cut ties with all the lies

      Мэнди накурена до невозможности, когда слышит звук, похожий на медленно умирающую птицу.       Она ударяет рукой по окну и осознаёт, что это её телефон издаёт пронзительный звук. Раздражённо застонав, она игнорирует звонок и вместо ответа отпивает пиво из почти что пустой бутылки в руке. Она откидывает голову на стену дополнительной спальни свой тёти, когда телефон вновь начинает звонить.       — Заткнись! — кричит она, бросая пустую пивную бутылку на пол. Она заставляет себя не глядеть на экран, потому что девушка знает, что если она посмотрит, то ответит и сдастся.       Не то чтобы она никогда больше не захочет говорить с Йеном. Просто пока что она не может этого сделать, не может, пока не усвоит всё то, что недавно узнала. Эта мысль щекотала её подсознание долгое время, однако услышать, как Микки с Йеном подтверждают свои отношения вживую стало чем-то совершенно иным. Весь её мир перевернулся с ног на голову, и она чувствовала себя так, будто только её это потрясло. Все остальные либо уже знали об их отношениях, либо им было всё равно. Поэтому она ощущала себя бессильной в данной ситуации, потому что все, казалось, не понимали, как она себя чувствовала.       Её надежды и мечты в отношении Йена унесли её прочь, словно рыцарь, а сияющие доспехи давно ускакали. Однако это не означало, что она хотела, чтобы Йен был принцем на белом коне для её брата. Было сложно принять тот факт, что Йен никогда не захочет её в том смысле, в каком она иногда желала его. Однако он хотел её в другом смысле, в более важном смысле, так что она могла проглотить своё разочарование, когда это было нужно. Потому что даже несмотря на то, что Йен никогда не прикасался к ней и не целовал её, он говорил с ней. Они рассказывали друг другу о всяком, даже о том, в чём они сами себе боялись порой признаться.       Обнаружить, что Йен желал Микки так, как никогда не захотел бы её, было больно. Однако обнаружить то, что он скрывал нечто настолько важное от неё, разрывало её на части. Она понимала, почему он сделал это, и она верила, что он действительно хотел рассказать ей. Но её раны всё ещё были слишком свежими. Ей необходимо было время, чтобы залечить их до того, как засосать боль и вновь выйти в мир.       — Хорошо… — она вздыхает, когда телефон начинает звонить третий раз подряд. — Алло? — отвечает она, не удосужившись взглянуть на имя на экране.       — Мэнди! Наконец-то, — приветствует её Йен, а облегчение наполняет его голос.       — Что происходит, Йен? — бормочет она.       — Смотри, я знаю, что ты до сих пор в прострации после всего произошедшего и тебе необходимо личное пространство. Но Микки должен был связаться со мной, а сейчас он где-то с Игги, и я начинаю волноваться, — тараторит Йен.       — Хорошо? — Мэнди морщит нос от отвращения. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — грубо отвечает она.       — Ты видела кого-нибудь из них или, может быть, говорила с ними? — спрашивает он, невозмущённый её отношением.       — Кого-нибудь из кого? — спрашивает она.       — Микки или Игги, ну же, Мэнди. У меня плохое предчувствие, — выдыхает он. Его голос взволнованный и беспокойный, она не привыкла слышать такой тон от своего рассудительного лучшего друга.       — Нет, я, блять, ничего о них не слышала. С ними скорее всего всё в порядке, ясно? Микки вероятнее всего забил на тебя и пошёл творить херню с Игги, — она закатывает глаза, доставая сигарету с зажигалкой.       — Он не… Смотри, я знаю, ты можешь в это не поверить, но со мной он не такой. Мы пытаемся всё наладить, и он другой. Он старается, — говорит Йен. Она глубоко затягивается, и наступает напряжённый момент.       — Если ты действительно думаешь, что сможешь изменить Микки, мне тебя жаль, — выплёвывает она.       — Я не говорю о его изменении, — говорит он.       — Оу, да? Тогда о чём же ты? — она бросает ему вызов, наблюдая, как дым образует завитки, вздымаясь к потолку.       — Я люблю его, — признаётся Йен. — И я знаю, что он тоже заботится обо мне, так что просто… просто дай мне знать, если будут новости от кого-то из них, — дрожащим голосом продолжает он.       Облизывая губы, Мэнди ощущает, как во рту пересохло, а мышцы гортани сокращаются от слов, что она не может произнести. Она слышит искренность в его голосе, чувствует отчаяние в его просьбе. Да и в любом случае, будто бы она когда-то могла ему отказать.       — Ага, ладно, — тихо соглашается она. Мэнди кладёт трубку до того, как он может сказать что-либо ещё.       Она не хотела плакать, однако это произошло само собой. Горячие солёные слёзы заскользили по её щекам. Она поднимает руку, чтобы смахнуть их, однако они неумолимо льются рекой. Поджимая колени к груди, она сдаётся и позволяет себе тихо всхлипывать, спрятав лицо в ладонях.       Потому что, возможно, ей не нужно прятать свою боль, может быть, ей следует выпустить её и наконец двигаться вперёд. . . .       Микки не замечает третьего парня, пока не становится слишком поздно.       Идиот, который задержал платёж, извивается в хватке Игги, а рука Микки крепко держит другого паренька за шиворот. Его колотит от переполняющей энергии, и он не замечает третьего парня, пока он не оказывается прямо перед ним. Затем внезапно у него звенит в ушах, а мир расплывается по краям. Груз его тела ударяется об асфальт, и всё вокруг темнеет.       — Чёрт, дерьмо. Микки, проснись уже, ты ебанистически тяжёлый! — матерится Игги.       Когда он открывает глаза, тело кажется ему тяжёлым и мутным от тумана. Однако голова кажется ему лёгкой, будто её можно сдуть. Небо практически полностью тёмное, когда в его поле зрения перестают появляться белые точки.       — Что за херня… — стонет он, вздрагивая, когда Игги отталкивает его, чтобы он тащил большую часть своего веса. Они рядом с домом: знакомые ограды и дешёвая краска сопровождает их путь.       —Хорошая работа — взять муляж пистолета, Микки Маус, — Игги ухмыляется, хлопая его по спине. Микки аж спотыкается от такого детского подкола, однако голос брата согревает его изнутри.       — Эй, там должно было быть только двое. Если бы ты стоял рядом с дверью, я бы тащил твою задницу домой, — спорит он. Голова пульсирует с каждым слогом, однако он отбрасывает это с каждым шагом.       — Я бы точно услышал, как он подходит, — говорит он.       — Ага, точно, мешок ты с дерьмом, — Микки слабо фыркает. Он притормаживает, когда виднеется дом Галлагеров; замусоренная лужайка притягивала его, словно сигнальный маяк. — Чувак, это отстой. Просто брось меня на свалке Галлагеров. В любом случае, Мэнди наверно шлюхается с одним из них. По крайней мере, она присмотрит, чтобы я не утонул в собственной блевоте или ещё что похуже.       — Ну ты и нытик, — Игги усмехается. — Даже не можешь дойти до конца улицы, — добавляет он, помогая Микки перейти через дорогу к захудалому дому.       — Как угодно. Эта косящая под медсестру девица живёт по соседству. У неё для меня найдётся парочка неплохих обезболивающих, от которых можно будет вырубиться, — замечает он, игнорируя то, как перестают трястись его руки от мысли, что он будет с Йеном. Обезболивающие скорее всего помогут, однако Йен поможет больше.       — Хорошо, что хер Мэнди ошивается здесь. С другой стороны, сомневаюсь, что они пустят тебя на порог, — Игги хихикает, смещая Микки, чтобы открыть калитку.       — Не-а, они все кучка сочувствующих сопляков, — говорит он. Они подходят к дому и ещё до того, как они вообще могут дотянуться до двери, Карл широко распахивает её с встревоженными глазами.       — Особая доставка, — Игги широко улыбается, толкая Микки к перилам, на которые тот может опереться.       — Тебя снова подстрелили? — спрашивает Карл.       — А выглядит так, будто меня снова подстрелили? — фыркает он, издавая хрипы и пробираясь вверх по лестнице.       — Ага, прямо сюда! — говорит он, указывая на его нос. — Ой, погоди-ка, это же просто твоё лицо! — он ухмыляется, в добавок высовывая язык.       Смех Игги звенит позади него, и Микки собирает всю свою энергию, чтобы повернуться и многозначительно взглянуть на него. Бесстыдно пожимая плечами, Игги бредёт обратно по той же дорожке.       — Мне нравится этот пацанёнок, — отзывается он.       — Отъебись, — ворчит Микки. Он отодвигает Карла в сторону и не торопится повернуться, когда слышит, как смех его брата затихает в конце улицы.       — Йен, Фиона... Микки Милкович здесь, и кто-то подстрелил его! — кричит Карл, закрывая за ними дверь, когда оба уже полностью зашли.       — Что? — взвизгивает Фиона, вбегая в гостиную в короткой юбке и кружевном лифчике. В руке у неё расчёска, а на веке размазалась полоска подводки.       — В меня не стреляли. Господи Иисусе... — выражается он.       Ступеньки сотрясаются, когда Йен преодолевает их двумя или тремя шагами своих длинных ног. Его лицо красное, глаза широко распахнуты, когда он бесстыдно останавливается возле Микки.       — Что за хуйня? С тобой всё в порядке? — спрашивает он; дыхание у него сбилось.       — Я просто пошутил, — говорит Карл.       — Со мной всё в порядке. Просто пара царапин и синяков, — объясняет он, останавливаясь, когда Йен обвивает его бицепс рукой и начинает вести его к дивану. — Серьёзно, там ничего особенного. И хотя голова чертовски болит, твой дом просто был ближе, так что... — он неуверенно замолкает. Он не слишком хорошо умеет принимать помощь и ещё хуже умеет просить о ней.       — Ага, да, конечно. Я рад, что ты пришёл к нам, — говорит Йен, осторожно присаживаясь рядом. Его глаза составляют карту неровностей на лице Микки, описывая каждый дюйм. Парень постарше дёргается, он чувствует себя неловко под пристальным взглядом и внимательным изучением.       — Карл, почему бы тебе не сходить и не позвать Ви. Скажи ей принести обезболивающих, — заказывает Фиона. Карл послушно кивает и спешит к двери. Микки остаётся лишь представлять, сколько раз прежде ему доставалось такое же задание. — А ты будешь мирно сидеть и дашь ей себя осмотреть. Понял? — говорит она, поворачиваясь к нему.       — Конечно, как угодно, — соглашается он.       — Пойду принесу льда, — говорит она.       Когда они с Йеном наконец остаются одни, рыжик глубоко вздыхает и поднимает дрожащую руку к его лицу. Микки перебарывает инстинкт отшатнуться и позволяет ему легко коснуться избитой кожи. И если он вжимается в прикосновение, то это лишь потому что он слишком слаб и слишком устал заставлять себя не нуждаться в Йене.       — Я думал, я сказал тебе не делать ничего глупого, — тихо говорит Йен.       — Никаких обещаний, помнишь? — слегка улыбается он.       Он застывает, когда Йен откашливается и роняет голову. Однако он быстро позволяет себе уронить её Микки на колени, слегка вжимаясь в него кончиками пальцев. Давление прижимает к земле старшего парня и не даёт ему пожалеть о том, что он решил прийти сюда. Он чувствует себя уверенно и тепло. Он знает, что неважно, насколько тяжёлые его конечности или насколько лёгкая голова, он не упадёт на землю вновь и не потеряет сознание.