13
10 октября 2017 г. в 03:27
Йен машинально дотягивается до Микки, извиваясь рукой сквозь кучи скомканных простыней и одеял.
Сонно моргая глазами, он обнаруживает, что один в комнате. На секунду он задумывается, приснилось ли ему всё это. Он задумывается, заставил ли его мозг поверить в то, как он тащил Микки за кончики пальцев по пустынным улицам.
— Блядский в рот… — прорывается сиплый голос сквозь мёртвую тишину, и Йен моргает до тех пор, пока пелена сна не спадает с глаз. Микки беспробудно спит на нижней кровати напротив.
Механизм в его мозгу собирается в единое целое, и он всё вспоминает. После двух раундов на бейсбольном поле они ввалились в дом Галлагеров, вымотанные и в бредовом состоянии. Под кайфом от косячка, который они разделили друг с другом, дорога домой была наполнена проницательными взглядами и нежными прикосновениями. После нескольких влажных поцелуев они упали на разные кровати, осаждённые храпом Карла. Йену так и хотелось утянуть Микки в кровать с собой, однако он сопротивлялся. Ему было достаточно даже наблюдать за ним с другого конца комнаты, когда он уснул.
— Йен! — Карл бесстыдно вваливается в комнату. — Фиона хочет знать, спустишься ли ты к завтраку. И Дебби хочет знать, будет ли у нас теперь постоянно ночевать Микки Милкович, как и Мэнди. Хэй, он убивал кого-нибудь прежде? — затаив дыхание, бессвязно бормочет он.
— Я скажу ему убить тебя, если ты не прекратишь задавать так много вопросов, — ворчит Йен, медленно садясь на кровати. — Скажи Фионе, что через секунду спущусь, — добавляет он.
— Отлично, хорошо, но спроси у него, убивал он кого-нибудь или нет! — выкрикивает он, захлопывая дверь и скатываясь вниз по лестнице.
Микки громко стонет, вытягивая руки над головой и крепко зажмуривая глаза. Йен улыбается, видя детскую недовольную гримасу на его лице.
— Вся твоя чёртова семья такая же бесячая, как и ты сам, — хрипит он.
— Лиам не так плох, тебе он скорее всего понравится. Он не разговаривает, — он улыбается, натягивая штаны. Он пересекает комнату и садится на кровать рядом с Микки, проверив, что дверь плотно закрыта. Он наклоняется и целует его в пострадавшую щёку.
— Отъебись, — ворчит он. Йен смеётся, уткнувшись в его щёку, и прокладывает дорожку из влажных поцелуев вдоль его разбитой челюсти. Тихое мурлыканье слышится в горле Микки, когда Йен двигается всё ниже. — Ты такой прилипчивый, — говорит он. Он следует своему недовольству, положив руку на спину Йену и притянув его ближе.
— Ага, вижу, как тебе это ненавистно, — он ухмыляется, отклоняясь, чтобы ухмыльнуться Микки. — Нам нужно идти вниз. Кажется, Фиона делает блинчики.
Когда он сдвигается, чтобы встать, Микки обхватывает рукой его за талию и удерживает на месте, пока Йен не пододвигается достаточно близко, чтобы тот схватил его за шею и не притянул для нежного поцелуя.
— Спасибо, — шепчет он всё ещё с прикрытыми глазами.
Йен не спрашивает, за что благодарит его Микки, ему и не нужно.
. . .
Дебби нервничает и дёргается, беспокойно перебирает вилку и возит её по вязкому сиропу на тарелке.
Она смотрит на другой конец стола и наблюдает, как Йен упёрся локтём в локоть самого Микки Милковича. Её лицо, должно быть, выдало её смущение, потому что Фиона обеспокоено глядит на неё.
— Дебс, с тобой всё в порядке? — спрашивает она. Поспешно кивая, она засовывает кусок блинчика в рот и медленно жуёт.
Она слышала истории про младшего Милковича, ужасные истории. Он был громким и нахальным, жестоким и непредсказуемым. Он был мальчишкой, которого боялись люди. Его дружба с Йеном не имела смысла, и Дебби ничего не могла с собой поделать, теряя терпение. Её светлый, теплый и добрый брат дружил с соседским ночным кошмаром.
Но она не глупа, она знает, что к этой истории есть логическое продолжаение.
— Хэй! Микки, уйди отсюда, — Йен хихикает в то время, как Микки утаскивает кусочек еды у него из тарелки. Он сбивает его вилку и толкает его в плечо. По мнению Дебби, они сидят друг к другу ближе, чем кто-либо за всё время приближался к Микки намеренно. Такая близость должна вызывать беспокойство, однако Йен на вид расслаблен.
— Не моя вина, что ты так медленно ешь, — он ухмыляется. Однако в действительности, это скорее улыбка, чем ухмылка. Однако она даже не может задуматься о том, как Микки улыбается, потому что это не сходится. Это имеет ещё меньше смысла, чем всё остальное.
— Если вы всё ещё голодны, на столе ещё остались блинчики, — замечает Фиона, знающе вскидывая бровь. И тот факт, что Фиона не против присутствия Микки, ещё больше смущает Дебби. Она едва ли могла терпеть Мэнди в доме, но вот она уже приглашает Микки к завтраку.
— Не, всё хорошо, — бормочет он; его щёки лишь слегка вспыхивают красным.
— Идёшь сегодня на работу? — спрашивает Йен, проглатывая полный рот еды.
— Ага, наверно. Уж лучше, чем дома разгребать дерьмо с Джоуи, — он пожимает плечами. В глазах Йена мелькает нечто нечитаемое, когда он кивает.
В этом есть смысл, потому что Фиона объяснила Дебби, что Микки с братом подрались после похорон их отца. Она объяснила, что Йен был достаточно мил, чтобы предложить Микки свободную кровать в комнате у мальчиков, поэтому-то он и оставался на ночь. Во всём этом был смысл. Однако в то же время, его совсем не было.
Микки не просто остался на ночь. Это было нечто большее. Потому что они вместе с Йеном скатились сверху, игриво толкая друг друга в стену. Он робко бормотал «спасибо», когда её брат вручил ему тарелку и подтолкнул его к столу. Он подвинул свой стул ближе к Йену и прочь ото всех, успокоившись лишь тогда, когда рыжик улыбнулся ему.
Это пугало; будто у акулы отросли ноги, и они вышли на сушу.
— Что насчёт меня, Мик? — объявляет Мэнди, облокачиваясь о стену, когда преодолевает лестницу. На ней одна из кофт Йена и ничего больше. — От меня тоже будешь прятаться? — она ухмыляется, растягивая губы.
— О чём ты, блять, говоришь? — рявкает он, разворачиваясь на своём стуле и скептически оглядывая её.
— Я говорю про тебя с Йеном, — она почти что рычит. Эту сторону у Мэнди Дебби никогда не видела, и возможно, лишь её видела Фиона. — И тот факт, что вы двое спите вместе, — резко отрезает она.
Вся кухня погружается в тишину, и то, что Карл в другой комнате кричит на видеоигру, становится лишь отдалённым бурчанием. Взволнованно оглядываясь, Микки медленно поднимается на ноги. Он топит свою тарелку в раковине и обеспокоенно вытирает руки о футболку.
— Дебби, иди в гостиную, — наконец говорит Фиона. Она метается взглядом по кухне, пытаясь понять, перед кем выскочить и кого защищать.
Микки медленно приближается к двери, пока Йен сидит с широко распахнутыми глазами и открытым ртом. Дебби без понятия, что происходит, но она, чёрт возьми, точно хочет узнать.
— Сегодня моя очередь мыть посуду, — слабым голосом предлагает она.
— Сейчас же, Деб, — грубо проговаривает она. И не слова Фионы толкают её к гостиной. Это взгляд Йена. Он испуган, ранен и одновременно с этим глядит с надеждой. Она не хочет видеть его в таком состоянии, она не может. — Мэнди, о чём ты думала, когда вывалила всё это при ней? — продолжает Фиона, когда Дебби заходит в другую комнату.
Она проскальзывает около стены и прижимается к ней ухом, чтобы всё слышать.
— Так, я поняла, для тебя это не новость. Я одна отстала от жизни? — выплёвывает Мэнди.
— Ты всё ещё не протрезвела? — говорит Микки; голос его подводит и уже не звучит так уверенно.
— Где Лип? — спрашивает Йен. И она знает, что Йен всегда ищет Липа, когда его мир рушится. Она знает это, потому что это так же, как она присматривает за Фионой, а Карл — за Йеном. Это так же, как и все они приглядывают друг за другом.
— Он притворяется, что спит, чтобы ему не пришлось, блять, больше врать мне в лицо! — кричит она.
Приглушённые проклятья звучат слишком тихо до того, как Йен говорит:
— Мэнди, просто успокойся, ладно? У тебя были трудные пару дней.
— Прекрати относиться ко мне, как к ребёнку. Ты должен быть моим чёртовым лучшим другом, — шипит она.
— Я и есть твой лучший друг, — он звучит расстроенным и побеждённым.
— Тогда почему ты мне врёшь? — спрашивает она.
— Иисусе, Мэнди, для твоих наваждений ещё слишком рано, — подаёт голос Микки. И не знай их лучше, Дебби бы сказала, что было нечто защитное в его тоне в том плане, что он перевёл внимание с Йена на себя. Было в этом и нечто пугающее, нечто, готовое замкнуться.
— Заткнись. Заткнись, заткнись, заткнись! Ты, кусок дерьма, скажи мне чёртову правду! — кричит она.
— Грёбаные Милковичи, — бормочет Фиона.
— Микки… — Дебби не видит Йена, однако она представляет, как его зелёные глаза умоляют того. Она немногое знает о сексе или любви, раз на то пошло, однако она знает боль. И она слышит её в голосе каждого, пока они крадутся на носочках вокруг чего-то болезненного и реального.
— Блять. Я, ёбаный в рот, этого не сделаю, — говорит он.
— Микки, ну же.
— Нет, пошло оно всё! Я съёбываю, — фыркает он.
— Мы можем поговорить об этом здесь или поговорим об этом дома, с Джои и Игги. Твой выбор, Микки, — говорит Мэнди.
Следует длительная пауза, после которой Микки наконец соглашается.
— Хорошо, — шепчет он.
— Хорошо? Вот и всё, это всё, что ты можешь сказать? — рявкает она.
— Чего ещё ты хочешь? — отрезает он.
— Хочу услышать, как ты это говоришь. Скажи мне, что трахал моего лучшего друга за моей спиной! — требует она.
— Ага, мы… да. Ладно, ты счастлива? — произносит он; его голос звучит устало.
— Я в восторге, — резко выдыхает она.
— Теперь ты знаешь большой секрет, — слова Микки стекают с его губ, словно яд. — Но не думай, что это значит, что ты знаешь хоть каплю, — горько завершает он. Дверь громко хлопает, и кто-то ругается.
Звучание её собственного сбивчивого дыхания наполняет уши. Она чувствует вкус сиропа на кончике языка, и она вспоминает то, как улыбались Микки с Йеном. Она рада, что не может теперь лицезреть их лица, потому что она знает, что больше они не улыбаются. И когда она думает о том, что её брат встречается с Микки Милковичем, в этом нет смысла. Однако это напоминает ей об украденных пациентах из реабилитационного центра для престарелых.
Дебби до сих пор не знает, что случилось на самом деле, однако она почти что уверена, что это не конец.