в тюрьме сижу, помнишь же, да? Можешь посидеть вместо меня в четверг, разгрести кое-какие дела с подстилкой одного братана? Я в долгу не останусь, чмок в хуёк. А состояние торговца было и вправду хуевым. Его донимали призрачные боли во всем теле, постоянно схватывали судороги и одолевали мигрени, а зубы и вовсе норовили раскрошиться и выпасть. Если общее самочувствие он мог спихнуть на клятый авитаминоз и пережитый тубик, то зубы, к гадалке не ходи, были целиком и полностью на совести киллера, который своим пенисом осквернил святая святых и заставил все во рту гнить, ёб вашу мать. Пиздец какой-то блять. Поэтому никто ему не блядский судья за то, что он систематически тырил запасы обезболов перед встречами с заказчиками и клиентами. Эта греховная слабость только его маленький секрет. Закинувшись очередной порцией, Ханбин принялся караулить мужчину в коридорах у качалки. Выгадать время, когда сосед по камере будет один без этого пронырливого коршуна СонКи, было ахуеть как трудно. Тот все время пас своего покровителя, чтобы только смерть, блять, могла их разлучить. В столовой эти двое теперь сидели отдельно ото всех, в душевые ходили исключительно вдвоём, даже на отработки, в джим и во двор ходили только парой, как ебучие сиамские близнецы. Конечно, будь БиАй в таком же рисковом положении, как этот калека, тоже бы лип к своему громиле-телохранителю как говно к туалетной бумаге. Накануне, во время очередной прогулки во дворе, Ханбин взял совета у Вана и Бобби касательно предстоявшей беседы с Гризли: — Так тебе нужно отстранить этого мудака от разговора? В чем проблема, действуй в стиле «Ёндыпхо»! Забашляй товаром какому-нибудь новичку-простофиле, чтобы он «случайно» толкнул этого мудака на предпоследней ступеньке лестницы. — Жизнерадостно проконсультировал крашенный блондин. — Простой подножки хватит, чтобы хромой остался греть койку мед.пункта денёк-другой, — внёс профессорские поправки Ким Чживон. — Если не охото заморачиваться на третих лиц, то Боббин подкупленный охранник всегда может выволочь его из камеры посреди ночи, — ещё более жизнерадостно подмигнул Ван. Ну, в конечном итоге, нельзя сказать, что Ханбин все-таки взял советы у этих социопатов, скорее с высоты своей безгрешности обвинил их в чудовищности, на что монстры недоуменно покачали рогами и велели дилеру пошевеливаться, иначе к отъезду начальника они могли не успеть всего, что требовалось подготовить. Укор о том, что они не могут приступить к следующей фазе организации, пока Ханбин не утрясет вопрос насчёт крысы с Гризли, подстегнул лучше любого хлыста. Конечно, тюремные старожилы не были в восторге от тактики выслеживания и выжидания торговца, но им пришлось мириться с его пацифистскими методами, покуда они сами не собирались возиться с опекунскими замашками Гризли. Ханбин за несколько дней подготовки вынюхал возможную лазейку: качки со стероидами вместо мозгов обычно любили нежиться в душевых после упорных издевательств над ржавыми тренажерами. Их одной толпой уводили дежурные надзиратели. Гризли иногда присоединялся к ним, отправляя не занимавшегося СонКи в свою камеру. БиАй не состарился и дождался этого чуда: уголовник разминулся со своим настырным компаньоном сразу после качалки, сбившись в кучу с потными мужиками, обсуждавшими свои спортивные достижения и рекорды, побитые на воле. Во мрачном коридоре, который вёл к жилым блокам и в который выходили заключенные после душевой, БиАй преградил дорогу тучному мужчине, молча давая пройти всем остальным и ожидая, пока любопытных ушей поблизости не останется. Вся заготовленная речь пошла нахер, стоило Гризли сурово посмотреть на возникшего перед ним напряженного наркодилера. БиАй почесал затылок, не зная, с какой стороны подойти к теме или же сразу рубить с плеча. Да и вспоминая последний диалог, не знал, поверит ли ему вообще этот упёртый баран и захочет ли помочь в осуществлении плана. Бывший спортсмен был человеком прямолинейным, поэтому торгаш не стал юлить и выстрелил ему в лоб новостями как автоматными очередями. Жизнь в глазах мужчины буквально померкла на доли секунды, а затем он, яростно пыхнув ноздрями, сполз вдоль серой стены на холодный пол с полотенцем, перекинутым на робе через плечо. Торгаш надеялся, что раскрытие продажной натуры СонКи не так сильно поразит громилу, но мог понять обуревавшие его чувства. Присев рядом на корты, он услышал от того: — Так он точно сливал инфу этому уёбку? За моей спиной? БиАй кивнул, не распаляясь на тирады в духе «я же тебя предупреждал, бла-бла-бла». — Из-за него Джуна держат в душняке? Ханбин вновь кивнул, давая мужчине собраться с мыслями. Выглядел тот угрюмо, сжимая кулак до покраснения и проступивших на нем синеватых вен. Совершенно неожиданно громадный кулак заключённого кувалдой пронёсся над макушкой дилера и врезался в стену, раскрошив по спине Ханбина кусочки штукатурки. Ханбин матернулся и встряхнул накидку, а Гризли спрятал лицо в ладонях на пару секунд, но затем вернул себе самообладание. Все ещё ахуевавшему торговцу было непросто выдвигать предложение, которого требовал выстроенный совместный план, но забить на поступок этого скользкого мерзавца и не воспользоваться им было бы диким упущением. Глаза Гризли расширились, когда Ханбин произнёс в слух то, что должен. Чтобы как-то смягчить темперамент мужчины, он добавил: — Я знаю, что за все это время у вас выстроилась взаимная привязанность, но эту паутину, в которую он повязал тебя, пора оборвать. Только ты сможешь сделать то, что пойдёт на благо всем. Гризли отрицательно покачал головой, как упрямый малыш, не желавший принимать из ложки мерзкий комок каши. Ханбин сглотнул и вновь заговорил: — Ты же понимаешь, что он готов бросить тебя на растерзание в любую минуту, вытерев об тебя ноги? Сначала Чесон, затем Джун, потом ты. Он пожертвует любым ради собственной шкуры, и ваши постельные ласки вовсе не гарантия обратного. Гризли горько усмехнулся: — Разве здесь не все такие же? Торгаш мотнул головой: — Мы не такие. Гризли со страдальческим и уставшим выражением на лице посмотрел в глаза торговцу: — Ты так в этом уверен? В голове Ханбина молнией пронеслось: Да, уверен. Мы не такие. Мы гораздо хуже. Но вслух он произнёс другое: — Ты либо сделаешь, как просим мы, либо дашь этим говнюкам потоптаться на наших трупах. Как на своём. Мужчина нервно потер кулак, будто размышляя, с какой именно стеной или уже на этот раз мордой столкнуть его, а у Ханбина ебало зачесалось: он изо всех сил надеялся, что его кандидатура не рассматривается. Поддавшись чуть вперёд на кортах перед лицом мужчины, торгаш вкрадчиво произнёс: — Это уже не дружеское предупреждение или просьба одолжить бритву, чувак. На кону стоит наше выживание в этом свинарнике. БиАй положил руку на массивное плечо в сопереживающем жесте. Его передергивало от мыслей, как сильно он давит на мужчину и во что вообще втягивает, но иначе ДжэДжуна невозможно было бы вызволить, а этого сучьего выродка ХэШу вместе с СонКи никак не вытравить. Коридор наполнился звуками шагов надзирательских ботинок, которые вели партию осужденных из жилого блока, чья очередь на помывку выпадала на этот день. Гризли посмотрел на торговца опустошенным взглядом и коротко ему кивнул, приняв решение и ставя свою подпись под делом об устранении проблемного тюремного авторитета. Ханбин чуть было не схватился за сердце, выдержав это напряжение, но, отбросив в сторону излишнюю драматизацию, встал на ноги и помог подняться соседу, по дороге дозировано выдавая инструкции и стараясь обходить других заключённых. Возвестив Вана о выполненной миссии, БиАй надеялся чуток насладиться покоем, пока другие психопаты собирают свою орду и распределяют задания, но трайхардщик из дилера выдался так себе. Бессонница и поганое самочувствие только усугубились от постоянных тревожных мыслей о том, что зараза ЮнХо может не съебаться в отпуск, ХэШу может добраться до них раньше, на вечеринку никто не купиться, Джун не выдержит и отбросит коньки прям на глазах у всевидящего Вана, а Гризли не справится с нервами и придушит СонКи раньше, чем его можно будет использовать, и засядет в карцер. Вариантов того, как все обломится, было дохуительно дохуища, и это очень мешало торгашу отпустить тревоги и забыться в блаженном сне. Он уже даже жалел, что никто не может разукрасить его до потери сознания, чтобы хоть так выключиться не на долго. Ребятам из камеры передавалось это состояние тихого отчаяния воздушно-капельным путём, да и план им тоже был не по душе: слишком уж все висело на соплях, чересчур высокий риск для такого малого количества средств и изолированного пространства, где от обычного пердежа могут переполошиться длинные этажи, набитые вдоль и поперёк долбоебами разного сорта и подвида. Обсуждать что-либо вслух строго запрещалось, а могло и караться(помня Бобби в его естественной ипостаси, не хотелось это проверять), поэтому всем приходилось держать себя в узде с языком за зубами, молча потея и придаваясь легкому мандражу. БиАй старался не царапать кожу на руках встроенной иглой во время работ, уходя в глубокую медитацию и якорями приземляя себя обратно, когда мозг улетал в пучину беспросветного волнения. Иногда пытался учиться у МинУ карточным трюкам, ведь тот оказался очень ловок и проворен на руку, хоть и объяснял этот учитель односложно, в основном словами «так», «вот так», «да», «верно», «нет». Но то было сродни восьмому чуду света, так что на каждое скупое словцо не болтливого учителя БиАй благодарно улыбался во весь рот. А вот Чесон поводов для радости не доставлял: он острее всех реагировал и огрызался на повседневное обыденное брюзжание аджосси, даже когда тот в очередной раз отчитывал не смывающий унитаз, пререкался с ДжэГу, постоянно норовя перекинуть его за перила лестницы, шипел на не спящего БиАйя, если тот слишком громко переворачивал подушку, стараясь отыскать прохладную сторону и приложить к многострадальным зубам. Анорексик казался до жути раздражительным, угрюмым и пассивным. И торгаш понимал, в чем дело: он вернулся к регулярным дозам, когда Ханбина упекли в одиночку, и принимал на протяжении четырёх месяцев, что пагубно отразилось после завязки. С тех пор, как сундук с сокровищами был передан БиАйю, Чесон не совершал никаких набегов и не делал косвенных предложений относительно тюремных трофеев в дилеровском тайнике, но было видно, как повторный резкий отказ от употребления уводит парня в минус и жестко откатывает на несколько уровней назад. Естественно, он был внутренне сломлен, подавлен и по-своему взбешён, но его сознание не могло найти виноватых, и его потерянность выражалась в скачках агрессивного отношения к внешним раздражителям. Хоть это и не было ломкой и даже не пограничным с ней состоянием, БиАй не понаслышке знал, что та искажённая дичь и муть, которую сознание Чесона без наркоты выдавала ему в качестве реальности, намного хуже судорожных и лихорадочных припадков, которые физически испытывало его тело. Да, соседствовать с наркоманом, застрявшим в цикле — одна из самых скверных бытовух, которая могла бы постичь человека в изоляции. Воистину справедливая для Ким Ханбина участь, вот только не ему одному приходилось помимо собственных тревог и напастей мириться с чужой неуравновешенностью. Все сокамерники были одинаково измотаны к середине «золотых ключей». К сожалению, никакими смесями и переходными жидкостями не вытащишь из той фазы, в которой застряло мироощущение анорексика на этой стадии. Выходов два: либо он возвращается в сладкий мир грёз, либо работает над принятием действительности со всеми вытекающими погаными ощущениями. БиАй в одном из ночных тет-а-тет бесед твёрдо оповестил соседа, что для него выход лишь один: бороться с зависимостью и возвращаться в мир боли, потому что боль — это единственное, чему можно верить. Продавать наркотические вещества Чесону он не стал бы никогда и ни за что: никаких барбитуратов, релаксантов, блокаторов, стимуляторов, транквилизаторов, седативных и т.д., и т.п. Дальше торгаш мог лишь как посредник и сторонний наблюдатель пытаться не влезать в чесоновский процесс адаптации, который был больше похож на маниакальный психоз, сменяющийся апатией, и наоборот. Но в те дни на всех одинаково было больно смотреть, а Ханбин и сам еле вывозил собственные чернушные мысли, патологическую вину, бессонницу и вечный приём анальгетиков от ебанутой не диагностируемой остаточной физической боли. В один из особо тяжких дней, когда Ханбин встал с постели в хлам убитым и изможденным, провёл полдня в безумной нехватке общения и обсуждения творившегося и предстоявшего пиздеца, его атаковали сомнения библейского толка. Он нарушил каноны вероисповедания, усомнившись в киллерских навыках Чживона. Как он вообще замочит ХэШу? У него были наметки и прикидки или он всегда импровизирует, как в те прошлые разы? Насколько он подготовлен к этому сейчас, если раньше у него все накрывалось медным тазом? Откуда знать, что в этот раз все пройдёт гладко? А если в процессе оснащения, экипировки и подготовки он что-то вечно упускает, раз не добрался до уголовника раньше? БиАй интуитивно понимал, что его страшно параноит, и за такую истерику наёмник вломит ему так, что он точно будет видеть вечные сны, но все равно не мог унять сверлившее изнутри шило и сам не заметил, как ноги принесли его к порогу знакомой просторной камеры. Он, блять, поедет кукухой раньше всей этой грандиозной шумихи, если не побазарит с Чживоном и не услышит его как всегда мега супер пупер самоуверенный обволакивающий тембр голоса. Заглянув внутрь камеры, Ханбин опешил: она показалась по-другому обставленной. Обведя ее взглядом, дилер не мог понять, что изменилось. Он в глаза долбится или за кроватью Бобби и вправду не стало никаких сосудов, емкостей из-под спиртного, аптечек, мешочков и банок со всяким барахлом? — Ты чё, прибрался? Ханбин знал, что Чживон, широкой спиной сидевший к порогу, давно заметил его появление, но как всегда не подал виду. Обернувшись на спросившего, киллер лениво проморгался, отрываясь от какого-то маленького куска бумаги. Освещение в тюряге любого оставит слабовидящим, это уж точно. — Что хотел? БиАй слегка оживился, расслышав негромкий и хриплый тон убийцы. — Для самого главного все готово? Торгаш старался говорить деловито, но Бобби все равно этого не выкупил и скептично изогнул бровь: — Для чего? — Ну, инструменты, типа чтоб замочить... Бобби заткнул дилера сразу же, не дав ему договорить: — А, блять, ты об этом. Да не нужны тут какие-то особые заготовки. БиАй взглотнул, понимая, что это явно не то, что успокоит его воображение, подкидывавшее зарисовки их общего провала. — В смысле? — Нерешительно переспросил торгаш, моргая глазами. — Будешь импровизировать? Даже не подготовишься? К такому-то важному делу? Бобби от недовольства сузил глаза и со вселенской тоской и унынием посмотрел на этот человекоподобный геморрой. — Может мне ещё презентацию подготовить? — Саркастично выдавил наемник, возвращаясь к разглядыванию листка. Боковым зрением видя, что Ханбин все также мнётся у порога, он выдохнул и скучающим тоном протянул: — У меня две руки при себе, как-нибудь разберусь. — А не слишком ли ты самонадеян для такого важного дела? Бобби закрыл глаза до появления мерцающих огоньков. Прочистил глотку вибрирующим звуком, встал с кровати и посмотрел в лицо этому беспокойному сучонку: — Сварочный аппарат, молоток и лопату я уже упаковал. Стартовый пакет любого наемника. Потренировался над фирменной подписью, которую вырежу у него на спине. А ещё сложил пару фейерверков в карман, чтоб потом вставить ему в пердак и устроить красочное шоу для полицейских другой окраины города. Ведь абсолютно все должны знать, кто и как именно замочил этого ублюдка. Ну как, наш юный бой-скаут доволен уровнем моей подготовки? Ханбин обиженно фыркнул: — Вот щас твой саркастичный тон вообще был неуместен. Учитывая, что я видел, слышал и пережил в этих стенах, такой набор не сложно представить... Бобби вновь оборвал словесный поток торгаша решительным заявлением: — Я пытаюсь послать твою дилетантскую задницу подальше от моих дел. БиАй весь насупился, от негодования цокнул языком и нервозно выпалил: — Воу, бьяне, пардон, эскузэ муа блять! Мы тут все вместе рискуем продлить свои сроки, сдохнуть, возродиться и снова сесть, но твои профессиональные секретики для нас, конечно же, на первом месте! Унесем их с собой в братскую могилу! Чживон тяжко вздохнул, понимая, отчасти, правоту и естественный страх парня, поэтому заговорил терпеливее и сдержаннее, в духе того времени, когда принимал заказы у капризных и нервозных мажоров и дамочек, просивших устранить неугодных: — Каждый случай — частный, поэтому нет никакого универсального метода. Лучше всего, если киллер, жертва и орудие убийства придут на место преступления разными путями. И уйдут оттуда также. Вдупляешь? Ханбин, все такой же напряженный и надутый, нахмурился и долго всматривался в ничего не выражавшее лицо Бобби. Спустя пару минут он наконец пробубнил: — То есть для секса ты изоленту припас, а для убийства ничего не захватишь. Заебись. Бобби не сдержался и прыснул в плечо. Вновь усевшись на кровать, он расставил руки по бокам и ухмыльнулся: — Могу зарядить лекцию про вещи, которые не стоит использовать в убийстве, но которые вполне сгодятся в сексе. И наоборот. Ханбин впервые за долгое время искренне улыбнулся, ощущая, как панические мысли оступают на задний план, и прокомментировал: — Занимательная тема для семинара бы получилась. — Ага, если подкрепить его практикой. Они смотрели друг другу в глаза с совершенно идиотскими лыбами, а потом обессиленный БиАй рухнул на кровать рядом с Бобби, сжимая в пальцах его тусклую простыню. Чживон, глядя на рассевшегося, но все ещё взвинченного торговца, утвердительно озвучил то, что самому Ханбину гордыня никогда бы не позволила произнести: — Тебе страшно. — Пиздец как. Убийца слегка приподнял уголки губ. — Это естественная реакция на неизвестный исход. — Положив ладонь на колено парня, Чживон взглянул на растрепанного и разбитого торговца с усмешкой в глазах: — Знаешь, какой есть отличный способ отвлечься от стресса? БиАй потер зачесавшийся глаз костяшками левой руки: — Не продолжай, я спасаю тебя от худшего пикап-лайна на свете. Бобби хмыкнул и потянулся рукой к дилеру, чтобы пригладить непослушные, слегка вившиеся волосы, прикрывавшие его уши. Тот не отшатнулся, а наоборот замер и притих, позволив себя растормошить. БиАй давно не стригся и выглядел обросшим, передние локоны лезли в глаза, а задние почти полностью прикрывали затылок. И все-таки в таком уставшем и растрепанном виде было своё очарование. Если это их последние дни, то убийца был не против запомнить торговца именно таким: несуразным, напуганным, доверившимся и по-странному домашним. Чживон в душе постебался над собой от того, куда забрели его мысли: разум умудрился запечатлеть тюремный антураж с нервозным и вечно двигающим крышу наркодилером и провести ассоциацию с таким понятием, как дом. Чистое безумие, которое возможно лишь для конченных девиантов, каким он и является. Бобби в пыльной полутьме посмотрел в темные глаза БиАйя и склонился чуть вперёд, едва не соприкасаясь лбами: — Ничего с тобой не случится, ссыкливый ты барыга. Во зрачках Ханбина отразился рассеянный луч света, выглянувшего из дыры на потолке развалившегося здания. БиАй дышал ровно, но боялся, что это обманчиво. Дыхание будто готово было оборваться в любую секунду. То ли от собственной безнадёжной безоружности перед желанием поверить в любое слово киллера, то ли из-за грохочущей ненависти к этому сраному пафосному провидцу. Ханбин не верил, что поганые клише могут случаться в жизни, но люди, умеющие растворять время в воздухе, действительно существовали. Иначе нельзя было объяснить то, что зрительный контакт не прерывался, игнорируя весь остальной мир. Бобби добавил к этому моменту звуковое сопровождение: — Я же сказал, что достану тебя хоть из преисподней. Во рту от этой фразочки образовалась оскомина, но Ханбин последними усилиями удержал ебало от расхождения по швам. — Устраивает. — Криво улыбнувшись, торгаш добавил: — Я тебя прикрою. Только не облажайся, наёмная ты морда. Глубоко вздохнув, БиАй встал и пошел к выходу. Пока ему в спину не прилетели слова этого прямолинейного скотины: — Не то что бы мне особо нужно твоё прикрытие, я раньше и в одиночку справлялся... Издав вопль негодования, БиАй исказил лицо в театральной гримасе и во всем обличии античных гротескных чудищ обернулся на наемника: — Вот тебе так нужно было снова открыть свой рот?! Я же не обламывал эту дранную реплику с «преисподней»! А ты непременно выебнулся тем, как типа в одиночку всех убираешь, причем так удачно, что тебя аж в тюрьму засадили, ха-ха. Активно жестикулируя и играя мимикой, дилер смахивал на персонажа старых японских постановок в разукрашенных масках с застывшими изображениями боли и угнетения. Чживон с долей скепсиса и настороженности наблюдал за температурившим шизиком и с усмешкой выдохнул вердикт: — Черт, ну ты и псих. БиАй согнулся в коленях и снова проделал несколько финтов руками в воздухе, прежде чем выпалить: — Ебать всех в рот, посмотрите, кто это мне говорит! — После ХэШу может и за тебя возьмусь. — А угрозы такие свежие, м-м, аж вьетнамские флэшбеки словил. — БиАй. — Чё?! — Хуй на лицо. Зря стараешься, ебли не будет. Как каноничная героиня корейских дорам, БиАй поперхнулся тюремным воздухом от возмущения, параллельно сдерживая дикий ржач, ибо любой бы уже давно умом тронулся на его месте. Но ему искренне нравилась эта забава и только так он мог разрядиться от сковывавшего внутри напряжения. — Да иди ты нахуй, я просто пар выпустил. — Ага, как скажешь, чаги. — С лица Бобби не сходила довольная хищная ухмылочка. Надувшись, дилер ещё потоптался на месте и снова направился к выходу. Перед тем, как повернуться к лестницам, он икнул, сдерживая вырывавшейся быдляцкий гогот и бросил наемнику: — В следующий раз предупреждай заранее, чтоб я не распинался тут. Последующие дни выдались загруженными: чем больше тайное ложе уголовников обкатывало план, на ходу латая дыры, тем очевиднее становилось, что все косяки предусмотреть и устранить невозможно. В некоторых частях начнётся лютая импровизация, но участники процесса должны были сделать все, чтобы быть тщательно к этому готовыми и свести крупные риски к минимуму. В том числе и возможные смерти. Хотя все по умолчанию понимали, что когда назревает такой полномасштабный замес, кого угодно могут случайно пырнуть ножом. Чживон отнёсся к этому аспекту с особой строгостью: нужно было ограничивать и контролировать количество заключённых, явившихся с оружием. Условно мероприятие должно было пройти под правилом «голых рук», этого важно было придерживаться по крайней мере до прихода людей ХэШу. — Все китайцы, желающие явиться, пройдут проверку у тебя, БаО. То же самое насчёт тебя, Лысый. Дивы придут без всяких комплектаций. Новый главарь япошек уже осведомлён о нашем требовании. Если кто-то и ускользнёт из-под наблюдения, то число вооружённых все равно останется лимитированным. — Да, типа мы такие пацифисты с плакатами а-ля «Господа, давайте избегать кровопролития»! Карикатурную юмореску Вана сопроводил лишь звук смывающегося унитаза в камере над комнатой собраний. Бобби, сделав вид, что пролетевшая муха его на секунду отвлекла, продолжил: — Но главное условие: оружия не будет ни у кого из нас. Зафиксировали? Все участники сборища угрюмо кивнули. БиАй взволнованно кусал нижнюю губу, большим пальцем поглаживая локоть. Он знал, что Чживону можно довериться, когда речь заходит о планировании чужого устранения, но также, как и все присутствующие, чувствовал напряжение и незащищённость от мысли, что люди ХэШу явятся обвешанные до самых ушей, пока они будут стоять в толпе с голыми жопами. «Простите, Святой Отец, но мы все согрешили», — гласил вешний вид собравшихся, потупивших взоры и не отваживавшихся взглянуть в глаза киллеру. — Люди ХэШу и все те, кто не с нами, могут спрятать хоть ебанную базуку у себя в труханах. Главное, что мы сами должны быть чисты, это ясно? Чживон убедился, что дошло абсолютно до всех, прежде чем принялся пояснять дальше. Он не распространялся насчёт того, как именно убьёт ХэШу, но всем было понятно, что это сделает он и так, как посчитает нужным и удобным. Остальным было велено активно учавствовать во всей этой постановке, вовремя привлечь охрану, умело замести следы и прочее. С того дня остальные собрания проходили уже не в Восточном Крыле, а в старом и навевавшим дурные воспоминания закрытом спортзале, от которого Ван достал ключи при помощи излюбленных шантажа и подкупа, двух всадников надвигавшегося апокалипсиса. Они воздвигали ринг даже не из говна и палок, а буквально из говна и мочи, как блядские троглодиты, возившиеся в навозной куче, чтобы изобрести шалаш или вигвам. Пришлось постелить несколько матов друг на друге, поставить по углам квадратные колонны по пояс в высоту(бывшие препятствия для забегов) и перевязать между ними веревки несколькими полосами. Банду Бобби нельзя было привлекать к общественным отработкам, так как они преимущественно занимались агитацией и пропагандой, не высвечиваясь лишний раз, поэтому чёрная работенка возлегла на плечи компашки БиАйя и несчастного дивы, которому нечем было в тот день отмазаться. Торгаш чувствовал себя на уборке классов с той единственной разницей, что, блять, обычно он ее нахуй прогуливал, а теперь вкалывал в этом концлагере под присмотром двух отбитых маньяков с изощренным воображением. Нам Хван стоял на шухере, пока БиАй вместе с ДжэГу, Чесоном и парнишкой-дивой пыхтели как проклятые каторжники. Инспектор Ван все тщательно проверял на сносность, а Бобби с МинУ обхаживали и обыскивали зал на предмет чего-то полезного. — Тут не перевязано достаточно туго. Эту верёвку снесет даже чих МинУ. Чесон и Ханбин испепелили блондина своим презрительным взглядом двух заебавшихся от жизни строителей. — Сам тогда возводи свою Эйфелеву башню, гандон. — Лаконично кинул ДжэГу, сплюнув на заплесневелый пол. Чесон сдул с лица упавший локон и критически осмотрел их старания: — Как вообще на этой свалке можно отстроить гребанный ринг?! — Ну клетки они же как-то отстроили. — Пожал плечами Ван ака командир бригады и затем кивнул торговцу: — Ну же, БиАй, милый, что так вяло? Побольше энтузиазма. Ты же Королева Фей, возня с веревками это твоё призвание. Или вы с Бобби недостаточно практиковались? Ханбин прикрыл глаза от пелены злости, покрывшей ему обзор, и очень пожалел, что под рукой не было никаких инструментов типа кувалды или молотка, чтобы зарядить этим в один крашенный череп. Бобби, тоже услышавший эту реплику, выглядел едва ли добрее, а точнее так, словно готов был швырнуть МинУ, раз уж под рукой тоже ничего не оказалось. Отойдя на безопасное расстояние от обоих припизднутых жизнью голубков, Ван продолжил руководить процессом, пропуская мимо ушей сетования, ругательства, ворчание и бесконечные жесты с верёвкой, изображавших, в основном, повешение. Когда конструкция была относительно завершена, БиАй, как свирепый буйвол, завопил на все помещение: — МинУ-я! Подойди и чихни на эти сучьи верёвки, иначе нас никогда не отпустят, блять! Дива, конечно, был в ахуе от этого парада слабоумия, проходившего и как карнавал абсурдизма, но в полном крахе здравого смысла убедился лишь тогда, когда этот замкнутый худощавый мальчишка реально приплелся, собираясь обчихать их пародию на ринг. Ким БиАй был страшен в своём верховенстве над сумасбродством и безрассудством, неудивительно, что он и его окружение не лебезили перед Бобби и Ваном, присутствие которых внушало леденящий страх большинству. К ужину их самодельный ринг был готов и выглядел совсем неплохо: маты были скреплены, обтянуты раздобытой киллером материей, к ним были выставлены подступы, состряпанные из табуреток усилиями ДжэГу в слесарной, углы заколочены, а между ними протянулись веревки, да так славно, что можно было ставить товарный знак: «Одобрено чихом МинУ». Теперь «Отвязная пятница» действительно могла состояться. Все были на нервяках, ожидая отъезда ЮнХо-нима в отпуск, но старались не подавать виду, чтобы не действовать негативно на самочувствие друг друга. Короче говоря, просто делали вид, что у них стальные яйца и вообще похуй, что там может пойти не так. В итоге осуждённые оказались так озабочены подготовкой к пиздецу, что забили на даты и числа. Чесон совершенно случайно вспомнил и всколыхнул камеру новостью о том, что срок МинУ вот-вот подойдёт к концу. Его должны были выпустить в следующем месяце. Это здорово всех отвлекло от помешательства на «дне-икс» и позволило немного попраздновать. БиАй весь день носился за младшим, желая взять у него интервью о том, чем он займётся на воле, кого навестит, куда подастся и так далее, но тот был слишком смущён от столь пристального внимания своих сонбэ и лишь застенчиво краснел. Лишь одну догадку удалось подтвердить: он действительно сел за поджог, только не тачки, а дома. И в доме действительно был человек. Подробности не предусматривались, но они никому и нахуй были не нужны, пацан отсидел своё. Камера никогда не была такой веселой и оживленной, как в тот день, будто они уже устроили проводы младшему. Чесон, Нам Хван и БиАй на совете старейшин единогласно пришли к решению, что на пятничный разгул МинУ не пойдёт. Ему было лучше избегать любого намёка на стычки, столкновения, дебоширство и хулиганство перед своим скорым освобождением. Однако это не отнимало его заслуг за время всей подготовки, а исполнение задумки лежало на других, поэтому парнишка согласился с этим без угрызений совести. Единственное, о чем он попросил хёна, было обещание защитить ДжэДжуна. БиАй с уверенностью ему это пообещал. Следующий день тоже запомнился по меньшей мере половине сидевших в камере Ханбина. После того, как они гульнули и проболтали полночи, сонный торгаш, закончив в ткацком, завалился досыпать свою норму. Дремать у него выходило с переменным успехом, но сон окончательно отлетел к чертям, когда в камеру заявились блюстители порядка со списком в руке. — Ёб вашу мать, — недовольно прохрипел торгаш, закрывший лицо подушкой, когда они начали громко зачитывать чей-то порядковый номер. Точно, сегодня же четвёртый вторник. Вот чего они явились. А затем охранники также официально объявили: — Чхве Нам Хван, к Вам посетитель. Пройдемте с нами. И... — О, аджосси! Твой сынуля небось! — Ханбин моментально убрал подушку и похлопал по пояснице спустившегося мужчину. — Привет от нас загоняй. — Заткнись, Ким БиАй! — Рявкнул надзиратель, заебано потерев переносицу. — Мы не закончили читку. Вставай, ты тоже идёшь. Ханбин, не подняв головы, уныло молвил: — Вам не кажется, что на трогательной встрече отца и сына наркодилер чутка не к месту? Надзиратель выглядел таким затраханным, будто морально готов был уволиться прямо сейчас: — Да не на их встречу ты идёшь, а на свою. К тебе тоже посетитель. Давай, пошевеливайся. Первым порывом БиАйя было отказаться, что он и сделал, но ему приказали не валять дурака и не тратить чужое время, особенно тех, кто заполнял всю эту макулатуру для записи посетителей, иначе вполне могли ебнуть шокером. Ханбин, чувствуя, как ноги не идут, еле заставил себя перешагнуть порог камеры, опасаясь узнать, кто ради него притащился в это адское, гнилое место. — Зачем ты здесь? В комнатке со стеклянной перегородкой было холодно, как в морге. И сам тон голоса Ханбина был подстать этой температуре. Он не сел на придвинутый к перегородке стул, за которой видел женщину в морщинах с растрёпанным коротким хвостиком на голове. Она сплела пальцы и нервно перебирала ими, явно волнуясь и не решаясь посмотреть БиАйю в лицо. Надзиратель, стоявший у двери за спиной дилера, кивнул ему на стул. Но тот остался стоять, возвышаясь над трясущейся женщиной. — От тебя совсем не было вестей. Я искала тебя повсюду... Мягкий женский голос дрожал и звучал так надрывно, будто готов был сорваться на плач. БиАй прикрыл глаза и поднял взгляд к потолку. С минуту повисло громоздкое молчание, нарушаемое лишь шуршанием карманов, из которых мать доставала салфетки, чтобы протереть потекший нос. Вернув опустошённый взгляд на неё, Ханбин обессилено вздохнул. Господи, как же не хотелось видеть ее здесь. Только этого не хватало. Снова проходить по семейному склепу и разыгрывать мелодраму, на которую уже не было никаких сил. Она уже выдрала ему душу с корнем, оставив на пустыре лишь прах от прежних чувств. Надзиратель оповестил, что у них меньше получаса, поэтому медлить не советовал. БиАйю было совершенно плевать. Он не собирался изливать душу, выясняя былые отношения, будто получил шанс на гребанный сеанс психотерапии или исповеди. Но все же присел на край стула, дабы не раздражать работника тюрьмы, и убрал замёрзшие пальцы в карманы. — Я сижу в одном месте уже больше трёх лет. Уверена, что искала меня? — Потупив взгляд, равнодушно бросил Ханбин. Он не стремился говорить с тенью жесткости, обиды или презрения, характерными для брошенных детей. БиАй не играл больше эту роль, потому что рано осознал: все люди в каком-то смысле брошенные дети. Нет причин ждать к себе особого благоволения со стороны судьбы. Женщина заерзала на стуле и наконец ее взгляд оживленно стал оглядывать повзрослевший облик Ханбина. Но стоило ее глазам столкнуться с его, она тут же отводила взор, будто боялась обжечься. — Год назад мы с Ханбёль съехали от него. После этого я сразу же начала искать тебя... — Не важно. Не стоило. — Ханбин остановил ее, приподняв руку. Он вдруг резко почувствовал, как слишком пресыщен и сыт всем этим по горло. Ему хотелось встать, отшвырнув подальше стул, но женщина вновь заговорила, уже решительнее и с мольбой в голосе: — Ханбин, не говори так. Мы оба знаем, что я не могла раньше... — Без разницы, раньше или позже. Тебе незачем было сюда приезжать. Наш разговор окончен. Возвращайся домой. Парень все-таки пересилил гравитацию и поднялся на ноги, желая убраться подальше от материнских глаз, с которыми уже давно попрощался. — Подожди, пожалуйста! Выслушай меня. — Женщина потребовала так громко и надрывно, тоже соскочив со стула, что напугала охранника. Тот показал БиАйю, что времени ещё много. Прикусив губу и сделав над собой ещё одно усилие, Ханбин остался. В последний раз он пошёл матери на уступку. Женщина, собираясь с силами, нервозно потёрла лицо, будто поглаживая зудевшие комариные укусы. Дилер заметил, что мешки под ее глазами стали меньше, чем на его памяти. — Ты был прав. Он животное, от которого я не смогла защитить собственного сына. Прости, что так позволяла с тобой обращаться. Прости, что не помогла остаться в школе. Прости, что, встав на его сторону, позволила тебе уйти. Я подвела тебя, прости. В голове вспышками пронеслось короткое слайд-шоу: издевательства, побои, унижения и провокации отчима, отстранённость и бездействие наблюдавшей за всем матери. В следующую секунду Ханбин безразлично пожал плечами, пока мать боролась с желанием расплакаться. БиАйю не нужны были эти извинения. По той лишь причине, что в силу юношеского максимализма он когда-то винил себя в тех же слабостях, в которых ныне каялась его мать: не заслужил любви, не был достоин, не сумел защитить, не стал опорой, не остался ради беззащитной младшей сестры. Это было всего лишь проявлением человеческой натуры: брать на себя слишком много, как теперь делала его мать. Поэтому они давно квиты и в извинениях нет никакого смысла. Судьба БиАйя тривиальна, одна из миллионов историй детей из несостоятельных, нездоровых семей. Мама была по-своему слаба и зависима, он был ребёнком, который считал, что каждый шаг в жизни должен делать сам, и рано остался наедине со своими проблемами. Похожих матерей и детей миллиарды по всей планете, каждый идёт своим путём. И извинения уже никак не повернут время вспять и не переделают их общее начало. Сердце, которому нужно было материнское раскаяние, давно не бьётся. — Я не хотела повторения истории с Ханбёль. Сразу же, как она стала подрастать и замечать его нрав, я сбежала. Сделала то, что давно должна была, ещё когда ты был со мной. — Мать протянула к перегородке руку, будто попыталась дотронуться до лица сына, но Ханбин лишь свёл брови вместе, и она одернула руку. — Не прощай меня, если не можешь, но мы будем всегда ждать тебя, если захочешь навестить нас. Твоя сестренка мечтает о встрече с тобой. Последнее предложение резануло без ножа. БиАй горько усмехнулся: — Ханбёль не нужен такой оппа, как я. Во взгляде женщины появилась материнская нежность: — Каким бы ты ни был, ты всегда будешь ее оппой. И моим сыном. — Она сложила руки вместе в молитвенном жесте и со слезами на глазах негромко добавила: — Пожалуйста, выйди целым и невредимым, хорошо? И заходи проведать нас. Я больше ни о чем не прошу. Ханбин вновь окунулся в затягивающую пустоту. Внутри все сжалось, как будто брюшные мышцы свело спазмом. Он встал со стула и твёрдо выговорил: — Ты и так просишь многого. Отвернувшись, он услышал напоследок: — Ханбин, мы ведь ещё увидимся? Мать не увидела, как дрожали его губы, когда он произнёс: — Может быть. Ханбин был с одиночеством на короткой ноге, это да. Но пустота того коридора, по которому он возвращался в блок, показала ему вариацию совершенно незнакомого доселе одиночества. Торгаш даже сделал то, что обычно показывают в фильмах ужасов: настороженно обернулся назад, чтобы взглянуть на пройденную часть сумеречного коридора. Охранники вывели его из административного блока и велели направляться сразу на ужин. Но БиАй чувствовал, как его подташнивает, и решил проебать. Только бы выбраться быстрее из этого непривычно широкого и неожиданно длинного кромешного туннеля. К середине он не выдержал сверлившего нутро чувства и ударил внешней стороной кулака по стене. В воздух взметнулись частицы пыли. БиАй рухнул на пол так резко, что крестец заныл. Хотелось зарыться лицом в жесткую ткань простыни и никогда больше не подниматься. В сыром прохладном воздухе померещилось движение. Торговец поднял взгляд и увидел, как к стене напротив прислонился Ким Чживон. Сдержанный взор бегло рассматривал поникший силуэт торгаша на полу. — Я увидел по камерам, что тебя вызвали на встречу. Возвращался ты как-то не бодро. Чего штаны протираешь? Ханбин хмыкнул: — Не пизди. Я помню, что коридоры между клетками и административкой это слепая зона. Лицо Чживона исказилось в хитрой усмешке того, кого поймали с поличным. Осознание того, что киллер не просто заметил его вызов, но и дождался его выхода и пошёл навстречу, инстинктивно подозревая о том, что дилеру будет не сахарно, странно укололо под рёбрами. Несколько лет назад он был незнакомцем, которого оставили истекать кровью на полу. Но лишь теперь тень, в которой так естественно укрывался наёмник, дала торгашу понять, что в тот день из своей душевной тьмы Чживон не вытянул ничего из того страшного, что хранится в нем. Вместо этого он кинул ему полотенце. — Поднимайся. Пора на ужин. Бобби говорил из темноты, затянутой частицами пыли, и на секунду показалось, что с Ханбином говорит сама тьма коридора, которое сковало его мотивами одиночества. Но звучала она совсем не угрожающе. Хоть и на миллиметр, но тяжесть с души все же сдвинулась. — Просто отведи меня в камеру, — устало попросил БиАй, ощущая, как тембр голоса изменился от стресса, став тихим и безжизненным. К собственному удивлению, торгаш инстинктивно протянул руку вверх, все ещё сидя на холодной кладке. Он уже хотел выругаться на странный рефлекс и подняться самостоятельно, как его ладонь схватили и рванули все его тело наверх, заставляя встать на ноги. БиАй пробурчал благодарности и пошёл вперёд, позволяя Бобби тенью идти слегка позади. Стремно отчасти, но такая беззвучная прогулка подействовала как лучший тренинг по очистке кармы и самооценки. Молчаливое сопровождение киллера пиздато действовало на нервы, расслабляя их как самый крутой препарат, до которого не докопаешься даже в шкатулочке со снадобьями и эликсирами, коими барыжил сам Ким Ханбин. Он описал вкратце визит матери любопытствовавшим соседям, а потом дожидался их с ужина, стараясь не думать об обратном отсчете до судного дня. После ужина аджосси рассказывал о приходе сына и о том, какой тяжелый булыжник упал с его сердца, когда он узнал, что тот не стыдился своего отца и не винил его в подпорченной репутации. Жильцы камеры по-семейному поздравили Хвана с этим облегчением и в такой же мирной обстановке принялись укладываться, не затрагивая больше никаких тревожных тем. Но к середине ночи торгаш проснулся от странного влажного звука, будто кто-то шмыгал и хлюпал носом. На верхних ярусах стояло безмолвие, поэтому он сразу же заподозрил подавленного в последнее время анорексика: — Чесон? Ты чего? — Меня никогда не навещали. — Сходу отозвался парень. — Мать, наверно, считает, что у неё нет сына. Я ведь предал ее гребанную секту. Парень натянуто посмеялся. Звучало жутко, будто струны скрипки визжали, готовые разорваться. Ханбин спросонья собирался в кучу, чтобы поспеть за его лепетом, когда он снова заговорил: — Наша связь уже давным-давно потеряна. А больше у меня и нет никого. Подавляя зевок, торгаш искренне ответил полушепотом: — Я тоже так думал насчет своей связи с матерью. — После паузы он добавил: — Ничто не определено, пока ты жив, бро. От Чесона не послышалось ответа. Уже засыпая, БиАй расслышал его приглушённые слова: — Ты хороший друг, БиАй. — Ну, до этого времени у меня никогда не было друзей. Так что не грузись и лучше проспись хорошенько. День-икс на носу. — Дилер думал, что сказал это вслух, но на самом деле сон затянул его гораздо раньше. По сигналу, когда ЮнХо-ним свалил и начался обратный отсчёт до тусы всех времён и народов, ТэГи пустил эксклюзивный слух, которые бы в тюрьме сочли за наркоманский припадочный бред, если бы не авторитетность источника. Он гласил, что Ван и Бобби, двое самых отчуждённых маньяков, готовят свою сходку. И, в отличие от предыдущих, которые проводились в Ёндыпхо, она будет рассчитана не только на элиту и вип-уголовников, а абсолютно на всех, кто пожелает придти и разогреться за счёт исключительного интертеймента, обещавшего пощекотать всем нервы. Замануха породила множество споров, чуть ли не расколов заведение на два лагеря: тех, кто рассматривал эту тусовку как шанс сорвать всех бесов с цепи, и тех, кто остерегался всего, чего касалась рука Бобби. Кто-то догадывался, что таким путём киллер выманивает ХэШу, чтобы окончательно разделаться с ним, но большинство простаков, конечно, не прислушивалось к параноидальным конспирологам, и решило, что это своеобразный способ Бобби воспользоваться отсутствием начальника и отметить своё триумфальное восхождение на тюремный престол. Многие давно ждали подобного шага и теперь предвкушали пирушку. Действующие лица отправились в преображенный спортзал заранее на несколько часов. Три силуэта шли ровно и плавно по длинному переходу к нужной зоне, погружённые в свои мысли. Ван, с леденцом во рту, гадал, сколько народу подтянется, стараясь этим отвлечься от навязчивых мыслей о Джуне. Блондин надеялся, что они точно раскусили тщеславную душонку ХэШу и тот правда приведёт его на показательную казнь перед сообщниками. БиАй вообще не пытался скрыть обреченный вид, озабоченный тем, что что-то пойдёт не так. Как бы он не хотел выглядеть круто и собрано в этот момент, словно герой воинственного кей-поп клипа, но ноги его предательски подкашивались, а перед глазами все плыло. Только один Бобби выглядел по-настоящему невозмутимо, будто в его голове и вправду не было никаких беспокойств и лишь гремела пафосно-боевая музыка. — Представь, что идёшь на корпоративный банкет. — подмигнул Ван, оглянувшийся на торговца и заметивший его взволнованный видок. — Устроим номер с тюремным мюзиклом. «Без репетиций», — мысленно добавил Ханбин, удрученно замедлив ход. Бобби тоже чуть замедлился, подстроившись под ритм БиАйя. Убийца кивнул блондину, чтобы не ждал их, и тот вырвался вперёд, первым исчезая в густоте коридорного пыльного облака. До прихода тюремного сброда или же «зрителей», как любил называть Ван, оставались считанные часы, и знание этого не давало Ханбину шагать быстрее. Страх выжигал вены изнутри, заставляя кровь вскипать и бурлить, путая мысли и вызывая учащенное сердцебиение. Адреналин стучал барабанами в висках, настраивая на короткие, острые и цикличные мысли, которые никак не желали умолкать. В полутьме коридора их силуэты сливались и казались оптической иллюзией: будто тени отделились от своих хозяев и бесцельно бредут, как сутулые призраки, выслеживавшие грешников. Ханбину вдруг окончательно перекрыло кислород, когда он заметил, как тень чживоновского кадыка проделывает прыжок вверх на стене, с которой обваливалась штукатурка. Эта деталь ярко отпечаталась в сознании и стриггерила чувство тревоги, нахлынуло жуткое ощущение смертности и обречённости всего. И Чживон вдруг стал растворяться во тьме, как блик от солнца, такой же эфемерный и призрачный. БиАйя накрыло и вздох сам вырвал слова из его уст: — Мы сегодня, возможно, умрем, так что... Следующим шагом он уверенно надвинулся на Чживона, сбивая его с ровной дороги и заставляя покоситься в бок, где тот от неожиданности ударился в стену. Торгаш ладонями обхватил челюсть убийцы, наклонив его лицо вниз, а затем резко сократил расстояние между ними быстрее, чем успел бы выдохнуть и одуматься. Губы впились в губы на доли секунды, чтобы потом разжаться для более глубокого и жаркого поцелуя. Запретного, порочного поцелуя, о котором никто не будет знать. Бобби машинально потянулся руками к робе дилера, намереваясь задрать ткань и почувствовать ладонями оголенную кожу, но Ханбин отстранился также резко, как и припал к нему. Восстановив сбитое дыхание в полутьме коридора, он сверкнул полубезумным взглядом и шепнул наемнику: — Продолжим, если выживем. Лицо распалившегося убийцы расплылось в кровожадной волчьей ухмылке, которая обещала, что они с торгашом обязательно выживут, пусть даже потолок обрушится к чертовой матери. Ван, доевший леденец и теперь мучивший пластмассовую палочку зубами, ходил по самодельному рингу и проверял крепления, чтобы в самый ответственный момент не развалилось, как карета ебучей золушки. Бобби, вошедший в ещё пустой зал, отдававший эхом, сходу бросил ему: — Не точи палочку, умник. Мы сегодня без оружия. Ван прокряхтел что-то ворчливое, нацелился в наемника острой, как дротик, палкой от леденца и кинул, чуть не попав в глаз Ханбина. Вовремя выставленные пальцы Чживона предотвратили этот несчастный случай. БиАй только успел зажмуриться и согнуться, обматерив блондина с ног до головы. Это был бы эпичный флоп в духе торговца: лишиться зрения за пару часов до самого грандиозного замеса. Бобби разломал палку, не успевшую стать причиной чьих-то похорон, и стал проверять кладовые на случай того, если там успели что-то припрятать, или сам искал места для пряток, хуй его знает, а БиАй просто шагами мерил зал, громко дыша и в голове прокручивая план. Громкий тюремный звонок оповестил всех заключённых о конце ужина. Через час с лишним осуждённые должны были подтянуться в зал. Люди БиАйя и Бобби собирались придти тогда, когда зал будет заполнен как минимум на половину. Бобби вышел из кладовой с небольшим доисторическим проигрывателем. Торгаш ухмыльнулся: конечно, какая вечеринка без музыки? Из пыльных колонок стал разносится мотив басс-гитары, который вскоре был подхвачен барабанами, создававшими своеобразный бит. Отложив проигрыватель в угол, Бобби запрыгнул на ринг с левого края, одновременно с Ханбином, поднявшимся справа. Ван, как ведущий, встал посередине между ними. Все трое смотрели на входные двери, по ту сторону которых встали подкупленные охранники, которым было велено проверять входящих на признаки оружия. Очень скоро к гулкому эху из колонок присоединились звуки торопливых шагов и грубый топот тюремщиков. От этого звука у БиАйя табунами прошлись мурашки по телу. Ван взглянул по обе стороны от себя: — Ну что, развлечемся с этим зверинцем в последний разок? Бобби кивнул, разминая шею. Ханбин сглотнул, щёлкнув костяшками пальцев. Последней мыслью перед тем, как они были одни в пустом зале, было проскочившее понимание того, что бывают такие определяющие моменты, к которым ты готовился больший отрезок жизни. А затем повалил народ, и БиАй прошептал: «Да начнётся цирк». Первая группа прибывших застыла у основания ринга с нечитаемыми выражениями лица: они словно наткнулись на неизвестный безымянный предмет прямо у себя между ног. Боясь выразить одобрение или высказать неуважение, они просто втупую глазели на ринг, как атеисты на новенькую икону: со смесью недоумения и непонимания. Что сие должно означать? Неприятности или веселуху? Но, по мере того, как взгляд их поднимался выше, к тем, кто на этом сооружении стоял, их лица прояснялись и делались более однозначными: все до единого здоровались с Бобби и его четой, довольно кивая друг другу и одобрительно посвистывая. Зал наполнялся очень быстро, уголовники вставали вокруг ринга, здоровались друг с другом, качали головами в такт музыке и предвкушали начало боев, которые обещала им площадка для поединков в центре. Ван все это время подбадривал публику, даже смешил и стебал входящих, вспоминая давние слухи про каждого и подогревая интерес к рингу. В плане ничем не обременяющего интерактива он своим подвешенным языком справлялся безупречно, ведя себя и дружелюбно, как со старыми дружбанами(в отличие от криповой манеры Кеннеди), но держа все под контролем и не давая фамильярничать, напоминая, кто тут главный. БиАй, приветствуя заключенных кивком головы, поймал себя на мысли, что благодаря торговле знает уже подавляющее большинство из них. Это дало ему повод расслабить скованные мышцы и взбодриться. Боковым взглядом дилер осматривал Бобби. Почти нереально было понять по его виду, все ли гладко, уж тем более дать оценку его непроницаемому лицу, но, призвав на службу всю свою наблюдательность, он пришёл к выводу, что серьезных нарушений заметно не было. Громкими овациями толпа встретила вошедших див во главе с красавцем ТэГи. Роковой искуситель и мастер по теневым коммуникациям, от которого тоже зависел успех данного предприятия, мимолётом кивнул троим главным героям этого вечера, уводя своих мальчишек в угол зала до нужного времени. Следом появились китайцы, которых привёл долговязый шрамолицый БаО. Их было вдвое больше остальных групп, явившихся либо в одиночку, либо с соседями по камере. Выглядели они взбудораженными видом ринга. Но не чуть не хуже отреагировали иностранцы и шовинисты, явившиеся одновременно. Каждый из них уже прикидывал в уме, как сможет использовать ринг: ради давней мести или что бы утолить мучившую доселе жажду крови. Ожидание красочного кровопролития повисло в затхлом воздухе спортзала. Кровь в жилах уголовников начинала бурлить, концентрируя былую тягу к жесткости и насилию. Предпоследний поток состоял из ребят БиАйя и одиночек. Он уже практически под завязку наполнил зал: мужики начали толкаться, чуть ли не напарываясь на ринг, и Вану приходилось четкими указаниями вмещать всех желающих в зал. Слушались его беспрекословно, но то и дело кого-то вдавливало в стенки матов, поэтому Ван решил лаконично предложить тем, кто не может уместить свой зад так, чтобы не толкать никого на ринг, выйти на спарринг с Бобби. Все тут же нашли себе места посвободнее. Гризли и СонКи тоже оказались в этой толпе, но даже с ринга Ханбин мог слышать недовольные возражения калеки и его уговоры покинуть спортзал. Гризли выглядел строго и непоколебимо, как скала. Торгаш внутренне похвалил его выдержку: все-таки он притащил сюда этого заносчивого стервятника, а назад пути уже нет. ДжэГу включил подсветку зала, которая осветила макушки собравшихся жителей Ёндыпхо тусклым светом люминесцентных ламп. Помещение трещало по швам: все стояли впритык, тяжело дыша и пытаясь за головами и спинами друг друга рассмотреть центр, в котором монументально возвышались Бобби, БиАй и Ван, приготовившие нечто особенное для этого вечера. В коридоре тоже было шумно: одиночки, которых вытолкнули группировки, пытались раздобыть себе место с видом на происходящее, но могли довольствоваться лишь звуками за кое-как державшимися закрытыми дверными проемами. Им пришлось расступиться, когда явились ожидаемые гости: долгожители-ветераны этого тюремного учреждения. Почти с десяток уважаемых авторитетных преступников вошли в зал, протиснувшись на пару рядов вперёд. Бобби подал знак Вану, чтобы тот начинал заготовленную речь, снесшую всем башку. Блондин ещё раз поприветствовал всех собравшихся и прилюдно послал нахуй начальника, пожелав ему накормить рыбёшек во время отпуска, что встретило шквал одобрения и громких аплодисментов. Заигрывая с публикой, он поинтересовался, кто их них, придурков, знает, для чего используют ринг. — Морду бить! — Разъебать всех! — Отодрать как следует! Ван улыбался, как прирожденный эмси, подбадривая толпу и подтверждая выкрикиваемые ими догадки. Покончив с церемониалами, он объявил заговорщическим тоном: — Бля, но у нашего ринга должны быть правила, не? Все присутствующие переглянулись и невнятно кивнули, ожидая услышать очередные ограничения. — А вот оно, — блондин показал всем средний палец и покрутился на месте, чтоб все увидели. — Нахуй правила! Они для гандонов, как Кеннеди и его засранцы, которые до усрачки боялись охрану и авторитетов. Мы ни единого хера не боимся во всей этой сраной тюрьме. Поэтому, блять, забудьте, с какой вы группы или ранга, сукины дети. Каждый может быть вызван на ринг любым желающим, вне зависимости от всей этой параши. Хотите помахаться с ветераном? Смелее, а то они заснут стоя, забыв вытащить вставную челюсть. Им бы не помешало размяться. А то не смогут припомнить ни единой драки в своей жизни, верно? Ван на волне куража игриво подмигнул ряду, в котором стояли отпетые уголовники. Те сжали кулаки и выглядели напряжённо, ведь присутствовавшие разглядывали их уже совсем под другим углом. — Хотите перестать быть червяками и запомниться как люди, надравшие зад бывалым зэкам? Ну тогда можете считать, что сегодня Рождество, хули. Эта уникальная спецакция для вас, молодняк. Если чего-то стоите и с вами лучше не иметь дело в будущем — дерзайте и подтвердите это сейчас. Или захлопнитесь и терпите унижения дальше, ясно? Глаза нескольких новичков в толпе заблестели. Юношеский максимализм с манией величия, жаждой внимания и признания взыграли в бурливших венах. БиАй смотрел в их лица так, словно видел молодого и неискушённого себя несколько лет назад. Поступи ему такое предложение, он бы непременно им воспользовался. Даже догадывался, кого бы тогда вызвал на ринг. Глянув через плечо Вана, он хотел ещё раз оглядеть статную фигуру Бобби, но внезапно столкнулся с его косым насмешливым взглядом. Да, решение биться с ним за честь и славу на глазах у всех, разумеется, было бы опрометчивым на горячую голову, но киллер, походу, меньшего ждать бы не стал. Торгаш не сомневался, что даже так отпечатался бы в памяти у этого самоуверенного, надменного ублюдка. Ван продолжал будоражить толпу: — А хотите взглянуть на наших амазонок? Говорят, они свирепы только в постели, но кто-нибудь проверял их самоотдачу в чем-нибудь другом, например, в рукопашном бою? Их нежные кости ломаются при одном только взгляде или они способны за себя постоять? Да-да, я говорю о наших прелестных дивах. Кто-нибудь мечтал увидеть эту красоту в крови и молящую о пощаде? Не стесняйтесь, братаны, сегодня даже этим красоткам нельзя будет отказаться от вызова. По толпе прошлась неистовая волна обсуждения и громкого шепота. Каждое последующее предложение Вана звучало скандальнее и сенсационнее предыдущего. Этот снятый негласный запрет был всем в новинку, поэтому никто ещё не успел выстроить своё отношение к представленному соблазну. Но фантазия мужиков заиграла быстрее, чем прошивает пуля, подкидывая им картинки беспомощных утонченных юношей, за счёт которых можно было бы самоутвердиться и почувствовать власть над красотой. БиАй с омерзением заметил, как несколько бандитов зашлись слюной и стали в открытую облизываться. Опасное это было дело — позволить маньякам и убийцам дорваться до вещей, которые раньше были им недоступны. Им точно сносило крышу, как и хотел Ким Чживон, главный кукловод и социопат этого местечка. Дилер еле сдержался, чтобы снова не бросить на него взгляд. — Это самое подходящее время узнать, есть ли среди иностранцев нормальные бойцы, или вы все обрезанные бесполезные туши мяса, которых кормит наша корейская тюремная система? Все заключённые не корейского или смешанного происхождения злостно оскалили зубы. — Пора узнать, кто из нас все-таки лучше в бою. Если, конечно, вы все не ссыкуете признать, что ваша нация самая очковая. Речь Вана возымела колоссальный эффект. Все стали зариться в поисках лучшего соперника. Китайцы, японцы, тайцы, индонезийцы, вьетнамцы, корейцы, смешанные и прочие нации показывали друг на друга через толпу, жестом обещая жестокую порку за издевательства над своими соотечественниками. Ван не успел разогнаться даже на одну десятую из припасенных слов для разогрева, но уже получил знак от Бобби, что с болтовней пора закругляться. Все хотели действий и зрелищ, и этим накалом нужно было вовремя воспользоваться. Это было время для подготовленного шоу, которое удачно выставили за общественный порыв. На ринг вскочил высокий смуглый парень, скинул свою робу вместе с майкой, оголив подтянутый торс. Тон или же Тон Суппариват был тайским бойцом в муай тай. А ещё крупным должником китайской мафии в лице БаО, которому тот предложил необычный способ расплатиться. Он поочередно демонстрировал мускулатуру, напрягая все тело и выкрикивая грязные ругательства в адрес корейцев. Спортзал загудел так, словно несколько стадионов и концертных залов одновременно зашлись под дикий рейв. БиАй, Бобби и Ван отошли в разные углы ринга, наблюдая за представлением. Они видели, как сразу несколько сорвиголов пыхтели, как быки, и собирались запрыгнуть на ринг, чтобы отстоять честь поносимой нации. Но они не догадывались, что патриотичный герой был тоже избран заранее. На ринг поднялся ДжэГу и толпа взревела от возмущения, разразившись негодованием и требованием не позорить их, ведь уголовник с выступавшим пивным животом слабо походил на карателя. Но мужчина был в себе уверен и сразу встал в боевую позу. Разумеется, как не быть уверенным, если тебя немного натаскали в спортзале и разъяснили, по каким основным принципам действуют бойцы муай тай. Через пару секунд началась разгоряченная битва, от которой дилеру приходилось уклоняться то в один край, то в другой. Спустя несколько минут таец был перекинут через веревки и сшиб нескольких преступников, стоявших в первых рядах. Зал наполнился запахом пота и крови. ДжэГу победно поднял обе руки вверх и зрители едином хором проскандировали его имя. Бобби незаметно ему кивнул, провожая с ринга. ДжэГу получит неплохую премию за славное выступление. — Ну что, теперь поняли, как надо? — Громко осведомился ведущий, и увлекшаяся толпа потребовала продолжения мордобоя. Оно как раз-таки ждало своего часа. Один из бандитов-качков тяжелой поступью забрался на ринг. Лысый знал, что он был одним из ортодоксальных верующих и ненавидел искушающих женственных див, так что надоумливал его ушатать этих цветочных мальчиков на глазах у всей тюрьмы. Его старания даром не прошли. — Эй вы, петушки, выходите сюда! Я вырву ваши бесполезные яйца! — Публика обернулась на тот самый угол, в котором притаилась каста ТэГи. Юноша с наслаждением улыбнулся, выдвинув вперёд парня, который с самого начала был одним из людей Бобби и помогал строить ринг. Он разминал плечи и шею, проталкиваясь к рингу, а вокруг все хохотали и гыгыкали, хлопая его по плечам. Никто не верил в то, что такой ухоженный красавчик и будет всерьёз махаться с кабаном, вышедшим на ринг. Многие пытались разглядеть в его лице испуг, волнение или застывшую панику, но натыкались на непроницаемые мягкие черты. Группа див тоже держалась достойно, выглядя уверенной в выборе бойца, которому предстояло отстаивать их честь. Парниша поднялся на ринг и, не теряя своей грации, проплыл мимо Ханбина, ожидавшего этого поединка не меньше всего остального зала, активно обсуждавшего надвигавшуюся драку. — Бля, не думал, что увижу сегодня умирающую секс-куклу. — Одним членососом станет меньше. Трата бесценного таланта, ха-ха-ха. — Жаль будет его изрисованное личико. — Если эта сучка хотя бы разок сможет ему вмазать, то мы, блять, не зря сюда пришли. — ТэГи чет подозрительно спокоен. Может, парнишка зажжет? БиАй оглядывал их возбужденные лица, сгоравшие от нетерпения и обливавшиеся потом в душном помещении, и не сдержал короткой усмешки. Судя по инфе Бобби, слабаков он не впускал в свой тайный круг. И ТэГи был заранее предупреждён о бойцовском потенциале этого не огранённого алмаза, поэтому жаришка действительно намечалась фееричная. Дива стоял прямо, хладнокровно глядя, как ненавидевший его подвид уебан играл желваками и пытался впечатлить его своей маскулинностью. Но он нисколько не стушевался от грозного вида своего соперника, чем вызвал в нем ещё больший гнев и доисторическую ярость. Огромный неповоротливый мужчина надвинулся на тонкого и хрупкого с виду юношу, но тот ловкими и быстрыми шагами уклонялся от его выпадов так, что мужику приходилось драться с воздухом. Публика начала потешаться над этим зрелище, выкрикивая комментарии: — Эй, это не догонялки, чуваки! — Сделай из него отбивную! Ну же! — Ты сам с собой дерёшься, что ли?! Тучный мужчина раскинул руки и сграбастал диву своими огромными граблями, обхватив за грудную клетку и спиной прижимая к себе. Он собирался сломать парню позвоночник, пока тот безо всякой растерянности смотрел прямо на Ханбина в ближайшем углу. Дива сдул с лица упавшую прядь и непринужденно прошептал внимательно наблюдавшему дилеру, который опасался, что что-то могло пойти не так: — Кх, мда, пора сделать отбивную. — Че ты там мямлишь?! — Рявкнул преступник, надавив сильнее, но он совершенно не ожидал следующего хода мальчишки. Дива перенаправил свой легкий вес и легко подкинул обе ноги так, что оттолкнулся ими от торса БиАйя, разжимая руки уголовника и увеличивая расстояние между своей спиной и его крупным телом, тем самым перевернувшись, спрыгнув за его голову и, обхватив того за подбородок, сломал ему челюсть, приземляясь на одно колено и укладывая обезумевшего громилу рядом со своей стопой. — Такие захваты очень опасны, если соперник легче тебя в весе, да и к тому же опытней, еблан. — С наслаждением сплюнул дива, вставая на ноги. Обвисшая, повернутая и слегка приоткрытая нижняя челюсть мужика пугала своей безобразностью, но он встал на ноги, кряхтя и пытаясь издать невнятные проклятья в адрес парня. БиАйю хотелось похлопать диве, но раунд был не окончен, ибо свирепый преступник жаждал разорвать этого проворного мотылька в клочья. Дива хрустнул шеей, жалея этого имбецила, который явно не знал, когда следует оценить свои шансы и вовремя сдаться во избежание худшего. Зал стучал и гремел в одном ритме, словно единый орган. Никто из пришедших не ожидал такого уровня вздрючек от непримечательного, женственно слаженного дивы. Бобби ухмылялся в противоположном углу ринга: он тщательно изучал резюме каждого кандидата в свой отшельнический маньяческий клуб. Маты под ногами зашатались: громила вновь ринулся на парня, но тот очень легко изогнулся, увернувшись, поставил одну ногу на натянутую веревку и отскочил от неё, как йо-йо, в прыжке сложенными руками вдарив по затылку мужика. Тот неожиданно рухнул на колени, а дива, оказавшийся сзади, перехватил его широкую шею локтями и принялся душить. Зрители взревели, подняли руки и стали махать ими, чествуя поистине жуткого соперника, чья красота была ахуеть как обманчива. Ханбин настолько засмотрелся, что совсем забыл, что замес этот устроила его пиар-команда, и ситуацию требуется контролировать. Ван первым вышел из оцепенения и разнял их, позволив людям Лысого утащить полудохлую тушу уголовника с ринга. — Уяснили мораль, мужики? Не ведитесь на красивую обертку. Кто-нибудь ещё хочет бесплатно забраться дивам в штаны? Я бы не советовал. Лучше заплатите, не то останетесь на больничной койке. Тюрьма ржала и гоготала похуже разбушевавшегося зоопарка, провожая расслабленного победителя с ринга. Юноша вернулся к своим почти таким же безупречным и ухоженным, каким вышел, если не брать в расчёт помятую робу и растрепанные волосы. Но только профи мог отделаться такими пустяками после стычки с мужиком почти вдвое больше себя. При тусклом свете казалось, что он даже не вспотел. Проводив его взглядом, БиАй вновь посмотрел на Вана, который подал ему знак. Первые пять секунд он не мог поверить, что время уже пришло. Время расправы над СонКи. Дилер заметил, как хромой уже пятится к выходу, несмотря на захват Гризли на предплечье и помеху в виде плотно сжатых рядов из осуждённых. Ханбину оставалось только поймать взгляд Гризли и два раза кивнуть ему. Как только он принял сигнал, то сразу же рванул СонКи на себя и потянул к рингу. Ван облегчил ему задачу: — Пропустите медведя к рингу! Расступитесь, сукины дети. Видите, как он рвётся к нам? БиАй его почти не узнал: Гризли выглядел действительно подстать своей кличке и был больше похож на разбуженного хищника, которого он впервые увидел в клетке в ту злосчастную пятницу. Бывший боксёр с легкостью перекинул сопротивлявшегося СонКи на ринг, тот завалился на бок, роняя свою трость. Гризли пнул её в угол, в котором стоял и Бобби незаметно поднял её куском тряпки, убрав за робу. — Ого, да тут семейные разборки созрели, господа! Голубки решили выяснить отношения прилюдно?! Или эта мразь тебе изменила, покувыркавшись с кем-то из Ёндыпхо, Гризли? — Подливал масла в огонь Ван, будто бы озадаченный их появлением на матах. Гризли разглагольствовать не стал, суровым рыком велев СонКи подниматься и защищаться, ибо в избиении его лежачего ничего веселого не было. Калека смотрел с бешенством в глазах, оглядывая бывшего любовника. А затем прошёлся таким же обезумевшим взглядом по Вану, Бобби и БиАйю. На последнем он задержался дольше всех. — Ебанные психи... так вы... и ты с ними, Гризли?! Вот так изобьешь меня?! Поэтому притащил в этот спортзал?! — Его истошные крики утопали в гуле толпы, которая уже изнемогала от действий и хуй клала на то, о чем там базарят. — Въеби уже своей подстилке! — Отпизди его! — Нехуй под других ложиться! — Разделайся с ним! Нахуй калеку! Ханбин неожиданно для самого себя резко отвернулся, когда лицо Гризли исказила гримаса злобы и отвращения, и он тяжелым кулаком впечатал по приподнятому лицу СонКи. — Раз не собираешься вставать, то я просто размажу тебя по этому мату, — оголив свою кровожадную сторону, Гризли звучал абсолютно непреклонно. Вся тюрьма дружно охала и ухала, когда свирепый медведь стал молотить кулаками по лицу и туловищу своего соседа, который даже не успевал подняться. Гризли был не из тех вариантов, который бы выбрали в качестве причины смерти: поток его ударов был беспощадным и неизбежным, как камнепад. Ван остановил его тогда, когда мужчина под ним потерял сознание, но его лицо ещё не было полностью залито кровью. Бобби дал знак, чтобы люди в первом ряду оттащили его в конец зала и оставили там лежать. — Ух, мурашки по коже, — громко оповестил Ван, когда погруженный в себя угрюмый Гризли удалялся с ринга. БиАй хотел похлопать его по плечу, но сдержал свой необдуманный эмоциональный порыв. Нужно было держать марку неприступного рефери до конца. В толпе мужиков он узнал полный сочувствия взгляд Чесона, обращённый на спускавшегося мужчину. Гризли проходил мимо него и анорексик что-то шепнул ему, пытаясь дотронуться до предплечья, но мужчина лишь оскалился и что-то злобно рыкнул ему в ответ, не дав к себе прикоснуться, как дикое животное, и исчез в гуще людей. Ветхие двери, чудом не слетавшие с петель, вновь отворились, впуская новую партию уголовников, пришедших насладиться шоу. Хотя, скорее, в нем поучаствовать, став неотъемлемой частью программы, ведь это были люди ХэШу. Первым вошёл мужчина с подмоченной репутацией по кличке Тхэквондист, выпячивая грудь как индюк. За ним следовало несколько шестёрок. Потом показался Югим, который вёл за собой ДжэДжуна. БиАй набрал в легкие побольше воздуха. Его тонсэн был похож на иссушенного зомби, которого лучше было бы вести на веревочке, чтобы не свалился. Последний раз он видел его недели две назад на мониторах Вана, но тогда он казался в более лучшей форме. Разумеется, на суровой изнуряющей диете, прописанной ублюдком ХэШу, каждый день был равен месяцу, поэтому за две недели Джун истончился до состояния полуживого дрыща, еле крутившего зрачками. Встретившись с ним взглядом, дилер моментально просек: Джуну лучше, чем кажется. Этот маскарад был частью необходимого образа, который тешил и радовал ХэШу. — Обстановочка накаляется. У нас прибавление. А это значит и больше выбора для поединков на ринге! Или вы уже спать собрались, оборванцы? Публика зашумела, давая понять, что ещё не насладилась сполна зрелищем, которое мог предоставить ринг. Чживон и Ханбин обменялись многозначительными взглядами. Среди прибывших не было самого ХэШу. Они рассматривали его возможную задержку, учитывая страсть к пафосным и эффектным одиночным появлениям. Нужно было тянуть время. Раз его люди не упустили возможности показаться, значит, и ХэШу ни за что не пропустит такое историческое тюремное событие. Больше всего взглядов присутствовавших было направлено на определённую ошибку природы, то есть на Тхэквондиста. Властелины ринга прекрасно понимали, почему. Незадолго до вечеринки ТэГи пустил слух, что Тхэквондист — всего лишь жалкий петух и самый хуевый боец в рукопашную, которого только могли породить на свет биологическим путём. Отделать его как нехуй делать, поэтому авторитетом он считается незаслуженно, а только лишь по той причине, что готов своим языком греть толчок ХэШу и за это быть у него в почете. Пару дерзких новичков заглотили эту инфу как чудотворную пилюлю на случай, если вдруг подвернется удобный случай ее припомнить. Случай, конечно же, был спланирован давно. Сразу несколько новичков-одиночек выкрикивали кликуху прихвостня ХэШу, намереваясь уделать и посрамить его, зарекомендовав себя перед тюремным сообществом. Ван не сдерживал довольной дьявольской ухмылки. Блондин оглянулся на Бобби, который внимательно сканировал амбициозных добровольцев и уверенно кивнул на одного из них. Наёмнику понадобилось секунд десять, чтобы вычислить среди претендентов самого надежного бойца, который точно не сольёт битву. — Тхэквондист, прошу сюда. Примешь вызов? Или предпочтешь прятаться за чужими спинами? Югим сделал вид, что удерживает и отговаривает его: — Босс не одобрит. Не пляши под их дудку. Мужчина мешкал, пока энергичный живчик-одиночка разминался на ринге и с нетерпением ждал сокрушения своего оппонента под пристальными и довольными взглядами Бобби и БиАйя. — Что не так? Папочка не дал разрешения на игры? — Насмехался блондин, упиваясь видом сбитого с толку преступника. — Ничего страшного, можешь не выходить. Ван обратился к другим углам спортзала: — Давайте войдём в его положение, ему ведь надо вовремя ложиться в постель и сосать папкину титьку. Уголовники смотрели на вошедшую компашку и тошнотворно улыбались, оголяя пожелтевшие зубы. У Тхэквондиста уши зарделись от непереносимого унижения. Он в один миг вспыхнул, скинул с себя руку Югима и направился к центру, поддаваясь на очевидную публичную провокацию. «Птичка в клетке», — подумал БиАй, и сердце зашлось в эйфории. Тхэквондист и вправду был не на шутку убог. Он то и дело спотыкался, неуклюже нападал и совершенно не успевал обороняться. Это был не поединок, а настоящее посмешище. Ёндыпхо смеялось не только над его позором, но и над всей некомпетентной шайкой ХэШу. — А я и забыл, как машутся в началке, вот это ностальгия! — Голосил Ван, пока избитый Тхэквондист еле ковылял прочь из зала. — Старые алкаши в подворотнях выглядели бы убедительней. Ну да ладно, это же всего лишь правая рука влиятельного авторитета, зачем ему умение держать удар? Бред какой-то. Блондин сделал вид, что неуверенно чешет шею, пока публика развлекалась и угарала над его пиздежом. Джун подмигнул БиАйю, успокоенный тем, что все шло как по маслу и развязка была уже близка. Ван позволил двум каким-то ноунеймам помахаться перед тем, как был запущен основной сегмент развлекательного вечера. То, ради чего вся эта дичь и была намучена: в спортзал заявился ХэШу собственной персоной. Ряды чуть расступились в своеобразном коридоре, позволяя разгневанному ветерану пройти к своим людям. Мужчина без церемоний схватил Джуна за шкирку, толкая Югима в сторону, и поволок полунемощного в центр, заставляя расступаться и передние линии осуждённых. — Что вы тут празднуете, кретины? — Злостно выдавил ХэШу из недр грудной клетки. Он казался взбешённым не на шутку, но взгляд его оставался холодным и пронизывающим насквозь. Уголовник затащил слабо сопротивлявшегося Джуна на ринг, забираясь следом. Джун от неожиданного толчка в спину упал прямо под ноги Вану, чьё лицо посерело и застыло без выражения, будто его залили цементом. — Ой-ёй, похоже зарёванный малыш наябедничал папочке, — светловолосый бесстрашный ведущий прикусил губу, делая вид, что опасается пылавшего от гнева осуждённого. Тот не обратил на пантомиму никакого внимания и продолжил брызгать слюной: — Отмечаете угнанный навар, говнюки? — Внутренней стороной локтя мужчина вытер пот со лба, встречаясь взглядом с каждым. Затем, не прерывая зрительной дуэли с бездонным взором убийцы, пнул разлегшегося Джуна под ребра так, что тот громко охнул от боли. — Так еще и посмели подложить мне паршивую свинью? Проигнорировав встававшего на ноги молокососа, ХэШу почти вплотную подошёл к Бобби, изогнул бровь и выцедил ему в лицо: — Что же мы с тобой не поделили в этой тюрьме, наемник? Здесь вроде как жоп на всех хватает. Так любишь быть в центре внимания? — Седой авторитет медленно повернул голову в тот угол, где стоял дилер. — Или ты так вымещаешь обиду за то, что твоя сучка первая написала мне? БиАй был уверен, что на такие жалкие провокации король хладнокровности и невозмутимости Бобби не поведётся даже в страшно кринжовом сне. Но абсолютно неожиданно обнаружил, что в непроницаемом виде Чживона появилась крохотная брешь: он стиснул кулаки и явно сжал зубы так, что аж челюсть напрягалась. Однако для всех остальных этот кусок ледника источал лишь одно: пугающую нечеловеческую холодность и безразличие, будто перед вами был бездушный киборг, которого поставили на подзарядку. ХэШу оскалился и огрызнулся на его дерзкое молчание: — Ну хорошо, хотите сыграть в ринг? Тогда пора разнести его к чертям собачьим. — Невысокий мужчина сплюнул прямо на маты и скинул робу, оставаясь в майке. Он взглянул в глаза дрожавшему юноше: — Раз уж твои сутенеры так постарались, то мы подыграем, да, Джунни? Покажем всей тюрьме, как разделываются с подлыми крысами. Зрители поддержали эту идею громким ревом, несдержанным топотом и нетерпеливыми хлопками. ХэШу ещё раз провел бритвенным взглядом по организатором сходки, мысленно посылая им один сигнал: не вмешиваться. Они это уловили и были готовы к взбучке, ради которой и заварили всю эту кашу. Но исход был ещё неизвестен. ХэШу налетел на Джуна, как ястреб, осыпая его сериями ударов и справа, и слева. Парень пытался блокировать их руками, но его слабые кости едва выдерживали такого напора. Он защищал голову, пятясь назад от не прекращавшегося града выпадов. ХэШу вмазал ему по животу, впечатывая в натянутые веревки рядом с углом БиАйя. Джун беспомощно сполз вниз, кашляя и задыхаясь. Он поднял ладонь в знак поражения, сдаваясь, как и было задумано. Торгаш и ведущий подошли, чтобы оттащить заключённого от избитого парня, но тот останавливаться не собирался. На то и был расчёт: начав свою кровавую месть, он вкусил плод власти и всемогущества, и теперь жаждал устранения всех своих недоброжелателей, собравшихся в одном месте. Этот разыгравшийся адреналин подведёт его так, как ничто иное прежде. — Ты следующий, подонок, — зарычал седовласый мужчина и развернулся на подошедшего Ханбина, пиная его в живот. Тот отлетел на пару шагов, но равновесия не потерял. Подкаченный пресс со времён первых разборок значительно укрепился, и он даже боли не почувствовал. Глядя на авторитета, слетевшего с катушек, БиАй решил тоже не сдерживаться и как следует вымотать этого ублюдка, который принёс столько проблем. Тюрьма завизжала, топя спортзал в ликованиях, когда Королева Фей наконец пустила в ход кулаки. — Радуйся, что попал именно в Ёндыпхо, — кричал в ухо бывалый заключённый только поступившему новичку. — Такое красочное шоу ты больше нигде не увидишь. Этот парень, отбитый на всю голову, может запросто махаться с самыми влиятельными шишками подпольного мира. В начале все шло скверно: Ханбин пропустил пару ударов в челюсть и по рёбрам, но по силе они ощущались не так критично, как те редкие удары, которыми он попадал по ХэШу, чуть не откидывая его в нокаут. Железным кулаком он ослепил бандита так, что у того аж зуб выпал, а из десны потекла струя крови. Но крепкого старичка было не так просто вывести из строя: быстро оклемавшись, он вновь смазал кулаком по ебалу торгаша, промахнувшись, но заставив того правым глазом расшибиться о хлесткую веревку, которая оставила рассечение над правой бровью. Ханбин громко выругался, отшатнувшись. В метре от него был угол, куда уголовник намеревался его загнать. В этот момент он встретился со взглядом Чживона, который был полной противоположностью всему холодному, с чем только успел сравнить его БиАй за предыдущие годы. Его взгляд искрил и пылал так, будто готов был лазерным лучом разрезать ХэШу надвое, вот так просто, неотвратимо и у всех на виду. Торгаш слабо моргнул, глядя ему в глаза, на языке обоих подсказывая, что сейчас не время давать терпению треснуть и высвобождать обузданные до этого чувства. На кону был весь их план. Бобби сглотнул, и неистовое пламя погасло. А потом его силуэт исчез за приблизившемся ХэШу, которого активизировавшийся торговец пнул как следует прочь от себя. Бой шел дальше, шёл равнозначно, соперники отпихивали друг друга плечами, локтями, обменивались мало успешными выпадами, пока этот гаденыш ХэШу не поставил подножку, опрокидывая БиАйя на маты. Вдобавок он локтем вдарил по его лицу, пока торгаш пытался встряхнуться и подняться на ноги. Жесткий удар развернул его в противоположную сторону почти до хруста в шее. На маты брызнула кровь из его ноздрей. ХэШу навис над дилером, тяжело дыша, и собирался продолжить атаку, как вдруг ему на спину прыгнул ДжэДжун, схвативший его за голову так, будто пытался её открутить. — Ах ты мразь, не помер ещё?! — Взревел мужчина, пытавшийся, как бык, скинуть с себя легкого, но цепкого парня. Он изрядно вымотался и теперь не так активно качался из стороны в сторону. Джун не оставлял попыток выколоть ему глаза или откусить уши, и половина присутствующих в зале застыла, залюбовавшись видом разъяренной бестии, царапавшей и мнущей лицо и шею знатному бандиту. ХэШу все же собрался с силами и рывком сбросил с себя бывшего фаворита, перекинув через веревки. Джун не сломал позвоночник лишь благодаря Югиму, который вовремя его подхватил. На плечо ХэШу упала тяжёлая рука. Он развернулся и посмотрел в глаза крашенному уголовнику. — Это твой последний шанс покинуть ринг. Залитый потом и с выбитым передним зубом уголовник оскалился и сплюнул в сторону смесь слюны и крови. — Что, шакалы, теперь вы вдвоём с Бобби накинетесь на меня?! Ну давайте, решайте проблемы как мужики! Два на два, камон. — Он обернулся к толпе и вызвал своего помощника: — Югим-а, живо поднимайся. Пора с ними расправиться. Бобби пересекся взглядом с Ваном, а затем равнодушно бросил: — Ты настолько ослабел в этой дыре, что чуть не сдох от инфаркта ещё во время драки с Джуном. Хватит тебе и два на один, старик. — Хах, бросишь своего песика биться с нами двумя?! Взгляните, грозный наемник на самом деле трусливая скотина! — С чего ты решил, что один будет именно Ван? Югим, расправляя плечи, поднялся на ринг. ХэШу обвёл его вопросительным взглядом. Он на долю секунду остановился возле своего формального босса, прежде чем встать подле Вана. Спортзал загудел так, что пол и стены завибрировали. Все протянули гулкое «у-у-у», когда даже ближайший пособник ХэШу оказался подставным лицом, вставшим на сторону киллера. От такого позора было тяжело отмыться, ведь растерянное лицо ничего подозревавшего, и вот теперь окончательно преданного и растоптанного ХэШу говорило ярче любых обидных, оскорбляющих слов. Крылья носа мужчины раздулись, когда он тяжело задышал, пытаясь взять себя в руки. Любой дурак бы понял, пораскинув мозгами, что расклад был не в его пользу: Югим был вынослив в драках, а Ван чересчур непредсказуем и энергичен. По размышлениям Чживона, которыми он поделился с парнями до объявления тусы, ХэШу на этом моменте должен был дать заднюю и позвать своих шестёрок, чтобы началась удобная для него суматоха. Но он, конечно же, не мог и представить, что удобнее она будет для Бобби, а не для него. Задумка сработала идеально: поняв, что он в тисках, и не желая оказаться избитым бывшим помощником и человеком Бобби на глазах у всей тюрьмы, ХэШу улыбнулся перекошенными губами: — Плотно же вы взялись за меня, говноеды. Но вам, паразитам, не испугать Мин ХэШу! Думаете, будто вы дохуя опасные?! Хах, походу, вы просто заигрались в бессмертие со своим тронутым киллером. Моих сторонников всегда будет намного больше. Вас, блохастых, пора вытравить. — Седой мужик, переполненный злобой и ненавистью, что били фонтаном, решил продемонстрировать свою власть над тюремным обществом и призвал своих людей разъебать и ринг, и зал, и клятую свору Бобби, не оставив мокрого места. Бобби удрученно потёр переносицу: ну что за классический долбоеб. Отступает, чтобы не топтались на его туше, но выставляет так, будто генеральствует и вызывает армию на поле битвы. Так себе стратегия, которая работала слишком долго, будучи такой долбоебской. Похоже, урок «качество важнее количества» этот баран усвоить может лишь в гробу. В следующую секунду воцарилась естественная среда обитания Ким Чживона. То есть хаос. Пешки ХэШу принялись с разных сторон долбить по столбам и успешно снесли их, выкрутив с пола, разорвали верёвки и расшатали маты так, что БиАй ощутил себя в покачивавшейся лодке посреди океана горилл. Даже у объебанных метадоном трипы не такие жуткие, вот уж точно. Смута началась. В зал ворвались ждавшие в коридоре, которым не довелось пробиться к шоу, но очередную массовую потасовку с заделом на бунт пропустить они уж никак не могли. Многие кинулись азарта ради осыпать ударами и пинками шестёрок ХэШу. Те отвечали тем же, но уже не могли отличить, кто пиздится за наемника, а кто-то просто так хочет размять кулаки и попасть под раздачу. Очень быстро стало непонятно, кто вообще против кого. Каждый вдруг стал сам за себя и одновременно против всех. Драка, как пожар, из центра перекинулась на крайние ряды так быстро, что очень скоро весь спортзал был охвачен общей истерией, в которой сложно было разглядеть что-то помимо склонённых макушек, яростных морд, залитых кровью, вскинутых рук и кулаков. На Вана и Югима первыми налетели человек пять, хватаясь за робу и пытаясь притянуть к себе для удара. БиАй, уклоняясь и изворачиваясь от налетающих тел, не мог в толпе найти никого из своих, но надеялся, что они легко отделаются. Маты окончательно развалились в стороны, и ХэШу, оказавшийся вдали от эпицентра, разумеется, нацеливался удрать в безопасную зону. Ван, Югим и БиАй пытались расчищать путь к нему, пока Чживон, методично и молниеносно раскидывавший все помехи, лавировал, как акула, плывшая посреди океана крови и выпотрошенной рыбы к своей главной добыче. Он умудрялся выворачивать и ломать руки так быстро, непринуждённо и незаметно, словно открывал банки содовой, и этого даже никто не замечал, будто бы ничего не значившие куски отрывались в общем людском блендере. БиАйя подхватила волна наступавших, оттеснявшая в противоположную сторону, и он больше не мог видеть макушку Чживона в толпе. Но, хоть визуально он и потерял его из виду, все равно знал, что эта машина сделает то, ради чего её врубили. ХэШу пробирался к выходу и вокруг него оставалось все меньше сторонников: почти всех затягивало в драку. Резким движением его развернули и впечатали в стену, около которой лежали избитые до полусмерти уголовники. Без лишних манёвров и суеты Бобби достал свободной рукой салфетку, пока ХэШу истошно вопил и пытался выбраться. Киллер любил эти последние совместные минуты, разделённые с жертвой: когда даёшь осознать безвыходность и неизбежность смерти. И смотришь прямо в глаза, чтобы жертва как следует запомнила её лицо. Аккуратно и без спешки вынув припрятанную трость, Бобби со всей силы ударил её об стену возле головы седовласого мужчины, от чего тот весь вздрогнул, чуть не наложив кирпичей. Мелкие части изделия разлетелись в стороны, а в крепкой, никогда не дрожавшей руке лучшего киллера Кореи осталась небольшая заострённая часть. ХэШу, увидев эту деталь, стал пинаться и рыпаться ещё отчаянней, но, вымотанный в драках, едва ли смог бы хоть на миллиметр разжать стальную руку Бобби на основании шеи. Секунда, и его трепыхания прекратились. На лоб убийцы брызнули мелкие капли крови. На пол упало окровавленное орудие, а размякшая алая салфетка распалась на мелкие кусочки. Жизнь, которая упорно и старательно пыталась обхитрить свою погибель, наконец-то остановилась. А тело мужчины обмякло и мешком рухнуло у ног убийцы, на пару секунд даруя ему невероятное чувство облегчения. В следующую секунду Чживон той же ровной походкой двинулся через зал, бросив труп ХэШу с распахнутыми глазами хладеть у стены переполненного помещения. Преступники расшибались о Бобби, как волны о прибрежные скалы, а те, кому ещё запекшаяся кровь не закрывала обзор, обходили стороной киллера. Ведь зрачки его были ненормально расширены, а сердцебиение слегка учащенным. В ушах звенело от шума, и только тогда киллер сообразил, что магнитофон ещё не разъебали и музыка до сих пор льётся, заглушаемая воплями дравшихся. Он переступал через обессиленных заключённых, припавших к полу, отталкивал плечами тюремный народ, когда раздались сирены и все в пешке стали покидать зал. Дойдя до середины, он столкнулся с БаО, который помогал встать Нам Хвану на ноги, и коротко кивнул, повелевая всех уводить. Не найдя того, что нужно, он двигался дальше, попутно замечая Гризли и ДжэГу, по договоренности помогавших ТэГи и дивам безопасно покинуть помещение, а через пару метров Чесона, Джуна и Югима, явно кого-то искавших. Он подошёл к ним, и они тут же бросили ему: — Вана и БиАйя нигде нет. Надо убираться. Скоро придут свояки ЮнХо, подкупные уже умыли руки. Бобби велел оставить это на него и выматываться отсюда. Зал медленно пустел, но ещё оставалось с два десятка разрозненных групп, продолжавших со всей дури мочить друг друга, несмотря на прозвучавшие сирены, возвещавшие об усилении охранных постов. Чживона внутреннее чутьё вело в крайний угол, где кто-уже раздолбал надоевший источник музыки. Первым он разглядел Вана, отбивавшегося от двух включённых бритоголовых отморозков. Завидев приближение Чживона, они отвлеклись, и Ван двумя ударами отбросил их на приличную дистанцию, а они настаивать на продолжении не стали, ретировавшись к выходу. Не успел блондин открыть рот, как от Бобби прозвучало требовательное и строгое: — Где БиАй? — Нас развели по сторонам, — только и смог ответить тот, беспомощно озаряясь по залу. Бобби, начавший напрягаться, хлопнул подельника по плечу и велел убираться. — Сначала отыщем торгаша. — Сам отыщу. Вали давай. Блондин окинул окровавленного Бобби обеспокоенным взглядом, но преследовать не стал, скрывшись в гуще уголовников, покидавших зал. Чем дальше Чживон продвигался по гребанному залу, тем нестерпимее становились его мысли, аж до зуда по всему телу. Он размазал кровь ХэШу по шее и подбородку, когда вытирал вспотевший лоб. Не находя силуэтов, похожих на дилера, он впервые за весь вечер задышал так тяжело, будто из легких трубкой выкачали весь воздух. Он шёл вдоль стен, куда сваливали тех, кто не мог ходить и мешался под ногами, и повторял злобным внутренним рыком мутную бессвязную мантру: Живучий мудак. Живучий мудак. Самый живучий на свете мудак, блять. Впереди он заметил распахнутую дверь той самой кладовой. И тут же кинулся к ней, наступив на чьи-то пальцы рук до тошнотворного хруста. У самого порога головой вниз лежал Ким Ханбин, а позади него лёжа на спине ртом пускал пузыри один из заключённых. Бобби присел перед торгашом, но тот вдруг зашевелился, кашляя и приподнимая лицо. Он жмурился, пытаясь разглядеть Чживона вблизи. Убийца поднял его на ноги и критично оглядел травмы: ничего серьёзнее разбитой губы и рассечения на лбу не было. Наемник видел его и в более хуевых состояниях. А этот барыга боялся, что помрет именно сегодня. — Я его...убил...кажется...— Прохрипел помятый Ханбин, съёжившись в лице так, будто сейчас блеванет. Бобби глянул на заключённого через плечо и увидел, что рядом с его ногой валялся складной нож. Вашу ж мать, все-таки пронёс с собой оружие. И чуть не убил им БиАйя. Прижав Ханбина боком к себе, он раздраженно ответил: — Дышит, но башкой приложился неслабо. Что за хер вообще? — Китаец. Кент Ши Цзуя. Я ему не продал в прошлом месяце, а он в отместку решил припомнить мне братка своего и эту, блять, кладовку. Свисавшая голова Ханбина покачивалась при разговоре, и Чживон видел лишь его пыльную макушку, а хотелось уставиться прямо на припухшие разбитые губы. Потому что пялиться на живого и болтливого Ханбина после драки было пиздец как сексуально, что заслуживало отдельного упоминания в учебнике по сексологии пришибленных ублюдков. Бобби твёрдой поступью двинулся к выходу вместе с БиАйем, сдерживая бушевавший внутри огненный коктейль, ведь буря экстаза после убийства и аромата железа чужой крови на руках нереально подгоняли аппетит и распаляли возбуждение. Близость Ханбина рассудку тоже не помогала. Когда они оказались в коридоре, в который уже стекалась охрана, Бобби резко повернул в противоположную от жилых блоков сторону. БиАй этого даже не заметил, вновь шевеля губами: — Два апдейта. Первый: я стал хуже бегать. Закрытые пространства плохо влияют на этот навык. Тип легко нагнал меня у кладовой. Но иначе не случилось бы второго апдейта: я теперь умею выбивать нож из рук. Ахуенно, да? Ханбин стал энергичнее перебирать ногами и уже вполне мог идти сам, но продолжал облокачиваться на наемника, который никак не реагировал на его трёп. Они петляли в узких и темных коридорах не отремонтированной части тюрьмы, где камеры видео-наблюдения давно были выведены из строя, а в некоторых углах даже вырваны вместе с проводами. Скорее всего это было сделано осуждёнными, желавшими использовать разобранную технику в своих интересах и целях: для продажи или переделки во что-нибудь полезное. Пару раз они чуть не натолкнулись на подкрепление, которое продолжало стягиваться из действующих блоков, но в основном те спешили к спортзалу, не озаряясь по неосвещенным участкам запутанных длинных коридоров. БиАй и Бобби успешно миновали три или четыре таких отряда, пока торгаш не спросил: — Ты путаешь след? Разве мы не можем сразу вернуться в камеры? Закрадывалось подозрение, что киллер не просто так блуждал по лабиринту, избегая охрану. Он вёл его куда-то. Место, которое должно было быть здесь, среди обветшалых стен, покрытых плесенью и давно не видавших электричества. Бобби резко схватился за кисть БиАйя, и по телу торгаша прошёлся холодок. Стало вдруг не по себе, ведь с момента, как они покинули кладовую и спортзал, убийца оставался безмолвен. Наёмник потянул Ханбина за руку вслед за собой в помещение, залитое серебристо-синим лунным светом из длинных зарешеченных окон. Пару минут глаза дилера привыкали к этой цветовой палитре, а затем он услышал, как томно и обрывисто дышит Чживон. Прежде чем он успел понять, чем именно было это помещение, киллер надвинулся на него, обхватил холодными пальцами локоть и завёл за небольшую стенку, обитую кафелем. Спиной Ханбин вжался в этот ледяной кафель и заметил над собой душевую стойку. Так вот что он задумал? Решил помыться? БиАй хотел произнести что-то вслух, но все мысли вылетели из головы, стоило ему разглядеть вблизи совершенно дикие глаза убийцы с расширенными и блуждавшими зрачками, будто он пыхнул чего-то крайне экзотического. Инстинктивно торгаш догадался: Бобби был невменяем, его трясло и пробирала мелкая дрожь, как в состоянии аффекта, из-за совершенного убийства и недетского выброса адреналина. БиАй попытался рукой дотянуться до его склоненного лица, но наёмник, тяжело дыша, перехватил его руку и поднял над головой, пригвождая к холодному кафелю. Со второй рукой БиАйя он проделал тоже самое, но чуть медленнее, отводя в сторону и переплетая пальцы. Ханбин от беспорядочных мыслей и эмоций прикусил и без того разбитую губу и тут же матернулся, почувствовав боль, когда капля крови упала между их ногами на пожелтевший пол. Будто бы присоединяясь к ней, с подбородка Чживона тоже упала капля пота. Бобби издал утробный звериный рык, абсолютно нездорово оглядывая торговца, и жадно припал к его шее, будто порывался прокусить его сонную артерию. БиАй, ослабевший и поехавший башкой от пережитого стресса, никак не мог рассудить происходящее, но потянулся навстречу чживоноской пульсировавшей одержимости, рефлекторно зарываясь носом в его затылок и ощущая этот подкашивающий запах пыли, крови и чего-то ещё. Торгаш не знал чего, но мог предположить, что это связано со смертью. Все стало на секунду более четким, прежде чем снова раствориться в мутном сознании: они находились в заброшенном душевом помещении, где лицом друг к другу располагалось шесть-семь кабин, отгороженных друг от друга кафельными перегородками. В одной из них, припав друг к другу будто в странном оккультном ритуале, стояли Чживон и Ханбин, соединяясь в единый мрачный силуэт. Оба чувствовали острую необходимость в импульсе, пробивающем до молекул и разряжающем напряжение в мышцах и в головах, забитых картинками из воспоминаний о риске, тревоге, страхе, насилии и жестокости. Оба гнали эти сумбурные и давящие мысли прочь, сосредоточиваясь на ощущении прикосновения кожи к коже, в животном порыве пытаясь забыться друг в друге, будто в затягивавшем спиритическом портале. Бобби освободил руки дилера, обхватив его лицо и накрыв его разбитые губы своими. Увлёкшись поцелуями в губы и шею, Ханбин неосознанно обвел языком засохшую линию крови на щеке Бобби и тут же застыл в немом ахуе. Как выхуеть обратно с самого себя? Это ведь явно была чужая кровь. Насколько сильно они больны этой ослепляющей тягой друг к другу? И насколько далеко эта болезнь может зайти? Сообразив, от чего БиАй впал в шок, Чживон тут же нашёл рукой кран и повернул его. Сверху на них обрушились тяжелые и горячие капли воды, насквозь пропитывая одежду и смывая алую кровь в водосток. Тёплая вода вновь вернула их к бесстыдным и безудержным исследованиям линий друг друга: их губы и руки блуждали по скулам, изгибам шеи, губам и предплечьям. Они толкали друг друга под струи воды, поочередно задыхаясь под водопадом и от собственных раскалённых чувств. Бобби, чей низкий рык отражался от гулких стен, поставил торгаша спиной к себе, развёл его ноги в стороны и спустил штаны. Кольцо мышц не удавалось растянуть, потому что БиАй был далёк от расслабления, хоть страсть и обжигала ему легкие, как подогретый на плите афродизиак. Не в силах больше тянуть, Бобби взял его грубо и жестко. От вспышки боли Ханбин чуть было не откусил себе язык. Первые толчки были невыносимы, но массировавшие руки на спине и талии, которые недавно оборвали чью-то жизнь, успокаивали и помогали отвлечься. Вскоре к ним присоединился игривый язык, добравшийся до позвонков, когда Бобби не с первой попытки задрал промокшую прилипшую майку. Последовавшие толчки, сопровождаемые громкими шлепками, стали приносить жгучую смесь боли и удовольствия. Они были больны. Неизлечимо больны. И давно подхватили эту болезнь в точно такой же душевой, находившейся в другой части того же здания. На пике экстаза Ханбин прохрипел настоящее имя Бобби «Чживон», а тот в ответ почти что зарычал, вынимая и изливаясь вниз, между ног барыги. У обоих летали искры перед глазами, а тела настолько ослабли, что они рухнули прямо на кафель подле друг друга. Чживон выключил кран и уложил голову Ханбина на своё предплечье. Торгаш с закрытыми глазами слушал, как грохочет сердце наемника в жилке на шее. Казалось, что в эту душевую не заберётся ничто извне, будто все остальное слишком недосягаемо и нереально. Хуй знает, сколько часов они так проторчали, но, когда оба уже почти высохли и дилер начал засыпать, киллер любезно поднял его на ноги, предложив отдохнуть и отоспаться в более комфортных условиях. По телу растеклась нега, и БиАй согласно кивнул. Ничего заманчивее в жизни не слышал, кроме как предложение пойти и закрыться в тюремной камере. Ёндыпхо после развязной тусни просидело в душняке всего дней десять. По ощущениям казалось, будто распоясавшиеся подростки отделались коротким нравоучением. Жертв оказалось всего двое. Одним был Мин ХэШу, один из могущественнейших тюремных лидеров. А второй — какой-то новичок с последнего поступления, отказавшийся стать чей-то тёлкой. Вот так прозаично, но эти двое, совершенно противоположные друг другу по статусу и сроку, стали единственными, кого нашли убитыми в тот день. Окончание душняка означало, что виновных нашли. Чживон позаботился о том, что долго гнить по камерам им не пришлось. Благодаря тому, что не у многих было потенциальное оружие, смертей было мало, а подозреваемых в совершенных убийствах было легче вычислить. Вся тюрьма только и судачила, как Чи СонКи сразу из лазарета доставили в одиночку на два месяца за убийство уголовника, около которого была найдена окровавленная трость с его отпечатками. По камерам все тоже сошлось: хромой зашёл в лазарет лишь спустя несколько минут после смерти ХэШу. Мужчина изливался слюной и орал, требуя привести к нему Гризли, но охранники непреклонно следовали протоколу, сразу же изолировав обвиняемого. Это было лучшее, что они могли сделать в связи с гибелью заключённого при полной неразберихе, без адекватных свидетелей и с единственной уликой. Если жильцы Ёндыпхо и догадывались, кто на самом деле за этим стоял, то держали хлебала на замке и не смели чесать языками, чтобы, не приведи господь, не оказаться следующими СонКи. Убийцу фрэшмена отыскать уже не составило труда, и спустя десять дней после нашумевшей веселухи осужденные были переведены на средний уровень изоляции, допускавший посещение базовых общественных мест. Ханбин просидел этот душняк в камере наемника, и они успели перетереть обо всем, что произошло в спортзале, со всех углов и ракурсов. Кроме одного. Об убийстве ХэШу, занявшее годы, месяцы подготовки, но совершенное за пару минут, они не заговорили ни разу. Когда речь заходила о ненормальном порыве в душевой, у обоих застывали все мысли и слова в голове, и заканчивалось все это неистовым и нездоровым поревом. Под конец недели дилер уже не мог усидеть на месте, поедаемый желанием увидеться с Джун-ши и остальными ребятами, поблагодарить их от всей души и наболтаться. Узнать, как прошли проводы МинУ-ши, ведь они пришлись как раз на один из дней в душняке. Он старался не загоняться и не грустить, что пропустил все, ведь обязательно поклялся первым делом по освобождению навестить его. Но воссоединению с сокамерниками пришлось подождать. Камеру посетил Ван, волосы которого стали более походить на каштан, от привычного белоснежного цвета мало что осталось. Первым делом он выразил радость от того, что оба уголовника выглядели живыми и вдоволь натрахавшимися. На что оба брюзгливо фыркнули, попросив не обрыгать камеру своей завистью. — Ты до сих пор не сказал ему? — Спросил гость, уперев руки в бока и с непониманием глядя на Чживона. Тот молча опустил взгляд, ковыряя кожу на ладони. Ван, оглядев торгаша, оказавшегося в замешательстве, добавил: — Тогда скажи сейчас. Тянуть уже некуда. — Ханбин. — Как-то чересчур официально начал Бобби, повернув к нему голову и позвав торгаша не по кликухе. Дилер сузил глаза, обращая все внимание на следующие слова киллера. — Мы выходим отсюда. — Куда это? — Сморгнул БиАй. — Во двор? — В магаз через дорогу сгоняем, блять. — Закатил глаза Ван. — Мы выходим из Ёндыпхо. — Вкрадчиво и медленно, чуть ли не по слогам произнёс Бобби. БиАй, возможно, чутка оглох в тот момент, но показалось, что голос киллера не излучал уверенности, а как-то даже слабо дрожал. — Меня тут больше ничто не держит. БиАй завис. Мозги торговца начали плавиться, а в сознании гудела фраза Вана, обретшая теперь иной смысл: Ну что, развлечемся с этим зверинцем в последний разок? — Нихуя не вещаю. А чё там с твоим сроком-то? Бобби и Ван коротко переглянулись. Затем убийца, вздохнув, объяснил: — Я здесь не из-за срока. Почти на всех судей у меня есть компромат. Я бы не сидел, если бы не работа. — Что ты несёшь? Какая, нахуй работа? — Ощетинился торгаш, ощущая себя как единственный актёр на съемках без заготовленного сценария. — Посудомойщиком, блять. — Вновь нетерпеливо кинул Ван. — Подумай немного. Он же киллер. Ханбин пару минут мотал головой то в сторону Вана, то в сторону Чживона, который сидел рядом на смятой и ещё тёплой постели, и, расширив глаза, но не дав рту проделать то же самое, понял, что ебался все это время с действующим киллером при исполнении. Заикаясь, он наконец-то смог выговорить: — Тебя сюда...наняли? — Мысли забегали вперёд одна за другой все быстрее и молниеносней, и он с ещё большим удивлением озвучил вывод, напрашивавшийся сам собой: — Ты сел для того, чтобы убить ХэШу?! По разгладившимся мышцам лица убийцы казалось, будто он ждал, когда эти слова будут произнесены вслух. — Да. Теперь он мертв. И мой заказ выполнен. — Его голос звучал размеренно, будто они сидели где-то в лофтовом баре на окраине города и слушали джаз. Но вот Ханбину совсем так не казалось. — Какой, сука, заказ?! — На именинный торт, блять. — Ван, иди просрись. — Не выдержал Бобби, нахмурив брови. — Простите, просто не думал, что с этими объяснениями выйдет так туго. Ханбин оглянул помещение вокруг себя так, словно только что здесь очутился. Так вот почему Чживон убрал все лишнее! Он готовился покинуть тюрьму, смотав все удочки. В голове БиАйя в тот момент работали математические подсчеты, которые подвели его к совершенно безобразно очевидному, но в то же время неожиданному результату: — Ван твой заказчик?! Ты все это время подчинялся ему?! Сначала торгаш смотрел на киллера, но тот вновь напялил непроницаемую маску, и только после этого вопросительно взглянул на джокера, который всегда был самой ценной картой в колоде. — Ага. Я его босс-с-сы-ы! — Довольный Ван жутковато улыбался и ликовал, как победитель какого-то зашкварного конкурса. Часы ахуевания Ким БиАйя в Ёндыпхо: работаем круглосуточно! — Клиент, а не босс. — Вернув себе былую надменность, отозвался непоколебимый наёмный убийца. — Рассчитайся со мной, и я свободен. Ван ему подмигнул: — Уже сделано. Деньги отмоются через месяц, но ты можешь сваливать хоть завтра. И брать с собой кого захочешь. Последнюю фразу парень выделил особой интонацией, но Ханбин его не слушал, разведя руки в стороны, будто пытаясь кого-то заслонить собой, и прикрикнул: — Стойте-стойте-стойте! Ван, блять, ты кто такой?! Откуда взялся?! Парень деловито убрал руки в карманы и посвятил торговца в подробности семейного бизнеса: — Мой дед начинал с маленького предприятия, но затем расширился до крупной разветвлённой индустрии. За которой стоят множество теневых операций и нелегальных делишек, чувак. БиАй слышал сотни историй, начинавшихся точно также, но этот знакомый сатури-диалект и погонялово «Ван» наталкивали на мысль лишь об одной подпольной сети... — Так значит ты из семьи инчонского синдиката «Уанчжон-Па»? Ван прицелился в БиАйя указательным пальцем: — В точку! Слышал о нас? — Только от тех, кто попадал в реально крупные неприятности на границе города... Ханбин не просто слышал, его передергивало от слухов об этой чокнутой мафиозной семейке и их преданности семейным традициям. Спустя паузу Ван вновь принялся рассказывать: — ХэШу попал к моему отцу ещё совсем зелёным, не справился с одним простейшим заданием. Отец с позором его вышвырнул. Этот козел заточился и решил с ним поквитаться. По его вине моего отца пришили. Старшие братья взяли на себя управление синдикатом, ну а я взялся за родовую месть. Ханбин, стараясь игнорировать нервный тик от беззаботного тона парня, спросил: — Сколько тебе было, когда отца убили? — Заканчивал среднюю школу. — Улыбнувшись во все тридцать два, словно это было какое-то приятно воспоминание, он добавил: — Да, в отличие от других ребят, я всегда знал, чем буду заниматься после школы. Вопросов не последовало и Ван рассказывал дальше: — ХэШу быстро учился на ошибках, стоит сказать. Оброс связями и сколотил себе неплохую банду. Но не успел я взять его под прицел, как эту неудачливую мразь усадили за решетку. Тогда я решил, что простым сроком он у меня не отделается. Но навыки убивать были нулевые, зато были средства и желание понаблюдать за его смертью. Так что для работы внутри этих стен я решил нанять настоящего профессионала. — Парень указал подбородком на сидевшего рядом преступника. — Так мы с Бобби и оказались тут. В начале мы чутка забуксовали, нужно было разобраться с тюремной иерархией, че тут да как, наладить репутацию, подкинуть слушки для образа и так далее, сам понимаешь. Спасибо, что ускорил нам работку. Ослепительная улыбка вновь озарила лицо мафиозного чеболя, который предстал теперь в ином свете. БиАй взглянул на профиль Бобби, когда тот угрюмо заговорил: — В первые годы я шесть раз покушался на него, но он вечно подгадывал лучший момент, чтобы сберечь свою жалкую шкуру. Тем более важно было сделать это не топорно, чтобы не попасть в петлю дилетанта. Ханбин растормошил волосы, проходясь ногтями по коже головы. Слегка взъерошенный, он недоуменно обратился к рассуждавшему убийце: — Так ты для этого провёл здесь с десяток лет? И чем за такое можно отплатить?! Ван высокомерно ухмыльнулся: — Сразу видно человека, никогда не имевшего дело с «Уанчжоном». Ну, оно и ясно, партнёрство с моей семьей дорого обходится. БиАй перевёл взгляд на мафиозника, не обращая внимание на его стремный флекс. Тот горделиво продолжал голосить, выкладывая условия их с Чживоном сделки: — Речь не идёт об единичной выплате. Этим заказам наш Бобби обеспечил себе всю оставшуюся жизнь. Теперь его прихоти будут финансироваться из моего наследства и семейного фонда. Все заверено и зафиксировано, сумма уже заморожена специально для него. При выходе получит аванс, а затем деньги будут поступать каждый месяц. Дилер хмыкнул: — А я-то голову ломал, как обычный проходимец мог установить у себя в камере многомиллиардную систему мониторинга? И директор даже не проверял твою камеру! — Никто на его месте не стал бы проверять мою камеру, если не хотел разборок с моей двинутой семейкой. У нас, кстати, не принято класть лошадиную голову в кровать в качестве предупреждения. У нас вообще особо не любят всю эту культуру предупреждений. БиАй снова пропустил стремный флекс мимо ушей. Раньше он думал, что гордыня — это грех Чживона, но этот инчонский жеребец с лихвой его обскакал. — И ты за этим волосы красил? Чтоб вдруг не узнали? — Предположил торговец. — Ага. — Кивнул Ван, перекатываясь с пяток на носочки. — Этот хер видел меня в далеком детстве, естественно, я преобразился в лучшую сторону за это время. — Тут даже хваленая выдержка Бобби дала трещину, и он закатил глаза. — Но стоило перестраховаться, так что краска оказалась самым незаёбистым вариантом. Ханбин затаил дыхание, ступая на неизведанную запретную до нынешнего времени территорию, и спросил: — Как вы провернёте освобождение после всего, что было? Ван ждал этого вопроса и с энтузиазмом принялся разъяснять подготовленную схему: — Несколько министров в долгу перед моей семьёй. Когда-то мы помогли занять им высокие посты. И с тех пор они предлагают отплатить либо деньгами, либо освобождением. Сделаем так: оформим перевод в другую тюрьму под предлогом более строгого надсмотра. А по пути нас просто выпустят из фургона. В ту тюрьму приедут другие преступники, которые даже не подозревают, что с их документами вышла такая неразбериха. И все закроют на это глаза. В камере повисла многозначительная тишина. Ханбин замер, будто боявшийся расшевелить пустоту, и исподтишка неуверенно разглядывал убийцу, который напряжённо гипнотизировал стену напротив. Из них троих только Ван продолжал беспечно улыбаться, словно пасущийся на солнышке барашек, которого не колыхали никакие ветра. Эта его полубезумная черта никак не поддаваться общему настрою, а создавать свой собственный, дисгармонирующий со всеми, до жути обескураживала. Наконец-то БиАй посмотрел прямо на Бобби, прочистил горло и решился задать последний, контрольный вопрос, бивший молотком по затылку: — Значит, ты сваливаешь? — Мы сваливаем вместе. — Скорость, с которой Чживон ответил, польстила торговцу больше, чем сам ответ. Но он знал, что никогда не поддастся несбыточным иллюзиям, забывая, кто он. Он тот, кто решает за себя сам. Даже если это означает потерять ту связь, которая даётся в жизни лишь раз, обрекая все остальные чувства на блеклое пародирование и вечную имитацию подобных эмоций. Ханбин понятия не имел, как киллер воспримет его никому не всравшуюся гражданскую позицию, но, тем не менее, прочистив горло, заявил: — Мне осталось девять месяцев. Я отсижу свой срок до конца. Бобби повернул склоненную голову в его сторону и бесцветно произнёс: — Знал, что ты примешь такое решение. Его лицо как всегда было трудно читаемым, и Ханбин внутренне проклинал себя за то, что так отчаянно пытался научиться понимать его по взгляду, потому что секунды молчания и неопределенности давили на него хуже пушечного ядра. Чживон же мог оставаться убийственно спокойным, словно торговцу одному должно быть так хуево. Как же, блять, нечестно. Убийца пожал плечами, уголки губ слабо дернулись вверх и БиАй услышал от него: — Но мы все равно выйдем вместе. Мне как-то плевать, сижу я тут десять лет или десять лет и девять месяцев. Ханбин застыл, как рыба, выброшенная не берег, а потом, разозлившись на свою реакцию и на благотворительность Чживона, огрызнулся: — Хуйню не неси. Ты и так много времени здесь потерял. — Да, а еще я отдал этой гребанной тюрьме пот и кровь, чтоб не дать сдохнуть одному упрямому ослу. Для чего? Чтоб тот откинулся в последний год без моего присмотра? — Лицо Бобби приблизилось и в его темных глазах БиАй мог видеть тот же бесовской пляс, что всегда был при нем в минуты азарта и споров. — Ты решаешь остаться. Я решаю выйти вместе. Каждый остаётся при своём решении. — А роды тоже будут партнерскими? — Язвительно вставил Ван, нарушая эту мелодраматическую идиллию. Бобби, грозно глянув на него, обратился по-деловому: — Мы выйдем следующим рейсом по той же схеме. А Вам, Ваше Высочество, лучше встретить нас на воле с красной дорожкой, оркестром и лимузином. — Какая безвкусица. Ладно, как хотите. Тогда я выбираюсь отсюда. И беру с собой Джуна. Ханбин изумленно повторил: — Берешь с собой Джуна? Ван, не сомневаясь, кивнул: — Он и так отдал этому месту больше, чем должен. Без него ничего бы не выгорело, поэтому теперь я о нем позабочусь в знак благодарности. И я не намерен отпускать его от себя ни на шаг. Он даже не представляет, какие в «Уанчжоне» растут собственники. Глаза Вана блестели, будто он говорил о крутом новом приобретении, вроде спортивной тачки люкс-класса, но в голосе звучали стальные нотки, а игривый тон пропал бесследно. Дилер обеспокоенно прищурился: — Как мне тебе верить? Ван в миг переменился в лице, лукавый взгляд сменился на серьезный, а он сам нервно выдохнул пару раз, будто собираясь с мыслями и по ходу подбирая слова и решая, что стоит говорить, а что нет. Наконец он заговорил: — Помнишь ты сказал, что это СонКи сдал ДжэДжуна? Я тоже видел, как он передаёт информацию через левых к ХэШу. Но он не собирался идти в ва-банк из-за твоих наездов. Эта сволочь ни за что бы так собой не рискнула. Ван взял паузу, изучая лицо БиАйя, которому становилось все страшнее распутывать паутину Ёндыпхо. Затем продолжил: — В тот день, когда я увидел, как ХэШу прикрывается Джуном во время драки, я твёрдо решил вернуть его назад, чего бы это не стоило, даже если что-то пойдёт не так, и убить ХэШу больше не получится. Поэтому слил информацию о нем, чтобы поскорее избавить от этих интриг. И от проблем с ТэГи. — Погоди, значит вы с Джуном подставили СонКи? И хранили это в тайне от нас? — Этот мудак рано или поздно встал бы на сторону ХэШу, сдав всех нас. Мы использовали его, обезвредив намного раньше. Можно сказать, что в этой игре на опережение мы сделали не два, а сразу десять ходов наперёд. Бобби и БиАй переглянулись, убийца прочёл неозвученный вопрос в глазах торгаша и негромко признался: — Я не был в курсе их секретного сговора. Думал, Ван в одиночку ходил к ТэГи. Главное, что все сработало как надо. Ханбин во второй раз взялся за голову, прикрыв глаза и ладонями массируя разболевшиеся виски: — Боже, Гризли никогда не должен об этом узнать. — Знаем только мы четверо. И так будет до самой могилы. — Заверил Ван. БиАй поднял на него испытывающий взор: — Окей, у вас с Джуном есть общие тайны. А дальше что? Думаешь, это докажет мне, что ты сможешь приглядеть за ним на воле? Лицо парня посветлело, будто он почувствовал знакомый приятный аромат. На его губах заиграла искренняя улыбка: — С тех пор, как он появился, я стал понимать, что готов забыть о своей возлюбленной мести ради его безопасности. — Мафиозник как-то мечтательно усмехнулся себе под нос. — Черт, кто бы мог знать, что моей роковой бабой станет парень с недогоняющими оленьими глазками. Но так и есть, этот наивный парнишка запал мне в душу ещё в самый первый день, в той сраной душевой. — А роды тоже будут партнерскими? — Бобби почувствовал небывалое удовлетворение, когда эта язвительная фразочка слетела с его губ в адрес поплывшего клиента. БиАй не сдержал довольного смешка. — Идите вы нахуй, долбоебы остроумные. — Ван двинулся в сторону порога камеры, корча обиженную рожицу. — Через девять месяцев я вам фургон не пришлю, не ждите, ясно? Уголовники улыбались друг другу, как хищники, разделившие добычу поровну. Прежде чем убежать из камеры под обстрелом острых глаз убийцы, Ван в два прыжка приблизился к БиАйю и шепнул ему на ухо: — На воле он бы загнулся от скуки без тебя. Ханбин хихикнул, как развеселившаяся девица, а Бобби прожигал в спине Вана дыру, гадая, какими пытками выбить из него прошептанный текст, потому что БиАйя пытать он больше не станет. БиАй почти что бежал вприпрыжку к своей камере. Ему не терпелось увидеться с сокамерниками, особенно с ДжэДжуном, которого должны были перевести на освободившиеся место МинУ. Ему так много нужно было рассказать, он уже представлял во всех деталях ахуевшие, перекошенные лица друзей. Дилер замедлился, замявшись на лестнице, когда до него дошло, что в уме он уже давно зовёт их друзьями. Вот уж кого-кого, а дружбанов в тюрьме он точно не рассчитывал встретить! Криво улыбаясь, Ханбин нёсся мимо однообразных камер, пока не дошёл до своей. И чуть не налетел на спину тонсэна, который как раз стоял у порога. — Джун, ты уже разложил все вещи? Можешь не спешить с этим, у меня есть но... Ханбин резко захлопнулся, почувствовав, что что-то было не так. Плечи парня дрожали. Он обернулся и взглянул на БиАй покрасневшими глазами, а затем его рот начал двигаться, но торгаш уже плохо слышал. Ханбина оглушило. Он разбирал слова, но не мог установить связь между ними: наркотики, передозировка, смерть. Смерть. Смерть. Само по себе это слово не пугало. Но оно стояло рядом с чьим-то именем, ослепив и пошатнув ханбиновский мир. Чесон. Имя гудело в грудной клетке, отзываясь раскатами боли. Ханбин пытался докопаться до причинно-следственных связей, но все это было похоже на сплошной бесвязный бред. Смысл, стоявший за словами Джуна, постепенно доходил до сознания, вводя в еще большее оцепенение и ступор. Спрессованный воздух застрял поперек горла как кубик льда, пугающе увеличивавшийся в размерах. В висках гудело. БиАй почувствовал, как слабеют ноги, и как раз в этот момент его вовремя обхватил Джун, сдерживавший собственные всхлипы, и похлопал по спине, сжимая в объятьях. БиАй не мог ничего из себя выдавить несколько мучительно долгих минут, пока не начал одержимо повторять: — Ч-что случилось? Где он? Где? Джуну было тяжело видеть, как хён буквально просачивался сквозь его пальцы, распадаясь на мелкие крупицы. Его беспомощный голос звучал с такой глубокой тоской и душевным надломом, что сердце будто разрезали миллионы лезвий. Джун, сдерживая желание разрыдаться, шептал ему: — Аджосси обнаружил... Ещё до утреннего звонка... Он что-то принял на ночь... Его увезли... Охрана сказала, что это передозировка... Джун пытался выдавливаю по кусочкам всю информацию, которой располагал, но БиАй лишился слуха. Звуки не добирались до него, словно его поместили под стеклянный звуконепроницаемой колпак. Ханбина били, морально и физически угнетали, мучили и пытали. Он думал, что ему никогда и никто больше не сможет сделать больно. Но все это оказалось таким ничтожным, как будто небольшие оазисы в бескрайней пустыне агонии и отчаяния, в песках которой он теперь тонул. Почему же в его груди все ещё бьется это дурацкое сердце, которому так бесконечно больно? Ёндыпхо не дало им попрощаться. На воле он смог бы увидеть саван или надгробный камень, чтобы убедиться и смириться с тем, что Чесона больше нет. А жестокое, изводящее, издевающееся животное под названием Ёндыпхо просто выкрало его собрата без предупреждений и похорон, не оставив следа или упоминания, словно Чесона тут никогда и не было. Это разрывало на части. В стеклянных и пустых глазах Ханбина не отражалось ни слез, ни скорби. Они лишь безжизненно пялились на нижнюю кровать напротив, будто все ещё ждали, когда спустя очередное моргание ресницами худощавый парень материализуется обратно. Но этого не происходило. Чесон не возвращался. Он не отошёл, не отлучился никуда. Он покинул тюрьму сразу же после своего тонсэна, которого всегда оберегал. Но только ушел своим собственным путём. Первые сутки Ханбин без еды и сна не переставал продумывать их с Чесоном последний нормальный диалог вместо невнятных гляделок в спортзале. Но выходила сплошная чушь, потому что, каким бы хорошим торговцем и мошенником он не был, реальность невозможно было подменить выдумкой. А в реальности не всегда дают шанс красиво попрощаться. Джун помогал ему отвлекаться в самые беспросветные минуты рассказами о себе: как он со средней школы перебивался на собственный заработок и не знал отдыха на учебе и бесконечных подработках после того, как отец проиграл их приличное состояние, как он еле как поступил в универ на грант, въехал в отвратно дешевую общагу и попал в окружение живших там парней, в итоге подставивших его. Как всего лишился и остался ни с чем, стал в глазах общественности грязным преступником, получив свой приговор. И как неожиданно для себя нашёл общий язык с Ваном, человеком, который смотрел на него так, будто он представлял какую-то ценность. БиАй слушал и слушал его исповеди, стараясь мыслями не возвращаться к пустой кровати на нижнем ярусе. Но эта пустота ранила слишком сильно, а отсутствие в камере голоса Чесона заглушало голоса всех остальных. До того дня, как Джуна и Вана должны были «перевести», БиАй предполагал, что Чесон мог не рассчитать с заныканной дозой и обколоться тем шприцем, что так и не выбросил в прошлый раз. Но в день прощания с Джуном Ханбина накрыло настоящее горе, пришедшее на смену парализовавшей боли. Он нашёл записку в наволочке своей подушки. Помнишь тот день, когда я сказал тебе, что мне стоило держаться дольше? В моей жизни наступил момент, когда держаться дольше нет смысла. А ты, Ханбин, не бери на себя слишком много. Ты этого не заслуживаешь. Это был суицид. Суицид, перед которым Чесон по-настоящему с ним попрощался. БиАй толком не смог запомнить прощание с младшим, ведь чувство опустошения и горя разными оттенками накладывались друг на друга, мешая связно мыслить. Но дал обещание увидеться сразу после освобождения. В ту ночь после отъезда Джуна и Вана, БиАй пришёл ночевать к Бобби. Потому что они оба приехали когда-то в эту тюрьму вместе с ними, а теперь остались сами по себе. Но друг с другом. Ханбин слегка дрожал, свернувшись клубком на постели, и зачем-то пересказывал киллеру содержание прощального письма. Раз за разом, снова и снова, без остановки, будто повторял мрачную ночную колыбельную в уже давно спавшем исправительном учреждении. Неправильность кончины Чесона била его по костям и душила в области грудной клетки, его внезапный уход никак не укладывался в голове, словно не подходивший к рисунку лишний пазл. Он садился на край кровати, медленно раскачивался, а затем вновь ложился и пересказывал содержание записки монотонным голосом, словно зубрил ответ к экзамену. Только ответ этот ни к чему не подходил. В один момент Бобби прервал его ночную песнь, прижав спиной к себе, сонно и устало выдохнул в ухо: — Всех не спасти, Ким Ханбин. А кому-то спасение не нужно. Это звучало как требование смириться и отпустить. БиАй так много раз отпускал и лишался всего в жизни, что наизусть знал, как после этого одиноко и пусто. Но в ту ночь дремавший рядом Бобби и эхо его слов почему-то притупили его боль, делая эту безнадежную, несправедливую скорбь чуть менее острой. Выбившийся из сил, но все ещё не поддававшийся сну, Ханбин ослабевшим голосом мог шептать лишь предпоследние строчки записки. Не бери на себя слишком много. Перед глазами улыбался Чесон, с одобрением наблюдавший за странно уютными постельными объятиями БиАйя и Бобби. И ещё раз озвучил эту строчку своим призрачным голосом: Не бери на себя слишком много. И мою смерть тоже. А потом растворился во тьме, когда сон одолел воображение БиАйя. Девять месяцев спустя. Покидая здание, в котором Ким БиАй провёл пять лет своей жизни, он и не думал оглядываться назад. Честно говоря, после всех кошмаров, пережитых здесь, имел он эти никчемные сантименты во всех позах. Все равно никого из близкого окружения там уже не оставалось: срок Гризли и ДжэГу подошел к концу ещё полгода назад, а в прошлом месяце семья аджосси внесла за него залог. Ему вернули его вещи, в которых он поступил в это учреждение, но, неожиданно для себя, торговец не почувствовал к ним никакой эмоциональной привязанности и предпочёл уехать в робе. Их с Ким Чживоном вели в наручниках и в тюремных робах по внешнему двору к воротам, у которых припарковался правительственный фургон. Во время погрузки они вдруг услышали странный галдёж, будто сверху вопила стая птиц. Но никто не ожидал увидеть ту картину, что происходила на самом деле: заключеннные взбирались и тянулись к зарешеченным окнам, чтобы бурными криками и ором проводить двух легендарных сожителей: грозу всех авторитетов, киллера номер один в стране и его криминального любовничка, торговца от Бога и просто Королеву Фей. Когда Чживона и Ханбина усадили, с одного сняли наручники, а другого прикрепили наручниками к скамье. Фургон тронулся, увозя их прочь из муниципального округа Ёндыпхо. На половине пути БиАй признался: — Я будто еду в неизвестность. Что, если двери откроются, и нас расстреляют? Бобби привычно ухмыльнулся: — Иногда незачем всё знать. Надо просто довериться судьбе. — Ты все ещё можешь доверять этой сучке? Думаешь, она хочет, чтобы два таких отморозка вместе гуляли на свободе? — Думаю, она течёт по бэдбоям. Ханбин усмехнулся этой глупой фразе, и паника внутри стала тише. Да и так ли уж важно, станут ли они свободны, едва двери откроются, или сдохнут в автокатастрофе? БиАй может кататься в фургоне с этой наемной мордой хоть всю оставшуюся жизнь. Скучно уж точно не будет.