***
Гарри взял такси до станции Барбикан, наслаждаясь видом из окна. На дворе было уже второе мая, почти лето, и природа как никогда радовала прекрасной погодой. Женщины начали носить лёгкие сарафаны, а мужчины закидывали свои кожаные куртки на плечо, прогуливаясь по Олдерсгейту. Гарри улыбался, смотря на всё это. Его настроение было настолько хорошим, что он был готов начать петь. Ему казалось, будто солнце сияет сегодня только для него, и он делился этим сиянием и теплом со всем Лондоном — то самое утро, когда всё казалось метафорой его жизни, его. Чем больше он отдалялся от квартиры, тем больше он чувствовал облегчение, оттого что не сказал… Большая его часть была очень рада, но также присутствовала другая его часть, эта рудиментарная, давняя часть его, которая всё ещё опасалась Луи Томлинсона. А именно его реакции, если Гарри попытается признаться ему в серьёзных чувствах. Львиная доля его души делала всё возможное, чтобы подавить сомнения; они приложили огромные усилия с той ночи в баре с викторинами, но они всё ещё были там. До сих пор. «Он, скорее всего, не ответит взаимностью, — думал Гарри. — Я не могу прочитать его… Он может сбежать или… Так, не думать об этом». Гарри позволил лучам солнца ласкать его лицо, не давая маленькому тёмному сгустку недоверия в его груди одержать верх над ним. В конце концов, у него было достаточно отчаянной любви, которая заполняла всё его тело, а некоторые её фрагменты готовы были вот-вот разразиться, что было причиной тому, почему он пел, заходя в пустой холл Барбикан-центра и направляясь в кабинет на втором этаже. — Целуй меня каждое утро на протяжении миллионов лет… Каждый вечер держи меня рядом с собой… Гримшоу оторвался от своих бумаг, когда Гарри постучал, всё ещё напевая задушевную песню своим низким баритоном. Он широко улыбнулся, приглашая Гарри присесть. — Привет, Гарри, — радостно сказал он. — Спасибо, что пришёл сегодня. — Без проблем, — улыбнулся Гарри. Он сел в кожаное кресло напротив, его поза была свободной и расслабленной. — Что-то случилось? — Что ж, — Гримшоу расположил обе ладони на столе, слегка касаясь бумаг. Он был явно очень взволнован. — Я не хотел рассказывать раньше времени, но маленькая птичка нашептала мне… — он наклонился и заговорщически произнёс: — Возможно, ты получил серьёзное предложение из Берлина. — Ох, Гримми, — Гарри усмехнулся. — Твоя шпионская сеть делает успехи. Он на самом деле получил письмо вчера, официальное предложение на долговременную должность в качестве дирижёра Берлинской филармонии. Это была работа мечты, к тому же Гарри любил Берлин. Любил этот город. Но он всего лишь сложил письмо, оставив между подушками дивана. Он не был уверен, почему спрятал его… (Может, он просто не хотел думать об окончании одних вещей и начале других.) Он ещё не говорил об этом Луи. Совет директоров Филармонии не требовал срочного ответа — они знали, что у него есть ещё месяц в Лондоне, — и Гарри понимал, что он не был вторым или третьим кандидатом. Они бы свернули горы, чтобы заполучить его, если он решит приехать в Берлин. «Если я решу». В настоящее время вариант остаться в Лондоне казался намного привлекательнее. — Независимо от всего, это правда, — продолжал Ник, немного успокаиваясь. — Я просто хочу, чтобы ты знал, несмотря на некоторые… художественные недомолвки, которые, возможно, когда-то были, я думаю, что этот сезон был одним из лучших во всей истории ЛСО. Продажи билетов и пожертвования растут, люди только об этом и гудят; ты сам читал отзывы. Я не могу дождаться того, чтобы услышать, что вы, ребята, приготовили для финального цикла. Гарри кивнул, позволяя ямочкам появиться на его лице. — Я уверен, что твои маленькие детективы уже знают всю программу. Но спасибо, Ник, это многое для меня значит. Гримшоу прочистил горло, пожимая плечами. — В любом случае, мистер Стайлс, — Гарри заметил, как его ноги нервно постукивали, — я просто хотел сообщить вам лично, что наш совет директоров очень серьёзно относится к предложению из Берлина. Теперь это не тайна… — он поднял руки, будто сдаваясь, когда Гарри так широко улыбнулся, что лицо трещало по швам от энтузиазма. — Но я думаю, мы можем приложить некоторые усилия, чтобы замять это. Я сделаю всё самостоятельно, и мы ещё раз взвесим все за и против, после того как увидим вашу третью программу. Гарри выскочил из кресла и мягко пожал руку Гримшоу. Это были именно те новости, на которые он надеялся. — Это замечательно, Ник. Потрясающе! Я бы… Я был бы счастлив остаться. Счастлив. Я люблю… ты знаешь, Лондон, — он слегка рассмеялся и подавил неловкий кашель, когда Гримми усмехнулся. — Это то, что я хотел услышать, — он осторожно вынул руки из нетерпеливой хватки Гарри. — Надеюсь, ты понимаешь, я не могу давать никаких гарантий, но… — он приподнял свои брови, намекая. — Может, этого достаточно, для того чтобы заставить Берлин подождать. По крайней мере какое-то время. Гарри кивнул, показывая всю силу своей взволнованности. — Абсолютно. Спасибо, Ник. Спасибо тебе! — Ладно, — Гримшоу проверил свои часы и потянулся. — Что ж, на сегодня всё, думаю, можно сваливать отсюда. Как насчёт раннего обеда? — он нахально подмигнул Гарри. — Мы могли бы обговорить твою будущую карьеру, преподнести всё как деловую встречу и заказать дорогущие десерты? Гарри увидел вспышку надежды в глазах старшего мужчины и смягчил его ухмылку своей вежливой, платонической улыбкой. — Извини, Ник, перенесём это на другой раз. Я… У меня есть кое-кто, к кому я должен вернуться домой. Ник осторожно кивнул, не показывая эмоций. — Конечно, Гарри. Не позволяй мне тебя задерживать. Тучи нависли над городом, когда он вышел из Барбикан, но это не заставило настроение Гарри ухудшиться. Он не хотел забегать вперёд, не хотел думать о будущем, когда у него было такое прекрасное настоящее. Но теперь ещё и с предложениями: одно у него под подушкой, и второе, пока витающее в воздухе, которое позволило бы ему остаться в Лондоне, остаться с Луи… Гарри вздохнул, чувствуя огромный прилив счастья, и решил поймать такси, не думая ни о чём, кроме как поскорее вернуться в свою квартиру. «Я скажу ему, когда всё будет официально, — подумал он. — Я отвезу его куда-нибудь, где красиво, и он возьмёт меня за руку, и мы… мы сможем построить планы». Эта последняя мысль послала электрический разряд сквозь его грудь. Он едва мог усидеть на заднем сидении такси, подпрыгивая от нетерпения. И когда Луи встретил его у двери, голый, с блестящими каплями воды на теле, Гарри задумался, может ли его жизнь стать ещё идеальнее.***
Луи состроил глупую рожицу и закатил глаза, когда Гарри вышел за двери. Он нахмурился на несколько секунд, удивляясь, что же нужно Гримшоу в такую рань, пока шаги Гарри продолжали стихать, затем, пожав плечами, сгорбился над тарелкой с хлопьями и продолжил есть. Кукурузные хлопья размокли, но Луи не обращал на это внимания. Не тогда, когда его ждали ещё три отзыва. «Блестящее выступление концертмейстера Луи Томлинсона… настоящая находка… удивительно знать, что его уникальный талант был у нас под носом на протяжении трёх лет, ведя за собой первую секцию скрипачей Лондонского симфонического оркестра…» Луи слегка вздохнул, фыркая. — Самое время, придурки, — он не смог удержаться от ухмылки, присаживаясь на диван с газетой в руках и тарелкой чего-то, что он решил определить как «десерт на завтрак»: медовые колечки, смешанные с шоколадными шариками из «Теско». Молоко уже давно помутнело, став тёмно-коричневым, а следы от сахара остались на стенках тарелки. — Идеально, — он вздохнул, утопая в мягких подушках Гарри, и включил телевизор, не забыв разложить все журналы с рецензиями на кофейном столике, чтобы он мог заново их прочитать во время рекламных пауз. На какое-то время Луи погрузился в абсолютную тишину, пытаясь вникнуть в сюжет мультфильма. Он чувствовал себя расслабленно, чего не было довольно давно. Это было ощущение не просто расслабленных мышц или выплеск эндорфинов после оргазма, это было глубокое умиротворение. Луи был полностью доволен собой и своим выступлением. И это чувство было настолько незнакомым, что он едва смог его распознать. «Я действительно хорош, — подумал он, улыбаясь так сильно, что жевать было просто невозможно. — Я действительно понравился им. Им понравилось то, что я играл. Это было просто замечательно». Простые предложения вызывали слёзы в его глазах. Медленно он вдыхал и выдыхал, пытаясь привести мысли в порядок. Он почти подавился медовыми колечками. Он пару раз ударил себя по груди и широко раскрыл глаза от нехватки воздуха, пока то самое злосчастное колечко не вылетело из его горла. — Ох, чёрт, — выдохнул он, глотая воздух. — Это было бы грустно… Он почти захихикал при мысли о смерти, скрывающейся в невинной коробке медовых колечек и, обняв подушку, нащупал что-то странное. Позже он пришёл к выводу, что это конверт. — Хах, очень странная система доставки, Хазза… — Луи нахмурился, прищурившись, рассматривая адрес отправителя, аккуратно выведенный курсивом в верхнем левом углу. («Какой напыщенный шрифт», — подумал Луи.) Гарри немного порвал конверт в том месте, но Луи не составило труда разобрать слова. Берлинская филармония. — Ох. Луи засунул письмо обратно, глубоко под подушку, и сел на неё. Он не собирался его читать, конечно. Это было бы недоверием по отношению к Гарри. И, возможно, незаконно. Нарушение тайны переписки — это почти что преступление. Луи был уверен, что читал об этом в The Sun. Если он прочтёт письмо Гарри, то вскоре начнет угонять машины и совершать налоговые мошеннические операции. Мультфильм шёл в фоновом режиме, Луи уже давно перестал следить за тем, что происходит на экране. В желудке расползалось какое-то неприятное чувство — будто слизняк пытается захватить его сердце и заставить его бояться. И чем дольше Луи сидел на диване, тем ближе он подбирался. «Вероятно, это всего лишь какое-то мероприятие по сбору средств, — рассуждал он. — Гарри в списке рассылки или вроде того. Он был приглашён перейти на золотой уровень покровительства всего за четыре тысячи фунтов в год». Да, очевидно, что так и было. Теперь Луи мог перестать думать об этом. Пожалуйста. «…Тогда почему письмо спрятано под подушкой?» Луи сжал челюсть, сев в позу лотоса и просто пялился в телевизор. Он так привык, что Гарри рассказывает ему всё. Даже о любой, самой незначительной мелочи, которая приходит ему в голову. Например, на днях он не мог остановиться в своих рассуждениях о перекати-поле, и это было невероятно непредсказуемо. — Кустик, — произнёс он в своей медленной размышляющей манере. — Он так символизирует что-то негативное, очень странный вид тишины, знаешь… будто ты рассказал шутку и ждёшь, пока все засмеются, но никто не делает этого… — после чего последовала длительная пауза. «Он доверяет тебе, даже не думай смеяться над ним», — подумал Луи. — Он стал больше абстрактной концепцией, чем физической. Ты говоришь: «Перекати-поле», и люди автоматически начинают думать: «Скука, бесполезность», — Гарри остановился для ещё одной драматической паузы, его взгляд был совершенно пустым. — И это моя теория, почему оно никогда не было в тренде домашнего декора. Луи расхохотался, не в силах контролировать себя, несмотря на то что они были в первоклассном ресторане, и другие посетители начали оборачиваться на них, поспешно кидая неодобрительные взгляды. — Ты, — сказал он, пытаясь сконцентрироваться на чём-то, кроме неожиданного ощущения тепла, поселившегося в центре груди, — строишь худшие теории, Гарольд, — но то, как он это произнёс, показывало Гарри, насколько он был в восторге от него. В постоянном восторге. В ту ночь он шептал, целуя его кожу: «Прекрасный, прекрасный… мой прекрасный мальчик» снова и снова. Задыхаясь из-за него и содрогаясь от количества ощущений. И Гарри тоже говорил ему кое-что. Вещи, которые Луи знал, он не говорил никому до него, мысли, которые он до сих пор держал в себе. Пока он не был уверен, насколько они порадуют Луи. «Ты знал, что обезьяны чистят бананы снизу?» «Этому бой-бэнду следует вернуться». «Летучие мыши мужского пола имеют самый высокий уровень гомосексуализма из всех млекопитающих, Луи, ты думаешь это потому что они спят вверх ногами?» «Я убеждён, что дровосеки — это противоположность вампирам». Всё это. Все эти глупости не были глупостью на самом деле. Не тогда, когда об этом говорил Гарри. Нескончаемый поток глупостей. «Я получил письмо из Берлинской филармонии сегодня». Нет. Скорее всего, это было незначительно или недостаточно важно. «Или, — Луи проглотил неприятный комок в горле, — он не считает это уместным. По тем или иным причинам». Луи раздражённо выдохнул и сбросил почти всё с дивана, пытаясь найти конверт. Спустя несколько секунд тот всё же нашёлся, покрытый крошками и кусочками линта. Вытащив письмо, Луи проигнорировал неприятное ощущение в животе (напоминающее большой баннер с объявлением о его неуверенности). — Я ужасный человек, — прошептал он. — Полный идиот и ужасный человек. Он развернул письмо дрожащими руками. «Дорогой мистер Стайлс, Мы с большим удовольствием предлагаем Вам должность главного дирижёра Берлинской филармонии с полной творческой свободой выбора и зарплатой…» Это всё, что Луи нужно было прочитать. Он злобно выругался, запихивая письмо обратно. Теперь вина смешалась с гневом. Как Гарри мог не сказать ему, даже не упомянуть… Но затем его взгляд зацепился за заметку внизу, написанную от руки. «Гарри, Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя снова. Надеюсь, Лондон пошёл тебе на пользу. (Но Берлин скучает по тебе!) Аллес Либи, Флориан» Луи показалось, что он задыхается. Он не мог думать нормально, испепеляя взглядом красные точки, так ловко затуманившие его зрение, пока он пытался засунуть письмо обратно. Он поднялся на ноги, шагая по квартире туда и обратно, пытаясь справиться с тем, что он чувствует. Волны ударили по нему. Машины переехали его. «Он бы сказал тебе, если бы собирался принять эту должность… верно?» — Верно? — закричал Луи, будто квартира имела все ответы и могла обеспечить ему уверенность. Он вернулся к их разговору недельной давности, когда Гарри начал говорить о Берлинском филармоническом оркестре, казалось бы, из ниоткуда. Когда он упомянул Флориана Вейля. — Он не пытался намекнуть мне таким образом, — сообщил он пустой кухне. — Он бы не сделал этого. Он не подлый. Он не подготавливает почву заранее. «О Боже, — Луи чувствовал, как глаза застилают слёзы. — Нет». Он покачал головой. — Он, должно быть, ещё не решил. Это казалось правильным. Конечно, была огромная часть Луи, которая призывала его сдаться и погрузиться в круговорот жалости к себе и неуместного гнева, но этот импульс был таким комфортным и натуральным; это было, как окунуться в горячую ванную после тяжёлого рабочего дня, — он знал Гарри. Он знал, что тот был полон искренних чувств, и когда придёт время, он примет правильное решение и не будет ходить вокруг да около. Не станет вводить Луи в заблуждение по поводу его будущего. Луи фыркнул и упал на кровать, поднося руки к лицу и мрачно смеясь. У Гарри, вероятно, имелись бывшие парни, что здесь, что в Лос-Анджелесе, с которыми он расставался на хорошей ноте, которые всё ещё будут отзываться о нём с теплотой в голосе. Луи знал, он бы поступил так же. Боже. Он бы, блять, защищал талант и красоту Гарри до конца своих дней. Он просто задавался вопросом, было ли тем бывшим парням больно так же, как ему. Луи вздохнул и снова поднялся, снимая свою пижаму по пути в душ. Он чувствовал напряжение, будто его выбросили за борт корабля в непредсказуемые океанские воды, а он хватался за любую надежду выжить. «Эгоист, — упрекнул он. — Невероятный эгоист». Гарри предстояло принять великое решение, которое повлияло бы на его карьеру, на всю его жизнь. И он явно справлялся с этим в одиночку. — Хороший друг помог бы ему, — сказал Луи, включая душ и ожидая, пока вода нагреется. Луи хотел помочь. Секс. Он мог помочь с сексом. «Довольно приличный секс в Лондоне может подсознательно наложить свой отпечаток на Гарри, — решил Луи. — Больше, чем приличный… превосходный, меняющий жизнь секс… граничащий с ебать-я-кажется-потерял-сознание-где-блядские-сигареты». Когда он встретил Гарри голым в дверях, всё ещё влажный, тёплый и готовый для него, он задумался, сработает ли это.***
Публика аплодировала стоя. Гарри Стайлс в последний раз поклонился залу Барбикан-центра, крепко сжимая свою дирижёрскую палочку за спиной. Луи наблюдал за ним, как и всегда, впрочем. Он ничего не мог поделать с собой, и он просто понял, что бороться с этим бесполезно. Он знал, что его глаза всегда сами будут находить Гарри, инстинктивно ожидая дальнейших указаний. Третий концерт их цикла прошёл хорошо. Гарри решил завершить его «Фантастической симфонией» Берлиоза, подчеркнув лёгкость и ощущение некой тайны в пьесе. Несомненно, всё получилось совершенно прекрасно — немного горьковато, но, скорее всего, так думал только Луи, и он мог поклясться, что это будет выглядеть просто невероятно по телевидению, когда BBC покажет их выступление через пару месяцев. («На самом деле, не важно даже, какую часть мы играем, — подумал Луи с неуверенным чувством в груди — камушки упали в бездну с самой вершины огромной скалы, начиная сход лавины. — Гарри мог сделать особенным что угодно».) Луи обернулся к другим музыкантам, пробираясь сквозь них и направляясь за кулисы, чтобы убрать свою скрипку в чехол. Найл держал в руках молоточки от литавры Зейна и притворялся, что сражается с Глэдис, пока Зейн пытался защитить свой инструмент. Они смеялись, краснели от успеха и постконцертного адреналина. Элеонор болтала со второй скрипачкой, закатывая глаза при каждом удобном моменте. Луи смотрел на неё с завистью. Он чувствовал, что его собственная жизнь трещала по швам. Концерт, Берлиоз — всё это уходило на второй план. Потому что прошёл уже месяц, а Гарри до сих пор не рассказал ему о письме. Он даже не пытался намекнуть, что собирается делать, когда его контракт с ЛСО закончится, и Луи изо всех сил старался не спрашивать. Он просто наблюдал за тем, как Гарри покупал разный декор для своей квартиры (хороший знак) и говорил о том, как сильно он бы хотел выступить с Первой симфонией Малера где-то в этом году (плохой знак), и это всё сводило Луи с ума. Он чувствовал себя глупым из-за того, что до сих пор не спросил сам. Луи вздохнул, протирая Гром и аккуратно прижимая его к себе. «Он, вероятно, задаётся вопросом, почему я не сказал ничего. О нас теперешних, о нас будущих. Но он тоже не сказал ничего, поэтому…» — Луи пожал плечами. Было понятно, что их отношения не были достаточно серьёзными для Гарри, чтобы он включил его в принятие больших решений, как, например, переезд в другую страну. По крайней мере, Гарри не думает, что это важно. «И это нормально. Я думаю, это нормально», — руки Луи начали дрожать, он был так разочарован в себе. — Томмо, — Найл похлопал его по плечу. Луи поднял голову, испуганно смотря на серьёзное выражение лица Найла. — Хоран? — спросил он, не зная, что ответить. Он медленно встал, поправляя пиджак и закидывая голову назад. Бессознательно пытаясь удержаться на ногах. — Какие-то проблемы или..? — Да, друг. Существует проблема. Действительно большая. Внезапно Луи почувствовал, будто он на грани того, чтобы расплакаться. Он так долго балансировал на этой грани, и теперь сердце в его груди опасно дрожало, пока он смотрел на Найла. — Ты понимаешь, что ты хорошенько не отрывался со мной на протяжении, что ж, эм… примерно вечности. Луи был так рад, что ему пришлось сейчас засмеяться. Но его смех ещё больше расстроил Найла, поэтому Луи рассмеялся сильнее, на этот раз из-за поддельно грустного выражения лица Хорана. Он обнял Найла, направляясь к хранилищу инструментов. — План таков, Найлер. Мы отправляемся на афтепати, вальсируем к бару и заказываем их самые большие, самые сложные и самые яркие коктейли с зонтиками… Найл кивнул. — Хорошо, да. — …и спиральными трубочками. И мы будем держать их в коктейлях так, будто распиваем виски со льдом. С беспристрастной дерзостью. — Я думаю, что понял тебя, — Найл совершенно серьёзно относился к этому, конечно же, он всегда был на сто процентов за то, чтобы хорошо повеселиться. Луи не мог отказать ему. Он ещё раз сжал его плечо и поцеловал в висок. — Это мой мальчик! — Я начинаю ревновать тут. Луи развернулся, и инструменты случайно столкнулись. Гарри смотрел на них с Хораном через всю комнату из дверного проёма, небрежно прислонившись к стене с чехлом от смокинга в руке. Он будто сошёл с обложки журнала GQ. Луи кинул на него самый дерзкий взгляд, на какой он только был способен, и, не отводя глаз от Гарри, наклонился к уху Найла, шепча: — И тот, кто сможет засунуть больше всего коктейльных зонтиков в кудрявую голову Гарольда, чтобы он не заметил этого, станет победителем. Найл расхохотался, шлёпнул Луи по заднице и, бормоча что-то вроде: «Чертовски гениально!», вышел из комнаты. — Привет, милый, — мягко произнёс Луи, как только Найл был вне пределов слышимости. Сладкая улыбка расцвела на лице Гарри, и, подойдя к Луи, он подарил ему затянувшийся поцелуй в щёку. — Ты был прекрасен, как всегда. — Заткнись, — сказал Луи, полностью довольный собой. — Значит, ты собираешься уехать с Найлом сегодня? Я не хочу связывать тебе руки, Луи. Я всего лишь забочусь о твоём счастье. Луи фыркнул, слегка отстранившись от Гарри, когда два контрабасиста зашли в помещение, таща за собой свои огромные инструменты. Он знал, что Гарри просто шутит, но всё равно почувствовал некий укол. — Думал об этом, — кивнул он. — Анализировал. Блондин, и всё такое. Плюс, ты знаешь. Экзотический ирландский акцент. Очень возбуждает. Гарри запрокинул голову назад, смеясь, его щёки приобрели розоватый оттенок. Луи снова отправился к своему инструменту, чтобы убедиться, что он сложен правильно. Он всё ещё хихикал, когда Луи вернулся, выражение его лица было мягким, а глаза сверкали. Временами он выглядел таким юным. Луи любил, когда Гарри превращался в пятнадцатилетнего подростка, смеющегося над его шутками… казалось, что он сделал ту версию Гарри счастливой наконец-то. — В таком случае, тебе придётся сразиться с Глэдис за него, — сказал Гарри, обернув свою руку вокруг талии Луи, направляя его к вестибюлю. — И пока мы напр... — Не переоценивай свои способности, Томмо, — сказал Луи, пытаясь сымитировать размеренный и хриплый голос Гарри. — Да, тебе не обязательно произносить это, Стайлс. — Она будет доминировать над тобой. — Отъебись! Они прошли вместе несколько кварталов до площади Святого Луки, периодически соприкасаясь плечами и наслаждаясь тёплым вечерним воздухом. На небе можно было увидеть несколько звёзд, которые еле пробивались сквозь плотные облака. Смех лился из дверных щелей маленьких ночных магазинчиков, продавцы курили за углом и тихо говорили друг с другом, держа в руках дотлевающие сигареты. Женщины сидели на балконах своих квартир, медленно попивая вино. «Как вообще можно думать о том, чтобы покинуть Лондон, побывав здесь хоть раз?» — думал Луи. — Что ж, — сказал Гарри, беря его за руку, когда они остановились напротив церкви. Луи наклонился к нему, наслаждаясь нежным прикосновением, до боли желая большего. Это казалось важным в этот момент. Ещё немного, всего одну секундочку физического контакта, перед тем как они должны будут присоединиться к вечеринке. «Останься со мной», — желал Луи. Но… — Тебе пора идти. Хорошо провести время с Найлом, — произнёс Гарри, улыбаясь. — Я пообещал Гримшоу выпить с ним сегодня, — он отпустил его руку. Луи наблюдал, как он растворился в вечеринке. Пошёл очаровывать всех этих прекрасных, богатых людей с кучей драгоценностей, чёрными бабочками на шеях и восхищением к проделанной работе. «Идти веселиться с Найлом. Немедленно». — Ты заслужил это, прекрасный мальчик. Луи покачал головой (сладко-горькое ощущение после «Фантастической симфонии» всё ещё присутствовало) и направился к бару. Он остановился на секунду, со смехом наблюдая за Найлом, потягивающим красно-жёлтую «Маргариту» с долькой лайма на ободке и двумя зонтиками. — Я люблю тебя, — сказал он, взлохматив волосы Найла по пути к барной стойке. — Что-то полностью абсурдное, — он похлопал бармена по плечу. — Желательно ярко-синее с большим количеством фруктов и зонтиков, пожалуйста! Бармен понимающе улыбнулся и принялся за работу. Сорока минутами позже Луи с голубым оттенком на губах, алкоголем в венах и зонтиками из всех коктейлей сталкерил Гарри. — Теперь я Волк, — хихикнул он про себя, избегая непонимающих взглядов других музыкантов, продолжая поиски своей жертвы. — А Гарри — Петя, — он попытался заглушить ещё одно непроизвольное хихиканье тыльной стороной руки. Гарри это Петя. Он стал напевать партию валторны. Луи был подвыпившим и возбуждённым — заставил себя потвердеть, фантазируя о том, как затащит Гарри в туалет рядом с его кабинетом и будет дрочить ему так, как делал это в первую ночь. «Твою мать, Луи», — он мог услышать, как Гарри произносит это. Он собирается сделать это, решил Луи. Он, блять, собирается сделать это, как только… — Берлинская филармония. — В самом деле? Луи напрягся. Он моментально вернул зонтик на место и достал телефон, делая вид, что получил сообщение. Амелия Фрейзер-Линд и Тагги Диверси тихо беседовали друг с другом, сидя недалеко от него. — Да, он провёл примерно год в Берлине, судя по всему, в ранние годы его карьеры. Прежде, чем он стал дирижёром. Если я не ошибаюсь, и это было… — взгляд Луи был опущен вниз, но он почти слышал, как Амелия поджала губы. — В любом случае он знает город. — И музыкантов, — хихикнула Тагги. — Берлинская филармония, ох, дорогая. Это не сюрприз для меня уже очень давно. — Почему? — спросила Амелия, явно раздражённая тем, что не была посвящена в последние сплетни. С другой стороны, Тагги, очевидно, наслаждалась своими познаниями. — Я уверена, ты слышала об этом. Луи закатил глаза: «Просто скажи это, Агата, перед тем как у нас всех случится сердечный приступ, и мы умрём». — Я не думаю, что знаю, о чём ты говоришь… — в голосе Амелии присутствовала некая ядовитая нотка, ожидающая очередной секс-скандал. — Флориан Вейль, — произнесла Тагги, что больше было похоже на шёпот. — Скрипач. Похоже, что они были и до сих остаются очень близки. Готова поспорить, что Флориан стал уговаривать совет директоров предложить Гарри эту должность давным-давно. Волосы на спине Луи встали дыбом. Амелия ещё раз хихикнула, попивая свой напиток, и Луи захотелось врезать ей. — Ты имеешь в виду… Тагги, должно быть, сделала какой-то жест, потому что секундой спустя они обе разразились приглушённым смехом, что-то вроде когда ты смеёшься над чем-то, но не хочешь, чтобы другие люди узнали, над чем именно. Луи сжал левую руку в кулак, закусывая губу до крови. Его начало тошнить. Он разваливался на части. — Так значит, это точно? — спросила Амелия. — Стайлс собирается в Берлин? — Из того, что я слышала, он просто принял предложение. Это предсказуемая сделка, к сожалению. Хотелось бы, чтобы он задержался с нами подольше. Луи ощутил головокружение. «Хотелось бы, чтобы он задержался с нами подольше. С нами». — он аккуратно разложил три зонтика на барной стойке и, развернувшись на каблуках, направился к выходу. Внезапно ему стало очень плохо, несмотря на то что он выпил всего три напитка. Просто продолжай идти. Нужно выбраться на свежий воздух. С нами. Казалось, что у Тагги Диверси было ровно столько же претензий к Гарри Стайлсу, как и у Луи. С нами. Будто у Луи были такие же права на него, как и у любого другого жителя Лондона. Будто он был всего лишь коллегой или каким-то богатым ценителем искусства. Его желудок сжался, и он почувствовал, как желчь поднялась к горлу. — Луи? — он встрепенулся. Гарри был там, в двух футах от него, с напитком в руке. — Ты в порядке? Если его голос звучал настолько серьёзно, что, должно быть, Луи выглядел, как дерьмо. Голубой рот, красные глаза и, блять. — Мне нужно домой, — резко ответил он. — Я чувствую себя нехорошо. — Ты заболел? Что… — Гарри начал приближаться к нему, но Луи поднял руку. — Прости, мне просто нужно уйти домой прямо сейчас. — Отправляйся ко мне, — настаивал Гарри, пытаясь нащупать ключи в кармане. — Устройся поудобней и расслабься, я приду как только смогу… — Мне нужна моя кровать, — задыхаясь произнёс Луи. — Спокойной ночи. Он толкнул двери и вдохнул прохладный лондонский воздух, не оглядываясь назад, чтобы увидеть, идёт ли Гарри за ним. Он не мог думать о том, как вызвать такси, как доехать домой. Ещё недавно он думал про… про… Ту ночь. Когда руки Гарри были на его бёдрах. Луи почувствовал, как в его глазах появились слёзы, когда он подошёл к станции Барбикан. Он был очередным грустным пареньком на платформе. Потому что Гарри покидал его. И Амелия чёртова Фрейзер-Линд узнала об этом раньше него. Тагги чёртова Диверси узнала об этом вместе с ним. «Они даже не догадывались», — подумал Луи. Они не имели ни малейшего понятия, о чём они говорили и что это значило. Он ускорил шаг, не обращая никакого внимания на прекрасный вечер, который так нравился ему ещё час назад. Дорога домой была похожа на очень длинную поездку. Но в то же время казалось, будто он моргнул и очутился дома. Он открыл двери и вошёл внутрь. Его квартира была полна затхлого воздуха. Луи осознал, что провёл здесь всего лишь одну или две ночи, в основном забегая сюда, чтобы взять сменную одежду или принять душ. Здесь не было даже еды. (Как он вообще самостоятельно питался до Гарри?) Он уже и не помнил, когда в последний раз просто включал свет и медленно ходил по комнате. Луи чувствовал себя, как Рип ван Винкль. На полу лежал грязный носок, давно не знавший стирки. Растение, которое подарила его мама, сморщилось и потемнело, покрывшись чем-то липким. Несвежие хлопья в шкафу на кухне. Застывшее молоко в грязных стаканах. Кружки с недопитым чаем. Всё было пустым, старым и использованным. «И я тоже». Казалось, что сюда заселился призрак. Луи поднялся на второй этаж и рухнул на кровать, задаваясь вопросом, как давно он стирал простыни. Они были холодными, а ткань казалась его коже незнакомой. Засыпая, Луи думал, как кровать, в которой он всегда засыпал в одиночку, внезапно стала очень, очень пустой.