Conscience

Шестнадцать лет Думаю, тебе лучше найти другой объект для рисования, заметил Мэтт. «Почему? Я не рисую тебя так часто» Рисунки Дома, на которых был изображен Мэтт, увеличивались в геометрической прогрессии. С простых корявых набросков восковым мелком, когда ему было шесть, изображение приобрело достаточно много деталей, усложняя образ, созданный воображением Доминика. В его голове Мэтт был почти полностью сформирован — от точного оттенка голубых глаз до количества родинок и морщинок. Мэтт был таким реальным на картинке, что Дом часто забывал, что тот таковым не являлся. Нет, рисуешь. *** Двенадцать лет — Что ты там делаешь, Дом? Доминик улыбнулся миссис Томпсон, своей учительнице рисования. Она улыбнулась в ответ, чуть склоняясь, чтобы разглядеть его рисунок. — Это твой друг, Дом? — спросила она, мельком глянув на мальчика, прежде чем посмотреть на его работу. — Нет, я его выдумал, — он видел, как миссис Томпсон удивленно моргнула. — То есть, придумал? — переспросила женщина. Увидев кивок Дома, она улыбнулась шире, явно оказавшись под впечатлением. — Рисунок просто замечательный. Ты, очевидно, очень долго над ним думал. — Да, долго, — согласился Дом. Он взял красный карандаш, принимаясь раскрашивать футболку Мэтта — миссис Томпсон заметила, что на Доминике была надета точно такая же. — Тебе нравятся комиксы, Дом? — спросила она. Быстренько оглядев класс и удостоверившись, что остальные ребята занимались своими рисунками, она принесла стул и села рядом с Домиником. Ей всегда нравился этот тихий и послушный мальчик. В начале учебного года директор объяснил миссис Томпсон, что Дом посещает психолога, но она никогда не спрашивала, почему, и никогда не замечала ничего странного в его поведении. Доминик по большей части был ребенком замкнутым и иногда он мог улыбнуться без какой бы то ни было на то причины, но этого вряд ли было достаточно для того, чтобы вести его к мозгоправу. Однако миссис Томпсон понимала, что такую возможность — открыто поговорить с Домиником — упускать нельзя. — Да, — ответил Дом, указывая карандашом на принт футболки Мэтта. — Мой любимый про Капитана Америку. — Мой брат тоже его любит, — улыбнувшись, ответила миссис Томпсон. — А вот сыну больше нравится Спайдер-мэн. «Тебе ведь тоже, да, Мэтт?» Спайдер-мэн? Да, он мой любимый супергерой. Не знаю, почему ты не нарисовал мне футболку с ним. «Потому что щит Капитана Америки проще нарисовать, чем паутину». Лентяй, легко пожурил его Мэтт. Дом переборол желание улыбнуться, зная, что учительница все еще смотрела на него. «Нарисую его в следующий раз». Хорошо. *** Шестнадцать лет Это было всего лишь подозрением. Неосторожной мыслью. Чем-то, на что Доминик никогда не обращал внимания. Джэни Пилтон схватила Дома за руку на вечеринке в честь шестнадцатилетия Стива Зеллоу. Дом никак на это не отреагировал — она всегда хватала его за руку или гладила его по коленке, когда они сидели рядом. Все было нормально, до того момента, когда Джэни прошептала его имя и притянула Дома к себе, соединяя их губы в поцелуе — тогда Доминик понял, что что-то было не так. И это никак не было связано с тем, что он только что впервые поцеловался. Не зная, что делать, Доминик замер на месте. Джэни отпрянула через некоторое время, после чего застенчиво улыбнулась и притянула его для очередного поцелуя. Дом пытался ответить так, как отвечали на поцелуй парни в кино — его губы нерешительными движениями касались ее губ, и Дом ощутил улыбку Джэни. Он ничего не почувствовал. Дом был уверен в том, что его голова должна была слегка кружиться, а в животе — летать бабочки. Вместо этого была пустота и нервное урчание. *** Они с Джэни встречались семь недель, и Дом до сих пор ничего не чувствовал. Он понял, что после достаточного количества поцелуев он должен был почувствовать хоть что-то. Будучи слишком напуганным, чтобы спрашивать Джэни о ее ощущениях, Дом молчал. Но отказываться от ее предложений заняться сексом становилось все сложнее. Дом был юношей в самом расцвете лет, конечно, он хотел секса. Но каждый раз, как он представлял их секс с Джэни, он вспоминал ощущение пустоты в низу живота и отвергал эту идею. Когда они официально провстречались восемь недель, Доминик решил, что с него хватит. Он займется с Джэни сексом. *** Десять минут, которые провела ее рука, всячески поглаживая его до сих пор вялый член, привели к очень озабоченному выражению на лице Джэни и к покрасневшему как рак Доминику. Чувствуя себя ужасно и слыша громкое мычание Мэтта в своей голове (в минуту отчаяния Доминик попросил у Мэтта совет — тот не знал, что делать, а потом не мог исчезнуть), Дом пытался свалить домой. Добродушная и терпеливая Джэни остановила его, утягивая обратно на кровать. Девушка некоторое время нежно целовала Доминика, после проверяя, изменилось ли хоть что-нибудь. Ничего. Она уложила его руки к себе на грудь и вновь поцеловала Дома. Несмотря на то, что Доминик находил ее грудь привлекательной и занимательной, эти касания его не возбудили. Не желая полностью тратить ее время зря, Дом, в конце концов, доставил ей удовольствие — когда Джэни громко кончила от ловких касаний его пальцев и языка, Доминик мысленно решил, что они должны расстаться. Мэтт согласился. *** Не прошло и трех дней, с того момента, как Дом и Джэни решили мирно разойтись, и Доминик обнаружил себя на еще одной вечеринке, где его опять поцеловал одноклассник. На этот раз им оказался Глен Филд. И на этот раз Доминик кое-что почувствовал: пресловутых бабочек, головокружение, в его брюках даже стало тесно. Именно тогда Доминик с полной уверенностью осознал, что он гей. *** Он не встречался с Гленом. У Глена была девушка. Об этом поцелуе, который помог Доминику осознать свою гомосексуальность, знали только трое: он, Глен и… Мэтт. Именно его совесть помогала Доминику пережить ту ночь после вечеринки, когда он, думая о том, что ему придется открыться родителям, дрожал, свернувшись клубочком на кровати. *** Все хорошо, Доминик. Все в порядке, утешая его, сказал Мэтт, пока Дом плакал на своей постели, ёжась от синяков и царапин. После школы его побили трое старших ребят. Спустя неделю после поцелуя с Гленом, Доминик признался родителям, а еще через неделю рассказал друзьям. Три часа, и об этом узнала вся школа, включая Саймона и его придурков-друзей. Если говорить прямо, они просто надрали Доминику задницу. Единственными (напуганными) словами Мэтта стала просьба не драться в ответ. Школьная медсестра заверила Доминика, что все его кости были целыми, прежде чем отправить его домой — по дороге он думал над тем, как же скрыть ссадины от родителей. Гомофобная свинья, неожиданно проворчал Мэтт. Дом горько усмехнулся, после чего продолжил всхлипывать. Я бы хотел тебе чем-нибудь помочь, уже тише добавил Мэтт. «Да что ты можешь?» — с горечью подумал Доминик. «Ты же всего лишь моя совесть» *** Восемь лет Наконец удостоверившись в том, что он был нормальным, Доминик с радостью провел оставшийся день. Прошло уже две недели с тех пор, как он слышал этот голос в своей голове, и Доминик не мог не гордиться собой. Он стал нормальным ребенком. Он мог видеть выражение облегчения на лице своей мамы, когда сказал, что его вымышленного друга больше не существует. Миссис Ховард тут же позвонила доктору Уилсон, чтобы сообщить хорошие новости, после позволив Доминику поговорить с ней несколько минут. Единственным минусом было то, что Доминик, вроде как, скучал по Мэттью. Он скучал по этому тихому голосу, который всегда предлагал советы, всегда спрашивал, был ли он в порядке. Доминик скучал по своему лучшему другу. Но он тут же выбросил подобные мысли из головы, фокусируясь на том, как хорошо было слышать лишь свой внутренний голос. И все было в порядке, до тех пор, пока Том не позвал его играть с собой в футбол. Они бегали перед крыльцом дома Кирков, когда Том со всей силы пнул по мячу и тот улетел прямо на дорогу. Доминик немедленно побежал за ним, перепрыгивая через канавку и выбегая на асфальт, и вдруг услышал это: ОГЛЯНИСЬ ПО СТОРОНАМ! Воздух пронзил визг клаксона. Доминик застыл на месте, перед ним проехал микроавтобус. Но застыл Доминик не потому, что услышал машину — причина была в бешеном крике Мэттью. «Мэттью?» — нерешительно спросил Доминик. Ты же мог погибнуть!- начал свою, по всей видимости, гневную тираду Мэттью. Тебя же учили — смотри по сторонам, когда переходишь дорогу. Почему ты не посмотрел? Ты должен видеть, куда идешь, Доминик. Я не хочу сидеть здесь и наблюдать за тем, как тебя сбивает машина. Если ты умрешь, я умру – вот, как все работает. Я просто- «Мэттью!» — прервал его Доминик, несмело улыбаясь. На секунду все стихло. Да? Но тут прибежал Том, своим высоким голосом крича о том, как Дома только что чуть не сшибла машина, и как «круто» это выглядело. Доминик выслушал взволнованный монолог своего потрясенного друга, после чего Том забрал мяч и пошел обратно к дому. «Я рад, что ты вернулся». Я тоже. «Прости», — извинился Доминик. Все в порядке, со смехом ответил Мэттью. «Мне нравится, что ты мой воображаемый друг». Мэттью громче хихикнул. Смотри-ка, ты выговорил это правильно! — поздравил он. Доминик тоже рассмеялся, но вскоре его лицо стало серьезным. «Где ты был?» Здесь, Доминик. Я просто ничего не говорил. Но я всегда здесь. *** Шестнадцать лет Знаю, ответил Мэтт, но я все равно беспокоюсь о тебе. Он замолчал, прежде чем продолжить. Ты для меня целый мир, в буквальном смысле. Губы Доминика расплылись в улыбке. «Это самая романтическая вещь, что мне говорили когда-либо». Мэтт рассмеялся, задумчиво продолжая: Ну, кроме того замечания Джэни о том, что у тебя отличный язык и ты умеешь им пользоваться. Простонав в подушку, Доминик начал хохотать. «Не самый мой звездный час». Да и не мой тоже. Повисла уютная тишина, после чего Доминик принял сидячее положение и, схватив кучу бумажных салфеток со столика, принялся вытирать нос. «Мама скоро будет дома», — подумал он, тяжело вздыхая и глядя на часы. Думаю, тебе стоит рассказать родителям о том, что случилось. «Не знаю, мне кажется, от этого у меня возникнет еще больше проблем в школе. Я почти уверен в том, что наши учителя те еще гомофобы». Что ж, фыркнул Мэтт, очевидно недовольный этими словами, они должны перестать жить в средневековье. Сегодня очень много людей с гомосексуальной ориентацией, и это абсолютно нормально. «Тебя это не смущает?» — спросил Доминик, внезапно обеспокоившись. Мэтт издал какой-то непривычный слуху Доминика звук. Конечно, нет! Боже правый, Доминик, конечно меня не смущает тот факт, что ты гей. Единственное, что меня беспокоит, это последствия, которые свалятся на тебя после. Чушь собачья. «Это ты мне говоришь», — фыркнул Доминик. Он встал, стянул с себя носки и снял рубашку — оба предмета одежды полетели в угол комнаты, прежде чем Доминик начал расстегивать ремень. Надеюсь, ты закинешь свою форму в корзину для грязного белья, сказал Мэтт. А не оставишь ее на полу, как обычно. «Не строй из себя мамочку», — усмехнувшись, подумал Доминик. Я никого из себя не строю, Доминик, возразил Мэтт. Я лишь пытаюсь привить тебе хорошие качества. И ты прекрасно знаешь, как бесится твоя мать, когда видит раскиданные где попало вещи. — Хорошо, — проскрипел Доминик, снимая с себя штаны и складывая их вместе с остальной одеждой в корзину для белья. «Доволен?» Очень, легко ответил Мэттью, после чего захихикал. О, Доминик, ты доставляешь мне такое удовольствие! — передразнил он. «Заткнись уже». *** Двенадцать лет. Кажется, мы становимся ближе. «Ты в моей голове, Мэтт. Куда уж ближе? Мэтт фыркнул. Я имел в виду как приятели. Теперь мы вроде как друзья. Глаза Дома чуть расширились, он нахмурил брови. В данный момент он ужинал со своими родителями и сестрой, последняя оповещала маму с папой о случившемся за сегодняшний день. Никто не обращал на Доминика внимания, поэтому он спокойно разговаривал с Мэттом. «Я думал, мы всегда были друзьями?» Ты считал нас друзьями, я же никогда не рассматривал эту идею как реальную. Но мы определенно друзья. Дом сдержал улыбку, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто на него не смотрел. «Значит теперь ты можешь звать меня „Дом“, ведь друзья зовут друг друга короткими именами». Нет, ответил Мэтт. Мне нравится твое полное имя, и глупо было бы называть тебя как-то иначе. Мысленно вздохнув, Дом сгреб вилкой остатки своего пюре и подумал, съедая свой ужин: «Я рад, что мы с тобой друзья». Я тоже. Жаль, что мы не можем делать все вместе по-настоящему. «Ничего страшного. Мне хорошо и оттого, что ты в моей голове». Семнадцать лет Дом лежал на боку, прохладные простыни успокаивали его обнаженную горячую кожу. В пояснице чувствовалась жгучая боль, а ноги ныли от напряжения, но ничего такого, что нельзя было бы перетерпеть. За его спиной раздавался громкий храп. «Мэтт?» Да, Доминик? «Я совершил ошибку?» Мэтт обдумал этот вопрос пару секунд. Я не знаю. Тебе решать. Я думал, ты хотел переспать с Нилом. Дом моргнул в темноте, почесывая нос. «Да, хотел. Нет, я не жалею об этом, просто… это странно». Разве потеря девственности — это не странное явление само по себе? Точнее, не странное, а больше… откровенное. Это важный момент твоей жизни. Кроме того, усмехнулся Мэтт, было бы куда страннее, если бы я при этом присутствовал. Дом улыбнулся, кладя руки под подушку. «Думаю, ты прав». А когда я не был? Тринадцать лет «Что это было?!» Прости! — крикнул Мэтт. Я думал, что если ты все объяснишь, она поймет ситуацию! Дом рухнул на кровать и схватил подушку, накрывая ей голову, пытаясь заглушить крики своих родителей в гостиной. «Что ж, это не сработало», — со злостью подумал он. «Теперь меня отправят в психушку или куда подальше». Просто я думаю, что признание в том, что ты говоришь со своей совестью, вызывает куда меньше опасений, чем наличие у тебя воображаемого друга в тринадцать лет. Простонав в матрас, Доминик мысленно ответил: «Ну я не собираюсь доверять твоим… твоим…» Суждениям? «Да, именно так. Я не собираюсь доверять твоим суждениям». Я понимаю. Мне так жаль, Доминик. Я и не догадывался, что если ты расскажешь доктору Уилсон о том, что я твоя совесть, это вызовет такое беспокойство. «Если меня не отправят в психушку», — подумал Доминик, садясь и потирая виски, — «то я возможно тебя прощу». Очень на это надеюсь. Восемнадцать лет Нил, наконец, оставил прощальный поцелуй на губах Доминика, и улыбнулся ему, прежде чем сесть в машину. Дом смотрел за отдаляющимся автомобилем, после чего пошел домой. Они встречались уже больше пяти месяцев, и Дом был очень счастлив. На носу был выпускной, все шло хорошо. Единственной проблемой было то, что они с Мэттом перестали так часто общаться. И вины Мэтта в этом не было, ведь он мог говорить только тогда, когда Дом этого захочет. Но Доминик был так занят школой и Нилом, у него просто не хватало времени на беседы со своей совестью. И, к тому же, казалось, что Мэтт не был против. Он и обратного не говорил, но все же. И Дом чувствовал, что он достаточно хорошо знал свою совесть — если Мэтт не был расстроен отсутствием их разговоров, тогда у Дома не было причин ощущать себя виноватым. Наверное, это было к лучшему. Дом нуждался в общении с реальными людьми. От этого были счастливы его родители, доктор О’Брайен — его новый психолог — тоже был счастлив, Нил был счастлив, и Доминик мог быть счастлив. А если счастлив Доминик, счастлив и Мэтт. Он был уверен, что все устроено именно так.