cut ties with all the lies

      Лип знает Йена.       Он знает множество всего, но Йена он знает наилучшим образом.       Он знает кривую ухмылку на его губах и его пустые глаза. Он знает, что Йен отвечает за свои слова, но иногда он недоговаривает. На протяжении трёх дней рыжеволосый беззвучно кричал ему в лицо, и каждое несказанное слово звенело в воздухе всё громче и громче. Лип знает своего брата, но он не узнаёт своего брата таким.       — Что, блять, с тобой случилось? — спрашивает он, вскидывая бровь в вопросительном жесте, оглядывая Йена сверху вниз.       По всему его кожному покрову расцвели уродливые тёмные синяки, а на воротничке рубашки остались воспоминания о пятнах въевшейся засохшей крови. Глаза Йена окоченело блестят в ответ ему, и в его ушах вновь звенят безмолвные крики. Лип чувствует себя так, словно две невидимые руки хватают его за шею и душат его с такой силой, что в лёгких не остаётся воздуха.       — Йен? — осторожно подталкивает он его. В этот момент у него не хватает нахальства вести себя как-то иначе, кроме как с нежностью к своему брату.       — Я не хочу говорить об этом, — бормочет он; его голос холодно ломается.       — Что ж, это чертовски плохо. Ты едва ли слово произнёс с тех пор, как завалился сюда с этим фингалом. Кто-то тщательно тебя обработал, и тебе нужно сказать мне, кто это был, — упёрто настаивает Лип. Он не сможет проучить засранца, если Йен не расскажет ему, кто этот был.       — Лип, просто прекрати, — устало говорит он, опираясь о запачканную стену. Липу вспоминается то, как марионетки сгибаются в поражении, когда их нити обрезают. Открытие неприятно скручивается у него в животе.       — Чёрта с два. Ты больше не убежишь от меня со своим негласным угрюмым дерьмом! — он слегка повышает голос; от беспокойства он напрягается и становится нетерпеливым.       — Иди. Нахуй, — холодно ворчит Йен. Он отталкивается от стены и направляется мимо Липа. Повернувшийся, чтобы прервать его, старший Галлагер встречается с дразнящей силой плеча Йена, пока тот пробирается мимо него. Иногда Лип действительно ненавидел то, что его маленький братишка больше не такой уж маленький.       — Иисусе, лишь то, что ты гей ещё не значит, что тебе нужно вести себя как капризная сучка, — целенаправленно громко бормочет он. Он говорит это, потому что это дерьмо собачье, и он знает, что где-то в закоулках сознания Йен поймёт это. Он говорит это, потому что знает, что Йен среагирует на подобные слова. Он говорит это, потому что чертовски напуган и ему просто необходимо, чтобы его брат поговорил с ним.       — Закрой свой рот, — Йен буквально рычит. Одним быстрым движением он поворачивается и плавно толкает Липа в стену. Его руки с такой силой сжимают в кулаки футболку Липа, что его костяшки белеют. — Заткни свой ёбаный рот, Лип. Клянусь Богом, если ты заставишь меня тебя ударить, я не ручаюсь, что смогу остановиться! — почти что умоляя, предупреждает он. Слова кажутся знакомыми, потому что они братья, а братья дерутся одновременно и друг за друга, и друг против друга. Однако на его чертах оставило неизгладимый след отчаяние, которое Лип никогда ранее не видел.       — Йен… — Лип кашляет.       — Просто… Просто закрой свой рот, — бормочет он, отводя взгляд и, покачиваясь, пятится от него.       Правильным бы поступком было дать Йену личное пространство. Правильным поступком было бы позволить Йену прийти к нему, когда он будет готов. Но к хуям правильные поступки. К хуям ожидание и недоумение. Он не собирался сидеть ровно на своей заднице и ждать, пока мир по кускам разрушит его младшего брата. Это не способ Липа, это не способ Галлагеров. И может, Галлагеры не всегда делают правильные вещи, но они всегда делают хоть что-то.       — Блять! Йен, прости. Ударь меня, если тебе это нужно, — предлагает он, медленно двигаясь, чтобы приблизиться к нему. — Я всё равно останусь более красивым братом из нас двоих, — легко добавляет он.       — Уйди, Лип, — Йен вздыхает, ускоряясь.       — Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, — он пожимает плечами.       Йен разворачивается и серьёзным взглядом окидывает Липа перед тем, как вздохнуть:       — Я не хочу с тобой драться.       — Ты меня до усрачки пугаешь, — выдыхает он; всё его существо без умолку говорит о беспокойстве. Кости в его теле, кажется, окоченели, а кожа — обтягивает его на пределе сил и возможностей. Неимение верных ответов всегда заставляло чувствовать его так, словно он одновременно слишком мал, и слишком велик.       — Всё действительно слишком запутано, — он горько усмехается, и Липу хочется проблеваться. Он не узнаёт своего брата таким, и более того, ему ненавистно то, что он не знает ответов, ему ненавистно то, что он не знает Йена.       — Тогда позволь мне помочь тебе, — кротко говорит он, не отрывая взгляда от глаз Йена и внушая младшему парню доверить ему свои муки.       — Ты действительно хочешь мне помочь? — Йен утомлённо трёт лицо, и на момент Лип не может распознать, где там синяки под глазами от усталости, а где — избитая плоть. — Найди Микки, — продолжает он.       — Разве ты не работаешь с этим засранцем, ну, каждый день? — недоумённо парирует Лип.       Он игнорирует колкость и фиксирует взгляд прежде, чем сказать:       — Проверь под мостом или, возможно, на бейсбольном поле. Скажи ему, что мне необходимо с ним увидеться. Скажи ему выбрать время и место и встретиться со мной, — завершает он, откашливаясь.       — Йен, что, блять, происходит? — отчётливо произносит Лип. — Это Микки избил тебя? — зло винит он того.       — Нет, — огрызается Йен. — Блять, нет. Микки не сделал ничего плохого. Просто найди его и скажи ему, что мне необходимо увидеться с ним. Пожалуйста, Лип, — он сглатывает; на секунду твёрдость ускользает с его лица.       — Хорошо, — бормочет он. — Хорошо, я помогу тебе. Но если я сделаю это, ты должен дать мне что-то взамен, Йен. Ты должен рассказать мне хоть что-нибудь, — торгуется он.       — Ладно. Ладно, да. Я расскажу, — с волнением соглашается он. — Только найди его, — повторяет он.       Лип хочет спросить, почему Микки Милкович настолько важен. Он хочет спросить Йена, не похуй ли вообще Микки Милковичу на него. Он хочет спросить, что, блять, его мягкосердечный младший брат вообще увидел в отмороженном несовершеннолетнем преступнике.       — Будет сделано, — обещает он.       Он не озвучивает ничего из того, что хочет спросить. Вместо этого он успокаивает Йена тем единственным способом, который тот позволяет. Он не знает, какое, блять, отношение имеет ко всему этот отморозок из низших слоёв общества с южной стороны. Но если Йену нужен Микки, значит Лип найдёт его.       На самом деле всё дело не в том, что Йену нужен Микки, дело в том, что Йен нуждается в Липе. А Лип никогда не подведёт Йена. . . .       Тем днём, когда солнце освещает бейсбольную площадку, Лип плетётся к маленькому клочку травы у дальней стороны, расположенному слева от самого поля. Даже с расстояния он слышит удары камней о биту Микки в то время, как усталые люди проходят мимо. Их заглушённые проклятия и его перевозбуждённый смех доносятся сквозь толстые слои удушливого горячего воздуха, пока Лип идёт через всё поле.       — Милкович, — зовёт Лип.       — Хули тебе надо? — небрежно приветствует его Микки, замахивается битой и отбивает огромный камень в его направлении.       — Блять! — матерится он, едва увернувшись от камня. — Мне надо с тобой поговорить, — говорит он, замедляя шаги, чтобы перевести дух.       — Мне нечего обсуждать с тобой, Филипп, — Микки возбуждённо качает головой. Лип присматривается к Микки и моргает от удивления. Его лицо усыпано порезами и синяками. Его глаза пустые и тёмные, как и у Йена.       — Хорошо, я говорю, а ты слушаешь, — раздражённо выпаливает он. — Вбежал в дверь, Майкл? — он указывает на лицо Микки, слишком нетерпеливый, чтобы надавливать лишь слегка. Он знает, что играет с огнём, но он никогда не преуспевал в избегании языков пламени.       — Ты пришёл, чтобы поглазеть на меня или тебе на самом деле есть, что сказать, болван? — язвит он, подбрасывая камень в воздух и ударяя его бейсбольной битой.       — В последнее время Йен странно себя ведёт, — начинает он.       — Йен всегда странно себя ведёт. Он ненормальный, — Микки пожимает плечами. Движение шероховатое и вымученное. Микки отвлечённо отбивает ещё три камня. Темноволосый парень мог быть и немногословным, но язык его тела говорил куда больше, чем сказали Липу манипуляции Йена за последние три дня. Лип цепляется за каждое слово.       — Ага, ну, он пришёл с синяками, больно похожими на те, с которыми ты щеголяешь. Он не расскажет мне, что случилось, — объясняет Лип.       — Я не трогал его, — фыркает он. Лип продолжает наблюдать за тем, как его тело реагирует на каждый вопрос или утверждение. Он буквально ощущает, как тревога волнами скатывается с него.       — Вы двое трахались без прикосновений? Извращённо, — с бесстрастным лицом произносит Лип.       Микки окидывает его горьким взглядом перед тем, как выплюнуть своё предупреждение:       — Ты мог бы заткнуться.       — Это практически то же, что Йен сказал мне за последние три дня. Это и… — он насмешливо вскидывает бровь, надеясь приманкой заманить Микки на разговор.       — И что? — огрызается он, как по маслу падая в приготовленный капкан.       — Он клянётся, что что бы ни случилось, это не было твоей ошибкой, хотя я с трудом в это верю. Ты способен угробить жизнь Йена, знаешь об этом? — винит тот его, а его голос лишён какой бы то ни было лёгкости.       Долгое время Микки молчит, и Лип стискивает зубы, когда тот разворачивается, уперев взгляд в траву. Его движения более не беспокойные и быстрые. Всё его тело замерло. Всё выходит не так, как ожидал Лип.       — Знаю, — бормочет он. — Я, блять, знаю, — повторяет он в то время, как нечто, похожее на ненависть к себе, пробегается по его лицу.       — В какой-то степени я бы хотел, чтобы тебя снова арестовали и отправили в тюрьму, — честно признаётся Лип. На самом деле он не хотел быть злобным, он просто так себя чувствует.       — В какой-то степени и я этого хочу, — он кивает. — Там всё куда проще. — Он выглядит уставшим, гораздо более уставшим, нежели кто-либо, кого Лип повидал за всю свою жизнь.       — Послушай, я не собираюсь читать тебе дерьмовую лекцию или угрожать тебе, заставляя держаться подальше от Йена. Он упрямый засранец, и он сделает то, что захочет. И по неясным мне причинам ему нужен ты, — он едва ли не усмехается над стеснительным выражением, пронизывающим черты Микки.       — Он чёртов придурок, — бормочет Микки.       — С этим не спорю, — соглашается Лип. — Но он мой брат, так что я буду помогать ему, даже когда не понимаю его, — объясняет он.       — Какое это имеет отношение ко мне? — брови Микки изгибаются в ожидании.       — Он хочет увидеться с тобой, — отвечает Лип. — Я не знаю, почему он сам не мог найти тебя. Но он сказал, что ему нужно поговорить с тобой. Ты назначаешь время и место, и он встретится с тобой там, — передаёт он слова Йена.       — Я сказал ему держаться от меня подальше сейчас, — он вздыхает.       — Что ж, наверно, поэтому я и играю роль посланника, — замечает он. — Так назови время и место, и я дам Йену знать, — он саркастично улыбается.       — Ты глухой? Я не могу увидеться с ним сейчас, — Микки скрипит зубами. — Ему нужно, блять, держаться от меня подальше.       — Нет. Нет, ему нужно, блять, увидеться с тобой. И поверь мне, это последнее в мире, что, я когда-либо думал, буду говорить. Ты мне не нравишься. Мне не нравится то, что происходит между тобой и моим братом. Но он бродил по дому, словно чёртов зомби, последние три дня, и единственное, о чём он попросил, чёрт подери, так это ты, — он повышает голос достаточно, чтобы разгорячённый воздух поспешил проникнуть в его лёгкие. — Мне всё равно, что ты ему сказал, ты встретишься с ним! — требует он.       — Ты и понятия не имеешь, о чём просишь, Галлагер, — насмехается Микки.       — Я не прошу. Йен… — поправляет он. Выражение лица Микки говорит ему о том, что он произнёс волшебное слово. Каждое упоминание имени Йена приоткрывает нечто, что Липу никогда не было предназначено увидеть.       — Блять! — вскрикивает Микки, осторожно пробегаясь рукой по повреждённому лицу.       — Время и место? — побуждает его к ответу Лип, зная, что Микки сдался.       — Иисусе… сегодня вечером. Десять тридцать, на крыше, — смягчается Микки.       — На крыше? — спрашивает Лип.       — Он, блять, поймёт, — бормочет Микки.       — Это умилительно, — ухмыляется он.       — Выметайся отсюда, мудила, — Микки швыряет камень в колено Липа, но совсем немного промахивается.       — Ты очаровашка, — Лип хихикает, трусцой убегая прочь и показывая Микки средний палец.       Удары бейсбольной биты Микки продолжают раздаваться в округе, пока Лип всё дальше идёт по полю. Он не знает, что он только что сделал. Он не знает, поможет ли Йену встреча с Микки или принесёт ему лишь ещё больше боли. Но Лип знает, что ему нужно было сделать что-то. Галлагеры не сидят просто так и не ждут, пока что-нибудь случится. Правильное или неправильное — они берут и делают.