♡ Если вы встретите ошибки, пожалуйста, укажите их в ПБ ♡
Чужая жизнь нередко кажется проще, чем испытания, выпадающие на твой собственный жизненный путь, и Луи — нечасто, но всё же — испытывал желание оказаться на месте Зейна, у которого, как ему казалось, сложностей в жизни на порядок меньше. И сейчас, когда Луи в спешке собирал чемодан, желая как можно скорее покинуть Париж, Зейн наслаждался этим городом и каждым моментом своей жизни, не спеша собираясь на бал в честь принца, на который Лиам вызвался его сопровождать. Казалось бы, что мешает делать Луи то же самое, но иногда мы оказываемся непреодолимыми преградами самим же себе.
— Ты не передумал? — наверное уже в сотый раз за вечер переспросил Зейн, глядя на Луи через отражение в зеркале. — Может, всё-таки пойдёшь? Ты не должен уезжать.
Может быть, и не должен, но даже если Луи и понимал, что его друг прав — как, собственно, и всегда — это всё равно ничего не меняло. На самом деле, Зейн давно мог его связать и с помощью небезызвестных людей насильно привести в замок и надеяться, что всё уладится само собой, но он не делал ничего из вышеперечисленного, зная, что с характером Луи ситуация может только ухудшиться. Зейн на друга никогда не жаловался, но иногда и вправду считал, что тому явно не хватает какой-то извилины в голове.
— Мне здесь делать нечего, — ответил Луи, убирая костюм, которому так и не суждено было увидеть свет, на самое дно чемодана. Он променял его на обычную повседневную одежду, а бал — на тесное купе ближайшего поезда.
— Я не узнаю тебя, Луи, — Зейн вздохнул, отходя от зеркала и накидывая на плечи пиджак. — Неужели ты так быстро сдался?
— Так будет лучше, — упрямо повторил Луи, садясь на кровать и запуская руку в растрёпанные волосы, слегка оттягивая. Желание закричать никогда еще не было настолько сильным. Его жизнь превратилась в одно сплошное чёрте что, которое затягивало, словно болото, и Луи отчаянно пытался найти другой выход. Не тот, что диктовало ему сердце. И Зейн.
— Опять решаешь за двоих? — Зейн закатил глаза, подходя к Луи и вставая напротив него. Он, конечно, его друг и всё такое, но иногда и у Зейна опускаются руки. Слишком тяжело наблюдать, как близкий тебе человек самолично рушит свою жизнь, и ты ничего не можешь с этим поделать. — Тебе нужно было просто поговорить с Гарри и позволить ему самому сделать выбор. Он не маленький мальчик. Скорее всего, он рассмеялся бы тебе в лицо, услышав весь этот бред про вашу разницу в происхождениях, — кажется, что даже наступление конца света не могло переубедить Луи, но Зейн старался. У него было ещё полчаса до приезда Лиама, и, пожалуй, он был слишком самонадеян, надеясь достучаться до Луи за это короткое время. — Достаточно было сказать «прости», и он бы бросился тебе на шею.
Луи поднял голову, смотря на Зейна усталым взглядом.
— Это уже неважно, Зейн, — он пожал плечами, сжимая пальцами переносицу. Луи старался игнорировать обвиняющий взгляд Зейна, настойчиво преследующий его всё это время, что он был здесь. Вместо этого он поднялся на ноги, смахивая невидимые пылинки с пиджака друга, и похлопал его по плечу. Зейн прекрасный человек. Лиаму действительно повезло. — Он молод, новая жизнь захлестнёт его, и без упоминаний обо мне он быстро забудет обо всём, — нарочито спокойно сказал Луи, игнорируя тот факт, что так ни разу и не назвал Гарри по имени, словно в этих стенах оно было запретным словом. — Ты не сердишься на меня?
Сердился ли он? О да, Зейну так сильно хотелось ударить его прямо сейчас.
— За то, что ты болван? Ещё как сержусь, — воскликнул Зейн, всплеснув руками. Его негодование в какой-то степени даже забавляло Луи.
— За то, что не взял денег, — пояснил Луи, нисколько не жалея о собственном решении. Он всё равно бы не смог воспользоваться этими деньгами или даже притронуться к ним. От одной мысли ему становилось тошно. — Ведь изначально всё было из-за них.
Нет, Зейн определённо точно хочет его ударить. Но он хороший друг, поэтому не будет этого делать, даже если очень сильно чешутся руки.
— Деньги в первую очередь интересовали тебя, я же больше удовольствия получаю от развлечений. Так что… ты поступил правильно, и мне не из-за чего на тебя сердиться, — ответил Зейн и, кокетливо поправив очки, добавил: — К тому же, у меня есть Лиам.
— Всегда в выигрыше, да? — Луи усмехнулся, коротко качнув головой, и подошёл к Зейну, кладя руку ему на плечо и крепко сжимая. — Ну, будешь в Лондоне — знаешь, как меня найти. Может быть я даже заскочу к Найлу и Иви ненадолго.
Улыбка на губах Луи отчаянно старалась быть хоть немного похожей на счастливую, но Зейн видел его насквозь, и ему ни к чему все эти, по правде говоря, жалкие гримасы. Если бы Луи был болен, его лекарство определённо имело бы кудрявые волосы и зелёные глаза и называлось бы Гарри. Но у Луи хроническая упрямость, от которой ещё не придумали лекарств.
— Всё будет хорошо, Луи, — прошептал Зейн куда-то ему в волосы, притягивая в крепкие объятия. Луи знал, что он не пытается его обмануть. Зейну просто хотелось верить, что именно так всё и будет.
* * *
Гарри прятался в холле дворца, с опаской выглядывая из-за длинных и тяжёлых портьер, скрывающих его от посторонних глаз. Его привели сюда час назад или больше, сказав, что Её Величество королева присоединится с минуты на минуту, потому как именно отсюда должен был начаться их так называемый королевский выход. Бабушка совершенно неприлично опаздывала, и Гарри томился в ожидании, расхаживая из стороны в сторону в полумраке, кусая ногти и изредка поглядывая на роскошный бальный зал дворца, ужасаясь количеству гостей. Он… он мечтал найти семью, а не чертову свиту из всех этих богатых и знаменитых людей, у которых титулов больше, чем прожитых Гарри дней на этой земле. Он слышал шум их голосов, их шёпот в сопровождении оркестра. Гарри даже видел Зейна и Лиама, которые стояли чуть в стороне, находясь где-то в своём собственном мире, и даже окружающий шум не мог им помешать, в то время как Гарри будто слышал каждый звук. И лишь плотная ткань портьер отделяла его от всего этого… празднества.
Взгляд Гарри бегал от одного гостя к другому. Все эти люди пришли только чтобы посмотреть на него, словно на какой-то экспонат в музее, и впервые в жизни дрожащие колени не были просто метафорой.
— Его здесь нет.
Гарри отскочил на шаг назад, резко отпуская портьеру и едва не сталкиваясь с королевой. Сердце стучало в груди как заведённое, но с приходом бабушки Гарри почувствовал, как от одной её мягкой улыбки на губах чрезмерное волнение тихо отступает прочь. Она была невероятна в вечернем платье, подчеркивающем цвет её глаз, и скромной тиаре, искусно вплетённой в седые волосы.
— Кого нет, бабушка? — спросил Гарри, хотя прекрасно понимал, о ком идёт речь. И даже если он и правда искал в толпе Луи, то никогда в этом не признается ни себе, ни уж тем более кому-либо ещё.
Королева понимающе улыбнулась, и Гарри знал, что его щёки горят самым предательским красным цветом, надеясь, что бабушка не станет этого комментировать.
— Того необыкновенного молодого человека, который нашёл шкатулку, — пояснила женщина, подходя к портьерам и отодвигая их в сторону, смотря на перемещающихся по бальному залу людей. — И тебя.
Гарри пожал плечами. Ему не было никакого дела до Луи и того, где он и чем занимается. Будет намного лучше, если он так и не объявится.
(нет)
— Ну, наверное, он хочет как можно быстрее промотать своё вознаграждение, — ответил Гарри, смахивая с лица пряди непослушных волос. На его голове бриллиантовая корона, он принц, и ему следует научиться скрывать свои эмоции и чувства от посторонних, и уж тем более перестать страдать по людям, которых больше нет в его жизни.
Пожалуй, главная проблема заключается в том, что он просто
не может.
— Посмотри на них, — королева махнула рукой на зал и всех танцующих людей. — Громкие титулы, фамильные бриллианты, стук каблуков, — она покачала головой и посмотрела на внука, спрашивая с абсолютной серьёзностью: — Ты родился в этом мире, но хочешь ли ты в нём жить?
Гарри перевел растерянный взгляд на королеву, не понимая, как она могла предположить подобное. У него и в мыслях не было желать себе другой жизни. Он счастлив.
— Конечно, конечно хочу! — воскликнул Гарри чересчур громко и тут же одёрнул себя, смутившись, и уже тише добавил: — Я искал этого. Здесь я узнал, кто я. Нашёл тебя.
Королева подошла к нему, кладя руки на плечи и смахивая невидимые пылинки с его пиджака. Она помнила себя в этом возрасте, когда чувства и эмоции не дают разуму вставить и слова, и ты покорно идёшь у них на поводу. Это чудесное время, когда ты слишком молодой и слишком глупый.
— Да, ты нашёл меня, — королева кивнула и посмотрела внуку в глаза, пытаясь понять, что на душе у этого ещё слишком юного создания, и мягко спросила: — Но может что-то и потерял? Ты не станешь жалеть?
Королева обняла Гарри, крепко прижимая его к себе, и он слегка прикрыл глаза, смыкая руки на её всё ещё по девичьи тонкой талии, чувствуя приятную ткань вечернего платья. От неё пахло домом, ненавязчивым запахом лёгких лавандовых духов с примесью мятного масла, и именно так пах для Гарри дом, его родное, любимое место.
Может быть, совершенно случайно, Гарри знал этот запах раньше, каждый раз, когда Луи оказывался непозволительно слишком близко, так, что можно было разглядеть мельчайшие созвездия родинок на слегка загорелой кожи его лица и золотые вкрапления в голубых глазах.
Гарри знал, запрещая себе вспоминать, и жалеть запрещая тоже.
— Нет, конечно же нет, — прошептал Гарри, и он действительно верил в то, что говорил. — Все эти годы я только об этом и мечтал.
Он не мог видеть грустной улыбки бабушки, тронувшей её губы, но зато мог слышать тихий, грустный вздох. В своих руках она держала самое главное сокровище всей своей жизни, она не могла дать ему погаснуть и позволить зелёным глазам навсегда сохранить этот печальный блеск.
— Милый, — прошептала королева Гарри на ухо, и от её голоса мурашки устремились вниз по спине, но это было пустяком по сравнению с тем, что почувствовал Гарри, услышав её последующие слова: — А ведь денег он не взял.
Гарри отпрянул от королевы, его взгляд быстро перемещался по её безмятежному лицу, словно пытаясь найти доказательство тому, что эти губы только что не сказали слов, которые он сам до конца ещё не осознал. Защитные стены его чувств строились лишь на этом слабом аргументе, держались на диктуемом разумом утверждении, что всё это время он был не более чем товаром, который легко можно пристроить за хорошее вознаграждение. И одной фразы хватило, чтобы стены сложись, как карточный домик.
— Неужели?.. — выдохнул Гарри еле слышным шёпотом, поднося дрожащие пальцы к губам, и тут же сжимая их в кулак, крепко, до появления звёздочек, зажмуривая глаза. — Как он… — юноша потряс головой, отходя назад и отворачиваясь, вставая спиной к королеве. В ушах шумело, и даже лёгкой музыки, что продолжала, как и прежде, играть в бальном зале, не было слышно из-за бешеного пульса. Гарри слышал лишь по-прежнему спокойный и ровный голос бабушки, которая будто и не говорила всех этих слов.
— Знать, что ты здоров, и видеть, каким взрослым ты стал, — уже одного этого достаточно мне для счастья, — сказала королева, но Гарри даже не шелохнулся, продолжая с ужасом осознавать, что та самая большая ошибка его жизни, которой он так боялся, уже произошла, и он ничего не сделал для её предотвращения. — Чтобы ты не решил, мы всегда будем вместе.
Гарри рассеяно провёл рукой по лицу, его сознание будто разделилось на две части, и одна из них, что застряла здесь и сейчас, прислушивалась к словам королевы, едва ли начиная осознавать скрытый смысл её слов. Она как будто… отпускала его. Со всей своей любовью и заботой, нежностью и пониманием, она разрывала своё сердце, чтобы Гарри смог залечить своё собственное, и даже не скрывала этого.
— Бабушка, что же ты сразу… — Гарри обернулся, беспомощно всплеснув руками, но женщины уже не было на месте. Принц не услышал, как она ушла, лишь заметил, как шелохнулась портьера, подсказывая, куда исчезла королева. — …не сказала.
Узнав об этом раньше, смог бы он всё изменить? Он бы попытался, определенно попытался, но теперь… Гарри отодвинул край портьеры, бросая короткий взгляд на бальный зал. Луи здесь не было, и никакое волшебство уж точно не заставит его здесь появится. Какой-то поезд несет его обратно в Лондон, за несколько тысяч километров от сказочного Парижа и
жизни, что могла бы у них быть.
Луи уехал, лишив его права выбора, и всё, что ему остается, это покорно принять свою судьбу.
Гарри почти делает шаг вперёд, собираясь представить себя публике и задохнуться во взглядах сотен глаз и звуке оглушительных аплодисментов, когда негромкий лай привлёк его внимание, заставив отскочить подальше от портьер. Громкий серый комок пронёсся мимо него, и Гарри едва успел признать в нём своего питомца.
— Дасти? — удивлённо окликнул принц, и когда щенок отозвался быстрым лаем, он бросается вслед за ним, крича уже громче: — Дасти!
Непослушный пес даже не думал останавливаться, быстро выбегая через распахнутые двери на террасу и резво спускаясь по каменным ступенькам. Гарри знал, куда ведёт эта лестница: она выходит прямиком в лабиринт королевского дворца, и он всегда казался ему жутким и мрачным местом, в котором легко заблудиться. Гарри не мог понять, что в нём понадобилось щенку.
— Дасти? — юноша бегом преодолел лестницу, едва поспевая за своим домашним любимцем, и стоило ему ступить на каменную дорожку лабиринта, как серый хвостик исчез где-то меж кустов. — Ко мне, малыш!
Гарри зябко поёжился, на улице было в разы холоднее, чем во дворце, и лабиринт лишь добавлял страху своими болотно-зелёными оттенками. Огни светили только из больших окон, ни один фонарь на улице не горел, и светло было только благодаря полной луне. Гарри почти бежал, лавируя между хитросплетениями лабиринта, направляясь туда, куда, по его мнению, убежал Дасти.
В какой-то момент ему показалось, что он заблудился. Вокруг было устрашающе тихо, Гарри замер посреди небольшого переплетения дорожек, сильно вздрогнув, когда откуда-то сзади, в кустах, раздался внезапный громкий и непонятный шорох.
— Дасти?
Он услышал лай совсем близко и побежал, как ему казалось, по самой освещённой дорожке, надеясь, что это выход, и он не заблудится здесь окончательно. Несмотря на то, что Гарри двигался вперёд, навязчивый странный шорох будто передвигался вместе с ним, и Гарри было страшно оглядываться назад. Впереди что-то копошилось знакомым серым пятнышком, и Гарри облегчённо выдохнул, признав Дасти.
— Вот ты где, — сказал принц, подбегая к щенку и беря его на руки. Пёс заскулил, сворачиваясь клубком, и Гарри прижал его к своей груди, пытаясь успокоить. Словно из ниоткуда по земле пополз серый, густой туман, и Гарри опасливо огляделся, прислушиваясь к тише. Он решил, что сошёл с ума, когда услышал своё имя. Как будто тишина разговаривала с ним.
—
Гарольд.
Гарри попятился куда-то в сторону, прижимая дрожащего щенка к своей груди. Темнота не пугала его, его пугали странные образы, возникающие в темноте, и юноша сорвался с места, когда растения вдруг перестали казаться такими безобидными. Гарри видел впереди спасительный выход, который вёл прочь из этого странного лабиринта, в котором тишина продолжала шептать ему его собственного имя самым отвратительным из всех голосов.
Гарри вскрикнул, когда что-то схватило его ногу, оплетая, и полетел вперёд, спотыкаясь и падая на колени, оказываясь прямиком на мосту. Дасти, выскочив из его рук, вновь заскулил, вынуждая Гарри быстро вскочить на ноги, отряхивая костюм. Но стоило ему посмотреть вперёд, как всё тело словно окаменело и замерло. Все чувства разом притупились, оставив лишь слух.
—
Гарольд.
Туман расступился.
* * *
Луи считал вокзалы одними из самых искренних мест на земле. Улыбки, смех, слёзы смешивались с сигналом паровоза и стуком тяжёлых колёс, и в этом была какая-то своя, особенная, грустная романтика. Скромный чемодан казался необъяснимо тяжёлым, стараясь пригвоздить к земле, не давая сдвинуться с места, но очередь за билетами с кассу жила бурной жизнью, и Луи сжимал в кулаке пару помятых купюр, покорно продвигаясь вперёд, всё ближе к уставшей женщине со звонким голосом по ту сторону маленького окошка.
Луи чувствовал, как его сердце цепляется за этот город, желая навсегда остаться здесь, и слабая часть разума скреблась изнутри, пытаясь образумить. Луи изо всех сил пытался убедить себя в том, что он не сбегает с позором, сдавшись, а что уходит ради лучшего будущего Гарри, но после разговора с Зейном делать это было всё сложнее. Он помнил всё: и взгляд, и голос, и слова, что пытались вразумить, заставить бороться и перестать держать язык где-то за зубами. Сколько раз ему было сказано всё рассказать, открыться, и сколько ещё потребуется, чтобы он наконец сделал это?
—
Здесь так красиво, — Луи резко вскинул голову, оборачиваясь на звук звонкого девичьего голоса, прозвучавшего совсем рядом. В нескольких метрах, широко расставив руки и закинув голову, весело смеясь, у большого фонтана кружилась девушка, привлекая к себе взгляды прохожих, но её, кажется, это абсолютно не беспокоило. Её волосы развевались на ветру и ненадолго закрыли лицо, когда девушка резко остановилась, ещё раз повторяя ту самую фразу, что привлекла внимание Луи и напомнила ему о их последнем вечере, когда Гарри был ещё
просто Гарри, и восхищался красотой ночного Парижа, говоря то же самое — «здесь так красиво».
Воспоминания были слишком яркими, Луи помнил каждый момент времени, проведенный с Гарри. Помнил, как впервые увидел его в стенах дворца, когда им с Зейном пришла эта сумасшедшая идея представить случайного паренька в роли принца. В памяти всё ещё звучали их стычки и споры в поезде, Луи помнил, каким смешным выглядел Гарри, когда сердился или обижался. Помнил вечер в библиотеке в доме Найла и Иви, помнил его красные от румянца щёки и приглушенный свет. Помнил вопрос.
—
Мне кажется, или ты пытаешься сделать мне комплимент?
И помнил всё, что говорил в ответ.
Луи помнил, каково это — быть одному, всю свою жизнь. Одиночество было самым страшным чувством, и намного страшнее было от того, что Луи успел понять, каково это — быть с кем-то.
Девушка у фонтана не была одна. Её спутница крепко сжимала протянутую ладонь и тянула в свои объятия, смахивая с чужого лица растрепавшиеся волосы. Луи ловил себя на том, что завидует, и изо всех сил гнал эти мысли прочь. Он не хотел завидовать. Он хотел, чтобы у него никогда больше не было повода для зависти.
— Молодой человек, вы будете брать билет?
Луи вздрогнул и посмотрел на нетерпеливую женщину по ту сторону кассы. В заляпанном стекле он видел собственное отражение, и впервые в жизни у него было так много вопросов к самому себе.
Что он сделал с собой?
Что он будет делать?
