Love Is A Rebellious Bird

Луи несколько секунд смотрел на дверь, затем поднял дрожащие руки, чтобы прикрыть лицо, простонав в них. Он обошёл рабочий стол и плюхнулся в кресло Гарри, ожидая, пока его эрекция спадёт, перед тем как вернуться на вечеринку. — Во что ты ввязываешься? — спросил он вслух, жалко и похотливо, его сердцебиение всё ещё было неустойчивым. Нельзя было отрицать, насколько он хотел Гарри Стайлса; он не мог больше притворяться, не после такого. Это было безусловно — и бесконтрольно, возможно, тоже. И это пугало Луи больше всего. Ему понадобилось ещё семь минут, чтобы прийти в себя, для того чтобы смочь находиться рядом с людьми. Луи был ошеломлён таким поворотом событий. Он чувствовал себя заведённым и выжатым одновременно. Ослабленным в каком-то смысле. Это было похоже на резкое истощение организма, которое наступает после продолжительной истерики. Луи покраснел, его кожа была горячей и липкой под одеждой, а голова болела. Как будто прикосновения Гарри Стайлса, а затем их нехватка заставили Луи чувствовать какое-то ненормальное похмелье. «Увидят ли они это? Прочитают ли они всё на моём лице?» По его телу пронеслась волна самосознания, когда он вернулся ко входу Джервуд Холл. На миг он почувствовал ужас, останавливаясь в дверном проёме и наблюдая за скоплением людей на вечеринке, думая, что он не сможет так же веселиться. Что эта задача в таком состоянии для него слишком сложна. Но в следующую секунду Тагги Диверси схватила его за руку, лепеча о том, как они всюду его искали и какой потрясающий был концерт, и где твой напиток, Луи? И он заметался в толпе, немного паникуя, затем схватил шампанское. Он не забыл Гарри. Луи не мог убежать от Гарри. Для него также было бы трудно не думать о нём; Луи мог это признать, но всё усложнял тот факт, что их выступление с «Дон Жуаном» являлось главным событием вечера. Люди вокруг общались, как Луи и предполагал. Куда бы он ни повернулся, везде шла увлечённая беседа, люди шептали благоговейные похвалы, восхищаясь тем, что они стали свидетелями чего-то классического. Каждый раз, когда Луи каким-то образом удавалось потерять Гарри в толпе, каждый раз, когда у него наконец получалось загнать мысль о нём в угол и действительно участвовать в разговоре, кто-то неизбежно упоминал «Дон Жуана». И тогда всё, что Луи мог видеть, — это Гарри, и так по кругу; всё, что он мог чувствовать, — это тепло тела Гарри за спиной, его идеальный рот на своей шее и руку на бедре. Воспоминания были красочными и жгучими. У Луи перехватило дыхание. «Жди меня». Ему всего один раз пришлось напрямую взаимодействовать с Гарри, слава Богу. Этого хватило. Гримшоу подбежал к нему где-то за час до того, как всё пошло наперекосяк, неуклюжий высокий пингвин в своём смокинге, как всегда; его волосы спадали на глаза, как это всегда происходило, когда он был даже совсем немного пьян. — Томлинсон, ради бога, где ты ходишь? — воскликнул он, хватаясь за предплечье Луи той рукой, в которой не было напитка. — Мне нужна твоя помощь, и быстро. Он повёл Луи к группе людей, которую он развлекал, Гарри Стайлс был среди них. — Я пытался убедить юного Гарольда, что он лучше, чем Менгельберг, Луи. Он этого не понимает, — Ник указал на Гарри, который стоял в кругу людей прямо напротив, выглядя элегантно и спокойно. — Скажи ему, что он лучше, пожалуйста. Луи взглянул на Ника, потому что он не мог смотреть на Гарри. Он был необъяснимо испуган, что увидит равнодушие в его глазах, что он получит подтверждение тому, что Гарри передумал. «Жди меня». — Менгельберг? — Да! Менгельберг! В Консертгебау, в 1938? «Дон Жуан». Тебе это о чём-то говорит? — спросил Ник, возмущаясь явному невежеству Луи. — Это выступление было лучше! Менгельберг был мастером формулировки, но с тем темпом, который избрал Стайлс… Это было лучше. Он не верит мне. Скажи ему. Вместо этого Луи опустил голову, неистово краснея. Гримшоу продолжил тараторить, в этот раз обращаясь к Гарри, потому что Луи оказался бесполезным. — Выступление было фантастическим! Но перемена в темпе! Она была гениальной. Гениальной! Она позволяет тебе прочувствовать — на самом деле прочувствовать — мучения Дон Жуана, его внутреннюю борьбу. Все побуждающие и подталкивающие факторы! — Гримми чрезмерно жестикулировал, но Луи мог видеть других людей в толпе, которые кивали в восторженном согласии. — Человек против себя, оркестр против дирижёра. Классика конфликтов, — закончил Гримми, явно довольный собой. — Да, хорошо, — Гарри наконец заговорил ироничным голосом, грохочущим из его груди. — Луи заслуживает столько же уважения за это, как и я… Если не больше. Луи резко повернулся к нему, его сердце колотилось, а челюсть сжалась в негодовании. Гарри уставился на него, его глаза засверкали в мрачном веселье. Боже, Луи его хотел. — Ты прав, Гарри, — жеманно произнесла Амелия Фрайзер-Линд, обращая взгляд к Луи. — Сегодняшнее выступление было невероятным. Молодец, концертмейстер. К тому времени как Луи смог отвлечься от неё, Гарри уже пропал. Луи выдохнул, радуясь тому, что без присутствия Гарри дышать стало немного легче. Но так как вечеринка подходила к концу, он начинал чувствовать себя всё тревожнее, гадая, куда исчез Гарри. Он не просто так покинул их круг беседы; казалось, он ушёл и из Джервуд Холл, возможно, даже из церкви Святого Луки. Луи не хотел признавать, насколько плохо он себя из-за этого чувствовал, из-за этой последней возможности. Поэтому он медленно уговаривал себя принять это как факт, таким образом надеясь облегчить привязанность и разочарование, которое он почувствует. Когда уход Гарри подтвердится, он примется убеждать себя в том, что он в первую очередь не хотел, чтобы Гарри его ждал. «На самом деле ты не хочешь с ним куда-либо идти, — говорил он себе, задержавшись в баре с виски в руке, глядя на растущее количество людей в холле. — Из этого не выйдет ничего хорошего. Ты это знаешь. Случилось бы что-то плохое. Люди не просто так сочиняли пословицы о вещах такого рода, понятно? Не гадь там, где ешь…» Он поплёлся к гардеробу, рядом с которым стояли всего пять человек, двое из которых были барменами. «В любом случае на хрен его, если он передумал», — прыснул Луи, опустив голову, чтобы медленно натянуть пальто поверх пиджака. Поток горячего стыда пронзил его тело, когда он осознал, что специально задерживал себя. Он даже аккуратно поправил шарф на шее, чего он бы обычно не сделал бы, в ошибочной надежде, что несколько секунд дадут Гарри Стайлсу достаточно времени, чтобы чудом появиться в помещении. «Жди меня». В этот раз в голове Луи фраза звучала саркастично, когда он пытался, но провалился в игнорировании горького скручивания в его животе из-за отказа Гарри. Больно. Разочарование прокралось глубже, опустошило грудь. «Ты дурак, Томлинсон. Слабый, и глупый, и неуправляемый». Наконец решившись идти и проклиная Гарри Стайлса, Луи взглянул в сторону двери. И он стоял прямо там. Гарри Стайлс, неоправданно красивый в своём длинном чёрном пальто, стоял под аркой на входе в церковь. Ждал Луи. Он пристально наблюдал, как Луи приближался, всего лишь один раз кинув взгляд в сторону проезжающего такси. Он молча стоял, когда Луи остановился прямо перед ним. — Итак, Стайлс? Гарри наградил его последним нечитаемым взглядом, перед тем как повернуться к выходу. Луи забрался в такси вслед за ним, чинно заняв пассажирскую сторону и избегая любого пересечения взглядом. Не было смысла пытаться выглядеть крутым, в самом деле. Не тогда, когда его сердце колотилось быстрее, чем темп, который он задал «Дон Жуану», а его ладони были липкими от пота. Он пытался дышать, в то время как Гарри наклонился к водителю и что-то ему прошептал — адрес, который Луи не расслышал. Он не будет на него смотреть, он не будет… Уголком глаза он взглянул на Гарри, который опустился в кресло, и его дыхание дрогнуло, когда большая ладонь дирижёра скользнула по верхней части его бедра. Никто из них не говорил во время первой части поездки. Здания Лондона пролетали за окнами автомобиля, тёмные гиганты из кирпича и стекла, и Луи смотрел на каждое из них, как на предупреждающий знак. Чем дальше они уезжали от Барбикан, от квартиры Луи, тем страшнее ему становилось, страх наряду с возбуждением. Рука Гарри излучала тепло на его ноге, пальцы скользнули к промежности между его бёдрами, чтобы потереть по шву. Луи закинул голову и сдавленно простонал, на секунду позволяя векам задрожать. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на Гарри: тот угрюмо смотрел в окно рядом с водителем, его профиль очерчивался туманным оранжевым светом фонарей, а кудри возвышались на голове, словно нимб. — Начинается дождь, — задумчиво проговорил Гарри. Кому-нибудь другому показалось бы, что ему скучно, но Луи слышал напряжение в его голосе. Он чувствовал, как дрожала его рука, как его палец выводил небольшие круги на бедре Луи. Начинали падать большие капли, первые этой весной, стекая по стеклу блестящими бусинами. Луи открыл рот, чтобы сказать что-то саркастичное о постоянной нужде Гарри указывать на очевидное, но его слова превратились в резкое шипение, когда Гарри передвинул руку на сантиметр ближе, накрыв его промежность. Маленький мальчик хочет, чтобы его наказали. Да. «Мне следовало просто уйти, — думал Луи, с трудом дыша, так как Гарри продолжал небрежно ласкать его через ткань брюк смокинга. — Мне не нужно было ждать. Зачем я ждал?» Ответ был очевиден. Гарри накрывал его ладонью, гладил его, когда они подъезжали к Росслин-Хилл в Хэмпстеде. Кирпичные дома с коваными железными воротами выстроились вдоль дороги; здесь было меньше фонарей, но всё ещё достаточно света, чтобы видеть. Луи закусил губу, умоляя, чтобы водитель не увидел его в зеркало. Он даже не думал, что Гарри был твёрдым, Боже. «Это чертовски унизительно. Он мог взять кого угодно; возможно, он просто выбрал меня для секса, потому что я оказался геем, что было для него удобно. И вот он я, стеснительно на всё согласный. Когда он сидит весь расслабленный», — Луи заёрзал в волнении, а на щеках появился румянец, когда Гарри продолжал спокойно, как бы невзначай прикасаться к нему через брюки. Ему стало интересно, смеётся ли Гарри мысленно над ним. Они повернули за угол, в узкий переулок, вдоль которого тянулись квартиры подороже, расположенные напротив отгороженного сада, плющ на стене которого был коричневым и поникшим. Гарри убрал руку, когда такси остановилось, Луи еле сдержал хныканье из-за того, что прикосновения исчезли. Он ждал на заднем сиденье, пока Гарри платил, старательно пытаясь не кончить в штаны. Думая о чём угодно, лишь бы успокоить бушующий поток крови, превратившийся в эрекцию, потому что Гарри не получит его так просто, Луи не позволял своему телу признавать то, как сильно он этого хотел, насколько отчаянно он в этом нуждался. Он наконец вышел из автомобиля на мартовский холодный ветер, и брызги дождя ударили по его очкам. Его колени дрожали, но, по крайней мере, холод помогал. Дверь со стороны Гарри хлопнула, и такси отъехало от здания, оставив только их двоих, стоящих лицом друг к другу посреди безлюдного переулка. Луи в очередной раз вздохнул, чтобы успокоить себя, прежде чем заговорить. — Это твой дом, да? Довольно пафосно… Он не смог вымолвить и слова, после того как пальцы Гарри сжались на его талии, и Луи грубо рванул прямо к нему под дождём. Их тела столкнулись, а дыхание Гарри обжигало его ухо. Луи почувствовал руки на своей щеке, которые приподняли его голову, и затем губы Гарри оказались на его губах. Они были мягкими, тёплыми и влажными, и когда Луи открыл рот, чтобы впустить Гарри, у него вырвался небольшой стон облегчения. Его голова кружилась, ноги поднимались над землёй, когда они жадно целовались. Где-то в дымке покусанных губ и доминирующего языка Гарри, Луи осознал, что они двигались к двери. Дождь хлестал прямо на них, они оба промокли до нитки. Они остановились у входа в здание. Гарри провёл рукой по мокрым волосам на затылке Луи, чтобы отстранить его лицо, обнажая золотистую кожу. Он слизнул дождевую воду с подбородка Луи, и тот вздрогнул. — Давай уже, блять, зайдём, Стайлс, — удалось ему выговорить в рваном шёпоте. Гарри издал тихий звук где-то глубоко в горле и оторвался, чтобы найти ключи и впустить их в яркий чёрно-белый подъезд. В здании было всего три квартиры, по одной на каждом этаже. Гарри взял Луи за руку и потащил по узкой крутой лестнице, не удосужившись вытереть грязные подошвы о коврик у входа. — Дерьмо, — тихо выругался Луи, почувствовав боль в ногах и пытаясь не отставать. Это было нелегко из-за сердца, колотившегося так, словно оно было готово вырваться из груди. Ему не хватало кислорода. Луи задумался, было ли это похоже на паническую атаку. «Сексуальную атаку, — подумал он с остервенением, когда Гарри дёрнул его за руку. — Это сексуальная атака». Они остановились на втором этаже. Гарри прижал Луи к перилам, наклоняя его назад, чтобы оставить засос у основания его шеи. Луи был так близок к падению… Но Гарри не позволял ему упасть. Гарри держал всё под контролем. — Ты… ты даже не знаешь, как чертовски долго я ждал этого, — выдохнул он, тёмно-зелёные глаза смотрели на него с трепетом, когда он остановился, чтобы полюбоваться своей работой. — Мы разбудим твоих соседей, — зашипел Луи, взглянув на дверь в паре метров от них. Она была украшена венком из свежих цветов и деревянной табличкой, которая гласила, что хозяйкой квартиры является 'Миссис М. Филдинг'. — Хорошо, — прошептал Гарри. — Я хочу, чтобы они знали, что я трахаю тебя. Хочу, чтобы они услышали, как ты кончаешь. — Господи, — Луи оттолкнул Гарри, давая себе секунду на вздох, перед тем как снова торопливо побежать по коридору и наверх по ступенькам к третьей двери. В этот раз Гарри был готов достать ключ, используя левую руку, чтобы смахнуть остатки дождевой воды с кудрей, после чего он толкнул дверь. Он не хотел терять время на включение света. Луи застыл на пороге, мгновение неуверенно глядя на Гарри, перед тем как Гарри потянул его внутрь; его руки были везде: под пиджаком Луи, расстёгивающие рубашку и прикасающиеся к голой коже спины. Луи прищурился сквозь потёки дождя на его очках: квартира Гарри оказалась студией, большой, с кирпичными стенами и винтовой лестницей, которая вела в спальню. Уличные фонари омывали помещение тусклым светом; высокие стеклянные окна выходили на Хэмпстед-Хит. — Сними мою рубашку, — приказал Гарри. Он осторожно снял очки Луи и сложил их, положив на стопку писем возле двери. — Я хочу видеть твои руки. Луи сглотнул. Он прикусил губу, глядя на Гарри из-под длинных ресниц. На его лице читалось буйное выражение, такое же, как когда он дирижировал оркестром этим вечером. Та же самая фокусировка, которую Луи увидел впервые, когда прервал Гарри в середине чтения своей композиции с доски множество недель назад в новом офисе Гарри. Гарри, блять, Стайлса. Сознание Луи вспомнило фотографии из Esquire, его руки начали трястись, потому что он собирался увидеть это в реальной жизни. Он начал снизу, проворно расстёгивая пуговицы на смокинговой рубашке Гарри. Неуверенно провёл ладонью по его животу, ощутив жёсткие волосы ниже пупка и напряжение мышц при его прикосновении. Наконец-то рубашка была снята, забыто упав на пол; Гарри пристально следил за руками Луи, когда тот принялся расстёгивать ширинку на брюках. Дыхание Луи сбилось при виде бледной кожи и тёмных чернил. Он задумался, для чего предназначались эти узоры, задумался, разрешит ли ему Гарри провести по ним, лениво облизать их контур следующим утром. Но он сразу прогнал эту мысль, как только она появилась; это было всего на одну ночь, очевидно. Что-то вселилось в Гарри, волнение и нерешённые чувства юности, которые заставили его сорваться, и теперь они делают это. Они сделают это лишь раз, и всё. Всего лишь секс. Гарри сбрасывал обувь, когда Луи стянул его брюки с бёдер. Он зацепил резинку боксеров Гарри и вопросительно взглянул на него, почти опустившись на колени. — Сделай это, — сказал Гарри. — Хочу, чтобы ты меня увидел, Луи. Луи почувствовал дрожь, пробежавшую по спине, когда спустил эластичную чёрную ткань и вздохнул при виде того, что обнаружил. Член Гарри был большим. Очень большим и очень красивым. Он был наполовину возбуждён, слегка покрасневший в нескольких сантиметрах от лица Луи. Он ощутил руку на своём подбородке; Гарри снова откинул его голову. — Думаешь, сможешь его взять? — спросил он, улыбаясь, уверенно бросая вызов. — Концертмейстер? Луи резко сглотнул. Он помог Гарри полностью освободиться от брюк и снова встал, беспомощно заостряя взгляд на огромном… просто огромном члене. Он чувствовал себя отстранённо. — Я, эм… — пробормотал он скрипучим голосом. — Чтобы ты знал, мне похвастаться чуть сложнее…* Гарри зарычал, его голос сорвался. — М-м-м, а я думаю, что нет, — прилив чего-то горячего всколыхнул грудь Луи, а в следующий момент Гарри снова был на нём, забираясь на винтовую лестницу и бросая его на кровать. Они с трудом ввалились в лофт, когда Гарри начал снимать верхнюю одежду с концертмейстера, жадно посасывая его ключицы, в то время как Луи быстро стягивал брюки и боксеры. Луи хныкал, понимая, что последний слой обороны разрушился к чертям с позорным треском. Гарри снова целовал его, безжалостно прикусывая нижнюю губу, зализывая ранки языком, затем грубо очерчивая контур. Он хватал изящные запястья Луи своими большими ладонями; одной лишь мысли об этих тёплых руках на его члене было достаточно, чтобы возбудить его до предела. Луи выгнулся, выкручивая запястья, но Гарри лишь крепче сжал их. — Всё будет по-моему, Томлинсон, — прошептал он. — По-моему на этот раз, — затем он вжал Луи в кровать, где Томлинсон успел вдохнуть запах чистых белых простыней, прямо перед жалящим шлепком по левой ягодице. Луи широко распахнул рот в немом крике: шлепок обжигал болью, но распространял жаркое возбуждение по спине. — Это нормально? — добавил Гарри чуть мягче. — Скажи мне, если нет. Луи попытался восстановить дыхание. — Это, ох… — выдохнул он. — Всё в порядке, блять. Нормально. — Прекрасно. Луи почувствовал вес Стайлса, когда тот опустился на кровать, заключив коленями бёдра Луи в плен, свободной рукой массируя гудящую ягодицу. Он нагнулся, и Томлинсон почувствовал дуновение горячего воздуха и лёгкие поцелуи с наружной стороны бицепса. После чего Гарри прошептал ему на ухо: — Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом. Луи протяжно застонал, пульс учащался со скоростью ракеты, когда он почувствовал, как пальцы Гарри скользнули между ягодиц, нежно потирая колечко мышц. — Ты мечтал… м-мпх… трахнуть меня? — он выгнул шею, пытаясь взглянуть через плечо в тусклом свете. Он увидел, как Гарри облизывает два пальца, и следующее прикосновение было влажным. — Ну, тогда это в целом было наоборот, — ответил Гарри. — Но я вырос и стал более универсальным. От голоса Стайлса по коже россыпью разбегалась толпа мурашек. Он отчаянно вертелся, сминая простыни, когда Гарри проскользнул в него пальцем по первую фалангу. Таких ощущений Томлинсон не испытывал уже годами, и они были настолько сокрушительными, что Луи видел вспышки белого пламени в глазах. Разум размыло похотью; он прикусил губу и издал нуждающийся стон, прося большего. — Знал, что ты узкий, — самодовольно прошептал Гарри. Он переместил их на кровати, легко передвинув Луи на ширину коленей, приподняв задницу в воздух, а возбуждённый, истекающий смазкой член уложив на своё бедро. Палец Стайлса всё ещё находился в нём, и Луи не знал, то ли ему податься назад, то ли двинуть бёдрами, чтобы потереться. — Знал, потому что ты любишь быть под контролем. Своего инструмента, оркестра… Гарри шлёпнул его по другой ягодице. Луи зашипел и сжался вокруг фаланги, подняв взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть темнеющие глаза и искусанные роскошные красные губы. — Но ты должен понимать, что я твой босс. Мозг Луи почти закоротило. Он был уже практически на грани, и эта ситуация, когда он лежал на коленях Гарри, полностью находясь в его власти, была ослепляюще горячей. — Давай же, сделай это, — прошептал он. Луи почувствовал дрожь Гарри, когда тот начал трахать его пальцем. Жалящие шлепки один за другим. Большая левая ладонь Стайлса оставляла идеальные прекрасные алеющие следы на привлекательной заднице вкупе с пальцем, который, словно поршень, входил в него, и, блять, Томлинсону очень не хотелось кончить так скоро. «Дерьмо, — он чувствовал приближающийся оргазм, жар, обволакивающий бёдра и оседающий в яйцах, и он не хотел кончать, нет. — Боже, так неловко, ну не так же скоро…» Но сейчас Гарри снова массировал больные места, оставляя ласковые поцелуи в ямочках в основании позвоночника, и каким-то образом вся боль, злость и обиды, что они причинили друг другу, начали испаряться. Томлинсон чувствовал себя невесомым. Он больше не мог терпеть и кончил, забывшись в крике, пачкая спермой живот, бёдра Гарри и чистые простыни. Луи чувствовал толчки удовольствия всем телом, лёгкие как пёрышко прикосновения Гарри и почти трепетные поглаживания его задницы. — Иисусе, Луи, — выдохнул спустя мгновение Гарри, не скрывая намёка на бесстыдный смех в хриплом голосе. — Ты удивительнее, чем я думал. В голове у Луи немного прояснилось, когда Гарри вынул палец и уложил его на кровати так, чтобы они лежали рядом. Он поглаживал большим пальцем щёку Луи, пока они не отрывали пристального взгляда друг от друга, пытаясь понять что-то, теряясь в сексе. — Буду честным, — пробормотал Гарри, вырисовывая пальцем в лужице на животе Луи сердце. — Думаю, мне это было нужно. Луи согласился, кратко кивнув, сжимая грудь.  — Я знаю, — он не хотел тратить время на размышления, не хотел думать, не хотел говорить. Поэтому он сполз между его широко расставленных бёдер, не скупясь на поддразнивая, широко очертил член языком и затем взял его в рот. — Блять, Лу, — задохнулся Гарри. Луи застонал, стимулируя вибрациями, позволяя слюне стекать по подбородку, заключив в кольцо губ чувствительную головку, обводя её языком, смакуя вкус и ощущения. — Господи Иису… — Гарри, казалось, потерял дар речи, и Луи самодовольно улыбнулся, целуя влажный ствол, помогая себе рукой. Собственный член быстро возбуждался снова, пока он, лёжа на бёдрах Стайлса, отсасывал, и это не было удивительно — не после длительного воздержания и Гарри, — это было… Луи почувствовал недозволенную дрожь в сердце. Он разжал кулак, оставляя на мгновение задыхающегося и дрожащего Гарри на кровати. А затем заскользил вверх по его торсу, дразня соски пальцами, выкручивая и облизывая. Луи почувствовал тёплые руки, внимательно исследующие его спину, затем сжавшие его волосы — тело выгнулось дугой под прикосновениями Томлинсона. — Я собираюсь втрахать тебя в этот матрас, — низко и сломленно проговорил Гарри. Луи был уверен, что Гарри почувствовал, как у него перехватило дыхание, пальцы ног поджались в предвкушении. Он поднял голову, и они долго смотрели друг другу в глаза. А затем Стайлс перевернул его, целуя с пугающим энтузиазмом. Его ладони смяли руки Луи, а затем его грудь; казалось, в нём взыграло бешенство, будто он не знал, до чего дотронуться первым. Наконец он остановился на талии Луи, расставляя его ноги и вжимая его в простыни, и потянулся к тумбочке, на ощупь ища смазку. Луи откинул голову, закрыв глаза, и сделал глубокий вдох: вид нависшего над ним Гарри, голого, мягкой задницей потирающегося чуть выше налившегося члена Луи, мог снова привести к непреднамеренному оргазму. Чёрт знает, что будет, когда Гарри войдёт в него. Когда он открыл глаза, то чуть не прыснул от смеха. Гарри совершил глупую ошибку: сначала смазал пальцы, прежде чем открыть жёсткую упаковку презерватива; защита теперь выскальзывала из рук, и Гарри, прикусив губу, яро настроившись, пытался её открыть. — Ты чист? — спросил Луи. — Я да. Руки Стайлса замерли, неоткрытый презерватив упал куда-то за край кровати. Гарри втянул носом воздух. — Да? — Да. — Ладно, — сказал он, нетерпеливо скользя пальцем к кольцу входа. — Блять, ладно. Я тоже. Я доверяю тебе. Пожалуй, он поступил немного безрассудно, и, может, на самом деле они не продумали возможные последствия, но Луи просто изящно раздвинул ноги, издав мягкий гортанный звук, когда почувствовал давление. Боже, они сделают это. Гарри растягивал его так прекрасно, что уже через минуту быстро добавил ещё один палец, скрещивая их, словно ножницы. Прошло слишком много времени, с тех пор как Луи ощущал это в последний раз. Он почти забыл, насколько это потрясающе. И если Гарри был неловок в дартсе, с салатными вилками и карандашами — это было ничем по сравнению с тем, как аккуратно и точно он растягивал Луи. Это выводило его на другой уровень… Как замысловатые движения пальцев виолончелиста или осторожные взмахи его палочки — Луи пришлось прикусить губу, сильно, когда образ Гарри на подиуме в смокинге пронёсся перед его глазами. — Ещё, — выдохнул он, сжимаясь, когда Гарри добавил третий палец, меняя движения под углом, чтобы найти простату. Луи почувствовал мягкое касание кудрей к своей щеке. Гарри целовал его грудь, трахая мучительно медленно, судя по всему, чтобы свести Луи с ума. — Пожалуйста, — выпалил он и тут же смутился того, как отчаянно прозвучал его голос. — Гарри, пожалуйста… — Чего именно ты хочешь? — спросил он. Луи сердито запрокинул голову. — Ты знаешь, чего я, блять, хочу, Стайлс. — Хочу, чтобы ты озвучил это, — Луи показалось, что он видел, как левая рука Гарри сжалась у основания его члена, чтобы не дать ему кончить. Но, возможно, только показалось. Он забурчал, приподнявшись на локтях, чтобы посмотреть в полные похоти зелёные глаза: — Гарри Эдвард Стайлс, я хочу, чтобы ты засунул в меня свой член и затрахал меня до потери пульса. — С удовольствием, Луи Уильям Томлинсон, — его тон был очевидно шутливым, однако его голос дрогнул. Луи сел, обхватывая Гарри ногами, и сжался, потираясь задницей о твёрдую длину. Гарри убедился, что достаточно скользкий, когда скользнул членом по бедру Луи, а затем выровнял себя. Луи вскрикнул, когда Гарри начал медленно входить. Он был таким большим, блять. Растяжка была болезненной, но Луи хотелось только больше. Он почувствовал, как Гарри неуверенно остановился. — Ты можешь продолжить… Пожалуйста, — всхлипнул он. Стайлс вошёл полностью, заполняя его так, что Луи не мог вдохнуть. — Боже мой, — простонал Гарри, выходя. — Не могу поверить, что я делаю это с тобой, — он сосредоточенно сморщился, закрыв глаза, полные губы сомкнулись, а затем открылись, когда он чуть не задохнулся от ощущений. Луи переместился под него. — Это правда было твоей юношеской фантазией, да? Гарри усмехнулся, начиная нежно двигаться. — Да. Заткнись. — Заставь меня. Гарри начал двигаться быстрее, и Луи повернул голову, чтобы скрыть улыбку в подушке. Она мгновенно исчезла, когда Гарри чуть поменял угол и задел простату. Луи сжал его бёдра, когда тот начал двигаться ещё быстрее. — Блять, блять, — дышал Луи. — Знал, что ты не заткнёшься, — сказал Гарри, но его тон был любящим. Он схватил его за бёдра, гонясь за жаром и спасительным трением, двигаясь увереннее. Луи словно парил в облаках, у него появилось забавное чувство, что он поднимается всё выше, выше и выше… Даже когда Гарри втрахивал его в простыни. Боже, они так идеально двигались вместе, что стало неожиданностью. Луи понял прямо перед тем, как кончил во второй раз, что это был лучший секс в его жизни. Его член дёрнулся на животе, и он крепко сжал себя, забрызгивая струёй всю грудь и подбородок, громко простонав с облегчением. — Хочешь, чтобы я..? — Если ты остановишься, я убью тебя, — пробормотал он, пока Гарри колебался. Луи воспользовался его заминкой и поднялся, обхватив затылок Гарри, усаживаясь на его член и беря контроль на себя. Гарри трепетно закрыл глаза, его руки беспорядочно оглаживали талию Луи, пока тот двигался вверх-вниз, очерчивая восьмёрки бёдрами, извиваясь на коленях у Гарри, словно стриптизёрша. Он наклонился, всасывая нижнюю губу Стайлса, дразня небольшими мазками языка. — Давай, малыш. Заполни меня. Гарри отозвался на команду, словно его ударила молния. Его тело напряглось. Он простонал и подался бёдрами вверх в последний раз, кончая в Луи. Он задыхался, машинально сокращаясь, сжимая бёдра Луи, впившись длинными пальцами в пульсирующие ягодицы, а затем застонал, бессильно кусая его плечо. Томлинсон подождал пару минут, пока Гарри обмякнет, позволяя ему выскользнуть, и тот чуть зашипел от смены ощущений. — Боже, — проговорил Луи. Его задница побаливала, и он слегка вздрогнул от боли, устраиваясь на боку, прикрыв ноги грязными простынями. — Ты кончал целую вечность. Гарри моргнул, будто только проснулся и не понимал, где находится. — Ещё бы, — пробормотал он хриплым голосом. — Я ждал этого целую вечность. Луи притянул простынь, отыскав сухой участок, и накрылся ею до талии, откидываясь на подушку. Матрас Гарри был мягче, чем его, он будто лежал на облаке. — М-м-м… — Луи почувствовал, как адреналин остыл в его крови, и ноющая усталость обрушилась на него. — Не возражаешь, если я останусь до завтра? — спросил он, нетвёрдо проглатывая слова. — Я могу уйти, если ты хочешь… — Нет, — быстро ответил Гарри. — Конечно, ты можешь… Пожалуйста, останься. Луи удовлетворённо вздохнул и позволил себе окунуться в притягательный комфорт кровати. — Тогда спокойной ночи, Стайлс, — пробормотал он, закрыл глаза и почувствовал вес тёплого тела Гарри, растянувшегося рядом, совсем не касаясь его. «Ладно, — подумал Луи. — Мы не будем обниматься. Меня это вполне устраивает». Это только утверждало положение ситуации, что это всё было одноразово. Обычно он представлял партитуры в голове, визуализируя то, что он наработал за день, пока сон медленно подкрадывался к нему. Однако сегодня это было похоже на то, будто Гарри вытрахал каждую ноту из него. Луи мог лишь сосредоточиться на саднящих ягодицах, позволяя приятному призрачному члену Гарри в его заднице унести его в забытье.

***

Когда он проснулся, повсюду была музыка. Кровать была пустой и холодной, а мягкая мелодия виолончели доносилась с первого этажа лофта. Это всё ещё был вечер, но дождь уже прекратился, а луна вышла из-за облака и теперь освещала комнату через большие стеклянные окна спальни Гарри. Лицо Луи купалось в ярких лунных лучах, заставляя его заморгать и тем самым окончательно проснуться. Он тут же узнал эти ноты. «Лебедь» из Камиль Сен-Санс «Карнавал животных». Технически совсем не сложная пьеса, и Гарри играл её очень тихо, скорее всего, чтобы не разбудить его. Но у Луи перехватывало дыхание, пока он наслаждался этой мелодией в паре с блестящими, мерцающими каплями воды, которые всё ещё цеплялись за стёкла в лунном свете. Прекрасное настроение. Луи тихо выбрался из кровати и босиком зашагал вниз по винтовой лестнице. Он замер, когда спустился полностью, а рука крепко обхватила холодные железные перила. Гарри сидел лицом к нему с закрытыми глазами, полностью голый, прикрытый лишь одной виолончелью. Он был страшно красив. Мускулы его левой руки перекатывались под кожей, в то время как бледная верхняя часть его тела покачивалась в такт музыке. Луи, казалось, перестал дышать. Он чувствовал, будто вторгся в невероятно интимную обстановку, но он также не мог уйти, не мог отвести взгляда. Это был первый раз, когда он услышал, как Гарри играет, с тех пор как они были детьми. Это было восхитительно. Всё о Гарри, казалось, могло пронзить сердце Луи: выражение его лица, движения его тела и больше всего — звуки, эмоции, которые он запросто передавал в своей игре. В глубине души Луи понимал, что Гарри всегда был известен в первую очередь своей эмоциональностью. Он был замечательным парнишкой. Необыкновенно одарённым и получившим мировую известность, до того как смог водить машину или купить себе пиво. Но человек, который сидел перед Луи сейчас, вскользь разрушающий свою душу в элементарной пьесе, написанной для студентов, был… «Гениальным, — Луи признался себе в этом со странным чувством пустой, одинокой тоски. — Он гений». Осознание глухо отдалось в его голове, когда Гарри слегка нахмурился, запрокинув голову назад, приближаясь к нежной кульминации пьесы. Слёзы застелили глаза Луи, и он отвернулся. Он не хотел, чтобы Гарри увидел, что он наблюдал за ним, не хотел задерживаться до конца. Он тихо поднимался по лестнице, чувствуя удушливую боль в груди, потому что у Гарри было то, чего ему всегда не хватало. Луи мог сыграть что угодно с поразительной технической точностью. Он мог идеально держать лад, попадать в точную ноту в любое время (даже в тринадцатой позиции); он мог выполнять любые штрихи смычком на грифе; он мог производить идеальные гармонии с двумя остановками во сне и играть безупречные восходящие пиццикато. Он даже мог руководить секцией других скрипачей и задабривать профессионалов блестящими выступлениями. Он знал, что мог всё это. Но причина, по которой он никогда не мог добиться уровня славы Гарри, по которой его имя никогда не было на устах у миллионов людей, заключалась в том, что ему не хватало эмоциональности. Он мог выражать эмоции, по крайней мере, он пытался. Но это никогда не было так же естественно, как то, что он услышал только что от Гарри. И никогда не будет. У Луи просто не было этого. Была некоторая часть его, которая просто не развивалась, и поэтому альбом не вышел, карьера в качестве сольного артиста не вышла. Ничего не вышло. Луи пытался привести в порядок дыхание, сидя на краю кровати, пока Гарри вытягивал последнюю мягкую ноту. «Я никогда не смогу сыграть так же», — он моргнул и вытер слёзы с щеки, слыша, как Гарри осторожно убирает свой инструмент. Луи лёг в кровать, плотно заворачиваясь в одеяло. Его завистливая часть немного не хотела делить постель, когда Гарри вернулся. Но мысль о том, что он не будет разделять её вообще, была намного хуже, поэтому он успокоился и притворился, что спит. Он подождал, пока не услышал, как Гарри тихо засопел. Затем он сделал глубокий вдох и погрузился в тишину, пока низкие ноты эхом отдавались в его ушах.