6
13 февраля 2016 г. в 16:44
Йен хорошо трахается. Он знает, что хорошо трахается, даже лучше, чем хорошо, если говорить честно, а не благопристойно.
Впервые, когда он действительно чувствует плотскую власть, Роджер Спайки стоит перед ним на четвереньках. Он вспоминает то, как голос Роджера звучал, когда он молил о большем, и то, что ему понадобилось три полных толчка, чтобы понять, что это значило ― больше Йена. Больше того, что Йен делал с ним.
Когда он смотрится в зеркало, он не видит того, кто может заставить человека кричать и стонать, извиваясь от наслаждения. Он знает, что люди не ожидают, что у него будет большой член, и они уж точно не ждут, что он будет знать, как им пользоваться. Но он любит удивлять людей, становясь чем-то новым и отличным прямо перед их глазами. Ему нравится, когда у них всё плывёт перед глазами от наслаждения, пока они не забывают своё собственное имя и могут лишь выкрикивать его.
― Прекрати так чертовски громко думать. Я пытаюсь уснуть, ― хрипит Микки в тёмной комнате.
― Думаешь, я хорош в постели, так? ― выпаливает Йен. Микки опирается на локти и пялится на Йена, будто бы у него выросло три головы.
― Мы не будем трахаться, пока твоя семья прячется в каждом чёртовом углу этого дома. Ты никогда не ведёшь себя так тихо, как обещаешь, ― он устало вздыхает. Йен благодарен недостатку света, отчего разгорячённый румянец, крадущийся по его щекам, скрыт.
― Я не пытался залезть тебе в трусы, ― он закатывает глаза. ― Я просто спросил.
― С тобой вопрос никогда не является просто вопросом, ― знающе отвечает Микки.
Воздерживаясь от нерешительности и неловкости, Йен выплёвывает свой вопрос:
― Всё довольно просто, Мик. Я трахаюсь выше среднего или нет? ― он взволнованно вскидывает бровь.
Микки фыркает и, размышляя, потирает лицо. Он не задумывался, хорошо или плохо трахается Йен, потому что это элементарно. Йен трахается лучше всех, кто когда-либо был у Микки, и никто из них даже и близко к нему не стоит. С минуту он раздумывает над ответом, потому что формулировка ответа важна. Теперь всё иначе, и то, как он говорит, внезапно означает куда, блять, больше.
― Знаешь, ты делаешь куда больше, чем просто выполняешь работу, Галлагер, ― наконец говорит он.
― Наверно, ― он закусывает губу.
― Не то чтобы я наведывался в «Kash and Grab» ради сказочного обслуживания или ещё что, ― ободряюще добавляет он. Но его слова не оседают в голове Йена так, как предполагалось.
― Это единственная причина, почему ты возвращался, ― потому что я хорошо трахаюсь? ― теперь голос Йена звучит неуверенно.
Возможно, Микки нужно слишком много времени, чтобы во всём разобраться, но в конце концов он всё понимает. Всё это было каруселью, чтобы спросить Микки, на самом ли деле ему нравился Йен.
― Конечно, ― признаётся он. ― Поначалу.
― Лишь поначалу? ― побуждает он, потому что он в самом деле не знает, когда прекращать давить.
― Чёрт побери, Галлагер, ― стонет Микки. ― Твоя блистательная личность не заманит меня в кровать с тобой или ещё что. Но да, ты нравишься мне больше, чем большинство людей. Ладно? ― в ожидании он распахивает глаза.
Йен улыбается и тыкает Микки пальцем под одеялом. На секунду парень постарше думает, что собирается попытаться взять другого за руку, но он этого не делает. Он лишь тыкает пальцами в ладонь Микки, довольно барабаня ими по тёплой коже.
― Что ж… ― начинает Йен. ― Меня определённо привлекло твоё очарование, ― дерзко завершает он. Микки бьёт его по ноге, пока рыжик не начинает тихо хихикать.
― Негодяй, ― бормочет он.
― И они говорят, мол, романтика мертва, ― Йен непристойно хихикает и знает, что это звучит чертовски глупо, но он ничего не может с собой поделать.
― Отъебись, ― Микки ухмыляется. Его слова лишь вызывают ещё один раскат хохота, что вырывается из горла Йена, и вскоре Микки уже фыркает наравне с ним.
― И тебе сладких снов, ― Йен поворачивается лицом в плечо Микки и улыбается в тёплую кожу.
― Заткнись и спи, огненный лобок, ― стонет он, не обращая внимания на мурашки, которые крадутся по его плечу, пока тёплое дыхание легко щекочет его.
― Я рад, что ты остался, ― сонно бормочет Йен. Он прижимается ближе к Микки, медленно разрушая стену, которую никто не в силах увидеть.
За секунды до того, как он наконец погружается в сон, он может поклясться, что слышит шёпот Микки «Я тоже…». И может, это воображение или принятие желаемого за действительное. Но даже это неважно, потому что он засыпает с улыбкой на лице и с рукой Микки на своей собственной.
. . .
Ступени скрипят, когда Йен неуклюже спускается на кухню.
Фиона моет посуду, её глаза уставшие, однако удовлетворённые, когда она спрашивает:
― Микки ещё не проснулся? ― Она пытается сохранять повседневный тон, но он выходит напряжённым и неловким.
― Эм, я не знаю. Думаю, нет, ― Йен устало трёт глаза.
― Хорошо. Мне нужно с тобой кое о чём поговорить, ― начинает она, вытирая руки потрёпанной тряпкой и полностью поворачиваясь к нему лицом.
Карл сидит за кухонным столом, заливая в себя огромную тарелку хлопьев и проливая молоко на футболку. Фиона осторожно глядит на младшего брата перед тем, как решить, что его завтрак обеспечит им достаточное личное пространство для разговора.
Йен опирается на стол и складывает руки на груди.
― Что случилось? ― интересуется он, обращая на неё всё своё внимание.
― Смотри, думаю, это мило, что ты пытаешься помочь Микки с Мэнди, потому что их отец умер и всё такое. Но будь осторожен, я не хочу, чтобы ты слишком уж углублялся в эту семью, ― говорит она.
― Ты слишком уж волнуешься, Фиона, ― он слегка улыбается.
― Ты даёшь мне слишком много причин, чтобы волноваться. Микки Милкович? От него невозможно ожидать ничего хорошего, и я не хочу, чтобы он утаскивал тебя за собой. ― Её руки драматично рассекают воздух в то время, как она говорит, а затем, в конце концов, приземляются на бёдра.
― Мы работаем вместе в магазине. Он не такой уж и плохой, ― Йен пожимает плечами. У него не всегда получалось отлично лгать, но он неплохо вводил людей в заблуждение и действительно хорошо пренебрегал правдой.
― Он пахнет как Фрэнк, ― бормочет Карл с набитым ртом размокших хлопьев.
Фиона закатывает глаза, однако надавливает:
― Он отброс общества, равно таким же и был его отец, ― говорит она. Йен ощущает, как сжимается его челюсть от данного сравнения, и ему приходится сдержать себя, чтобы не отреагировать слишком остро.
― Он не похож на Терри. Ты и правда его не знаешь, ― наконец умудряется проговорить он.
― Что ж, я и не хочу знать его, ― резко говорит она. ― Я только что выперла одного Милковича, так что не смей позволять другому проползти в этот дом и пригреться здесь. ― Её голос дразнящий, однако глаза серьёзные.
― Это была одна ночь, Фиона. Смягчающие обстоятельства… ― говорит он.
На минуту она замолкает, и Йен думает, что, может, она замнёт эту тему. Но спустя несколько секунд в тишине он узнаёт озабоченность, прокладывающую путь по её лицу, и дёргается от дискомфорта.
― Ты же не влюбился в него, так ведь? ― шепчет она, наклоняясь вперёд, чтобы Карл её не услышал.
― Что? ― давится он.
Она толкает его в плечо и указывает пальцем ему в лицо.
― Даже не думай так опростоволоситься. Йен, он убьёт тебя! ― тихо предупреждает она.
― Я не… Иисусе, я не какая-то нимфа со стояком на каждого парня в непосредственной близости, ― он нервно пробегается рукой по волосам и фокусируется на том, чтобы успокоить своё сердце.
― Я знаю, я знаю. Извиняюсь, ― просит прощения она. ― Я просто не понимаю твоих взаимоотношений с детьми Милковичей. Будто бы ты считаешь своей работой бежать и спасать их. ― Она непреднамеренно закатывает глаза, говоря это, и Йен ощущает, как подскакивает его пульс. Ему бы хотелось, чтобы она видела их такими же, как и он.
― У них была не самая лёгкая жизнь, ― говорит он.
― А у нас была самая лёгкая? ― бросает вызов она.
― Это вроде как моя точка зрения, ― объясняет он. ― Может, помогать людям, похожим на нас, так же важно, как помогать самим себе, ― говорит он, подталкивая её ногу своей.
― Это наиглупейшая вещь, которую ты когда-либо говорил… ― бормочет она. ― Где Лип? Мне нужно, чтобы он вдолбил в тебя хоть немного здравого смысла. ― Она вертит головой туда-сюда, делая вид, что обыскивает кухню.
― Я сделаю это! ― выступает в качестве волонтёра Карл, из его рта течёт молоко.
― Ешь свои Fruit Loops, Карл, ― без каких-либо эмоций произносит Йен.
Фиона легко смеётся, но ударяет его по ботинку.
― Прекрати быть таким чертовски милым, ладно? Ты сделаешь себе больно, и я не хочу видеть, как это произойдёт. Я слишком сильно тебя люблю, ― она улыбается, притягивая его к себе и крепко обнимая. Она сжимает его грудь, прежде чем отпустить его и широко улыбнуться.
― Я тоже люблю тебя, Фиона, ― отвечает он.
― Хорошо. Теперь иди поднимай своего несовершеннолетнего преступника, мы начинаем переодеваться после одиннадцати, ― предлагает она.
― Опека охладила тебя, ― подразнивает он, уклоняясь от её руки, когда она дотягивается, чтобы хлопнуть его по спине.
― Заледенела! ― выкрикивает Карл, размахивая ложкой в воздухе.
― Ешь свои Fruit Loops, Карл, ― кричит Фиона.
Скомканное добродушное подшучивание следует за Йеном весь путь по лестнице и коридору. Когда он открывает дверь в свою комнату, он обнаруживает, что Микки моргает уставшими глазами, и выглядит он измотанным, однако отдохнувшим. Сонная улыбка, которой он одаривает Йена, заставляет того прекратить дышать. Он знает, что это чувство к Микки становится опасным, безрассудным. Но он не может найти в себе силы, чтобы уйти.
― Доброе утро… ― мягко произносит он.
― Что бы это, блять, ни значило, ― хрипит Микки, потягиваясь и громко зевая.
Йен откашливается и играется с краем своей порванной футболки.
― Вставай. Я сделаю нам завтрак, ― предлагает он.
Микки садится и долго пялится на Йена. Вставая, он хрустит шеей и спрашивает:
― Блинчики, вафли, пончики? Чем ты меня подкупишь?
― Бесплатная еда есть бесплатная еда. Я могу налить тебе тарелку грёбаных хлопьев, и тебе будет насрать, ― Йен знающе фыркает.
― Ага, наверно. Но ты же не собираешься сделать мне тарелку сраных хлопьев, так ведь? ― он опасливо двигается к двери, и Йен борется с улыбкой, растягивающей его губы.
― Я думал о вафлях, ― он пожимает плечами.
― Вафли? ― повторяет Микки.
― Замороженные, с голубикой, ― говорит он. Микки признательно ухмыляется и ударяется плечом в его плечо, проходя мимо.
― Ты не так уж плох, Галлагер, ― окликает он того, улыбаясь через плечо. И Йену в каком-то смысле ненавистно трепетание в животе, но он вроде как учится принимать его. Потому что пока Микки рядом он сомневается, что оно пройдёт.
Люди многого не знают о Йене ― того, во что бы они и в жизни не поверили. Он может быстро бегать и сильно бить, однако он обманчиво худой и откровенно миловидный. Люди не ждут, что он даст сдачи или встретит вызов с достоинством. На самом деле они ничего от него не ждут. И он думает, что Микки тоже. Он думает, что Микки, возможно, единственный человек, который знает, с чем он на самом деле может справиться.
Потому что Микки знает, что Йен может неплохо трахаться и, к тому же, драться. Йен может заставить его кричать от наслаждения или от боли. Микки знает о Йене то, что никто больше во всём мире не знает. Это ужасает и волнует и действительно чертовски сбивает с толку.
И на самом деле ему этого не хочется, но даже если бы хотелось, Йен бы не знал, как уйти от чего-то такого.