японские школьницы.

Темная ночь вступила в свои владения, но в столице, как обычно и бывает, все улицы получали будто второе дыхание, когда выходила развлекаться молодежь. Кто-то держал путь до ближайшего бара, кто-то — до ресторана, другие — до клуба или вечеринок в чьей-то богатой квартире, особо изобретательные шли к сеульскому университету. И нет, не на какое-то студенческое пати, тогда бы один из пары не являлся преподавателем, они заходили в здание, чтобы учиться. Пак Чимин, озирающийся по сторонам, бьющий учителя по рукам, когда он начинает тянуть их к его плащу, быстро двигает ногами, даже не боясь запачкать белоснежные кроссовки. В последнее время у него было очень много долгов по физике, чему, как ни странно, способствовал сам преподаватель. Чон Чонгук, новый учитель физики, утром и ночью являющийся молодым и сексуальным мужчиной, носящим очки, спадающие на нос, что позволяет Чону оглядывать всех присутствующих на парах и посылать электрический импульс не только девушкам, что сжимают коленки вместе, но и парням, которые громко сглатывают. На Чонгуке всегда были обтягивающие чёрные штаны, показывающие его бедра во всей красе, и свободный верх, дающий волю воображению для ответа на вопрос «Что же за тело аполлона скрывается под одеждами?». — Нас точно никто не спалит? — спрашивает Пак, пока учитель впихивает его в аудиторию, после поворачиваясь и закрывая дверь на ключ, опуская маленькие жалюзи на окошке в двери. Даже при том, что в здании — никого. Сторож уже давно заснул в сторожке, а камеры почему-то ночью отключают, надеясь лишь на одного человека. Со стороны аудитории на улице деревья, отгораживающие помещения, не давая возможность хотя бы разглядеть сквозь листву находящийся напротив спортивный стадион, где в теплое время года сдают зачеты ученики. Чимину намного уютнее, когда его никто не может увидеть во время его попыток закрыть свои долги или хотя бы доказать преподавателю, что он знает предмет на должном уровне. Чонгук предлагает ученику снять верхнюю одежду, сегодня они надолго здесь застряли — «пока Чиминни не отработает, путь домой закрыт». Пак жмётся, всё ещё стоя у входа, когда учитель давно прошел в помещение, стягивая с себя кожаную куртку, кидая её на стол и взъерошивая волосы, убирая угольно-черную челку наверх, показывая вычерченные длинные брови. Парень проходит вглубь аудитории, опираясь попой о последнюю парту и кидая через плечо смущенное «только не смотрите». Сначала приходится позаботится о том, чтобы стянуть с себя обтягивающие джинсы, потому что даже если Чонгук и добросовестно отвернулся, то всё равно подглядывает с помощью зеркальца, всегда лежащего у него на столе. Чимин разглаживает руками юбку на своих бедрах и сам удивляется её длине, эту тряпочку даже юбкой не назовешь, разве что ремнём. Парень встаёт на одно колено, завязывая шнурочки на белых кроссовках и подтягивая белые носочки с оборочками по бокам, радуясь, что нашел подобные своего размера, потом меняет ноги и выглядывает из-за парты, встречаясь взглядом с учителем, смиренно ждущим его, сложившим руки у себя на груди, сразу же отводит взгляд и заканчивает своё дело. Только полностью убедившись, что ему не придётся больше нагибаться или поворачиваться, Пак снимает свой бежевый плащ. Направляется к первой парте несмелой поступью, боясь поднять взгляд, утыкаясь им под ноги и придерживая руки у краёв клетчатой юбки, не желая, чтобы она приподнималась при ходьбе. Парень уже знает, что у парты нет перекладины, а впереди стоящему всё окажется видно. Всё. Абсолютно всё. И белые трусики, и эрегированное выглядывающее достоинство, и округлые сведённые вместе коленки. Перед ним два листа, один пустой, другой с заданиями. А у парня глаза разбегаются от формуле к формуле, и нет, Чимин на самом деле не глупый, просто жутко не усидчивый как в прямом, так и в переносном смысле. А как тут усидишь, когда Чон Чонгук сидит напротив, вперив в тебя взгляд и проходится рукой по длинной указке? И он даже не стесняется, когда заглядывает Паку под парту, наблюдая за тем, как он постукивает носком кроссовка по полу от волнения. Скользит взглядом вверх, проходясь по массивным икрам, загорелым бёдрам и виднеющемуся белому треугольничку ткани под коричневатой юбочкой. Чимин вздрагивает, изнывая от электрических разрядов, посланных преподавателем своим настойчивым и пристальным взглядом. — Чонгукки… — мятежный звук вылетает изо рта, а сердце в груди ёкает, руки на парте сжимаются в кулаки, когда преподаватель одаривает недовольным прищуром. — Это дома я для тебя Чонгукки. А здесь я учитель, — мужчина встаёт со своего места, ища что-то у доски, а после кладя мелок на свой стол, ухмыляясь и произнося: — Ну что, не понимаешь чего-то, иди сюда, решим вместе. На негнущихся ногах Пак ступает к преподавателю Чону, который будто бы наблюдает даже за каждым его вздохом, не говоря уж о шаге или движении. Чонгук не может не отметить про себя о прекрасном телосложении Пак Чимина, на котором белый топик уже трещит по швам, да и юбка действительно совсем не юбка, потому что ягодицы его слишком оголены, а ненужный кусок ткани топорщится сзади как какая-то мини-мини-пачка балерины. Учителю очень нравится обладать таким совершенством и нравится, когда это совершенство само приходит в руки, потому сессия, «накажите меня, но не ставьте два». Чимину снова вручают такой же листок с заданиями, а парень пытается сосредоточиться, хоть и выходит это очень плохо. Руки дрожат, мел не получается схватить с первого раза, из-за чего учитель посмеивается в кулак, после упираясь плечом о зеленую доску, всё так же проходясь рукой по своей указке. Пак начинает писать, но его прерывают своим «Выше, пиши выше», оттого приходится встать на цыпочки, потому что ростом Чимин никогда не блистал. Чонгук упирается руками о свой стол, стоя напротив ученика в таком призывном наряде, наклоняя голову набок, заинтересовываясь выглядывающей надписью, выглядывающей из-под коричневой юбочки. Осторожно, пока парень сосредоточен на задаче, Чон приподнимает указкой край юбки, читая слова, сложенные из красных, будто тряпка для быка, букв. Бэд гёрл. И учитель думает, что «действительно, очень плохая девочка, раз так распоясалась в этом семестре». Чонгук подходит к Паку ближе, смотрит, будто втягивает коктейль через трубочку, — долго, медленно, только наслаждается он не вкусовыми ощущениями, а зрительными: тем, как красные буковки скачут вместе с носителем сего белья, когда парень пытается что-то подписать чуть выше и ему приходится подпрыгивать. Об этом знает только Чон Чонгук, потому что живут они вместе уже продолжительное время, но у Чимина очень чувствительные бёдра, а ещё — маленькая родинка на внутренней стороне, где учитель вчера ночью, разведя ноги парня в стороны, оставил засос, кусая и втягивая кожу на этом месте так, что родинки сегодня уже не видно. И сейчас, подойдя к Паку впритык, чувствуя его сбившееся дыхание, надавливая острым концом указки на засос, Чон сам ощущает, как по его телу пробегают мурашки, что уж говорить о его парне. Указка скользит вдоль бедра, а «бэд гёрл» ненавязчиво упирается прямо в возбуждение Чонгука. Он же говорил, что перед ним плохая, плохая девочка. Звук шлепка разносится по всей аудитории, а Пак Чимин взвизгивает, кроша мелок в своих руках. Наверное, сейчас под надписью появилось покраснение. Ученик отступает назад, натыкаясь на руку, держащую указку, и не капельки не останавливаясь, продолжая своё дело, чувствуя, как дерево врезается в кожу, проезжаясь выше, давя на промежность. Чонгук — извращенец, причем много раз конченный извращенец. — Учитель, почему вы постоянно прерываете мою мыслительную деятельность? — Чимин закидывает руку наверх, кладя её на шею Чона, проезжаясь вперёд и назад на указке, кусая губы, потому что хотелось бы проехаться на кое-чем другом. — А я не виноват, что у тебя мозг скукоживается уже только из-за моего взгляда. — Рука хватается за белый топ, стягивая его вниз, оголяя накачанную грудь, загорелое и изнывающее тело. Пак не может удержаться и царапает шею учителя, томно вздыхая, прогибаясь и уже чуть ли не падая на пол, потому что тело так и требует горизонтальной поверхности, но оказывается удачно подхваченным мускулистой рукой, обхватившей его за грудь. Всё идёт по одному месту. И если быть честным, то Чимин не особо противится, Чонгук его парень, по которому Пак сходит с ума, и не так уж он отстаёт на уроках, просто в изредка хнычет, лежа на кровати, полуголый, вчитываясь в конспект, пока Чон находится в душе, а когда возвращается, с мокрыми волосами и практически абсолютно влажным — потому что не любит вытираться и просто не любит полотенца, поэтому-то выходит обнаженный — телом. Чимин достаёт своим «не понимаю», хотя учитель и так знает, что его парень любит врать, просто ищет приключений или романтики, чтобы Чон прилёг рядом, обнял и всё объяснил. В итоге Чимин имеет. Точнее имеет Чонгук, но Пак в каком-то смысле — ведь носочки на нём белые, с бантиками, длинненькие и милые — тоже. Кстати, насчет имеет: Чон поворачивает ученика, а если уж вдаваться в подробности его наряда, то ученицу к себе и отводит её к доске, проводя руками по рельефному телу, приподнимая края юбочки и толкаясь эрекцией в Чимина, выбивая из него всхлип, потому что лучше бы не мучил и хотя бы вошёл в его тело по-настоящему. Чонгук пробегается взглядом по выведенным мелом на доске строчкам, тыча пальцем в какую-то — Паку глубоко похуй в какую, ибо Чон не останавливается в своей «имитации», уже подхватив ногу Чимина, отведя её в сторону, приоткрывая для себя большее поле действия. — Тут ошибка, — потом переводит взгляд на ученика, что кусает пухлые губы, дует их, желает уже поцеловать своего учителя, самостоятельно подаваясь вперёд и соприкасаясь с его стоящим членом. — Ты ведь специально сделал её, чтобы я тебя наказал, так ведь? Пак Чимин молчит, уже чуть ли не хныча, когда его вновь ударяют по «бэд гёрл» так, что парень отшатывается назад, насколько это возможно стоя на одной ножке. Чонгук освобождает ноющую под слишком жмущими трусиками эрекцию Чимина, отодвигая белую ткань, радуясь, что у него только сегодня был утренний секс с парнем, поэтому не нужно париться насчет его подготовки, да и какая, к черту, подготовка, когда его девочка так плохо себя ведёт, показывая незнание, когда его, по идее, и нет. Преподаватель входит быстро, не давая Паку опомниться или как-то среагировать на это. Чонгук начинает двигаться, а Минни одной рукой хватается за держатель для мела, надеясь, что тот не отвалится в процессе, а другой пробирается под рубашку своему парню, корябая ногтями по кубиками пресса. Учитель пытается приподнять ногу Чимина, полностью поставив его в вертикальный шпагат, из-за чего Пак хрипит, ударяет кулаком в грудь и пытается отодвинуться, но Чонгук только прожигает его взглядом и слишком ярким «Не ври, я знаю, на что способно твоё тело». Чимин в который раз осознает уровень распущенности и своей, и Чона, потому что ему нравится это. Дискомфорт ощущается только в первые мгновения (ведь он занимался танцами и всегда хвастался своей растяжкой не только в жизни, но и в постели перед своим Гукки), а после сменяется наслаждением и какой-то мазохистской мыслью, что даже если бы было больно, он бы всё равно ловил кайф от этого. Чимин тянется ручками, хочет почувствовать губы Чонгука на своих, из-за чего тому приходится замедлиться и впиться поцелуем в распухшие от постоянного покусывания губы, продолжая понемногу входить и выходить из разработанной дырочки, придерживая рукой парня за щиколотку. Брови сходятся вместе, Пак жмурится и исступленно целуется, касаясь языком нёба Чона, пытаясь показать свои умения в этом вопросе, тактично обводя ряд зубов, задевая влажный язык учителя и наблюдая за тем, как тот прикрывает глаза, а его ресницы подрагивают на щеках. Когда сил терпеть не остаётся, Чимин отстраняется, пододвигая стоящую на полу ногу чуть ближе к Чонгуку, чтобы Чону было удобнее его взять. И тот берёт, буквально втрахивая стонущего Пака в зеленоватую доску, смазывая его спиной неправильные записи, специально сделанные ошибки. Чон отпускает ногу Чимина, а тот кладёт её на плечо учителя, наблюдает за своим парнем снизу, потому что Чонгук в такие моменты неподражаем. Его лицо становится, как ни странно, наиболее сосредоточенным, потным и изнеможенным в желании. Мокрая челка падает на лицо, Чон постоянно облизывает губы, по которым только недавно проводил языком Минни, и это нереально возбуждает ученика. Чонгук одной рукой обхватывает возбуждение Пака, проводя ею вверх-вниз, обводя большим пальцем головку, а после нажимая на уретру, другой рукой ударяя его по всё той же мозолящей взгляд, конкретно напрашивающейся «бэд гёрл». Чимина бросает из жара в холод, из стороны в сторону, его распирает от ощущений размашистых толчков Чона, шлепков и им в темп проводящей по члену руки. Это заставляет сжигать себя изнутри и восстанавливаться, будто феникс, с каждым началом нового цикла движений. Чонгук — извращенец, причем много раз конченный извращенец. Чонгук — извращенец, мастерски доводящий Пака до экстаза, зажмуренных очей и громкого крика, сопровождающегося появлением спермы на ладони учителя. Тело Чимина дрожит, сотрясается в судорогах наслаждения, сжимается, заставляя Чона откинуть голову назад и сделать последние толчки, чтобы излиться в тело своего ученика и сразу же обхватить его, иначе не удержится на ногах и ударится. Он всегда испытывает слишком яркие оргазмы. Преподаватель присаживается на свой стул у доски, заботливо усаживая на коленки, слыша при этом шипение от боли, ибо сегодня немного перестарался. Чонгук обнимает Пака, отдавая тепло своего свитера, потому что, глядя на этого парня, он чуть ли не ёжится, этот топ и короткая юбка в такую погоду — слишком холодно. — Учитель, как насчет парочки факультативных занятий? — Пак «гуляет» пальчиками по широкой груди Чона, придвигаясь за поцелуем. — Если только на дому, — притягивает ближе, по-собственнечески укладывая руку на «бэд гёрл», пытаясь принести как можно меньше боли этим прикосновением, кусая за нижнюю губу и слыша обиженный вздох. «Это в холодное время года», — додумывают вместе, потому что да, сегодня холодновато.