Love Is A Rebellious Bird

— «Дон Жуан». Я, блять, не могу в это поверить. Зейн пожал плечами, сжимая одетыми в перчатки руками чашку кофе так, будто она была его собственным бьющимся сердцем. Он и Луи дрожали, стоя в безжизненном саду за пределами церкви Святого Луки, Зейн — с целью покурить, а Луи — с целью пожаловаться. — Это сложный отрывок. Не для литавр, конечно, но… — Но он нравится народу, — поправил Луи, наступая на коричневые листья лилейника. — Всё мгновенно, никакой сути. Он выбрал его, для того чтобы покрасоваться перед общественностью на фоне наших навыков. По сути, это бесит. Я взбешён. Зейн поднял брови, перед тем как удвоил затяжку из уже тлеющей сигареты и отпил кофе. — Может быть, он ему просто нравится. — Может быть, он — Бэтмен. Не в этом суть. Солнце уже клонилось к закату, отражая слабые блики красного с розовым поверх твёрдого подбородка Луи. Зейн только потряс головой и кротко усмехнулся. — И в чём твоя суть, Томлинсон? — Исключительно в том, что это — ужасающим образом очевидный денежный грабёж. Новый-и-предстоящий дирижёр берёт большой перерыв, выбирает самый сложный, о котором он только может подумать, отрывок для своего первого значительного выступления, и, до тех пор пока он окончательно не преуспеет, все идиотичные спонсоры — знаешь, Малик, те, которые липнут к молодым привлекательным людям в смокингах и думают, что скрипачи, которые умеют очень быстро передвигать пальцами — самые поразительные создания в мире, — ну, они просто открывают свои карманы, — Луи щёлкнул пальцами. — Вот так. Я тебе гарантирую, его волнуют только деньги. Он знает о том, что это чистая прибыль Гримшоу. Пару минут Зейн над этим размышлял, потирая большим пальцем край керамической кружки. — Возможно, — cогласился он. — Он довольно хорошо держится на публике и всё такое. Весьма обаятельно. — Валерий заботился о музыке, — фыркнул Луи, cхватив бычок, который курил Зейн, и возмущённо затянулся, перед тем как его выбросить. — Валерий был музыкантом. Меня не заботит вся эта херня со сбором средств и промо-дерьмом. — Детка, сборы средств и твоё промо-дерьмо — это то, почему оркестр существует в первую очередь. Луи закатил глаза и ткнул Зейна в плечо. — Эй. Я бы играл на улице, если бы чувствовал, что там у меня может быть больше художественной целостности, чем в этом здании. Зейн скептически повёл бровями, но ничего не сказал. — Ну, может, не на улице, — согласился Луи. — Я бы пошёл на станцию метро, туда, где тепло. — Там дерьмовая акустика. Луи пожал плечами. — Я бы использовал это. Сыграл бы что-то атмосферное, знаешь? Балладу Изаи. Она бы звучала прекрасно в тоннеле метрополитена. — Ну, — вздохнул Зейн, отталкиваясь от осыпающейся каменной стены и переступая через заросли сухих однолетников, — лично я рад, что Стайлс здесь, в случае если это значит, что на благотворительной акции или конференции я не буду загнан в угол миссис Фэнсингтон-выискиваю-задницы-Смит из «Смитов Лессер». Луи усмехнулся. Зейн был поразительно привлекательным с его модельной внешностью и чёрными глазами, которые, кажется, вмещали в себя океаны философии, и опасности, и сексуального опыта. Так же, как и Луи, он был извечным любимчиком старых богатых оркестровых вдов (и их взрослых дочерей). Но в отличие от Луи, которому нравилось приковывать всё внимание к себе, он просто любил оставаться один. — Без разницы. Это не меняет того факта, что «Дон Жуан» — это чертовски приторно. Зейн слегка ударил Луи, переступая через лёд. Луи посчитал это за отличную беседу. Он мысленно собрался, прежде чем вернуться ко входу в здание. Репетиция на сегодняшний день была окончена — она была короткой: ещё не хватало многого, и все ещё привыкали к смене дирижёров, — но у Луи было запланировано не менее двух часов основательной практики, перед тем как завалиться в паб с Найлом на их еженедельный дартс. Он хотел превзойти «Дон Жуана». Он был его произведением для прослушивания в ЛСО, немного классический отрывок, в самом деле, адские аппликатуры и безумно быстрый темп. Без сомнения, «Дон Жуан» проверяет технику. Подпирая рукой подбородок и спускаясь по ступенькам в лабиринт помещений для занятий под церковью, он вспомнил тот день. Репетируя в «бассейне с акулами», все остальные скрипачи напали на тот же отрывок, один громче другого, ярче, выдающейся. Это почти заставило его сомневаться в себе. Однако, в конце концов, Луи закрыл глаза, уверенный в том, что он посвятил этой композиции достаточно времени, приложил достаточно усилий, достаточно концентрации. Он всех порвёт. — Я смогу снова всех порвать, — пробубнил он, не замечая, что говорит в пустой коридор. Если Стайлс его проверяет, то он в деле. — Мистер Томлинсон! — его поймал голос, рука Луи застыла на дверной ручке комнаты для практических занятий. Это был Лиам Пайн (или он Пейн? Пьюс?), тот самый прислужник, который всегда, казалось, сторожил пятки Гримшоу. — Здравствуй. — Вы встречаетесь с Маэ… эм, с Гар… — Лиам откашлялся. — Мистер Стайлс потребовал вашего присутствия в его офисе завтра в восемь. Утра, естественно. Для встречи с руководителем секции, — на расстоянии вытянутой руки он предоставил официально выглядевшую памятку. — Нет, спасибо, — сказал Луи, отмахиваясь. — Я могу запомнить, — он скользнул за дверь и закрыл её за собой, не уделив Лиаму и последнего взгляда. — Напоминание также в вашем Outlook! — он услышал, как Лиам кричал из коридора. Звукоизоляции крайне недостаточно для избегания бюрократии. Луи съёжился, затем развернулся. Он натянул фальшивую улыбку и поднял палец вверх, Лиам с восторгом повторил этот жест через стеклянную панель окон, наконец-то отстав от него. «Наверняка хочет рассказать мне, как вести мою секцию посредством своей сложнейшей программы», — Луи фыркнул. — Я приду подготовленным. После чего была открыта партитура, и его пальцы ощутили полёт. Его мысли были взаперти, надёжно, в месте без слов, где был слышен только звук.

***

Было уже поздно, когда Луи вышел из репетиционной, запирая комнату после себя. Он ненавидел оставлять свою скрипку — у него было такое чувство, будто он отрезал и оставил часть себя, — но он всё равно не будет заниматься до завтрашнего утра. Кроме того, он всегда чувствовал себя немного нервно, спускаясь с ней в метрополитен. — Пока, Гром, — прошептал он, вынимая ключи из замка и проверяя ручку. Он бы сразу начал это отрицать, если бы кто-то спросил, но Луи давал имена всем своим инструментам. Они были его детьми, на самом деле. Или, возможно, его супергероями. В общем, они были его детками-супергероями, и вот этот был назван так за его скользящий, резонансный тон. Гром стоил намного больше, чем Луи когда-либо мог себе позволить, но в мире классической музыки, с его богатыми клиентами и общепринятым восприятием художественного приличия, серьёзные инструменты неизбежно просились в руки великих музыкантов. По сути, Гром был передан Луи его старым учителем и ментором, Леонардо Холлом, одним из главных скрипачей прошлого века. Именно Леонардо вдохновил Луи начать сочинять музыку. «Не то чтобы я не оправдал возложенных на меня надежд на той сцене», — уныло подумал Луи, надевая пальто и оставляя дворик позади, свернув на запад по Олд Стрит в направлении одного из множества убогих пабов, в которых Найл обычно тусовался после работы. (Он всегда незаметно выпивал пинты, при этом выглядя как бедный студент университета в своих поломанных очках Ray-Ban и грязном снэпбэке, и Луи задавался вопросом, знали ли его паб-друзья, чем он вообще занимается по жизни.) Луи содрогнулся от ветра и воспоминания о том, как двигались пальцы Гарри, когда тот стоял в моём композиторском кабинете и читал мою работу. Картинка предстала перед его глазами, подобно желчи в горле. Ему было интересно, как долго Гарри смотрел на простой менуэт, что он видел в нотах. — Это было просто упражнение, — пробурчал себе под нос Луи. Он не предполагал, что кто-то… Луи вздохнул и оттолкнул от себя эту мысль, лицо Гарри, его длинное тело, сгибающееся над рабочим столом и просто всё, всё о нём. Ушло. Не существовало. Он категорически отказывался быть смущённым этим инцидентом. Луи стряхнул лёгкое напыление сухого снега с плеч своего чёрного шерстяного пальто, откидывая чёлку набок, прежде чем зайти в паб. «The Farringdon Arms» — маленький и на вид задымлённый, без сомнения, ещё одна из «скрытых жемчужин» Найла. На крыльце стоял мужчина, прижимая к груди старую мандолину, пьяно покачивался то назад, то вперёд и пел неприличные лимерики. — Как-то я встретил женщину по имени Ред, Которая пригласила мясника в кровать, Но когда он снял свои штаны, Она с первого взгляда сказала: «Я лучше возьму салями!» — Это одна из моих собственных композиций, — сообщил мужчина невнятно, ухмыляясь Луи и поводя грязным подбородком. — Самая лучшая песня, которую я слышал, — Луи улыбнулся и бросил ему фунт. Затем он приготовился и, морща нос от запаха пива и затхлого дыма, толкнул тяжёлую дверь. В пабе было темно и довольно многолюдно для вечера понедельника. Луи скользнул вдоль заполненного людьми бара в направлении висевшей на стене оборванной пары досок для дартса. Он заметил знакомую макушку осветлённых волос Найла, откинувшегося назад на табурете и с оживлённым усилием беседующего со статной престарелой женщиной. Глэдис Говард, первая председательница валторны. Луи улыбнулся и, закатив глаза, прошёл прямо к ним: Найл был тем человеком, который бы пригласил кого угодно для дружеского напитка, даже семидесятилетнюю женщину, которая постоянно пахла пудрой и духами Shalimar. — Уэй-хей! Томмо! — Найл уже хорошенько выпил. — Я тут рассказывал Глэдис о том времени, когда мы смутили Лондонскую филармонию. — Мисс Говард, — улыбнулся Луи, протягивая руку для приветствия. — Приятно вас здесь видеть; что бы Найл Вам ни рассказал, это была ложь. — Спасибо, мистер Томлинсон, — ответила она. Она надавила кончиками покрытых красным лаком ногтей на ладонь Луи, на удивление чувствуя себя как дома в своём убогом окружении. — Я обещаю пить достаточно, для того чтобы забыть всё компрометирующее, — она лукаво подмигнула в сторону Найла и, повернувшись, кивнула Луи. — В таком случае, как его попка? — Оу, — с серьёзным видом выдохнул Найл, сгорбившись над остатками своей пинты. — Она райская. — Это правда, — Луи пожал плечами. Он был довольно горд своим видом сзади и тем, как он смотрелся в узких брюках. Определённо выше среднего. — Я признаюсь, что склонна к соблазну её ущипнуть, — хихикнула Глэдис. — Может быть, я тебе разрешу, — сказал Луи, поджимая губы и раздувая щёки в раздумье. — Зависит от того, сколько коктейлей ты мне купишь. — Приму к сведению, — Глэдис позволила искорке порочности загореться в своих густо накрашенных глазах, добавляя: — Знаешь, мой бедный покойный муж был таким же плоским, как доска позади тебя. Так же, как и мистер Хоран. Найл фыркнул в стеклянную пинту. — Ты негодяйка, Глэдис. Луи усмехнулся, снимая пальто и садясь за их столик. На стуле напротив висела ещё одна куртка; он был удивлён, узнав, что Найл кого-то пригласил. — Похоже, у нас есть команды для дартса? — Верно, я забыл упомянуть… Гарри Стайлс выбрал этот момент, чтобы выйти из туалета, стряхивая со своих рук воду и неуклюже возвращаясь к их столику. — Оу, — уныло сказал Луи. — Мистер Томлинсон, — Гарри казался более высоким, чем в первый раз, возвышаясь над Луи в тёмном пабе. Луи не смог не заметить, как его хипстерские скинни-джинсы облегали его бёдра, а рубашка открывала вид на шею, показывая намёк на тату у ключицы. «Такой молодой и такой крутой, — подумал Луи с усмешкой, — но ты весь поверхностный, не так ли, Дон Жуан?» Луи поднял брови. — Это моё имя. Молодец. Гарри грубо рассмеялся своим раздражающим смехом, который был не в тему, и приземлил задницу на табурет; он уже был пьяным только от половины пинты пива. — У нас завтра встреча… — Тот парень, Лиам, сказал мне об этом. — Она уже в расписании и всё такое. Оно есть в твоём Outlook. Луи выдохнул. — Очевидно, так и есть. Они оба посмотрели по сторонам, и Луи отошёл после пары некомфортных мгновений, чтобы взять себе коктейль «Том Коллинз». Он не хотел видеть загруженные взгляды Найла и Глэдис, которыми они, вероятно, одаривали друг друга — партнёры по стойке всегда не разлей вода. Воспоминание о глазах Гарри, которые читали его композицию на размазанной доске, вновь к нему вернулось, просто противоречивая вспышка, перед тем как он её приглушил. «Нет, нет, игнорируй, не правильно; тут ничего нет». Он натянуто улыбнулся бармену, принимая напиток, и вернулся к столику. Гарри был на середине какой-то истории, и, казалось, он рассказывал её так медленно, как только мог. — …Огромный человек, выглядевший довольно устрашающе, вышел из кузова грузовика и сказал, — его голос опустился до более низкой октавы, — «Что вы делаете, парни?» И мы все покачали головами: «Ой, ничего, сэр. Ничего». За исключением Джоша, который сказал: «Я отдам тебе твой пончик, если ты угадаешь моё второе имя». Луи сел, громко вздыхая. Этот небольшой анекдот, безусловно, шёл в никуда. Гарри остановился на мгновение, заикаясь и сглатывая. — Эм, и каждый из нас хотел убежать. Но Джош сказал: «Давай, угадывай. Четыре слога и начинается на М». «И это легендарный шарм Гарри Стайлса?» — Луи продолжил смотреть через стол крайне скептично, интересуясь, не выдумывает ли он, когда увидел небольшой намёк на мурашки на шее Гарри. — Вы знаете, что огромный человек сказал? — спросил Гарри. Глэдис и Найл покачали головами, а Луи проглотил очередной скучающий вздох. Идиотское лицо Гарри озарила широкая ухмылка. — Молочные железы! Найл прыснул от смеха, склонившись над своим напитком, ирландское самообладание с алкоголем и весельем. — Молочные железы, — повторил он. Хихикая, Глэдис держала руку поверх рта, непроизвольно пряча улыбку. — И что? — спросил Луи, его слова вылетели резко, с небольшой спешкой. — Каково было его реальное имя? — Меривезер, я думаю. Но это не… — Ох, ты думал, что эта история имела смысл? Лицо Гарри поблекло, а Луи почувствовал резкий, внезапный скачок угрызения совести. Он его проигнорировал, просто опустил голову и спокойно сделал глоток своего коктейля. Почему его должно волновать мнение Гарри Стайлса о нём? «Он не может рассказать маленькую глупую историю о водителе грузовика, украденном пончике и каком-то своём странном роскошном друге — как он продержится неделю, пытаясь управлять симфоническим оркестром? Истории, вот чем является музыка. Самыми великими историями, когда-либо существовавшими». — Лу, — прошептал Найл себе под нос, — будь любезным. — Что? — ответил он низким голосом. Гарри прочистил горло, кашлянув в сомкнутый кулак. — Может… Может, нам стоит поиграть в дартс? Они все поднялись. Стулья скрипнули поверх громкого классического рока, который раздавался из музыкального автомата. Пока Найл платил бармену за четыре партии в дартс, Луи стоял в стороне, допивая остаток своего «Тома Коллинза» и лениво наблюдая за Гарри, который о чём-то разговаривал с Глэдис. Дурацкая ухмылка вернулась на его лицо, большие зелёные глаза наполнились светом под убранной набок чёлкой из шоколадных кудрей, и широкие, полные губы… Луи дёрнулся. Возможно, отсюда исходит его очаровательная репутация. Это было очень глупо — его волосы. Кудрявые волосы предназначены для пятилетних девочек, а не для взрослых мужчин. «И его стопы слишком большие». Луи смотрел на потёртые, немного косолапящие замшевые ботинки Гарри, когда Найл подошёл сзади и хлопнул три дротика в его руку. — Тебе достались розовые, — произнёс он громко. — Ты говоришь это так, будто в розовом цвете есть что-то плохое, — ответил Луи властно, оставляя пустой стакан на столе и готовясь к своей первой попытке. — Всё потому, что это девичий цвет? Ужасно. Глэдис, ты со мной: я не буду в команде с шовинистом. Гарри посмотрел на него немного странно, но Луи встряхнулся и попал в двойную двадцатку своим первым дротиком. Всё превратилось не совсем в игру. Луи и Глэдис разгромили вторую команду в считанные десять минут; Гарри был неуклюж и попадал в доску так же часто, как и промазывал, — он был странно нескоординирован для того, кто имел опыт грациозных поклонов и чьи пальцы предназначены для игры на струнном инструменте. Найлу было очень весело, он едва заметил момент, когда Луи извинился и ушёл, после того как Гарри чуть не пронзил бармена своим финальным в раунде дротиком. — Господи, спасибо, что это закончилось, — пробормотал он себе под нос, заворачиваясь в пальто и выходя на свежий воздух. Небо было тёмным, а на тротуаре лежал тонкий слой снега. Луи быстро пошёл в направлении ближайшей станции метро, пытаясь понять смысл вечера. В Гарри было что-то, что его волновало. То, как он скользит по жизни, не сталкиваясь с профессиональной критикой, потому что каждый любит одарённых людей — особенно хорошо выглядящих и тех, кто приносит деньги. То, как он смотрится в облегающих джинсах, которые слишком круты, чтобы выглядеть профессионально, «острый» и полный фальшивой глубины. То, как Луи даже не смог его ненавидеть, когда тот вёл себя, как наглый пиздабол, потому что, несмотря на ожидания Луи, он был не совсем таким. Луи не был до конца уверен, каким Гарри был. В некоторые моменты он действительно казался неопределённым. Ну, возможно, «Дон Жуан» в самом деле обладал толикой самоанализа. Луи чуть не пропустил свою остановку. Ему пришлось вооружиться и, растолкав всех вокруг в вагоне, пробраться к дверям, выпуская густое облако пара изо рта, уже стоя на тротуаре. Он поплёлся к своей квартире (которая была больше похожа на маленький домик на самом деле: его отслаивающаяся зелёная дверь была зажата между другими на узкой улице) и закрылся внутри. В квартире было темно и холодно, здесь вечно тянуло затхлостью, потому что задачи прислуги, такие, как уборка, не могут стоять в начале списка приоритетов творческого человека, и в любом случае Луи приходил сюда, только чтобы поспать. В свои самые мечтательные моменты он любил представлять семью привидений, которые укрылись в его нежилой гостиной. Он прошёл к потёртой лестнице, не включая свет (не было смысла), добрался до площадки, нащупал маленькую медную ручку и открыл дверь в спальню. Мятая простынь осветилась голубым светом от экрана ноутбука — должно быть, забыл его выключить этим утром. Он снял пальто и сел за клавиатуру, лениво открывая веб-браузер, обдумывая, доставить ли Лиаму Пейну радость, действительно проверив свой Outlook. В конце концов, он не решился его открыть. К тому же он вспомнил о Стайлсе. Встреча. Не то чтобы он забыл. Луи тяжело вздохнул, ранее уверенный в том, что собирается сделать: что-то, чего он совершенно не избегал делать все эти годы, просто не позволял себе считать это допустимым занятием. Он вздохнул ещё раз, почти превращая это в мелодраматичный стон, даже если никто не мог услышать. — Кто-то должен развлекать привидений, — пробубнил он. Затем набрал имя Гарри Стайлса в поисковике и нажал «найти». Первым результатом была ссылка на его страницу в «Википедии». Луи решил, что это хорошее место для начала, нажал на гиперссылку и сразу же пожалел, когда увидел, что страница Гарри была длинной, содержащей несколько его недавних фотографий и действующие заголовки. Включая один о его личной жизни. (Луи Томлинсон существовал в «Википедии» только как «связанный с музыкой источник».) Луи проскользнул мимо основной информации. «Гарри Эдвард Стайлс, родился бла-бла-бла довольно недавно, английский виолончелист и дирижёр. Родители — Энн Кокс и кто-то Стайлс, старшая сестра Джемма, изучал виолончель в скучной консерватории в Австрии, всё равно, скучно, скучно…». Луи был смутно осведомлён о пребывании Гарри в Берлинской филармонии как выступающего. И обо всех его чрезвычайно успешных альбомах с жутко приторными названиями, которые были выпущены, когда ему только исполнилось двадцать. — «Midnight Memories»? — Луи хихикнул. — Скажите мне, что это была идея лейбла. Хотя тут вполне отдаёт чувственностью Стайлса. Лично я считаю, что он и Джош Гробан могут создать Клуб Кудрявых Милашек и держаться подальше от меня, большое спасибо. Он проскочил мимо этого раздела, чтобы прочитать о работе Гарри как дирижёра. На сайте были ссылки на множество восторженных отзывов о его гостевом пребывании в Boston Pops, что заставило Луи закатить глаза так сильно, что они едва не покинули пределы черепной коробки. К симфоническому оркестру в Чикаго ему пришлось отнестись более серьёзно, к сожалению. И к филармонии Лос-Анджелеса, где он провёл весь прошлый год. — Неудивительно, что он такой мерзкий калифорнийский хиппи. В груди Луи начал образовываться тёплый комок разочарования, когда он читал лист достижений Гарри с прикреплёнными фотографиями его улыбки с ямочками и его больших, похожих на лапы, рук, неуклюже держащих палочку. — Как они не замечают, что он абсолютно бессодержательный? — зарычал Луи. — Он просто показушник! Луи представил, что привидения ему посочувствовали. — Ну, — продолжил он вслух, — в этом я виню одержимость Америки британскими акцентами. Он фактически притворился, что спорит сам с собой о том, посмотреть раздел о личной жизни или нет. Но он был относительно коротким, несколько пометок о том, что Гарри поддерживает права ЛГБТ-сообщества, а также о его работе с британской организацией под названием «Believe in Magic». Никаких пикантных деталей об отношениях. — Раздражающе скучный. Определённо. Луи подумал о том, чтобы закрыть ноутбук и пойти спать, но следующим результатом поиска под «Википедией» была ссылка на статью в Esquire, и не было ни единого шанса, что Луи упустил бы возможность посмеяться над этим. Даже самое первое предложение заставило его разразиться смехом. «На дворе тёплый день поздней весны, и Гарри Стайлс выкладывает фото суши в Инстаграм». — О, пожалуйста, продолжайте, — произнёс Луи, погружаясь в нелепую прозу. Вовсе не похоже на статью, в которой «субъект намного круче вас, вы должны быть благодарны за привилегию платить нам за удовольствие от чтения о нём», в журнале для хорошего ненавистного чтения. «Представьте дирижёра симфонического оркестра. Представили? Какой-нибудь пожилой, морщинистый мужчина с развевающимися седыми волосами и скривившейся бабочкой? Теперь выбросьте эту картинку из головы, потому что Гарри Стайлс разбивает распространённое представление о классической музыке, захватывая Лос-Анджелес, подобно шторму. Дэвид и Виктория Бекхэм, Шарлиз Терон, Робби Уильямс и Келис недавно были замечены в первом ряду — не игры Lakers, а финального выступления Лос-Анджелесской филармонии в весеннем сезоне, — этим воскресеньем в Walt Disney Concert Hall». Луи кряхтел и фыркал, пока читал отрывок, упиваясь каждым словом о костюме Гарри, о его головных платках за 1800 долларов и о его дружбе с огромным количеством модных дизайнеров. — Что за пиздецкий абсурд. Он чёртово посмешище. К тому времени как он дошёл до последнего предложения («Примите это: Гарри Стайлс вновь заставил Моцарта звучать сногсшибательно».), Луи рухнул со стула, мягко, но всё же театрально ударяясь головой о стол. — Пожалуйста, просто убейте меня. Под статьёй была ещё одна ссылка: «Гарри Стайлс, фотография Энни Лейбовитц — СМОТРЕТЬ СЛАЙДШОУ!», на которую Луи кликнул, даже не подумав. После чего он столкнулся с голым Гарри Стайлсом. — Святой… — Луи уменьшил окно браузера и сделал глубокий, дрожащий вздох. — Что за… татуировки… — в статье пару раз упоминались тату, конечно, но Луи просто закатил глаза и пробормотал: — Будто никто из классических музыкантов никогда не имел татуировок, — он сам сделал одну как-то раз: изящный скрипичный смычок, располагавшийся снизу, на задней части его правого предплечья. Не говоря уже об обширной коллекции Зейна. Но каким-то образом мысль о Гарри Стайлсе с татуировками не была похожа на видение Гарри Стайлса с татуировками. Он определённо уже не был тем пухлым пятнадцатилеткой из того лета в Interlochen. Уже нет. Луи не мог ничего поделать. Он увеличил окно браузера и молча смотрел. Гарри стоял где-то вроде края пустынной дороги, его торс был обильно испачкан пылью, а на лице застыло серьёзное выражение. Перед собой он держал виолончель, немного наклонённую так, чтобы можно было увидеть тонкую полоску тёмных волос, тянущуюся от его пупка. Глаза Луи пробежались по контуру тела Гарри, по форме его хорошо развитых мышц. Гладкая бледная кожа и детская припухлость исчезли. Всё, что осталось от Гарри Стайлса, — это мягкие округлости по обеим сторонам его бёдер. Луи был уверен, что это что-то вроде оптической иллюзии, но их форма казалась знакомой и, как ни странно, эротичной. Он прикрыл глаза, пытаясь заглушить воспоминания о Гарри Стайлсе, ходящим за ним по пятам по щипцовым дорожкам лагеря, Гарри Стайлсе, радостно ему улыбающемся. Гарри Стайлс, взволнованный и смущённый, прыгающий в озеро и надеющийся на то, что никто не заметит его случайную эрекцию, даже если они заметили… Луи вновь открыл глаза. Он перелистнул на следующую фотографию. Татуировки покрывали его предплечья и грудную клетку, беспорядочная коллекция чёрно-серых рисунков. — Вот херня. Просматривая галерею, он уже мог почувствовать, как твердеет в штанах, со снисхождением разрешая взгляду пройтись по форме бёдер Гарри, его тёмным соскам, мышцам его правой руки, когда тот, голый, наклоняется над виолончелью. Мысль о том, что Гарри Стайлс наклоняется, в общем, являлась тем, что Луи целый день пытался не пускать в свою голову. И сейчас, когда его член наливался, он находил сложным сохранять какую-либо степень умственного контроля. Разочарованный, Луи захлопнул ноутбук, сбросил штаны и рубашку (игнорируя то, как краткое трение при раздевании только усугубило ситуацию в его штанах) и забрался в пушистую теплоту своего одеяла, чтобы поскорее заснуть. Он некоторое время не находил времени для мастурбации, вот и всё. Это просто естественная, животная реакция на почти голого мужчину… Любой голый мужчина привёл бы к такому результату. Член Луи пульсировал, головка напрягалась под резинкой его боксеров. Он противостоял желанию пойти и подрочить, всё ещё наполовину отказывая себе в этом. (Сколько толчков потребуется, если просто представлять ту фотографию? Два?) — Чёрт тебя подери, Гарри Стайлс, — он дышал, пытаясь проигнорировать внезапный прилив тепла и нужды в паховой области. — Нет, — он перевернулся, отказываясь себя трогать. Снимки из Esquire заполнили его мысли, смешиваясь с неожиданным воспоминанием о пятнадцатилетнем Гарри с очевидно напряжённым членом, покачивающимся в его плавках. Ох, Луи не будет думать об этом. Не будет думать о форме подросткового пениса; это было бы довольно странно и ужасно, и он только что собирался спать. — Спи, — приказал он мозгу, скрипя зубами. Это заняло некоторое время.